Курсант судьбы в 16 лет

Валерий Спиридонов

КУРСАНТ СУДЬБЫ В 16 ЛЕТ

«Пограничник –не просто военнослужащий.
Он – политический боец, если хотите, –
Полпред нашей великой Державы
на порученном ему участке»
Юрий Владимирович Андропов

«Мы не штурмуем космос,
И не уходим в забой.
Нас не таскает компас
По тайге за собой.
Заполярные стройки
Поднимают из тьмы
Парни сильные, стойкие,
Но опять же не мы.
Всё это только будет.
А пока, а пока
Нас осторожно будит
Среди ночи рука.
И одевшись, как надо, –
Автомат – на ремень! –
Пограничным нарядом
Мы врезаемся в темь»…
Автор неизвестен

1. Как всё начиналось

Всё началось с рассказа в бане
В марте 2024 года исполнилось пятьдесят три года, как произошла эта необычная история.
Почему я решил написать об этом? Как-то в бане зашёл разговор о лошадях. Я не коневод. Точнее, не считаю себя коневодом, хотя имел достаточную практику в работе с верховыми лошадьми и в верховой езде, в работе с рысаками. Но обо всём по порядку.

Когда я рассказал о происшествии, случившемся на экзамене по горной конной выездке, то это потрясло всех. А человек, которого я считал равнодушным, подошёл ко мне и тихо сказал: «Валер, ведь ты сам мог погибнуть! Зачем ты так рисковал? Ты разве не понимал этого?!».
Всё я понимал. Но тогда всё воспринималось иначе: юношеский максимализм, пограничная служба и учёба, и многое-многое другое.

Сейчас, спустя столько лет, некоторые события, проявились, как на фотобумаге в проявителе. Я начинаю понимать, точнее, воспринимать их важность и значимость. А тогда, мною, курсантом 1 курса Алма-Атинского высшего пограничного командного училища КГБ СССР воспринималось всё просто, и даже немного обыденно: такова наша пограничная служба! На ней всё может произойти и случиться – даже самое страшное и непредвиденное. Главное – все остались живы и здоровы…

Латентная война с Китаем
Уже не первый год шла латентная война с Китаем.
В неравной борьбе, отстаивая рубежи нашей Родины – Советского Союза, гибли сотни пограничников: солдаты и сержанты срочной службы, сверхсрочники и офицеры. В сердцах пограничников бушевали события, произошедшие в районе острова Даманский (март 1969 года), в Жаланашколе (август 1969 года) и на других участках советско-китайской границы. Сам конфликт с Китаем и его территориальные претензии начались намного раньше.
 
Шёл 1971-й год.
Китайцы устраивали массовые и скрытые провокации по всей границе. Мир болтался на ниточке. Уже тогда человечество стояло на грани Большой – термоядерной войны…

Жизни Лабиринт
Но не буду забегать вперёд.
Я не составлял плана этого рассказа, как это делаю обычно. Сложно через лавину времени всё точно припомнить. Никаких дневников я никогда не вёл. Но в данном случае главное – суть произошедшего. Даже самый подготовленный читатель сможет извинить меня за неточности и пробелы. Буду писать, как картину, сюиту или симфонию – на вдохновении…

Сейчас мне идёт семьдесят первый год. Я могу уверенно сказать, что, то ли Судьба моя, то ли душа и сердце, а, может, всё вместе, вели меня по сложнейшему Лабиринту Жизни, не давая разуму моему принимать рациональные и очень выгодные для меня решения и сходить с Дороги Жизни в удобную тихую и очень почётную в житейском плане заводь. С Дороги Бога, с Дороги Космоса. Возможно, расскажу об этом подробнее в других повествованиях.

Конная подготовка курсантов-пограничников
У алма-атинских курсантов-пограничников одним из важнейших предметов была конная подготовка.
На многих пограничных заставах держали верховых лошадей. Они, как и розыскные собаки, были верными помощниками пограничников в несении наисложнейшей службы по охране границы – круглосуточно, в любую непогоду…
По сигналу «Тревога» инструктор розыскной собаки седлал лошадь: седло со специальной корзиной (перед седлом) для розыскной собаки. Собака запрыгивала в корзину, и инструктор с другими бойцами тревожной группы мчались верхом на лошадях к месту нарушения границы…

Обучение верховой езде проходило весь первый курс. Всего курсанту надо было пройти в погранучилище четыре курса обучения. Училище, по традиции, было кавалерийским. Каждый курс обучения назывался дивизионом.
Будущие начальники пограничных застав и командиры других подразделений должны были не только прекрасно освоить верховую езду и держаться верхом на лошади, но и быть учителем для своих подчинённых. Поэтому для конной подготовки отводилось много часов обучения. Все – практические. Теоретические знания мы получали во время практических занятий. Потому мне немного сложно говорить о теории конной подготовки.

Кинолог в роли кавалериста
Тем более, что по профессии, и по духу я был кинологом.
Преподавать дрессировку служебных собак я начал после окончания 9 класса средней школы – по просьбе начальника Калининского областного клуба служебного собаководства ДОСААФ Владимира Георгиевича Зомитева. Профессионально. Я за это получал зарплату в клубе. Поэтому и требования от руководства клуба ко мне были высокими. Хотя мне тогда только исполнилось 16 лет.

Но в процессе обучения верховой езде на лошади я вышел в число лучших кавалеристов нашего 5 дивизиона.
В конце обучения нам предстояло сдать не один экзамен. По их результатам выставлялась в диплом общая оценка по конной подготовке.
Экзамены:
Манежная кавалерийская выездка (она включает выездку, вольтижировку и джигитовку). Горная выездка. Конкур.
Оценка отлично, общая, выставлялась при получении её по всем трём экзаменам!
За конкур оценка «отлично» выставлялась, если испытуемый выполнил норматив 1 спортивного разряда.
Учитывалось и отношение курсанта к лошади. Она должна быть чистой, ухоженной, накормленной, напоенной, выгулянной и вовремя тренированной. И никакой грубости. Понимаю, что не все люди любят животных и относятся к ним с любовью и лаской. За грубое отношение к лошади курсант мог быть не только не допущен к экзамену, но и по ходатайству руководителя конной подготовки отчислен из училища.

Недолго музыка играла…
В нашем 53 взводе заместитель командира взвода был очень самодовольным и высокомерным. Он поступил в училище после полутора лет службы. Не помню его имени. Старший сержант –
курсант Кузнецов. Он до училища служил на конной заставе, и этим очень кичился.
Выбрал себе английскую верховую лошадь. Спортивную. Видимо, капитан Полумисков, преподаватель конной подготовки, разрешил ему это из-за того, что он был заместителем командира учебного взвода. Командиром учебного взвода (группы) у всех взводов был курсовой офицер.
Кузнецов не только грубо обращался со своим англичанином, но и поколачивал курсантов – тех, что поступили с «гражданки»; заставлял их чистить свои сапоги, стирать одежду заправлять постель, и что-то другое делать для него лично.
В погранвойсках не принято жаловаться. Поэтому молодые ребята терпели дурные выходки, мат, и оскорбления «Кузнечика».
Командиры отделений – Валентин Ножков, Володя Сенокосов (они тоже были из старослужащих) пытались урезонить зарвавшегося «замка» (замкомвзвода), но он и на них попытался поднять руку и кричать.
Я не выдержал, вмешался. «Кузнечик» попытался ударить меня справа. На автомате я сделал нырок и дал Кузе слева по печени и справа боковой в челюсть.
Вот это был нонсенс: какой-то молокосос послал старослужащего и «заслуженного» бойца, старшего сержанта, замкомвзвода, в нокаут!..
Кузя развалился на полу между кроватей. Конфликт произошёл в кубрике взвода (так мы называли спальное помещение).
Меня за этот проступок могли не только выгнать из училища, но и определить в дисбат! (Дисциплинарный батальон. Те, кто был знаком с этим заведением, считали, что там заключённым хуже, чем на зоне или в тюрьме).
Но за меня вступились Ножков и Сенокосов. Вступился за меня и мой командир отделения Виктор Борозинец. Он доложил о грубых нарушениях и диких выходках Кузнецова напрямую командиру дивизиона Шляхтину. Но об этом я узнал позднее, когда меня Иван Константинович вызвал к себе и попросил всё рассказать начистоту.
Спустя время о проделках Кузнецова узнал капитан Полумисков. Наш курсовой офицер знал о выходках Кузи, но как говорят о таких: «Хоть и капитан, но – не рыба, не мясо!».
Полумисков Кузнецова отстранил от конной подготовки. Вскоре мы узнали, что Кузю не только уволили из училища, но и сняли с него зелёные погоны, лычки старшего сержанта и перевели в стройбат Советской Армии.
Кузнецов был самым неприятным курсантом дивизиона. Он даже внешне был неопрятен и неприятен. Чуть что – переходил на крик, оскорбления и угрозы. Очень много курил. Из-за этого у него видимо был нарушен обмен веществ, и потому от него дурно пахло. У него во рту постоянно были семечки, и он выплёвывал шелуху, где угодно, зная, что курсанты за ним уберут.
Уму непостижимо: как он пробрался в курсантскую среду (с третьего захода!)! В учёбе, даже в пограничной подготовке, он не блистал.
Слава Богу, что его вовремя убрали из училища и погранвойск! В дисбат оформлять не стали. Чтобы не поднимать шума, спустили дело на тормозах.
В Советских погранвойсках не было дедовщины. Таких, как Кузнечик быстро вычисляли, чтобы другим не было повадно «дедовать», и переправляли «деда» в дисбат.
Как говаривал Иван Константинович на построениях дивизиона: «Погранвойска – это особый спецназ и суперэлита КГБ!». У нас в училище проходили службу офицеры – некоторые выпускники Высшей школы КГБ. Их называли «Белые перчатки». Они были явно не из нашей боевой сплочённой и дружной семьи пограничников – это было заметно по их поведению и выправке.

Главное в конной подготовке
Главным в конной подготовке было… отношение к лошади (!).
В училище мне не разрешили привезти свою личную собаку. На это было много причин.
Любовь к животным, к птицам, к растениям, к Природе открыли во мне истинную любовь к лошади.
Кроме обучения мы, курсанты, должны были ухаживать за закреплёнными за нами лошадьми, их чистить, кормить, поить, выгуливать, чистить денники. Для этого было назначено время. Но я в свободное время приходил на конюшню, чтобы проводить время с лошадью, ухаживать за ней и наводить идеальный порядок в стойле. Если оставалось время, то и потренироваться. Но на это было особое разрешение преподавателя конной подготовки.
Мне быстро удавалось наладить контакт с любой – самой норовистой и горячей лошадью. И не просто контакт. Мы становились друзьями, и мудрые кони понимали и слушались меня, будто читая мои мысли, не говоря о словах и тактильных воздействиях…
Мои друзья-однокурсники удивлялись: «Ну ты, собаковод, нашёл и к лошадям подход!»

Самый грозный преподаватель
На меня почти сразу обратил внимание наш преподаватель – капитан Полумисков.
Скажу сразу: строже него офицеров в училище не было. Если только ещё наш командир 5-го учебного дивизиона полковник Шляхтин. Он был не менее строг. Или – по-своему строг.
Но в кавалерии без строгости нельзя. Тем более, если ты – наставник, преподаватель. Полумискова все считали человеком без эмоций. Мне посчастливилось с ним подружиться. И это не мудрено: его заинтересовало, почему я пропадаю на конюшне? Там мы и познакомились, и подружились.
Узнав, что дома, в Калинине, у меня осталась прекрасно обученная немецкая овчарка, он посоветовал мне обратиться к начальству с рапортом, чтобы привезти собаку в училище.
«У нас здесь огромный питомник служебных собак. Найдётся место и для твоей!». – посоветовал мне капитан.
Но «места не нашлось». Собаку мне привезти не разрешили. Капитан, узнав об этом, подбодрил меня: «Не горюй! Поедешь в феврале в отпуск и привезёшь пса сюда. Никто не выгонит ни его, ни тебя!».
И рассмеялся!.. Полумисков любил шутки, юмор, анекдоты. Тонкий юмор, ирония – это признак глубокого ума.

Не всё так просто начиналось
Этот разговор у нас состоялся осенью 1970 года.
Примерно в конце сентября. Я написал родителям радостное письмо о том, что заберу собаку в феврале. Но судьба распорядилась иначе.
Конечно, я мог бы поведать вам, дорогой читатель, только суть происшествия в горах, точнее –
в предгорье. Но мой рассказ в бане поднял во мне такие глубинные мотивы и события, что, рассказывая о них, я сам всё расставляю по местам, и открываю для себя, и для читателей, что-то очень важное новое или забытое.
А чтобы это прочувствовать и понять, осознать, вам надо немного побывать в роли курсанта-пограничника, заглянуть туда, куда допускались далеко не все!..
Пограничное училище – это зона особого внимания и дисциплины, зона особой ответственности, секретности и важности. С другой стороны, в Алма-Атинском пограничном для курсантов была создана особо благоприятная обстановка, чтобы они могли себя чувствовать, как дома. Руководство дивизионов, курсовые офицеры, преподаватели были доброжелательны и внимательны к нам – курсантам.

Я получил письмо от родителей, что мой Анчар вышел из повиновения. В Алма-Ату я уехал в конце июня, сразу после экзаменов в средней школе.
Почти полтора года мы жили с Анчаром неразлучно: занимались, гуляли. Он с месячного возраста жил со мной в комнате. И я его выхаживал, и ухаживал за ним, как за ребёнком. Анчар понимал меня с полуслова и даже без слов, читая мои мысли, тонко чувствуя меня. Он был очень умным, ласковым и послушным. О том, какая у нас была любовь, не передать никакими словами!..
За три месяца разлуки Анчар так истосковался, что перестал слушаться родителей. Стал проявлять агрессию на посторонних.
До этого у нас была небольшая разлука: в июне 1969 года я уехал на неделю на соревнования – на чемпионат России среди школьников, учащихся техникумов и профтехучилищ по велоспорту, проводимом в городе Грозном. Анчар очень сложно пережил эту неделю, хотя ему было всего полгода…
Я тоже очень переживал разлуку с другом. Иногда ночью просыпался в слезах. Но понимал, что мужчина должен держать себя в руках. Стойко переносить самые сложные жизненные ситуации.

Самая большая потеря!
После письма родителей у меня появилось желание всё бросить и уехать домой – к Анчару! Мы с ним были приписаны в пограничные войска. И было одно, но очень серьёзное «НО!».
В училище я был зачислен 1 августа 1970 года. 9 августа мне исполнилось лишь только 17 лет! 1 сентября я принял присягу, и мог (и должен был!) с оружием в руках защищать Родину.
Если бы я бросил училище (а это слишком серьёзное нарушение воинской дисциплины и присяги!) и уехал домой, то в армию призвался бы через год. Но тогда ни в какие погранвойска я не попал бы. Только стройбат!..
Прошло время, и отец, в своём письме, поставил меня перед фактом. Осенью в клуб собаководства за собаками приехали пограничники с карело-финской границы и забрали на службу Анчара (!). Их к нам домой послал начальник клуба Зомитев…
Я представлял, что переживал мой любимый друг! Потому что сам жить не хотел… Слёзы просто душили меня, и я ничего не мог с этим поделать!..

