Аннамухамед Зарипов. Туркмения обетованная

Многие посвященные говорят, что более или менее сохранившейся без либеральной грязи, лжи и беснования республикой после развала СССР стала Туркмения. Мы как-то беседовали с Андреем Головиным о том, что массовый туризм своими затертыми маршрутами может убивать еще недавно привлекательные (я уж не говорю сакральные) места, и разговор зашел о Туркмении, где Андрей побывал несколько лет назад. Его поразили там не только черные пески, но и то, что белое солнце пустыни оказывается вовсе не метафора.

На излете СССР мой отец приехал из Небит-Дага и с восторгом рассказывал об этой удивительной республике. Похоже, туркмены в отличие от жителей других тюркских республик смогли сохранить сердечность и дружелюбие. Тут достаточно вспомнить о Красноводском пароме, о котором так сильно писал бакинец Виталий Айриян: о том, как "везут от скуки бесы трюмы полные армян", о том, как" маяк туркменский светит белой точкой вдалеке"...

В январе 2012 года я зашла в галерею "На Чистых прудах", в то время я сюда часто приходила, так как представитель андеграунда 1960-х годов Игорь Григорьевич Снегур дружил с директором галереи Валерием Павловичем Новиковым, а я дружила со Снегуром. И время от времени я что-то писала о выставлявшихся художниках: самом Снегуре, Саше Трифонове или Дмитрии Иконникове.

Зимой 2012 года здесь в этом разноуровневом пространстве в Гусятниковом переулке выставлялся Аннамухамед Зарипов. Валерий Павлович увидел мой интерес к этой сочной ориенталистике и незаурядному мышлению, дал мне его телефон.
Результатом нашей встречи стало это интервью.

МЫ ВСЕ - ЛЮДИ ЗЕМЛИ!

Знаменитый художник Аннамухамед Зарипов родился в 1947 году в Туркмении. Окончил с отличием художественное училище в Ашхабаде, затем художественный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Уже во время учёбы оформил несколько спектаклей в Москве и Ашхабаде, работал на студии «Туркменфильм». Сценография стала для Зарипова окном в мир большого искусства. Но в театре он не остался, так же, как и в кино. Его талант – в станковой живописи и коллекционировании предметов искусства: древних черепков, амфор, старинных туркменских украшений и монет.



–;Аннамухамед Зарипович, а ведь у Туркмении с Россией всегда были хорошие отношения…

–;Русофобии оголтелой никогда не видел. Ведь русских у нас всегда было много – c 1885 года, когда берег реки Кушки вошёл в состав Российской империи. Правда, сами русские не всегда дружелюбно себя вели. Помню случай, когда одна туркменка в автобусе на ломаном русском языке попросила русскую передать деньги на билет. И та с нескрываемым раздражением стала эту малограмотную женщину воспитывать: вот, мол, учим вас, учим, а вы всё не можете русский язык освоить. Я не сдержался и спросил обидчицу: «А почему вы так разговариваете? Вам не стыдно, находясь в Туркмении, упрекать людей за то, что они плохо говорят на чужом языке?» Та аж передёрнулась: «А почему это я должна по-туркменски разговаривать, у меня есть свой родной язык?!» Я отвечаю: «Так и у этой женщины есть свой родной язык». На лице у той женщины было столько недоумения! Я живу в России с конца 70-х годов. И скажу, что русские люди в основе своей очень незлобивые и открытые.



–;Скажите, а вас родители ругали за высокомерие, проявление гордыни?

–;У нас проявлять гордыню или высокомерие не было ни времени, ни возможности. Мы жили очень небогато, если не сказать – бедно. Вы представляете, что такое десять детей? Помню, кто-то пришёл и спросил маму: а вот у тебя Айджамал какой по счёту ребёнок? Мама, бедная, стала по именам считать на пальцах и всё время сбивалась. Она всю свою жизнь нами занималась. Я из семьи, где сельджукская кровь соединилась с коптской. Родился в туркменском ауле Сакар-Чага («полосатая пустыня»), близ руин древней столицы Великих Сельджуков – Мерва. Отец мой был из коммунистов-романтиков. Верил, что жизнь наша улучшится. Меня мальчишкой часто брал на партсобрания, когда оставить не с кем было. И там критиковал руководство. Даже первый секретарь райкома терпимо относился к этому. Говорил: «Ну, Зарипова понять можно. Он всю войну прошёл до Берлина». У отца ведь два ордена Красной Звезды и один орден Отечественной войны. А третий – Красной Звезды – ему дали посмертно: Зарипова считали погибшим, потому что в одном из уличных боев его изрешетили так, что он почти не дышал. И вот однажды отец появляется живым перед своим командиром. У капитана язык отнялся. «Зарипов, – говорит, – иди сюда. Вот тебе твоя посмертная награда. Бери, только никому не показывай, а то тебя на Колыму заберут, подумают, что ты в плену спасался».

А его, всего окровавленного, подобрала