Сердечная мудрость Шляхтина
Меня вызвал к себе в кабинет командир дивизиона Иван Константинович Шляхтин.
Он отнёсся (и относился) ко мне как к сыну. Мы долго проговорили с ним в кабинете. Иван Константинович приказал командирам не трогать меня, пока я не приду в себя. А мои однокурсники всё понимали и поддерживали меня.
Сложно гражданскому человеку представить, как живут, служат и учатся
курсанты-пограничники. Да и курсанты других военных училищ удивлялись на нас, и порой называли нас сумасшедшими! Солдаты роты учебного обеспечения нашего училища, пограничники (!), тоже считали курсантов не вполне нормальными людьми – фанатиками. Конечно, никакими фанатиками мы не были. Мы любили свою Родину. И это не пафосные слова. Мы готовы были идти в бой с захватчиками, несмотря ни на что…
В нашем училище кроме специальной пограничной подготовки (специальность: начальник пограничной заставы), курсанты получали среднее военное образование и высшее гражданское: физик-математик.
Многие курсанты удивлялись: почему физмат? Почему не юридическое образование? На что наш Батя – Иван Константинович – как-то на всеобщем построении дивизиона сказал следующее: «Юридическое образование – это неплохо. Но оно ближе к демагогии. А вы – будущие офицеры-пограничники – должны иметь аналитический ум; мыслить быстро и чётко, принимая молниеносное, единственно правильное решение в самых сложных ситуациях. Вот потому физмат! И физмат непростой. У нас трудятся лучшие преподаватели Казахского госуниверситета».

Лучший вуз в мире!
Я не доучился чуть больше года и ушёл из училища в конце 3 курса.
Но уже в начале учёбы я понял, что это самый лучший вуз в мире. Все остальные годы после ухода из Алма-Атинского пограничного подтверждали это. Почему я ушёл – это отдельная повесть. Или роман.
Поражали масштабы и учебная база училища. Специально подготовленные кабинеты для всех видов теоретического обучения и самоподготовки. Не буду перечислять всё. Но база училища создавалась энтузиастами погранвойск, энтузиазм которых граничил с космическим фанатизмом.
Огромный питомник служебных собак. Огромный полигон для дрессировки и соревнований розыскных собак погранвойск.
Филимон Семёнович Арасланов – лучший в мире специалист по подготовке розыскных собак и офицеров-кинологов погранвойск. Он заведовал кафедрой розыскного собаководства.
Граница СССР была самой неприступной и непроходимой в мире. Потому и самыми лучшими пограничниками в мире были советские. Инструкторы розыскных собак были сержанты срочной службы, – они были лучшими в мире кинологами. Но и их отбор и подготовка этому соответствовали: три месяца – учебка, плюс девять месяцев учёба в специальной школе инструкторов розыскных собак (Сортавала, Тетра-Цкари, Душанбе). Инструктору с собакой после школы оставался год службы на пограничной заставе или на ОКПП…

Когда в тылу пограничной зоны милицейские собаки не брали или теряли следы преступников, выручали инструкторы-пограничники: отыскивали и задерживали со своими умнейшими и образованными собаками самых опасных преступников. Если сами были не заняты в «Тревожной группе» или в наряде. Но боевой кинологический резерв почти всегда находился. Да и нужно было понимать то, что преступники из глубокого тыла всегда могли рвануть к границе…
В училище были две огромных конюшни – кавалерийских и спортивных верховых лошадей. На этой базе и на лошадях училища тренировалась сборная СССР «Динамо» по современному пятиборью и конкуру.
Спортивная база училища соответствовала предыдущим.
Огромными были у училища автомобильный парк, парк боевой техники и вооружения (бронетранспортёры, БМП, танки, а также – пушки, миномёты, гранатомёты и склады арт-техвооружения).
Курсанты боевую технику не только изучали, но и учились управлять ею.
Огневая подготовка была самой главной дисциплиной. Поэтому стрелять мы учились со всех видов оружия и в самых невероятных условиях. У пограничников были самые сложные из всех видов войск упражнения по стрельбе. Этого требовала обстановка на границе.
Стреляли мы и из пушек, миномётов, гранатомётов. БТРы, БМП и танки не только водили, но и стреляли из них – со всего, что только стреляет!..

Огромный полевой учебный центр (ПУЦ) в пустыне, севернее Алма-Аты 50 километров. Там поражали воображение уникальное, единственное в своём роде, стрельбище и морально-психологическая полоса (МПП) протяжённостью в 6 километров и состоящая не только из спец-полосы пограничной, но с добавлением участков МПП спецназа ВДВ и морской пехоты.
Все виды подготовок были важными и главными. Без них была бы невозможна служба офицера-пограничника. Просто перечислю те, что помню.
Служба и тактика пограничных войск, огневая подготовка, спецтехника и системы ПВ, общевойсковая тактика, военно-инженерная подготовка, связь, спецсвязь, общая и специальная психология, служба собак и ветеринарная подготовка, военно-медицинская подготовка (в объёме военного фельдшера, с основами психиатрии), автодело и автовождение, изучение боевой техники и многое другое. Среди специальных предметов были: курс военного перевода (в объёме переводчика), борьба со спецназами ВДВ, морской пехоты, группами глубинной разведки и другими спецподразделениями противника, диверсантами и разведчиками, а также – разведка и контрразведка. Вот – из того, что вспомнил.

Учиться было очень сложно, но необычайно интересно. Мы, курсанты, чтобы получить отличную оценку, приобрести знания, готовились иногда по ночам, в выходные дни, помогали друг другу, и жили одной – очень дружной семьёй, как братья, – и каждый взвод (учебная группа), и дивизион в целом (12 групп по 30 курсантов – усиленный набор 1970 года!).

Необычайно важную роль в подготовке и становлении каждого курсанта, в человеческом и в боевом отношении сыграл Иван Константинович Шляхтин. Честь, хвала и низкий поклон ему! Иногда психологи не могли найти ответа на сложный вопрос. Иван Константинович всегда помогал курсантам (и курсовым офицерам) своими мудрыми советами, и самая сложнейшая ситуация, как правило, благополучно разрешалась.

Замечу, что когда Виталий Бубенин, выпускник АВПКУ, Герой Советского Союза – за боевые действия в районе Даманского, первый командир «Альфы», привёз своих бойцов в училище для тренировок, то они в спортивной форме не смогли пройти до конца МПП. Мы проходили её в боевой форме всю (жара в пустыне иногда доходила до 50 градусов и выше!), и в конце превосходно выполняли на стрельбище специальное пограничное упражнение (СПУ), без промахов!..

Забитая мною боль
Мне удалось свою боль не столько пережить, сколько забить.
У курсанта даже обычного, не занятого другими делами, день был на столько занят, что хотелось немногого: отдохнуть, поспать (но днём спать было нельзя) и поесть (хотя кормили курсантов хорошо).
Кроме учёбы курсанты ходили в наряды на кухню, в подразделение, в караул. Нередко нас поднимали по «Тревоге» в любое время суток. Были и другие заботы.
Мой распорядок жизни был обширнее и сложнее, чем у обычного курсанта. Я был членом сборной училища по плаванию, членом комитета комсомола училища, редактором сатирической газеты дивизиона «Боевой прожектор». 
У училища вначале своего бассейна не было, и тренировки по плаванию проходили в городе – в бассейне «Динамо» в вечернее время.
Отбой у курсантов был в 22 часа. Подъём – в 6 утра. Мы приезжали с тренировок иногда и в 23 часа (тренировка длилась часа два с половиной-три, иногда и дольше; 6 дней в неделю, кроме воскресенья и праздничных дней).
Бывало так, что перед тренировкой меня вызывал к себе Иван Константинович и просил к утру сделать выпуск «Прожектора». Он мог бы и приказать. Но сердечная мудрость не позволяла.
«Валер, сделаешь?» – спрашивал он серьёзно, но глаза улыбались. Я соглашался, и он давал мне необходимый материал (кого и как, по его мнению, нужно было протянуть – с карикатурами и соответствующим текстом). Текст у меня нередко бывал стихотворный, а карикатуры бывали такие, что Шляхтин, их рассматривая, смеялся так громко и долго, иногда держась за живот, что привлекал внимание курсантов и офицеров. Хотя человек он был серьёзный. Но жил всегда с юмором, шутками и прибаутками. В учёбе был всегда впереди: и в марш-переходах дивизиона на 50 км, и в стрельбе, и в спорте. Во всём. В свои 54 года он мог показать курсанту, как прыгать через коня, делать на перекладине подъём переворотом или выход силой. Как держать уголок на брусьях. Или показать, как правильно выполнять тот или иной приём самбо или уход от него. А если говорить об ораторском искусстве, то говорил он красиво и умно. А главное – кратко и проникновенно.

Случайные попадания
В комитет комсомола училища и в сборную по плаванию я попал случайно.
В конце июля после успешной сдачи вступительных экзаменов меня, уже курсанта, с двумя другими курсантами – художниками (они действительно были художниками) отправили оформлять ПУЦ. Если всех остальных поступивших весь август муштровали и гоняли, то мы втроём рисовали огромные стенды – схемы стрельбища и МПП, а также меняли всю наглядную агитацию ПУЦа и учебной погранзаставы, находившейся там. За август мы сделали так много, и красиво, что меня и Виктора (не помню фамилию, он был родом из Западной Украины) направили в комитет комсомола училища… Волгоградец Володя Пронин отыскал какую-то уважительную причину и его направили в редколлегию училища.

Самый добрый офицер
Тренером сборной училища по плаванию был капитан Мамонтов.
Он, до училища, был не пограничником. Его переманили в наше училище в июле или августе. Из ГРУ. Как я узнал позднее. Он был боевым пловцом. Его представили нам как тренера и как мастера спорта по подводному плаванию. Но он мастерски плавал и не только под водой.
Капитан Мамонтов был добрейшим человеком, необычайно умным, талантливым и вдумчивым. И проницательным тренером, прекрасным психологом. Кроме того, что у него были просто захватывающе интересные и необычайно сложные тренировки, он мог каждого спортсмена подвести к дням соревнований, и, спокойно, глядя нам в глаза, всем и каждому, сказать: «Ребята, вы победите!». И мы побеждали…
Кстати, Мамонтова все слушались беспрекословно.
Почему я попал в сборную случайно? – Потому что я не был пловцом и не занимался до 16 лет плаванием. Мамонтов провёл проверку всех курсантов, поступивших на 1 курс. В сборной были пловцы и со старших курсов. В команде было семь-восемь пловцов. Меня капитан взял запасным.
Я не был пловцом. Но я вырос на Волге и плавать умел. Не было только техники. Зато я был в отличной спортивной форме и физически развит. Атлетически развит.
Когда мастер спорта Шкирич (из Беларуси; в сборной были ещё два пловца белоруса) спросил капитана: «Зачем вы его взяли? Он же не пловец!». «Он – боец!» – ответил капитан, строго глядя в глаза Шкирича. И рассмеялся. Рассмеялся и Шкирич. 

Хорошо смеётся тот…
Кто смеётся последним.
Или как говаривал Мюллер: «…Кто смеётся в последний раз!». Но это – к слову.
Чемпионат Алма-Атинской области (она больше Прибалтики!) по плаванию среди ДСО «Динамо». 50-метровый открытый бассейн строителей АДК (Алма-Атинский домостроительный комбинат) в Алма-Ате.
Финал. Заключительная эстафета мужчин 4 по 100 м вольным стилем.
Перед её началом капитан Мамонтов делает неплановую замену и проводит установку на эстафету. Он выводит из одного этапа пловца-брассиста (не хватало кролистов) и ставит меня. Но ставит на последний этап (!?).
Все пловцы в недоумении. Мамонтов сделал небольшую установку каждому. Когда я открыл рот, Мамонтов строго посмотрев на нас, сказал: «Ребята, вы победите!».
В полуфинале наша команда показала третье время.
И мы победили ы финале!..
Купали Мамонтова в одежде в бассейне, потом качали, обнимали…
Замечу, что последний этап мы начинали вместе с пловцом из команды лидера. И он выиграл 100 метров вольным стилем в индивидуальном плавании. Как я его сумел обогнать, только Богу и капитану Мамонтову было известно!..

Примечательной была военно-спортивная эстафета. Она была очень сложной. Там различных этапов было не меньше пятнадцати. Её проводило Алма-Атинское общевойсковое училище. Они пригласили пограничников. Один из этапов был в открытом бассейне «Динамо».
Нужно было в военной форме, в сапогах, с автоматом Калашникова, получив эстафетную палочку, забежать на 10-ти метровую вышку, прыгнуть с неё, переплыть 25-ти метровый бассейн, выбраться из него и передать эстафетную палочку.
Никто из наших пловцов-профессионалов на эту роль не согласился. Капитан потом, после окончания эстафеты, похвалил меня. Наша команда не победила, но заняла второе место. Но как сказал Мамонтов, что у общевойсковиков все участники были мастера спорта или кандидаты. И именно в этом училище готовили офицеров для ГРУ.

Бассейн своими руками!
По инициативе Мамонтова мы очень быстро отрыли открытый летний 25-ти метровый бассейн в ПУЦе (пустыня!). Капитан не только руководил, но и работал вместе с нами. Сложность была в оборудовании водостойких стен и дна бассейна. Но мы, курсанты, быстро с этим справились. Сказать, что Мамонтов всех заражал своим энтузиазмом – это не сказать ничего! Потому что он не заражал, а заряжал…

На открытии бассейна собралось всё наше училище. Даже генерал приехал (начальник училища). После открытия прошли соревнования. Я стал чемпионом училища на дистанции 100 метров вольным стилем. Несмотря на жару, водопроводная вода (из артезианского источника) больше 18 градусов не нагревалась. На Волге мы купались и не в такой холодной воде – иногда – и в ледяной. Наверно, потому и обыграл профессионалов.
Впервые в жизни в торжественной обстановке в присутствие всего состава училища я получил диплом и приз за личную победу в плавании.

Победный дух Мамонтова
С пловцами сборной училища я подружился с первых тренировок.
У нас была необычайно дружная, по-братски сплочённая команда. Во многом – это заслуга тренера.
После награждения они меня поздравили, покачали и… бросили в бассейн. Затем тоже проделали с Мамонтовым. Они, профессиональные пловцы (пришли в плавание в пять-шесть лет), понимали, что это нереально – в 16 лет научиться плавать и достичь результатов!
Конечно, это в большей степени заслуга тренера: увлёк, научил, зарядил на победу.
Ещё пару слов о тренере. Капитан Мамонтов был очень красивым человеком, немного похожим на Марчелло Мастроянни – жгучий брюнет, даже не с Алма-Атинским загаром. По-видимому, «отдыхал» где-то в Африке. Там же приобрел несколько заметных боевых шрамов на теле. Но о своей боевой деятельности он нам никогда не рассказывал. А вот о тренировках лучших пловцов мира рассказывать любил. А знал он их досконально.

Уже немало поведал вам, дорогие читатели. Но это только малые крупинки из моей жизни в училище. Но я поймал себя на мысли, что рассказываю о родных мне людях. Да, так рассказывают о родителях, братьях, других родственниках и лучших друзьях…

2. Экзамен по горной выездке

Вернёмся к лошадкам
Конная подготовка началась у нас в начале сентября.
У меня она начиналась весьма непросто. Как-то так получилось, что мне достался самый высокий – гнедой конь будёновской породы по кличке Гудок. В холке он был не меньше 185 сантиметров. Он был не только самый высокий, но и самый мощный конь из кавалерийской (строевой конюшни).
Все лошади училища были прекрасно подготовлены. Нам, курсантам нужно было только наладить контакт с лошадью, и научиться управлять ею.
Но прежде нужно было научиться лошадь правильно заседлать, научиться забираться в седло, научиться управлять конём или кобылой.
Все лошади в строевой и в спортивной конюшнях были племенными. И они были очень умными. Чувствовали седока. Почему седока? – Потому что до всадника, кавалериста или спортсмена нам, курсантам-первокурсникам, было ой как далеко!
Из 360 курсантов нашего дивизиона было очень мало конников – спортсменов или тех, кто прошёл обучение верховой езде на пограничных заставах.
Капитан Полумисков объяснял нам всё очень понятно и доходчиво, предупреждая о возможных опасностях или ошибках. А лошади чувствовали седоков. Доставалось трусливым и непонятливым!

Учебной рысью ма-а-арш!
Наша учёба началась с обыкновенной тропоты.
Учебная рысь без седла! Необходимо было набить мозоли на седалищных буграх и внутренней стороне бёдер. А также, чтобы научиться держаться на лошади, и в дальнейшем спокойно заниматься кавалерийской подготовкой и конкуром.
Мне при росте 171 см приходилось забираться на Гудка с возвышения. Это не нравилось капитану Полумискову. Потому наши отношения сложились не сразу. Но капитан знал, что Гудок был очень своенравный и горячий конь, потому он ворчал на меня так – для порядка!

С Гудком я быстро наладил контакт. Капитан научил нас правильно чистить, умывать и мыть лошадь. Отмечаю это потому, что после службы мне доводилось бывать в разных конюшнях, в том числе, спортивных. А когда я переехал жить в Латвию в 1989 году, то почти год отработал конюхом в Вороново в конюшне рысаков у замечательного руководителя конюшни – Доната Руткиса.
Я обратил внимание на то, что многие конюхи, да и спортсмены, неправильно чистят лошадей. Они скребут по телу лошади металлическим скребком! – Этого делать категорически нельзя – можно повредить кожу лошади, занести в рану грязь. Да и лошади – это очень неприятно! Поскребите себя острой железякой по телу!

Есть овальные щётки с ремешком. Вдеваешь ладонь в щётку и начинаешь чистить лошадь: движение против шерсти – по шерсти. Далее щёткой о скребок, который в другой руке. И так проходишь всю лошадь. Перед этим надо чистой влажной тряпочкой (смочив её в тёплой воде) промыть лошадке глаза, голову, морду. Посмотреть уши. Почистить их, если это надо.
После чистки лошади её надо помыть. Мы мыли куском шинели, промокая его в не очень горячую воду. После этого протирали всё тело лошади чистой сухой тряпочкой. Затем расчёсывали расчёской гриву и хвост.

Дружба с Гудком
Гудку (да и любой лошади) эта процедура очень нравилась.
Я проводил её после тренировок, и если лошадь не работала, то – один-два раза в неделю. Приносил Гудку угощение: сахар, сухарики, яблоки. Мы с ним подружились, и он слушался беспрекословно. Восприятие было не только тактильным, но и мысленным. Даже Полумисков поражался нашей дружбе.
Наша учёба проходила параллельно по всем направлениям: выездка, вольтижировка, джигитовка, конкур. Разучивали мы и кросс. Капитан разрешал нам в конце занятий поиграть на поле в догонялки, посоревноваться в прыжках на лошади в высоту. В прыжках в высоту равных не было Гудку.

Для меня конная подготовка была в радость, и я быстро выбился в лучшие ученики. Но как-то после одного из занятий ко мне подъехал на своём английском вороном скакуне Полумисков и сказал: «Если хочешь стать настоящим всадником, джигитом (!), то надо поработать не менее, чем на пяти лошадях.».
В дальнейшем капитан мне предлагал лошадь – сложную, с характером, и я работал с ней. Никаких проблем (как вначале с Гудком) у меня не возникало.

Когда мы начали работать в сёдлах, Гудок мог надуть живот. Казалось, подпруги затянуты. Я опускал одно стремя, забирался верхом, затем быстро подтягивал стремя до нужной длины. Выезжал на учебное поле и … падал с лошади! Гудок сдувался, подпруги ослабевали, и седло падало вместе с седоком. Я чувствовал, как Гудок смеётся надо мной – он даже ржал! Так делал и не только Гудок. Потом капитан объяснил нам: «как не падать» …

Лошадь учит седока!
Гудок очень многому меня научил.
На выездке, вольтижировке и джигитовке он был послушным и вёл себя прилично, и я понимал, что с отличной сдачей экзаменов по этим дисциплинам у меня проблем не будет. Так оно и вышло. Гудок всё понимал, и старался всё делать как можно лучше.
А вот когда началось обучение конкуру, то Гудок вначале учёбы пытался меня проверять, и даже проверил. Я понял, что ему не нравилась яма с водой. Он перед ней нервничал и прибавлял в галопе. Посыл у меня был правильный: перед прыжком давал шенкель пожёстче, и мы перемахивали через широкую яму с водой.
Через препятствия (стенку, забор, горку и т.д.) Гудок шёл сам. Когда я впервые пошёл на высокий барьер, Гудок ускорился, и … резко затормозил перед барьером. Я чудом удержался в седле! Понял, что посыл должен быть перед каждым препятствием. Больше Гудок со мной не шутил. Многие курсанты мне завидовали, говоря: «Конечно, на Гудке ты легко сдашь конкур на отлично!».

Да, Гудок препятствия не сбивал и шёл конкур очень чисто и быстро. Но я послушал капитана и поменял лошадь. После мощного горячего Гудка на остальных конях мне было работать конкур очень легко. Как и другие дисциплины: выездку и джигитовку. Быстры они были и в догонялках, легки в преодолении препятствий.
Непосвящённый читатель может подумать: зачем взрослым людям, курсантам, играть в догонялки верхом на лошадях на большой поляне для выездки?
На пограничной заставе по сигналу «Тревога!» поисковой группе к месту происшествия надо прибыть максимально быстро. Если позволяет трасса, то коней из быстрого галопа переводят в карьер – самый быстрый аллюр. Потому в учебной программе был и кросс. Кросс – весьма опасный вид конной подготовки: лошадь и всадник должны на максимальной скорости (карьер, галоп) преодолевать сложные препятствия…

Капитан нас предупредил в самом начале обучения, что экзамен по горной выездке пройдёт в предгорьях Ала-Тау – в районе Большого Алма-Атинского озера – в самом конце обучения – после сдачи экзамена по кавалерийской выездке и джигитовке.
Конкур будет заключительным экзаменом. Потому мы и играли в догонялки на большой поляне (иногда и на конкурном поле), – благо территория училища позволяла.

Непредсказуемая Турбина
Но однажды, в наших играх в догонялки случилось непредвиденное.
Самой быстрой и лёгкой в преодолении препятствий лошадью была Турбина – небольшая спортивная лошадь. Она была закреплена за Володей Коробовым. Он был родом с Урала, кажется из Челябинска. Сам Володя был ниже среднего роста, лёгкий, можно сказать, щуплый парень. Очень спокойный, тихий и скромный. Поступил в училище, как и я, и многие другие ребята, после окончания средней школы.

Учебное поле для кавалерийской выездки и поле для конкура составляли один комплекс и были огорожены двухметровым бревенчатым забором из лёгких брёвен, расположенных горизонтально с промежутками примерно в пол метра.
Непонятно, какая шлея ударила Турбине под хвост, но она легко перемахнула через заградительный забор вместе с седоком, и помчалась по территории училища!
Мы все замерли. Это занятие считалось самоподготовкой, – оно проходило после обеда. Капитана на нём не было. Ответственным за самоподготовку был замкомвзвода. После Кузнецова на эту должность назначили Валентина Ножкова. Он был тоже родом с Урала. Валентин был не только отличным командиром, но и прекрасным жизнерадостным человеком – красивым и весёлым, с тонким чувством юмора.
Но в данной ситуации Ножков растерялся, не зная, что предпринять.
Турбина, сбегав к конюшне, помчалась обратно – мимо нас в сторону футбольного поля. Валентин крикнул Коробову: «Управляй лошадью!». Но какой там «управляй!». Володя сидел в седле бледный, чудом держась. После крика сержанта он натянул повод, и кобыла понесла!

Ворота Северного КПП были открыты. Турбина неслась к ним.
Если она выскочит из них, то попробуй поймай её в Алма-Ате!
Но машина выехала и ворота закрылись. Турбина остановилась перед ними, развернулась и помчалась в сторону плаца…

В то время я уже работал на пятой лошади.
Полумисков дал мне спортивного коня по кличке Газон. Видимо, за мои старания в конном деле. Газон был высоким стройным жеребцом светло-серого окраса в тёмных яблоках ахалтекинской породы.
На нём тренировались (и соревновались) члены сборной СССР «Динамо» в конкуре и современном пятиборье (там на своих лошадях не выступают). Капитан сказал мне, что Газон даже весьма успешно участвовал в скачках!
На нём экзамен по конкуру можно было сдать с завязанными глазами и с высотой препятствий выше 1 разряда. В отношении Газона мне завидовали не только курсанты нашего взвода.

Я попросил открыть ворота учебно-конкурного поля и поскакал к Володе с Турбиной. Нельзя было устраивать скачки по училищу – за это могли наказать сержанта Ножкова.
Я быстро отыскал нарушителей, подскакал к Турбине, сказал Володе успокоиться и не тянуть повод. Турбина и Газон были из одной – спортивной конюшни. Лошади прекрасно знали друг друга, и относились друг к другу дружелюбно.
Чуть обогнал Турбину, и мы поскакали рядом, выскочили на плац. Он был пуст. Было время для манёвра и принятия решения. Перешёл на рысь. И Турбина пошла рысью.
«Иди спокойно облегчённой рысью, как на поле. Всё в порядке!» – говорил я, не думая, Володе.
Сблизился с Турбиной и взял её под уздцы. Перешли на шаг. Я осторожно сполз с Газона, не отпуская повода Турбины. Взял обоих за поводья (слева Газон, справа Турбина с Вовой в седле) и повернул с ними к конюшне.
Из столовой шёл навстречу лейтенант Лустов (весьма некстати!). Он был секретарём комитета комсомола нашего дивизиона. Вредноватый был человек. Истинный политработник! Почему-то всегда выискивал в курсантах что-то нехорошее. Любил об этом докладывать начальству.
«Курсант Спиридонов! Что это вы здесь на плацу с лошадьми вытворяете?!» – заголосил Лустов.
«Тихо, товарищ лейтенант! Не пугайте лошадей! Мы отрабатываем вводные
 при непредвиденных обстоятельствах с лошадьми в городе!» – спокойно, улыбаясь, ответил я Лустову, и мы пошли дальше.
Тут к нам подошёл Валентин Ножков, перейдя с бега на шаг. Он взял под уздцы Турбину, и мы благополучно вернулись в конюшню.

Валентин решил не рассказывать об этом Полумискову, чтобы не подводить Володю Коробова. А зря! Очень многого Валентин не предвидел.
Я же сказал Володе поменять лошадь, особенно перед горной выездкой. Но он меня не послушал. У нас во взводе никто кроме меня лошадей не менял. Все курсанты привыкли к своим лошадкам и хотели успешно сдать экзамены.

Заповедные красоты Ала-Тау
На горной выездке нам нужно было пройти определённый маршрут в районе Большого Алма-Атинского озера со скоростными участками, а также совершить преодоление горного перевала, пройти по горным тропам, взяв коня под уздцы и многое другое.
Маршрут проходил выше училища. Наше училище находилось на высоте около 1000 метров над уровнем моря.
Горы Ала-Тау (Пёстрые горы на северо-западе Тянь-Шаня) сравнительно невысокие (Большой Алма-Атинский пик 3680 м), но необычайно красивые, особенно в солнечные дни. Они находятся южнее Алма-Аты, как и Большое Алма-Атинское озеро. Озеро находится в 15 км южнее Алма-Аты, если по прямой, на высоте 2510 м – необычайно красивое, в окружении гор, заросших Тянь-Шаньскими елями или елями Шренка – названные в честь их открывателя.
Они – просто украшение Тянь-Шаня, и благодаря этим, – воистину королевским елям, – Тянь-Шаньские горы с другими горами не спутать.

Говоря словами егеря Кузьмича из комедий про национальные «Рыбалку» и «Охоту»: «Здесь много того, что неподвластно обычному разуму!», остановлюсь на красотах гор Ала-Тау немного подробнее, вспоминая то, что я когда-то впитывал, будучи курсантом.

«Здесь много того, что неподвластно обычному разуму!»
Ели европейские высотой в 30-35 метров считаются гигантскими.
Высота ели тянь-шаньской 40 – 60 метров! Они пирамидальные, стройные, своей кроной (от земли) похожи на кипарис, с очень красивой хвоей изумрудного цвета с бирюзово-синим отливом, с яркими фиолетовыми, розовыми и зелёными шишками! Толщина ствола достигает 2 метров. Кора чешуйчатая красновато-коричневая, со временем переходящая в серый цвет. Такие красавицы – глаз не оторвать!

Я, как лесовод, не буду рассказывать про эту ель всё, что о ней знаю. Но кое-что поведаю вам.
К зиме хвоя елей становится очень богата витамином С. Это защищает её от вредителей и болезней. Ели обладают мощным энергетическим полем, они – источники фитонцидов и необычайного целебного – неповторимого аромата. Обладают и полем электрическим. При определённых условиях в кроне ели можно увидеть электрические разряды. Это просто фантастика! Особенно в непогоду или в тёмное время суток.

В старые времена метеорологи Алма-Аты благодаря Тянь-Шанским елям – по цвету их хвои – могли давать точный прогноз погоды. Если смотришь из города и видишь, что насаждения серовато-зелёного цвета, то будет сухая погода. Если ель темнеет и хвоя становится синей, то зимой жди снегопада, а летом дождей, и даже ливней.

В отличие от ели европейской корневая система ели Шренка особенная. Кроме корневой системы на поверхности почвы, ель пускает мощные корни в глубину, обходя камни и валуны и зацепляя их, будто якорем! Она может сращиваться с корнями других елей, образуя очень ветростойкое братство. Это позволяет ей произрастать на высотах от 1300 до 3500 метров на склонах гор и по ущельям. Растёт эта ель до 400 лет. Но есть и более зрелые экземпляры.
Ели мощно укрепляют склоны гор. А вовремя осадков могут удерживать влагу до 70% – это
большой плюс для горных рек и озёр!

Из молодых елей получаются прекрасные живые изгороди. А единичные или группы елей Шренка – это сказочное украшение приусадебного и другого земельного участка. Тянь-Шаньские ели – это главная лесообразующая порода горных районов Казахстана и Киргизии.

Горы Ала-Тау с необычайно богатой флорой и фауной. Такое ощущение, что ты попадаешь в сказку. Здесь водятся архары (горные козлы), маралы, косули, барсуки, куницы, зайцы, снежные барсы, рыси, тянь-шаньские бурые медведи и другие животные. Высоко в небе можно увидеть парящих беркутов…
А сколько здесь красивых горных цветов, кустарников и плодовых растений: абрикосы, яблони, кизильники, боярышники, рябины тянь-шаньские, караганы, кунжут и другие растения – незнакомые европейцу. Очень ценится, и не только у местных жителей, целебный тянь-шаньский горный мёд – из-за обилия медоносов он необычайно вкусный и особо целебен.
В горных лесах очень много грибов.

Любая прогулка в горах, даже по грибы, – превращается в праздник.
А тем более – верхом на лошадях. Но нам было не до красот и не до экзотики. Все курсанты хотели сдать экзамен на «отлично». Что ты за начальник пограничной заставы, если не умеешь обращаться с лошадью, как ковбой или джигит?! Точнее, – как истинный пограничник.

Визитная карточка Алма-Аты
Отмечу, что, как и тянь-шаньская ель – визитная карточка, гордость Алма-Аты и местных жителей – это яблоки сорта алма-атинский апорт (Malus domestica Aport).
Нигде и никогда я не ел таких просто сказочно вкусных и целебных яблок. Яблонями сорта Алма-Атинский апорт обсаживают горные склоны – для их укрепления. Мы пробовали яблоки, с яблонь, растущих на высоте 3000 метров. До этого мы кушали яблоки из колхозного сада, находящегося по соседству с училищем. Они были необычайно крупные (до полу килограмма и больше), очень сочные с удивительным нежным вкусом и ароматом. Немного приплюснутые, с тёмной кожицей глубокого тёмно-красного – свекольного цвета.
По-простому: если спелый яблок падал на землю, то он взрывался – ярко-белой мякотью и истекал соком! Когда яблок надкусываешь, то приятный прохладный сок струится за шиворот…
Но то, что мы впервые увидели в горах нас просто поразило! Яблоньки высотой около двух метров несли на себе – на согнутых тонких и длинных веточках – огромные тёмно-красные шары. Мы специально взвешивали на кухне училища самые крупные экземпляры яблок: по килограмму и больше! И они были вкуснее яблок, растущих на яблонях ниже (около училища).

Природа нахмурилась
Многое, что мне врезалось в память из жизни и учёбы в пограничном училище в Алма-Ате.
А вот сам экзамен по горной выездке практически не помню. Кроме финальной – после экзаменационной его части. Она яркой вспышкой осталась в памяти, стерев тем самым нюансы самого экзамена.
Все курсанты нашего взвода испытание горами в верховой езде, преодоление перевала и ущелий прошли успешно. Не помню время проведения экзамена. Или конец февраля или начало марта. Мы были в шинелях и зимних шапках.
Было пасмурно, но не холодно. Природа как бы предостерегала нас, сменив череду ярких солнечных дней на хмурое утро и более хмурый день…
Мы, радостные, что успешно сдали экзамен, возвращались к училищу, пустив лошадей шагом, нестройной группой – дорога позволяла. Курсанты переговаривались. Мы с капитаном Полумисковым шли последними, разговаривали, уже не помню о чём. Но я заметил, что капитан был напряжён и немного нервничал.

Игры над пропастью
Впереди показался Большой Алма-Атинский трамплин.
Перед ним было большое плато, за которым был крутой обрыв, высотой около ста, может и более, метров. Снега не было. Зима в Алма-Ате заканчивалась рано.
Не знаю, что произошло: то ли птица выпорхнула из-под ног лошади, то ли зверёк выскочил, но Турбина понесла Коробова, резко вылетев из группы! И понесло её не куда-то, а к пропасти!..
За Турбиной рванули все лошади. Понятно, что Володя Коробов бывал порою не в силах справиться с норовистой кобылой, но другие курсанты?!
Да, лошади все были молодые резвые – кавалерийские, – к тому же сработал стадный эффект.
Я, не думая, пустил Газона вдогонку за Турбиной. А она уже оторвалась от группы метров на десять или больше!
– Валера, догоняй! – услышал я голос Полумискова. Именно голос-просьбу – не команду, не крик… У него хоть был и английский спортивный жеребец, но он уже был в возрасте, и скорость у него была уже не скаковой лошади.

Мы с Газоном быстро обошли группу и стали догонять Турбину с Володей. На вскидку, расстояние позволяло совершить манёвр и догнать беглецов. А, может, и не позволяло. Я не думал. Для меня это было какой-то игрой. Опасной, но игрой! Я привык всю жизнь рисковать и необычайно острые ощущения для меня нередко были игрой и даже праздником жизни.
Было такое ощущение, что включился какой-то внутренний автопилот и … спокойствие («Его только и не хватало!» – мелькнула мысль). Пропасть приближалась, как курьерский поезд. Хорошо, что большое поле перед пропастью было ровным и чистым.

Приближаясь к Турбине, крикнул Володе не тянуть повод. Обошёл Турбину справа, как собаке ласково говоря, повторяя: «Турбинка, хорошая!..».
Поравнялись, идём (точнее, летим!) рядом.
«Володя, спокойно, левый повод, левый шенкель! – скомандовал я, обгоняя Турбину, пуская Газона по левой дуге, и ласково разговаривая с кобылой. Можно было бы притормаживать, но, глянув назад, увидел, что вся конная группа летит за нами!..
– Надо выворачивать! – мелькнула мысль, – Иначе они нас сметут в пропасть и сами туда рухнут!
Рядом с Газоном Турбина повела себя спокойнее, и мы перешли на галоп и прошли по дуге рядом с самой кромкой пропасти; открылась огромная панорама красавицы Алма-Аты (в тот момент мне было не до красот!).
Я плавно заворачивал Газона и Турбину, отдаляясь от пропасти, понимая, что по инерции группа лошадей может свалиться с обрыва. Останавливаться было нельзя. Но передние лошади, они были метрах в десяти-пятнадцати от нас, стали заворачивать за нами.

– Облегчённой рысью ма-а-арш! – неожиданно, по-полумисковски, громко и протяжно скомандовал я.
И Газон, и Турбина перешли на рысь, отдаляясь от пропасти. Володе было не до облегчёнки, и он трясся в седле на простой учебной рыси!..
«Слава Богу, хоть так!» – подумал я. За нами зарысили и остальные лошади. Не знаю, курсанты-ли их перевели на рысь или сработал стадный эффект, или моя команда, очень похожая по голосу и интонации на команду капитана Полумискова. Думаю, всё в целом.

Сам капитан сидел в седле своего красавца скакуна – спокойный, строгий, красивый и подтянутый. Они стояли посредине большого плато и ждали нас.
– В одну шеренгу ста-но-ви-и-ись! – громко и, как всегда, чётко, будто ничего не случилось, скомандовал капитан.
Мы построились, как обычно, на построениях, – лицом к капитану – сидя в сёдлах с ровными спинами, глядя в глаза мудрому преподавателю.
– Товарищ капитан! Учебная группа номер 53 по Вашему приказанию построена! Заместитель командира взвода – сержант Ножков.
Полумисков сидел в седле метрах в пяти перед шеренгой лошадей с курсантами в сёдлах, держа руку под козырёк зелёной фуражки (все курсанты были в зимних шапках).
Валентин Ножков выехал докладывать с правого фланга строя. Докладывал, как положено, держа руку под козырёк. Доложил, опустил руку, а затем, сделав полувольт, встал рядом с капитаном.

Время проявляет главное
Дальнейшие события мне запомнились отрывками. Само происшествие было такой яркой вспышкой, за которой многое, что стёрлось из памяти. Была весна 1971 года.
Капитан объявил мне благодарность перед строем. Уже и не помню, какие слова были сказаны Полумисковым и за что благодарность. Затем он объявил благодарность всем курсантам нашего взвода – за успешную сдачу экзамена.
Сердцем я воспринимал то, что спас и людские жизни, и жизни лошадей. Но мой мозг был настроен на суровую пограничную службу. А на ней всякое бывает. Было ощущение победы в очень сложном и опасном для жизни соревновании или игре…

Капитан скомандовал Ножкову вести взвод домой. Да, училище было нашим домом. Валентин скомандовал идти в колонну по три (три отделения) шагом. Училище было недалеко, до конца занятия времени хватало. Капитан позвал меня, и мы пошли шагом за взводом.
– Валер, будем писать рапорт о происшествии? – спросил Полумисков.
– О каком происшествии? Всё же в порядке. Все живы-здоровы. На границе и не такое бывает. Вы же, не зря нас учили.
– Спасибо тебе, Валера! – сказал капитан и крепко пожал мне руку. Я улыбнулся. Заулыбался и Полумисков. На сердце стало легко и радостно. Я понял, что те же чувства обуревают и капитана.
Как ни странно, но это происшествие мной и другими курсантами как-то быстро позабылось. А вот сейчас, спустя пятьдесят три года, многое проявляется и становится осознанным.
Если бы капитан доложил о происшествии, его могли бы и уволить из погранвойск. А если что-то случилось с нами, то и посадить в тюрьму.
– Раньше Турбина убегала? – спросил капитан (мы немного отстали от взвода, чтобы нас не было слышно).
– Да, убегала.
Я рассказал, как отлавливал её в училище.
– Почему мне не доложили? Ведь всё можно было предотвратить! – капитан начал сердиться.
– Ножков не хотел подводить своего земляка. Я говорил Коробову поменять лошадь – он не захотел.
– Не захотели! (Впервые услышал мат от капитана!). Земляки! Из-за своей дури и недисциплинированности могли бы оказаться – ВСЕ! – в земле…
– Товарищ капитан, прошу Вас, не наказывайте никого. С Валентином только поговорите по-хорошему. Он хороший и добрый человек. Но, как командир, должен быть жёстче.
– Ладно! – капитан заулыбался! – За сегодняшние боевые действия получишь общую оценку «отлично». Экзамен по конкуру сдавать тебе не надо.
– Зачем? Я и так сдам. Тем более, на Газоне. Мне это в радость!
– Молодец, Валера! Ещё раз спасибо тебе.
Так окончился наш экзамен по горной выездке.

3. На стажировку!
Граница СССР – священна и неприкосновенна!

Погранвойска – особый спецназ
Советские пограничники всегда отличались железной дисциплиной и порядком, необыкновенной выучкой и смекалкой, молниеносной реакцией, быстротой действий и храбростью.
Этот ряд можно продолжить.
Но главными качествами советского пограничника были честность, честь и достоинство, патриотизм и святая любовь к Родине, к родной земле, боевое и житейское братство…
Пограничникам приходилось ловить всех нарушителей границы, и сражаться с самыми серьёзными противниками: террористами, бандитами, диверсантами, разведчиками, представителями разных спецподразделений, агентами противника.
Но, несмотря на это, на пограничных заставах, в училищах и других боевых подразделениях ПВ допускались неформальные отношения. Что ни говори, а на границе всегда шла тихая или громкая война, проходили боевые действия по задержанию вооружённых нарушителей границы. «А на войне, как на войне!».

На стажировку!
Осенью 1972 года нам, курсантам 3 курса, предстояла стажировка на границе.
Курсанты направлялись в пограничные отряды на учебные пункты, где в должности офицера нам нужно было готовить молодых солдат осеннего призыва для службы на пограничных заставах. Солдат готовили и опытные офицеры, откомандированные с пограничных застав. У нас с ними было негласное соревнование: кто лучше подготовит бойцов своей учебной заставы?
Казалось бы, о чём речь? – Разве может курсант (тем более, такой, как я – 19 лет!) превзойти офицера, который уже не один год несёт службу на границе в должности заместителя начальника заставы по боевой или по политической подготовке?
Оказывается, такое быть может.

«Каждый солдат знай свой манёвр! –
Александр Васильевич Суворов, генералиссимус
В этом повествовании у меня нет цели углубляться в учебный процесс, службу пограничных войск и жизнь в Казахстане и в Алма-Ате. Там было так потрясающе интересно и красиво! Рассказ обо всём этом может увести и отвлечь от ГЛАВНОГО. И это – главное – я открыл для себя, когда начал писать этот рассказ, осознавая и глубоко осмысливая события тех бурных лет.
«Учебка» у пограничников длилась три месяца. То, что в Советской Армии называлось для молодых солдат «карантином», у пограничников – это «учебка» (учебный пункт). И, пожалуй, её по сложности можно сравнить разве что с «Французским легионом». Не служил там я, это – для метафоры, – но информация есть. Те, кто служил в советских погранвойсках, со мной согласятся: кого только не приходилось ловить нашим пограничникам! Думаю, что «гуси» тоже попадались…
Потому и отбирались в погранвойска ребята сильные, умные, всесторонне развитые и стойкие, истинные патриоты своей Родины. Пограничники не сдаются, не продаются, и бьются с врагом до последней капли крови – это не лозунг, это квинтэссенция и смысл жизни! Это и гордость за свою страну и народ.
Недаром Гитлер перед нападением на СССР издал специальный приказ: «Пограничников в плен не брать. Расстреливать на месте!». Но пограничники никогда в плен врагу и не сдавались…

Вот потому молодого солдата три месяца готовили на учебном пункте, чтобы он после его успешного окончания (да, сдавали экзамены, иначе на границу путь закрыт!) мог с оружием в руках защищать священные рубежи Родины. После учебного пункта отбирались солдаты для обучения в школах сержантов: командную, связи, химзащиты и розыскного собаководства. В первых трёх учёба длилась 6 месяцев, на инструкторов с розыскными собаками учились 9 месяцев.

Замечу, что солдаты для погранвойск после отбора военкоматами проверялись и проходили окончательный отбор офицерами КГБ. Пограничные войска входили в состав Комитета Государственной Безопасности СССР. Их деятельность (призыв, увольнение, служба, боевые действия и прочее) регулировались Приказами Председателя КГБ СССР, Приказами командующего погранвойсками СССР, Законодательством об охране границ СССР. Но главным для погранвойск был председатель КГБ СССР. В то время – Юрий Владимирович Андропов.

Те солдаты, которые экзамены в «учебке» сдавали неудовлетворительно или проявляли недисциплинированность, не говоря о нарушениях, отправлялись служить в Советскую Армию, в железнодорожные войска или в стройбат. Но таких неудачников из учебного пункта в несколько сот человек бывали единицы.
Мало быть сильным, умным, храбрым и патриотом. Солдат должен знать не только тактику общевойскового боя, быть отличным стрелком, владеть рукопашным боем, но и быть прекрасно обученным для службы на границе. Именно высокий профессионализм, смекалка, хитрость, храбрость, выносливость и другие специальные качества – залог остаться живым в любом бою и сражении на границе, и при задержании любых – самых опасных нарушителей границы.
Мы – курсанты, а также офицеры и сержанты пограничных застав, закладывали это молодым солдатам на учебном пункте. Для восемнадцатилетних ребят, оторванных от гражданской жизни (замечу, что среди них было много добровольцев, которые изъявили желание служить в погранвойсках, зная, что их пошлют служить на Китайскую границу), учебный пункт был серьёзным испытанием.
Мы солдат увлекали! – чувствуя высокую ответственность за их жизнь и судьбу. Наши отношения в учебке больше были братскими или отеческими с нашей стороны. Поэтому и солдаты не были живыми роботами – они были страстно увлечены и стремились познать, как можно больше. Это вдохновляло нас, руководителей, на подвиги. К тому же и мы, и солдаты понимали, что в любой момент нас могут поднять по «Тревоге» в случае атаки вооружённых китайцев, и мы будем должны вступить в бой.
В учёбе мы старались идти на опережение, старались дать солдатам знаний и привить навыков больше, чем требовала учебная программа. Учёба проходила весело, с юмором, шутками и прибаутками. Это особо настраивало молодых солдат, да и нас – учителей.
Командиры учебных застав – офицеры и курсанты – прекрасно общались, обменивались знаниями и опытом; отношения у нас были тёплые, дружеские – никакой конкуренции. Сержанты учебного пункта в основном прибыли с пограничных застав. Мы, командиры с ними дружили, их это тоже вдохновляло. Они по-доброму относились к солдатам, вдохновляя их на учёбу. При этом строгую дисциплину никто не отменял.

Стажировка в 50 пограничном отряде
Я с группой курсантов из взводов 52 и 53 проходил стажировку в 50 погранотряде.
Он находился в красивейшем месте Восточного Казахстана у озера Зайсан.
В этих местах Николай Михайлович Пржевальский (12.04.1839 – 1.11.1888) – выдающийся русский учёный-географ, писатель, разведчик, исследователь и путешественник открыл свою дикую лошадь – тахи. Её стали после этого именовать лошадью Пржевальского.

Обстановка на границе с Китаем в то время, как я уже упоминал, была очень сложной. Граница постоянно охранялась в усиленном режиме. Мы, курсанты, кроме обучения солдат, иногда привлекались и к охране границы. Не по приказу. Нас просто просили помочь. С оружием в руках. Сигнал «Тревога» был для всех пограничников. По нему в полной боевой готовности границу, охраняемую заставами, комендатурами эшелонировано перекрывали другие подразделения погранвойск на автомобилях, бронетранспортёрах, танках и БМП (всё это уже было на вооружении ПВ, включая артиллерию и другие комплексы), а также конные и пешие наряды.
На постоянном боевом дежурстве находилась пограничная авиация. Между всеми подразделениями ПВ было чёткое и быстрое взаимодействие и устойчивая связь.
Были подтянуты к границе мотострелковые, артиллерийские, танковые и иные подразделения Вооружённых Сил СССР. Но они применялись только по согласованию с командованием пограничных войск.

Общевойсковые учения в ПУЦе
Как-то на наши общевойсковые учения в училище (общевойсковая подготовка пришла в пограничные училища, по военным меркам, недавно – из-за боевых действий на границе с Китаем – в 60-х годах прошлого века) были приглашены представители Вооруженных Сил СССР – мотострелки, танкисты и артиллеристы.
Посмотрев учения, они были поражены стремительностью, чёткостью и слаженностью боевых действий курсантов, их находчивостью, смекалкой, а главное – необычайной точностью и скоростью стрельбы из всего, что стреляет (в любое время суток и при любой погоде), – если говорить просто. Боевые гранаты: РГД и Ф-1 тоже летели в цели точно! И мины мы красиво подрывали! Один курсант стоил трёх бойцов! Нас так и учили действовать и в атаке, и в обороне…
Видели бы они, как мы ночью на участке учебной заставы в ПУЦе задерживали группу учебных нарушителей (курсантов вышестоящего курса – ох, это не подарок!).
Как стремительно и чётко действовали все пограничные наряды. Наряд с прибором ночного видения (ПНВ без инфракрасного излучения, не помню названия) обнаружил группу «нарушителей», передал их координаты и направление движения на прожекторные станции, расположенные в разных местах, на высотках на НВДН (направление вероятного движения нарушителей). А также на заставу. Навстречу нарушителям пошла «Тревожная группа» (Бегом. На машине было бы шумно. На лошадях выдвигаться было плохо: пустыня и ночь!), были выдвинуты и организованы наряды «Заслон».
На прожекторной станции Z-20 нарушителей обнаружили в свой ПНВ и доложили нарядам по радиосвязи. Мы отключили свой ПНВ (от яркого света он мог прийти в негодность). И приготовились также к задержанию. Мощный луч прожектора поймал нарушителей и стал их вести. Они стали разбегаться и прятаться. Но «Тревожка» была уже на подходе (подбеге). В ней, кроме бойцов, был инструктор с розыскной собакой и вожатый с собакой сторожевой. Против собак ни прятки ни рукопашка курсантов-старшего курса – нарушителей – не помогли! Все четверо были моментально обнаружены, схвачены, связаны и доставлены на заставу.
Это занятие было экзаменационным по предмету Служба и тактика ПВ. Оценка всем: ОТЛИЧНО!

Не ошибусь, если скажу, что боевой взвод курсантов-пограничников 3 курса мог бы успешно противостоять роте противника, как в обороне, так и в наступлении. Экзамены по общевойсковой тактике мы сдавали за командиров роты – батальона, а изучали за командира полка – дивизии. Ещё раз отмечу, что у нас в училище по всем предметам были просто выдающиеся преподаватели. Потому и учиться было необычайно интересно – учёба увлекала и захватывала.

Если вспомнить события по захвату дворца Амина в Афганистане, то там сотня советских бойцов спецназа КГБ, ГРУ и офицеров-пограничников взяла дворец штурмом. А число обороняющихся (обученные солдаты и террористы) превышало наступающих десятикратно! По военным мерках всё должно быть наоборот. Но получилось. И с небольшими потерями. Оговорюсь. Потеря каждого бойца неоценима и невосполнима! Потому главным правилом пограничников (спецназа КГБ, ГРУ) было: «Выйти из боя, захвата врага, нарушителей границы без потерь!».

Подвиг Виталия Бубенина
Ближе к теме подвиг Виталия Бубенина, выпускника Алмма-Атинского пограничного.
Он, будучи начальником 1 пограничной заставы «Кулебякины сопки» Иманского погранотряда Тихоокеанского пограничного округа, применил знания общевойсковой тактики в реальном и неравном бою.
Это случилось 2 марта 1969 года. В районе острова Даманский границу нарушила большая группа вооружённых китайцев. Это был участок начальника заставы майора Ивана Стрельникова. Иван Стрельников и многие его бойцы погибли, отражая вооружённое вторжение китайцев. Сложно было нескольким десяткам пограничников противостоять нескольким сотням китайцев. Старший лейтенант Бубенин с группой своих бойцов вышел на бронетранспортёрах с фланга и нанёс неожиданный удар по китайским захватчикам, поддержав бойцов Ивана Стрельникова. Они оборонялись, рассредоточившись по берегу Амура.
Иван Стрельников погиб, и Виталий Бубенин принял командование на себя. Он был ранен и контужен, но продолжал руководить боем. Противник был отброшен на свою территорию.
За этот подвиг старшему лейтенанту Виталию Дмитриевичу Бубенину было присвоено звание Героя Советского Союза и вручена медаль «Золотая Звезда».
Лично Юрий Владимирович Андропов своим приказом назначил Виталия Бубенина командиром (он был первым) группы «А» (Альфа).
За успешное руководство доблестной «Альфой» Бубенину было присвоено звание «Почётный сотрудник КГБ СССР». Весь его боевой путь описывать не буду. О событиях на Даманском он написал книгу «Кровавый снег Даманского».
Виталий Дмитриевич не раз приезжал в родное училище и делился с нами – курсантами и офицерами своим боевым, служебным и жизненным опытом.

Патриоты и патриотизм
Многие читатели уже давно поняли, куда движется заглавная мысль. Именно туда – к патриотизму и любви к Родине, не зависимо от того, где человек родился.
Для примера представьте сегодняшних 16 – 18-летних юношей (допустим, они – курсанты-пограничники), участвующих в боевых действиях, подобных событиям на Даманском или Жаланашколе. Или в «Тревожной» группе, ведущих преследование (от 20 до 50 и более км) особо опасных преступников в пустыне, горах, болотах или лесах… Представить сложно.
Сегодня, когда в Латвии отменили срочную службу, люди стали служить Родине за деньги. В прямом и в переносном смысле… Патриоты, конечно, есть. Но патриотизм испарился…

Мои сержанты ковали победу
До нового 1973 года оставалось совсем немного – несколько дней.
Мы, курсанты, были заняты круглые сутки. Занятия с молодыми солдатами с утра и до вечера. Ночные занятия. Дежурства по Учебному пункту. Приходили в гостиницу отряда поздно вечером, где мы вдесятером жили в большой комнате, чтобы написать конспекты и подготовиться к занятиям дня следующего.
Офицеры и курсанты Учебного пункта руководили учебными заставами (УЗ), состоящими из четырёх отделений по 10 бойцов. Руководили отделениями опытные сержанты, которых отозвали с погранзастав на учебный пункт. Заместитель командира УЗ был, как правило, самый опытный сержант или старшина. Качество подготовки молодых солдат во многом зависело даже не от офицера или курсанта, а от квалификации, опыта и ответственности сержантов, которые жили вместе с молодыми пограничниками.
Командиру УЗ надо было быть примером не только для солдат, но и для сержантов.
Я считал себя обычным, рядовым курсантом, но всегда стремился развиваться во всём, не останавливаться, перенимать опыт, учиться, самосовершенствоваться – в пограничных, военных, специальных дисциплинах, в спорте. Во всём. Постоянно развивался интеллектуально, духовно, физически. Очень много читал. Помогало жить чувство юмора, выдумки и шутки, добрые слова в адрес солдат и сержантов.
Потому быстро завоевал уважение сокурсников, поступивших в училище из погранвойск, не говоря о курсантах, прибывших с «гражданки», от офицеров из руководства дивизиона и от преподавателей.
Все сержанты моей учебной заставы меня приняли сразу. Наши отношения были построены на взаимном уважении и доверии. Вскоре они переросли в дружеские и даже братские отношения.
Это решило судьбу нашей учебной заставы. Большинство наших солдат-пограничников сдали экзамены на отлично, и застава вошла в число лучших из двадцати застав учебного пункта.

Предновогодние «сюрпризы» китайцев
Перед самым новым годом были сформированы пограничные наряды из офицеров, курсантов и сержантов Учебного пункта – для усиления охраны границы.
С солдатами остались заниматься офицеры и сержанты, не задействованные в наряды.
Я, младший лейтенант (он был заместителем начальника пограничной заставы) и два сержанта были направлены в район стрельбища – в тыл участка границы. Мы там провели чуть больше суток. Непредвиденные обстоятельства прервали нашу командировку по охране границы…

Был уже вечер. Время к ужину. Его уже подвезли из отряда.
Столовая в погранотряде Зайсана была сказочная! Как там готовили! А какой пекли чёрный хлеб! В Казахстане не едят чёрный хлеб. Выпекают белый и серый. Может, где и пекут?
Да, одна из отличительных черт погранвойск, особенно, погранзастав, – это вкуснейшая калорийная и полезная пища. Зайсан был в этой традиции.

Отвлекусь немного и скажу добрые слова о столовой погранотряда…

Чёрный хлеб был порезан по диагонали, выложен на хлебницу цветком. Мы, курсанты, принимали пищу в офицерской столовой. Но когда дежурили, кушали вместе с солдатами. Пища по качеству приготовления мало чем отличалась. А вот хлеб! Курсанты, где чёрный хлеб был в традиции, не могли отъесться зайсанским хлебом. Точнее, хлебом, что выпекали в столовой.
Сразу завораживал аромат хлебушка! Он перебивал ароматы всех вкусностей. Хотя и на первые, и на вторые блюда всегда бывала добавка, и мы ей всегда пользовались!
Но когда мы садились за стол, то брали в руки тёплый или горячий кусочек нежно-коричневого хлеба с хрустящей и тающей во рту корочкой, закрывали глаза и прикладывали его к лицу, обнюхивали, целовали, и, нежно откусывая по небольшому кусочку, долго, с большим наслаждением разжёвывали. Вкус не передать! А запах?! – Кто в русской бане кидал на камушки воду с хорошим пивом или квасом, то может понять «ЗАПАХ ХЛЕБУШКА»!
Курсанты были приучены не рассиживаться в столовой. А тут – офицерская столовая. Рядом с тобой сидят и майоры, и полковники, не говоря о младших офицерах, не спеша и с наслаждением кушают. Куда спешить? Можно было, как заговор, как обращение к Богу и к Солнцу, что подарили хлеб, и с благодарностью к тем, кто его испёк, скушать вначале несколько кусочков.
Повара, видя наше изумление и трепетное отношение к чёрному хлебу (из-за него мы не брали белый хлеб, хотя он был тоже испечён в части, и тоже был вкусным, но не таким, как хлебушек чёрный!), давали нам, курсантам, буханку хлеба с собой.
Вечером в гостинице, мы повторяли хлебный ритуал, даже если не очень хотелось есть…

Мы, – младший лейтенант, старшина, два сержанта, и я приближались к стрельбищу. С нами в наряд пошёл старшина-сверхсрочник, начальник стрельбища. Шли на лыжах. Вооружены были автоматами Калашникова, у каждого было по три магазина патронов. До стрельбища оставалось километра полтора.

Мы не поняли даже, что произошло. Нас приподняло в воздух, бросило в сугроб и завалило снегом. В тусклом свете фонарей стрельбища мы успели заметить, как огромная снежная волна, летевшая за нами, прокатилась через нас в сторону стрельбища. Через минуты полторы-две прогремел ужасающий взрыв. Если взять, к примеру, самый сильный грохот грома в грозу, то этот был в несколько раз сильнее.
Мы выбрались из сугроба, засыпавшего нас. Лыжи слетели. Отыскали под снегом лыжи, надели – по сугробам без лыж идти было бы тяжело и долго, – и побежали к стрельбищу.

Первой была мысль, что обожгла каждого: «Началась война!». Было такое ощущение, что китайцы сбросили на нас, где-то недалеко, бомбу! Только вспышки не было. Никто из нас раньше ничего подобного не испытывал.
Прибежав на стрельбище, первым вопросом к дежурному было: «Что случилось?». Дежурный ничего не знал. Из отряда сообщений не было. Офицер, который был с нами, позвонил в отряд. Ему ответили, что что-то китайцы сотворили. Выясняют что. Никаких боевых действий с их стороны нет, нарушений границы тоже нет. Мы успокоились.
За нами приехали машина из отряда, и всех, кто был из Учебного пункта, отвезли в отряд. Командование отряда посчитало, что все пограничники должны находиться вместе – в боевой готовности.
Ближе к ночи дали команду «Отбой». А около полуночи по радио прозвучало сообщение ТАСС о том, что Вооружённые Силы Китая, в нарушение всех международных законов, вблизи границы СССР, в районе озера Зайсан, произвели подземный термоядерный взрыв. Диктор зачитал ноту протеста.
Через сутки китайцы там же произвели ещё один термоядерный взрыв. Руководство Китая показало тем самым ЦК КПСС и Советскому правительству своё «Фе!», и что они могут, в случае чего, показать Москве и Ленинграду даже не «Хиросиму» и «Нагасаки», которые американцы устроили народу Японии, а нечто большее…
Мир реально находился на грани термоядерной войны, на грани Катастрофы. Я раньше не задумывался о том, что же спасло мир от Гибели? Возможно, ответ на этот вопрос жил в моём сердце и подсознании, и потому не тревожил меня.

Два козла на мосту через пропасть
Китай и Советский Союз во время конфликта напоминали двух козлов, встретившихся нос к носу на узком мостике через горную пропасть.
Точнее, это две компартии – КПК и КПСС. Раньше они были дружественными. Но потом пошло что-то не так. У меня нет цели вникать в эту проблему. При желании, читатель может исследовать её сам.
ЦК КПСС и его политбюро в то время во всём обвиняло китайских коммунистов во главе с Мао Цзэдуном, начавшим в 1966 году так называемую «Культурную революцию». Примерно в это время или чуть раньше он развязал конфликт с компартией СССР и её лидерами, который вскоре перерос в затяжной вооружённый пограничный конфликт – фактически – в скрытую войну на Советско-Китайской границе.
В Китае в то время быстро росло население и его сложно было прокормить. Миллионы китайцев умирали от голода. Миллионы умирали в тюрьмах и от пыток, смертных казней в ходе развязанной Мао «Культурной революцией», длившейся до его смерти в 1976 году. Смысл этой бойни сводился к борьбе с культурой и интеллектуалами. Многое из тех событий говорило о неадекватности Мао и о его способности уничтожать при помощи хунвейбинов, военных и полицейских не только миллионы китайцев, но и «Дать прикурить Советскому Союзу!». Мао серьёзно укреплял свои вооружённые силы, создавая новые виды вооружений, термоядерные бомбы и их носители.
Среди лидеров компартии СССР тоже были горячие головы. На два (даже на один!) термоядерных взрыва в близи границы в районе Зайсана они могли дать команду нажать кнопку пуска баллистических ракет с термоядерными зарядами по Китаю.
Этот конфликт подогревали руководители США и стран Западной Европы. Круглосуточно на Советский Союз и социалистические страны вещали радиостанции «Голос Америки», «Би-Би-Си», «Немецкая Волна» и другие. Они несли «правду» о руководстве КПСС и его политбюро. Доставалось и Мао, и его подручным. На Западе видимо не понимали, что разжигание подобного конфликта могло привести к войне и привести всех живущих на Земле к Катастрофе. Ядерный потенциал у Китая и СССР был такой, что Землю можно было уничтожить многократно!..
Китайцы стали нарушать границу, перегоняя скот на территорию СССР. У китайцев пасти многочисленный скот было негде – всё было выедено. А на советской территории были богатейшие луга – разнотравье! В пограничной полосе (в близи границы) люди практически не жили, охота и рыбалка были запрещены. Постепенно пограничные земли – полоса и зона сформировались в заповедные места.
Если бы у стран сохранялись хорошие отношения, то, по-дружески, можно было бы договориться о многом. В том числе и о пастьбе скота на территории СССР. Но Мао решил всё решить, как и у себя дома, силой, – разума в которой не было ни капли. Он стал предъявлять Советскому Союзу территориальные претензии, объявляя множество территорий китайскими. Китайцы стали осуществлять многочисленные попытки захвата советских территорий силой.
Излюбленной тактикой было такое нарушение границы, когда впереди шли пастухи со скотом или просто мирные жители, а за ними – десятки или даже сотни вооружённых китайцев.

Почему конфликт не перерос во Всемирную катастрофу?
Я не политик и не политолог. Но судить могу потому, что в нашем училище обучались курсанты, бывшие солдаты и сверхсрочники, практически со всей границы СССР. На всей границе СССР лёгкой обстановки не было нигде. Ребята, служившие до училища на границах с разными странами, охотно рассказывали об обстановке на границе и об отношениях с соседями-пограничниками.
У пограничников (практически всех стран, где есть граница) золотое правило: «Плохих соседей не бывает!». Это говорит о многом. Прежде, чем заявить о том, какой плохой твой сосед, посмотри в зеркало! Это правило тоже работало.
Сложной в то время была обстановка на границе с Турцией, но с пограничниками были нормальные отношения. Сложной была обстановка и на Советско-Польской границе, хотя Польша и была социалистической страной. Отношения с польскими пограничниками были дружескими.
В тоже время спокойной была обстановка на границе с капиталистическими Финляндией и Норвегией. С пограничниками этих стран тоже были дружеские отношения.
Даже с китайскими пограничниками были нормальные отношения. Они не влезали в конфликты.
В пограничных училищах СССР готовили не только офицеров-сверх воинов, прошедших суровое обучение по программе пограничного спецназа, но и дипломатов – людей новой формации, способных жить в коммунистическом обществе, способных разрешать сложнейшие конфликты, устанавливать с людьми дружеские или нормальные отношения, оказывать им психологическую и иную поддержку. И много-много других положительных качеств, и навыков прививали курсантам-пограничникам. В тоже время они могли дать бой любому противнику и показать ему, что граница СССР – священна и неприкосновенна!..
Думаю, именно это решило исход затяжного конфликта и спасло мир от Катастрофы. Именно благодаря советским пограничникам. Благодаря их беззаветному, честному, высоко профессиональному и стойкому служению Родине. И это не только высокие и красивые слова. Это правда, в которой – сила!
Многие пограничники всех рангов были награждены в то время высокими правительственными наградами за свои подвиги, храбрость и смекалку в охране границы и при задержании её нарушителей.
Но мне хочется сказать другое. Это моё личное мнение. Все рядовые, сержанты, старшины, прослужившие честно и добросовестно на погранзаставах, КПП, в морских частях ПВ свой срок срочной службы – 2 года (в морчастях – 3 года), сверхсрочники и офицеры, прослужившие там же не менее 5 лет – все они Герои Мира! Никакими наградами и деньгами мир не спасёшь от войн и катастроф без таких людей, пограничников, которых я назвал выше.
Это самое главное в моём сказании.

«Скоро сказка сказывается…»
Можно было бы это сказание и завершать. Но сколько было приключений и интересных событий на стажировке! Все их, вспоминая, не описать – это на целую книгу. Не говоря об учёбе в училище. Там событий и приключений было ещё больше. А сколько их было перед поступлением в училище и после ухода из него! Многое я помню, не забываю. Ещё очень много вспомнилось.
Главное – учёба и служба в погранвойсках была мне в радость. И я гордился тем, что служил в пограничных войсках КГБ. А какая красивая и ладная у нас была форма! Нам об этом говорили девушки. И не только они. Да и сами мы это понимали, и форму подгоняли по фигуре… Конечно, не из-за неё мы шли учиться и служить. Хотя слышал мнение некоторых курсантов военно-морских училищ (когда встречались в отпусках), что они пошли в моряки-офицеры именно из-за красивой формы. Понимали бы тогда школьники-выпускники, какая сложная служба на флоте!
Хочется немного рассказать о не совсем обычных, точнее, – о некоторых совсем необычных событиях, произошедших на стажировке…
После Нового 1973 года, в одну из морозных январских ночей (а морозы в Зайсане тогда стояли суровые!) 50-й погранотряд потряс сигнал «Тревога!». По «Тревоге» был поднят наш Учебный пункт. Все получили оружие и боеприпасы.
Начальник учебного пункта на построении доложил о том, что по данным разведки готовится вторжение войскового подразделения и спецназа китайских вооружённых сил с целью захвата Зайсана и продвижения дальше – в наш тыл.
Командирам всех учебных застав были даны карты и обозначены места для создания опорных пунктов обороны.
– Всем заставам выдвинуться пешим ходом в указанные на картах места, окопаться, занять оборону и ждать противника в полной боевой готовности! – были заключительные слова командира. Им же был отдан Приказ на охрану границы, как полагается, по форме: «Вам выступить на охрану государственной границы СССР!..».
Место, обозначенное для моей заставы, было нам знакомо. На учебных занятиях мы выходили туда по кратчайшему пути. Если идти по дороге, то нужно было делать большой крюк. Все пошли по дороге.
Мы пошли кратчайшим путём – по ущелью. Не нужно было в мороз бежать более десяти километров. В нужном месте поднялись по отвесной горной стене. Горы были старые. Было очень много выступов.
На учебных занятиях по службе и тактике погранвойск мы не раз проходили этот путь. Выходили на горное плато. Там у нас были отрыты окопы (выбиты в каменном грунте!) для стрельбы лёжа – опорный пункт бойцов заставы. Мы на занятиях отрабатывали встречу с вооружёнными нарушителями границы.
Мы вышли на наш опорный пункт. Углубили окопы. И заняли оборону. Я по радиостанции передал сигнал готовности. Так получилось, что мы первыми были готовы к встрече с нарушителями.
На вертолёте пограничной авиации пролетело начальство погранотряда.
Затем к нам на БМП прибыл начальник Учебного пункта. Приказал нам построиться. Он поблагодарил нас за службу, сказав, что экзамен мы сдали на «отлично»! И что можем возвращаться в часть. Сел в боевую машину и укатил дальше.
Мы все радостно вздохнули. Мои сержанты смотрели на меня. Я понял, чего они хотят. Спускаться с отвесной скалы, в мороз, сложнее, чем подниматься.
И я скомандовал: «Домой бегом марш!». Сержанты крикнули: «Ура!». Построили заставу в колонну по четыре, проверив предварительно оружие, боеприпасы, обмундирование. И мы побежали по дороге – в отряд.
Розыскных собак в программе не было
В программе Учебного пункта розыскного собаководства не было. О розыскных собаках говорилось обзорно на теоретических занятиях. И на практическом занятии была показана работа инструктора розыскной собаки по следу и задержанию нарушителя.
Начальник ветеринарной службы отряда, узнав о моей страсти к собакам, подошёл ко мне (это было в самом начале «учебки») и попросил отобрать солдат, которые хотят выучиться на инструктора РС. Я его просьбу выполнил с лихвой. Отобрал желающих. Их было несколько человек (с запасом для квоты на поступление).
Мы пошли в питомник розыскных собак отряда. Познакомились там с инструкторами. В питомник как раз прибыли собаки, которых пограничники приобрели где-то на Урале – для учёбы в школе розыскного собаководства в Душанбе. Собак закрепили за молодыми солдатами. И я стал заниматься с ними, когда у меня было время. Занимались с ними и инструкторы питомника.
Необычный случай
Одна немецкая овчарка, кобель, годовалый, которого приобрели в уральском клубе, видимо, был обучен защитно-караульной службе. Кобель был мощный и очень красивый. Сержант, инструктор, дембель, решил его поучить. Открыл дверь вольера, зашёл туда, стал одевать на пса ошейник, видимо, грубо, и пёс на него набросился: прокусил кисть и предплечье! Сержант упал в обморок.
Я был рядом. Забежал в вольер, дал команду «Фу!», затем «Место».
С другим сержантом мы вынесли раненого, привели в чувство и отвели в служебное помещение питомника. Я обработал рану сержанту, перевязал и успокоил его. Сказал другим инструкторам не поднимать шума (чтобы не позорить старослужащего инструктора). Сказал им, что с собакой-хулиганом я договорюсь.
Да, я его приручил. Ходил с ним на прогулку. Занимался с ним. Иногда брал его на занятия по службе и тактике погранвойск. Конечно, всё это я делал с разрешения начальника ветеринарной службы отряда. Не помню его фамилию.
Однажды я взял шлейку, одел на моего подопечного (его звали Арий), взял сани. Мы вышли из питомника. Я сел в сани и дал Арию команду «Вперёд!». И! … пёс радостно помчался по скользкой заснеженной дороге из питомника в отряд.
Дорога шла по кругу, по всему отряду и опять поднималась в горку – с другой стороны в питомник. Почти километр. Было где покататься! Было видно, что бывший хозяин приучил его зимой таскать санки по команде.
О моих катаниях прознали мои сокурсники и изъявили желание покататься на собаках.
Начальник ветслужбы разрешил нам это делать, но по вечерам, после занятий на Учебном пункте.
Нашлись шлейки (розыскные) и санки. Собак, которых пограничники отряда купили осенью в одном из уральских городов, было больше десяти.
Это было зрелище! Такого доселе в погранотряде Зайсана не было. Не было, уверен, такого и после нас. Караван немецких овчарок, запряжённых в шлейки, тащили в санях курсантов-пограничников! И не просто тащили: это были настоящие гонки! Никто из моих сокурсников до службы собак не держал. Они радовались, как дети! Особенно Володя Прибытков. Он и Виталик Мызников в нашем взводе были самыми старослужащими.
Я нашёл в питомнике колокольчик и пришил его к шлейке. Арий был самым сильным и всегда бежал первым. Со звоном радостным колокольца! Сделав несколько кругов по отряду (конечно, мы давали передышку собакам; я знал, как нормировать нагрузку), мы отводили овчарок в питомник.
Для нас, курсантов, это была мощная психоэмоциональная разгрузка. Да и собаки радовались вместе с нами. Все их редкие попытки подраться мы пресекали. Для собак это была хорошая физическая подготовка. Инструкторы питомника были рады таким помощникам. Рад был и начальник ветслужбы. А мои друзья-курсанты овладели навыками работы со служебной собакой.

Однажды, в моё дежурство по учебному пункту, я забежал на минутку (нужно было взять конспект занятий) поздно вечером в гостиницу и обомлел. Все курсанты спали. Но рядом с ними – на кровати или рядом с ней спали собаки! На спинках кроватей висели шлейки. Собаки меня знали, поэтому шума не подняли. Я тихо разбудил Валентина Мызникова (он был не только самый старший по возрасту среди курсантов, но и самый разумный), чтобы узнать, в чём дело.
Валентин проснулся быстро и спокойно тихо сказал: «Валер! Не достучались на питомник. Дежурный крепко спал. Санки оставили там, а собак взяли с собой. Они послушные, воспитанные, спасибо тебе! Утром отведём на питомник. Не беспокойся, дежурь, всё будет в порядке!».
Сколько радости, знаний и положительных эмоций они получили на стажировке от общения с немецкими овчарками! Они были так рады, что постоянно благодарили меня.
Рад был и начальник ветеринарной службы. Такую активную и полезную работу, мы, курсанты, развернули на его поле деятельности.
Как он сказал мне: «Валерий! Никогда такого раньше во время стажировок не было! Не только солдат набрал для школы инструкторов, даже с запасом, обучил их, как надо, но и собак помог воспитать и подготовить, дать им прекрасную физическую нагрузку. Молодец! Благодарю тебя».
Думаю, что и после нашей стажировки никто из курсантов на стажировках последующих собаками и будущими инструкторами РС не занимался.
Замечу, что из двадцати учебных застав, моя получила оценку «отлично» и вошла по успеваемости, боевой и пограничной подготовке в тройку лучших. Место уточнять не буду.
Конечно, заставу курсанта экзаменационная комиссия в победители не поставит. Чтобы офицерам не было обидно. Но и быть в числе лучших – это немало!
На этой светлой и доброй ноте заканчиваю своё повествование о стажировке на границе.
4. Я покидаю пограничное училище
Лабиринты судьбы. Ответы на многие «почему?»
После стажировки я написал рапорт на перевод на курс офицеров – начальников ветеринарной службы погранотрядов (по сути – офицеров-кинологов). Их как раз приписали в наш дивизион. Не буду уточнять детали – мне отказали. Рапорт прошёл по команде, и отказал мне начальник училища. Он вызвал меня к себе в генеральский кабинет, долго меня отчитывал, и закончил следующим: «Мы с высшего профиля обучения на средний не переводим. Нам это запрещено (показал пальцем наверх!) руководством КГБ». Разговор на этом был закончен.
 Я уходил, не понимая, – зачем мне тогда после поступления в училище офицеры из кадров училища и руководства дивизиона говорили, что гражданских лиц на курс
офицеров-кинологов не берут, и что мне, для перевода, надо окончить хотя бы один курс. Потом – два. Потом сказали, что надо съездить на стажировку… В общем, сплошная «Динамо»-машина! Конечно, самым первым, кто меня, мягко говоря, продинамил, был майор Блохин из Калининского облуправления КГБ. Он, агитируя меня на поступление в училище, уверенно говорил мне: «Поступишь в училище, а потом заберёшь туда и свою собаку. Ведь границу охраняют с немецкими овчарками!». Как не поверить майору КГБ?..
Разговор с генералом стал последней каплей моего терпения, и меня здорово разозлил.
Мою собаку привезти в училище не разрешили. А ведь, разрешили бы мне привезти Анчара, думаю, что и вопрос с переводом мог бы отпасть. Со своей собакой можно было бы окончить командный профиль идти и в начальники (заместители) погранзаставы.
Расстроенный я пришёл в дивизион.
Валентин Мызников всё понял без расспросов, и посоветовал мне написать рапорт Андропову, председателю КГБ СССР:
«Валер, Юрий Владимирович – человек толковый. Войдёт в курс дела, отменит все запреты и разрешит твой перевод. Ты же истинный собаковод, кинолог! Даже на стаже всех потряс – нас, курсантов, и солдат, и инструкторов розыскных собак, и шефа ветслужбы, и других офицеров отряда! Думаю, что слава о тебе, как о мастере дрессуры разошлась по войскам и ушла наверх!.. Мы, курсанты до стажировки даже не ведали того, что такое немецкая овчарка, собака розыскной службы. Ты в кратчайший срок научил нас обращаться с собакой, раскрыл свои секреты дрессировки, показал, как ставить собаку на след и искать нарушителя, как его правильно задерживать. И показал это на молодой собаке, которую, в свободное время обучил сам, обучая молодых солдат, отобранных тобой для поступления в школу инструкторов розыскных собак. Это вообще не входило в программу нашей стажировки!
Надо своего добиваться, используя все возможности и шансы. А тебе надо учиться и служить по профилю, в котором ты действительно редкий специалист. Даже майор Арасланов тебя сразу заприметил и отметил, и на занятиях по розыскной службе с собаками сразу же тебя начал использовать как учебного нарушителя. Ты не испугался, одел дресскостюм и работал классно! Тем, кто засмеялся, Арасланов предложил одеть дресскостюм. Помнишь? Они испугались и больше не смеялись. 
Для погранвойск главный Андропов. Пиши рапорт!».
Наш разговор слышали и другие курсанты нашей – 53-й группы.
Ко мне подошёл мой командир отделения – Виктор Борозинец, белорусский парень и предложил свою помощь в написании рапорта. Мы пошли в комнату для собраний. С нами пошли и Валентин Мызников, и Валентин Ножков, наш замкомвзвода.
Общими усилиями мы сочинили колоссальный рапорт. Его подписали Борозинец и Ножков. Валентин Ножков сказал, что не будет его давать на подпись нашему курсовому (капитану Пермякову): «Зачем нужна его растирка сопель по рапорту и затягивание процесса? Я сам отдам рапорт Шляхтину. У него Пермяков подпишет рапорт сразу!».
Валентин, радостный, пошёл к командиру дивизиона.
Но мы даже не ожидали того, по какому лабиринту поведёт меня судьба…
Листая памяти страницы
Есть в жизни события, о которых человек никогда и никому о них не говорит. И многие события старается вычеркнуть из памяти.
Не так давно я обращался к уникальному доктору (три специальности), преподавателю, ясновидящей, посвящённой, проводнику людей к своему здоровью, любви и радости Жизни Светлане Александровне Тишковой. Даже краткое общение с ней перевесило чашу весов общения со всеми докторами за мою жизнь. Она мне поведала о некоторых событиях из моей жизни, о которых знал только я, и которые давно ушли из моей памяти.
Светлана Александровна помогла мне совершить очень доброкачественный поворот в моей Судьбе. И я благодарен ей от души и сердца!..

Моя бабушка Ульяна Семёновна Разинова (в замужестве Пожарская) была, на мой взгляд, ясновидящей, и колдуньей. Но колдуньей не злой. Я это понял не сразу. Она очень много мне предсказывала, и это сбывалось.
Меня крестили в православной церкви Калинина (Твери) в пять месяцев. Крестить меня носила бабушка. Это было в январе 1954 года. Стояли Крещенские морозы. После крещения взрослые отмечали это дело у родственников моего деда. Они жили рядом с церковью. Когда бабушка возвращалась со мной домой, то взяла и бросила меня, закутанного в одеяло, в сугроб.
Сейчас, я понимаю это так. Бабушка чувствовала, предвидела, какая суровая, мягко говоря, меня ожидала судьба, поэтому решила, что лучше будет сразу отправить мою душу из бренного тела в мир Предков.
Меня нашли люди, вызвали «Скорую», отправили в больницу. Видимо, немало я полежал на морозе, получив воспаление лёгких. Врачи исход предсказать не могли. Но я выкарабкался. Лёгкие и бронхи мои здорово ослабли, и детство раннее моё было весьма болезненным.
Бабушка ещё предпринимала подобную попытку отправки меня к Праотцам. Мне был год или чуть больше. Не буду уточнять, как это происходило. Спас меня мой отец – Анатолий Васильевич Спиридонов. Он был человек сельский, из семьи потомственных мельников. В то время он, после срочной службы в спецназе ВДВ (группа глубинной разведки), нёс сверхсрочную службу в Суворовском училище. Он был помощником офицера-воспитателя. Как он рассказывал об этом событии, – что почувствовал что-то неладное, отпросился со службы домой. И весьма вовремя. Он меня спас ещё раз, когда мне было около трёх лет.
Из-за слабых лёгких у меня бывали приступы: я задыхался. Вызывали «Скорую».
Начался приступ. «Скорая» задерживалась. Я начал синеть. Отец завернул меня в одеяло и вынес из избы на веранду. Была зима. Стоял мороз. На свежем воздухе я задышал, пришёл в себя. Врач «Скорой помощи» посоветовал моим родителям и бабушке с дедом (мы жили вместе) хорошо проветривать помещение. Или поставить кровать на веранде, одевая меня теплее, чтобы я спал на свежем воздухе.

Листая памяти страницы, я понимаю, что Судьба моя, Всевышний, начиная от моего рождения, вытаскивали меня из таких ситуаций, в которых другие люди тонули моментально и бесследно…
Годам к трём я поправился. Мой отец был прекрасный спортсмен: кмс по лыжным гонкам, имел 1 разряд по тяжёлой атлетике. Владел и другими видами спорта. Был прекрасный рукопашник.
Как только я начал ходить, приучил меня делать с ним пробежки, бегать на лыжах и коньках, играть в подвижные игры, ходить за грибами, ягодами, ловить рыбу...
Мой прекрасный дедушка – Арсений Николаевич Пожарский – приучил меня к труду: пилить, колоть дрова, носить воду от колонки, сажать деревья, кормить птичек, что-то мастерить, делать поделки из дерева. Научил меня годам к четырём писать, считать и читать. Мне не было пяти лет, когда я сам прочитал «Приключения Буратино», «Приключения Чиполлино». Затем прочитал «Три толстяка». И далее моё чтение было непрерывным – до моего возвращения из погранвойск. Нет, читать я не бросил. Но до выпуска из средней школы я прочитал столько книг, сколько не прочитал за всю последующую жизнь.
Дед приучил меня с трёх лет к парной бане, много со мной гулял. А когда отец мне подарил собаку, то прогулки наши с дедом стали долгими и более интересными.
Бабушка тоже занималась со мной. Учила рукоделию: шить, штопать, вышивать. Говорила, что это полезно для мозга. Учила делать подарочные коробочки из картона и старых открыток. Вместе с дедом учила читать, писать и считать, разгадывать загадки и ребусы. Читала мне сказки перед сном. Приучала к работе в саду и огороде…
В раннем детстве я получил серьёзную закалку, умственное и интеллектуальное развитие.
Дальше жизнь моя складывалась так, что не только в погранвойска я попасть был не должен, но и вообще, в строевые части советской армии.
Ещё пару слов об отце
Прежде, чем рассказать об этом, дополню свой рассказ об отце.
Он родился и вырос в селе Семёновское Калининского (тогда район именовался иначе) района Тверской области. Мельница была давно отобрана большевиками, а потом и закрыта. Отец моего отца, мой дед Василий (он ушёл в 1941 году добровольцем на фронт и почти сразу погиб; умерла от горя и его жена, моя бабушка) работал киномехаником. Дом он отстроил огромный, поэтому, кино показывали в его доме.
Отец рассказал мне о своём знакомстве со Сталиным. Он был дежурным по Суворовскому училищу. Прозвучал отбой. Суворовцы улеглись спать. Тишина разлилась по зданиям училища.
Вдруг зазвонил Красный телефон Министерства обороны. Такое бывало очень редко, и то, когда дежурными были офицеры. Отец был старший сержант-сверхсрочник.
– Добрый вечер Анатолий Васильевич!
Наступила небольшая пауза. Отец даже не успел доложить, но по властному размеренному голосу с грузинским акцентом он сразу понял с кем имеет честь разговаривать.
– Добрый вечер Иосиф Виссарионович! – не по уставу ответил отец. Он был в дежурке один, поэтому обратился к Сталину не по званию.
– Как я понимаю, Вы один в дежурном помещении?
– Да, Иосиф Виссарионович, – опять не по-уставному ответил отец.
– Вот и хорошо. О нашем разговоре никто знать не должен. Приведите, пожалуйста, моего внука к телефону. При нашей беседе Вы можете не выходить из дежурки.
Отец пошёл наверх. Внук Сталина уже спал. Нагрузки у суворовцев были, как у взрослых курсантов военных училищ – их с первого класса, одев в военную форму, приучали к труду, знаниям, спорту, культуре и обороне. Суворовцы, устав за день, засыпали на лету, сон прилетал, когда голова касалась подушки.
Отец не рассказывал, в каком классе учился сын Василия Джугашвили, но, как я понял, он был маленьким, похоже, первоклассником. До этого Сталин никогда не звонил в училище. Офицеры рассказали бы про такое событие.
Отец тихо поднял малыша и привёл в дежурку. Их беседа была очень радостной, но не долгой. Сталин понимал, что внуку нужно отдыхать, и что возбуждать его разговором нельзя.
Внук передал трубку отцу.
– Благодарю Вас, Анатолий Васильевич! Можете отвести внука отдыхать. Будьте здоровы и спокойной Вам ночи!
Отец отвел мальчика и уложил спать. Он заснул мгновенно.
Сталин звонил ещё несколько раз, когда дежурил мой отец. Никто об этих разговорах не знал, – это осталось маленькой тайной моего отца и Сталина.
 
Когда отец узнал, что меня в военкомате приписали в воздушно-десантные войска, он ничего мне не сказал. Он знал, что я с немецкой овчаркой готовлюсь к службе в погранвойсках КГБ. Против пограничных войск он ничего не имел, хотя знал, что на Советско-Китайской границе идёт скрытая война, и что пограничники там погибают в боях с китайскими захватчиками. Отец уважал мнение сына. Хотя немного иное мнение у него было. У отца был друг – профессор Посвянский (кажется, Виталий Давыдович). Они вместе ездили на рыбалку. Посвянский был автором знаменитого на весь Союз учебника «Начертательная геометрия». Он сказал отцу, чтобы я только явился на вступительные экзамены в политехнический институт: «Как хорошего ученика и умного парня, мы его примем!». Отец передал мне слова профессора; он понимал, что политех – это мимо армии – там на дневном отделении военная кафедра. Но настаивать на поступление в политехнический институт отец не стал.
Интересно, как бы сложилась моя судьба, если бы я стал инженером-строителем?..
Переломы…
Когда я учился в первом классе, то мне мальчишки из моего двора сломали левую ключицу. Была весна. Мы играли в футбол. Я стоял на воротах. Когда я в очередной раз взял мяч, мальчишки (я играл с ребятами из 5-6-го и 7-8-го классов – это была наша компания, где я был самый младший; но я быстро бегал и не только от них не отставал, но и многих даже обгонял!) на меня навалились и устроили кучу-малу. Левая рука подвернулась, и ключица хрустнула…
Доктор, который приехал на «Скорой», сделал какие-то кольца-растяжки. Боль не затихала, и порой становилась нестерпимой. Заснуть я не мог. Я не плакал, терпел. Но мама видела, как я мучаюсь. Она тоже не спала. Сказала мне: «Пойдём в больницу!». Помогла мне одеться. Дала выпить таблетку анальгина, и мы вышли на улицу. Была ночь. Трамваи не ходили. Нам до больничного городка нужно было идти пять остановок. Мы шли и о чём-то разговаривали. Боль утихла – от анальгина, ходьбы и разговоров.
В приёмном отделении больницы № 1 нас принял прекрасный доктор. Он, снимая с меня кольца-повязки ругал на чём свет стоит «неумеху и незнайку врача!». Мне сделали обезболивающий укол. Доктор соединил кости ключицы, а затем мне поставили гипс на грудную клетку, зафиксировав перелом. «Терпи парень! Поболит немного и пройдёт. Заживёт твоя ключица!» – весело сказал доктор. 
Несколько дней я не ходил в школу. Мама отпросилась на работе (она работала няней в детских яслях) и мы с ней ходили в кино, гуляли в городском саду, ездили на дачу. Ключица зажила, но припухлость на месте перелома осталась.
Когда я заканчивал 8 класс, то весной въехал на велосипеде, на скорости, в лужу расплавленного гудрона. Рабочие ушли и оставили котёл, стоящий на тротуаре, без присмотра: гудрон вытек на дорогу почти до половины улицы.
Я ехал на велосипеде и увидел впереди девочку лет трёх – она выскочила со двора дома, где жили офицеры и помчалась на проспект. «Её же собьют!» – была первая мысль. И я помчался за ней. Оставались считанные метры, как я неожиданно взлетел в воздух (гудрон!) и приземлился на левую руку! Треск костей и страшная боль в предплечье и ближе к локтю парализовали меня. Я успел только крикнуть: «Задержите девочку!» и потерял сознание.
Перелом костей был в трёх местах. Опять та же история, что и с ключицей! – врач, который меня принимал, поставил кости неправильно и закатал руку в гипс. Меня госпитализировали. Заснуть от боли я не мог. Медсестра дала мне снотворное, сделала обезболивающий укол…
Утром меня осмотрел другой доктор, и всё переделал. Мне сняли гипс. Три медсестры по команде доктора растягивали мне руку (мышцы у меня были хорошие: я занимался в секции волейбола, затем – бокса, гантельной гимнастикой и атлетизмом!), а доктор внимательно ставил кости на место. Когда он всё сделал, то потом медсестра руку загипсовала до локтя.
Доктор мне сказал, что в строевые части армии я не попаду. Туда с переломами рук или ног не берут.
Это меня мобилизовало. Когда рука зажила, то мой одноклассник Игорь Светлов уговорил меня пойти заниматься в секцию вело-коньки. Летом – велоспорт. Зимой – бег на коньках.
Таких тренировок, как в велосекции, я не испытывал нигде! Велоспорт не зря называют «лошадиным спортом»! Начало 9 класса совпало с началом тренировок в велосипедной секции…
Наш тренер Александр Васильевич Карасёв был мастером спорта по велогонкам, конькобежному спорту и по академической гребле. Он был настоящий атлет, боец. Ему бы Спартака играть в кино! Про велосекцию – отдельная, весёлая и увлекательная повесть (постараюсь написать). Я был убеждён в том, что после таких нагрузок следов от переломов не останется, и я с Анчаром пойду служить в погранвойска. Кроме велосекции по утрам мы с Анчаром пробегали не меньше 10 километров и после пробежки я отжимался в упоре лёжа и подтягивался на турнике…
На всех медкомиссиях я говорил, что у меня переломов нет, и хирурги, внимательно осмотрев меня, давали добро на службу в ПВ!
При поступлении в погранучилище тоже была серьёзная медкомиссия. Но замечаний ко мне у них не возникло.
Меняем Москву на Алма-Ату
Меня пригласили на собеседование в Калининское областное управление КГБ. Это было зимой 1970 года. Я учился в 10-м (выпускном) классе.
Дежурный по управлению, проверив мой паспорт, провёл меня в кабинет для приёма посетителей. Вскоре туда пришёл майор Блохин. Он поздоровался со мной за руку и представился.
Он знал, что я со служебной собакой приписан в погранвойска – сообщили из военкомата. Предложил мне поступать в пограничное училище. «Обстановка на границе с Китаем сложная. Погранвойскам нужны офицеры. Их выпуск увеличен. Таково указание Юрия Владимировича Андропова. Вам, по всем данным надо поступать в училище и учиться на офицера!» – предложил мне майор. Он предложил мне Московское высшее командное пограничное училище. Предложил и высшее училище связи КГБ,
Но я отказался, сказав, что пойду служить на границу с собакой. Блохин стал уговаривать меня в том, что, поступив в училище, собаку будет можно забрать туда, а затем, после окончания училища, идти с ней служить на заставу. В общем, уговорил меня, приписав к Москве. Сказав, что мне сообщат о предстоящей поездке и ещё раз пригласят в КГБ.
После окончания средней школы и получения аттестата меня пригласили в КГБ. Майор Блохин извинился передо мной, сказав, что команда на поступление в Москву укомплектована. Туда записали детей работников КГБ и совпартработников. Предложил поступать в Алма-Ату. Пока есть свободные места для кандидатов. Я вздохнул и хотел отказаться, понимая, что майор Блохин ещё тот хитрован! Но опыт Блохина сыграл решающую роль.
– Вы же хотели служить с собакой. В Алма-Атинском училище готовят и офицеров по розыскной службе с собаками (тогда ещё не было в обиходе слов кинология, кинолог). Поступите на командное отделение, а потом можно перевестись на розыскное с собаками.
Эти слова Блохина всё и решили. Он меня переписал в команду на Алма-Ату.
Если не по воле Судьбы?
Сейчас я понимаю, что если бы я отказался от поступления в училище, то Судьба меня повела бы по другому лабиринту. Можно прикинуть чуток. В погранвойска с немецкой овчаркой. Это Северо-Западный округ. Три месяца учебка. Затем – 9 месяцев школа инструкторов розыскных собак в Сортавале. Затем – Алма-Атинское пограничное училище – отделение розыскного собаководства. Точнее – отделение начальников ветеринарной службы пограничных отрядов и комендатур. Да, именно таких специалистов готовили в алма-атинском пограничном. Срок обучения был два года и для сержантов, инструкторов РС, и для офицеров погранвойск, как советских, так и зарубежных.
Именно в 1973 году я мог бы поступить учиться на офицера – начальника ветеринарной службы и розыскного собаководства погранотрядов и комендатур.
Если сравнить службу начальника (заместителя) погранзаставы и начальника ветеринарной службы, то это небо и земля! На границе всегда боевые действия. Она всегда должна быть на замке. Начальник планирует службу и перекрытие границы, пресечение возможных её нарушений, отражения нападений. Сам активно участвует в охране границы.  Должен обеспечить быт и отдых подчинённых. Обеспечить их учёбу и боевую подготовку. Много и других забот. Погранзастава – это и маленький колхоз. Бойцы должны очень хорошо питаться, и пища должна быть вкусной и здоровой. Потому на всех погранзаставах были мощные подсобные хозяйства.
Начальник погранзаставы – это для бойцов отец и друг, психолог, фельдшер, учитель и авторитетный командир, спортсмен. Положительные качества можно добавить. Лицо для границы незаменимое. Потому у каждого начальника два заместителя.
А начальник ветслужбы живёт в посёлке или городе, где расположен погранотряд. Ездит с проверками по погранзаставам. Ездит закупать собак по подшефным клубам собаководства. Готовит кандидатов с собаками для поступления в школы инструкторов. Проводит занятия с инструкторами и вожатыми розыскных собак в отряде. Следит за состоянием здоровья не только собак, но животных, выращиваемых в подсобных хозяйствах погранзастав. Особое напряжение – при подготовке инструкторов РС к служебным соревнованиям. При любом раскладе служба начальника ветслужбы намного спокойней и безопасней, чем у начальника погранзаставы.
Если бы я проявил твёрдость характера и отказался от предложения майора Блохина, то всё равно поступил бы в алма-атинское погранучилище, но со своей собакой и на офицера розыскного собаководства. Стопроцентный и безболезненный расклад.
Кто спасал бы курсантов?
Возникает у меня вопрос: кто бы спасал курсантов на горной выездке?
Судьба меня провела и ведёт правильно.
Перед поездкой в Алма-Ату отец сказал, что там живёт его двоюродная сестра – Поединцева Лидия Васильевна, что она очень хороший и добрый человек. Он дал мне её адрес.

В Алма-Ату Калининским областным управлением КГБ были снаряжены восемь абитуриентов. Трое – из семей рабочих, пятеро – сыны офицеров и совпартработников.
Если коротко, то Алма-Ата приняла нас жарой и влажностью. Поднимались в училище, с поклажей, в гору на высоту тысяча метров над уровнем моря жарким солнечным днём. Поднялись. Четверым из пятёрки «избранных» стало плохо. И они сразу же написали заявление на то, что поступать отказываются. Им отдали документы и дали документы на приобретение билетов на обратную дорогу. Четверо отпали сразу.
Замечу, что конкурс на поступление в училище был необычайно высокий. В связи с событиями на Советско-Китайской границе абитуриентов заметно прибавилось. Пограничникам нужно было только положительно сдать все экзамены и их бы зачислили вне конкурса.
Первой проверкой была физическая подготовка. Отжимания, подтягивания. Бег на 100 метров и кросс на 3 километра. Мы, из рабоче-крестьян, физподготовку прошли успешно, несмотря на жару. Последний из наших «избранных» отпал сразу же – на отжиманиях. Ему предложили подтянуться на перекладине. Он с трудом подтянулся пару раз. И члены комиссии его отправили домой. Поступили из нашей группы двое: я и Володя Мальцев (он тоже был из Калинина). Парень из Вышнего Волочка (не помню ни имени, ни фамилии) не прошёл по конкурсу: он все экзамены сдал на тройки. А сдавали мы: сочинение, математику письменно и устно, физику устно. У меня оценки были соответственно: 5, 5. 4, 3. Я вписался в конкурс.
Перед экзаменами было собеседование по иностранному языку. Мне немецкий язык нравился и собеседование я прошёл успешно.
Ещё раз о зигзагах Судьбы
Перед поездкой в Алма-Ату отец сказал, что там живёт его двоюродная сестра – Поединцева Лидия Васильевна, что она очень хороший и добрый человек. Он дал мне её адрес.
Учёба в пограничном училище – это особый рассказ и повествование.
За хорошую успеваемость меня отпускали в увольнение на выходные. Я познакомился с тётей Лидой, её мужем и сыном Сергеем. Меня стали даже отпускать с ночёвкой у тёти с субботы на воскресенье и в праздничные дни.
Первый отпуск у курсантов на 1 курсе с 1 по 15 февраля. Перед первым февраля были выходные и нас отпускали пораньше. Проездной документ нам давали на поезд в купе. На поезде ехать долго. Документ принимали в кассах аэропортов и разницу за билет в самолёте мы оплачивали сами.
Тётя Лида через знакомых заказала мне билет на самолёт до Москвы. Чуть позже я приобрёл его заблаговременно в городской кассе аэровокзала.
Отпустили нас из училища чуть раньше. Не помню точную дату. Я пошёл днём к тёте Лиде. У неё можно было переночевать, а утром – в аэропорт и в полёт!
Тётя Лида устроила нам с Сергеем праздник в связи с моим отпуском. Мы в меру попраздновали, но заснуть не могли: проговорили с Сергеем о жизни долго, заснули далеко за полночь.
Сергей был мне ровесник. Он учился в строительном техникуме. У нас с ним были общие интересы. Он, как и я занимался плаванием.

Когда я учился в школе, то в 7 и в 10 классе я занимался боксом. Если бы я не сломал руку в конце учёбы в 7 классе, то бокс не бросил бы. Тренер – Голубков Лев Фёдорович был мастером спорта СССР по боксу, имел большой опыт тренерской работы, подготовил немало мастеров спорта, кандидатов. Не говоря о разрядниках. Он был вдумчивый тренер. Делал огромную ставку на технику, особенно защиты. Меня он сразу отметил. Через полгода занятий он мне сказал, что в боксе у меня большое будущее. Если я буду серьёзно заниматься. Не моё хорошее физическое развитие он ставил мне в заслугу, а светлую голову.
Лев Фёдорович ставил меня в спарринги с более с более старшими и опытными ребятами. На тренировочные бои с ровесниками он в ринг против меня выпускал двух, а иногда и трёх человек. Чтобы побили! Чтобы я лучше защищался. Но так получалось, что двух ровесников (по весу примерно равных мне) я забивал. Справился и с троими. После этого тренер стал меня ставить только против ребят, которые занимались не первый год и имели разряды. Но мне нравилось на тренировках спарринговаться со взрослыми ребятами, которые были мастерами или кандидатами. У них можно было многому научиться. И получить в тыкву, если я переходил в серьёзную атаку!..

Я вспоминал свою учительницу, очень красивую и добрую женщину, когда учился в 1 и 2 классах 32-й средней школы Калинина. С 3 по 10 (выпускной) класс я учился в школе № 30. Но никогда у меня больше не было такой прекрасной учительницы! Она была, как мама. И учился я у неё на одни пятёрки! Когда за мной в школу приходила мама, то мы делали уроки. Учительница сидела рядом со мной за партой. Она своей тёплой нежной рукой гладила меня по моим светлым волосам и ласково, со значением, говорила моей маме: «Светлая у Валеры головушка!..».
Я почти ничего не помню об учёбе в 32-й школе. Запомнилось соревнование.
Кроме всех предметов наша учительница так же очень интересно проводила занятия по физкультуре. Я очень здорово бегал. Был настолько быстрым, что на дистанции 60 метров обгонял одноклассников почти наполовину дистанции.
Учительница была не только нежная, но, видимо, и заводная женщина. Она привела меня на занятие по физкультуре в 8 класс. Попросила учителя отобрать троих-четверых самых быстрых восьмиклассников. Я заканчивал 2-й класс, и знал, что больше здесь учиться не буду – мы переезжали на другую квартиру. 30-я школа там была совсем рядом. Она попросила учителя запустить меня наперегонки с восьмиклассниками. Он согласился. Другие ученики этого класса с любопытством наблюдали за происходящим.
Я один принял низкий старт (заслуга моей учительницы). Восьмиклассники, мои соперники, глядя на меня ухмылялись, и приняли старт высокий. Учитель скомандовал, и мы рванули. Так получилось, что я резко ушёл со старта и оторвался на несколько метров. Большие ребята догнать меня не смогли. Но учителя удивило даже не это. Его удивило время, которое я показал. «Его можно запускать и с 9, и с 10 классом!» – сказал он, улыбаясь, моей учительнице. Да, в своём дворе я обгонял старших ребят. А на футбол (когда играла «Волга» Калинин) мы не на трамвае ездили, а бегали через половину города. Как и во многих играх главным у нас был бег, и плавание на Волге…

Самостоятельно я увлекался атлетизмом. У меня была книга по гантельной гимнастике и «Атлетизм». Сергей тоже увлекался атлетизмом, и у него были такие же книги. И он тоже занимался до плавания боксом. Потому нам было о чём поговорить. Он интересовался службой в пограничных войсках, много расспрашивал меня, хотя его служба в армии не прельщала.
Все курсанты отправлялись в отпуск в курсантской форме. Зимой курсанты носили шинели. Бушлаты одевали на занятиях в ПУЦе. Пограничникам было разрешено и зимой вместо шапки (в увольнении или в отпуске) одевать зелёную фуражку. Красота! Но шапка, на всякий случай, была в чемодане.
Проспали!
Утром мы с Сергеем проспали. Не слышали будильника. Хорошо, что позвонила с работы тётя Лида и разбудила нас. Сергей сказал, что поедем на такси. Вызвал такси по телефону. Приехали в аэропорт, а регистрация на мой рейс окончилась. Я с чемоданом добежал до самолёта. Но проводница сказала мне, что все места заняты. Что на моё место на регистрации посажен другой человек. Мы поднялись, и она показала мне салон самолёта. Он был заполнен полностью, и примерно наполовину заполнен курсантами общевойскового училища Алма-Аты – салон пестрел красно-золотыми погонами! 
Проводница передала по рации в аэропорт мою проблему. Ей ответили, чтобы я подходил к кассе, и что мой билет перерегистрируют на следующий рейс. Что я и сделал. Сергей тоже успокоился, распрощался и поехал домой.

Можно представить мои чувства, когда позднее я узнал, что самолёт, на который я опоздал, разбился при посадке, и все, кто в нём находились, погибли!.. Самолёт ИЛ-18. От 80 до 120 пассажиров вместимость. Экипаж 5 (6) человек.

Так распорядилась Судьба и Боженька. Видимо, потому, что после отпуска, в марте, предстоял экзамен по горной выездке. После экзамена я прикидывал, чтобы могло случиться, если бы я не проспал и попал бы в самолёт. Кто мог бы завернуть целый взвод курсантов на лошадях, кто смог бы догнать и завернуть Турбину?..
Тогда всё решали секунды. Даже если рванулся кто-то другой, но чуть позже, он не успел бы, и весь взвод курсантов с лошадьми улетел бы в пропасть. Как сказал Полумисков: «Валера, ты среагировал вовремя!».
Я понимал, что тренировки в секции волейбола (тренер мастер спорта СССР Олег Александрович Погодин, прекрасный тренер, очень добрый и требовательный человек), в секции бокса вырабатывают у человека молниеносную реакцию и способность молниеносно принимать единственно правильное решение.
А вот способность переносить сверхнагрузки, физические, психологические перегрузки мне дали тренировки в велосекции у тренера Карасёва.
Вердикт Шляхтина
Полковник Шляхтин не сразу среагировал на мой рапорт о переводе на курс офицеров розыскной службы с собаками. Обычно он на всё реагировал быстро, и даже молниеносно. Такой у него был взрывной и горячий характер. До очередного зимнего отпуска на 3 курсе была примерно неделя. Дня за три до отпуска Иван Константинович вызвал меня к себе в кабинет. Поздоровался, и стал долго набирать номер телефона. Набрал. Поздоровался и сказал, что сын пришёл. Он звонил моему отцу в Калинин. Передал трубку телефона мне и сказал: «Поговори с отцом!».
Это было неожиданно для меня! Я не знал, радоваться или огорчаться предстоящему разговору. Мы поздоровались, и отец сразу стал просить меня забрать рапорт и продолжать учёбу на командном профиле. Но я сказал, что этого не буду делать. Что или перевод, или я ухожу из училища. Отец уговаривать меня не стал. Он знал мой характер: что я если что задумал, то не отступлю от этого. На том мы и окончили разговор.
Я понимал, что уход из училища – это грубое нарушение воинской дисциплины. Но сколько можно было меня обманывать тем, кто этот перевод мог осуществить, хотя бы в порядке исключения? Я понимал и то, что на Ивана Константиновича наехал генерал и запретил ему давать ход рапорту.
Шляхтин стал серьёзным и сказал мне:
«Забери рапорт. И напиши рапорт об увольнении из училища. Я тебя отпущу. Я понимаю, как тебе хочется работать с розыскными собаками. Но, увы, ничем тебе помочь не могу. Иди в войска. Дослужишь, уволишься, можешь пойти служить в милицию, в уголовный розыск и работать там с розыскными собаками.
Начальник училища категорически против перевода. Мол, мы не можем с высшего профиля переводить курсанта на профиль обучения средний. Наоборот переводить: со среднего на высший можно. А рапорт Андропову может пойти только с его резолюцией!
Я, конечно, хотел бы, чтобы ты остался у нас. Ты отличный курсант и человек. Но и неволить тебя не могу. Ступай с Богом!».
Мы смотрели друг другу в глаза. В голубых глазах Ивана Константиновича светилось сожаление. Его взгляд не все офицеры могли выдержать. Были случаи, что некоторые курсовые офицеры, не перенося суровый взгляд полковника, падали в обморок! Мало, кто знал, какого цвета глаза Шляхтина.
Он попросил меня задержаться, показав рукой на стул рядом с ним.
Я присел, глядя в глаза Ивана Константиновича. Он заговорил не сразу. Вспомнил тот день, когда в училище приезжал Рудольф Иванович Абель: «Сынок, на встречу с разведчиком Абелем собрались курсанты четырёх курсов и почти все офицеры училища. Переполненный зал. Наверное, тысячи полторы человек! Когда Абель после своего рассказа спросил есть ли вопросы, все молчали. Зачем ты ему задал вопрос?».
«Но мой вопрос ему понравился! И он очень интересно на него ответил».
«Да. И тебя к себе подозвал. Похвалил, приобнял и по голове погладил! Видимо, ты не просто ему понравился, если дяди из СВР на тебя глаз положили! Не на заставу, и не к розыскным собакам ты после выпуска пошёл бы. Абель присмотрел тебя в разведку. Ничего больше не буду тебе говорить. Пиши рапорт на увольнение, я тебя отпущу. Поедешь дослуживать в Читу, в Забайкалье. А когда тебя домой отпустят, зависит от тебя…»,
Я знал, что из училища по-хорошему редко отпускают. Как правило – через психбольницу. Слишком большие затраты у государства на каждого курсанта. Я поблагодарил Ивана Константиновича и ушёл писать рапорт на увольнение.
Лишь сказки сказ бывает скорым.
Но долог повести рассказ.
Держать за временнЫм забором,
Читатель, я не в праве вас…
Возвращаюсь к началу своего повествования и называю героев, которых мне посчастливилось спасти. Именно героев. Они в очень непростое время пришли в пограничное училище, чтобы служить своему народу и Родине. К сожалению, из тридцати курсантов нашего взвода я помню не всех. Но те, кого я вспомнил, достойны называться героями-пограничниками:
Валентин Ножков,
Владимир Носников,
Олег Умба,
Михаил Улин,
Владимир Черепнёв,
Владимир Пронин,
Александр Косырев,
Виктор Борозинец,
Виталий Невмержицкий,
Анатолий Прибытков,
Валентин Мызников,
Виктор Зеленский,
Пётр Мороз,
Владимир Сенокосов,
Владимир Момотов,
Виталий Скрябин,
Виктор Сопов,
Марат Кокубаев,
Владимир Ашербеков,
Борис Матвиенко,
Вячеслав Домрачев.
Перечислил их произвольно, как мне выдавала моя память.
Всем им слава и добрая память.
Наше училище было не только лучшим вузом, но и очень красивым учебным заведением.
28 мая, каждый год, проводились выпускные выпускные вечера молодых
офицеров.
Кто-то из курсантов сочинил песню выпускников Алма-Атинского пограничного. Её перед выпускным вечером транслировали по громкой связи по всему училищу. Исполнял песню курсантский (лейтенантский) ансамбль. Звучали в нём и голоса (сопрано!) девушек-певиц. Из-за этого песня была наиболее пронзительна, будоражила сердце и душу – до слёз!

Выпускникам Алма-Атинского пограничного:

Уходят лейтенанты в неизвестность,
Прощаются с училищем своим.
Берёзки нарядились, как невесты, –
Всё кажется особо дорогим.

Что ждёт вас молодые лейтенанты?
Какие судьбы уготовлены для вас?
Совсем недавно юноши-курсанты
Вдруг стали сразу взрослыми сейчас.

Когда-нибудь сойдутся ваши тропы, –
Вы вспомните училище, ребят,
И гимнастёрки белые от пота,
И пограничный праздничный наряд.

Вы станете, как прежде, молодыми,
Разгладятся морщинки на лице.
Всё это будет, а сейчас иными
Уходите, не зная о судьбе…

С Днём Пограничных войск!
28 мая 2025 года.          17.00.
(Продолжение следует).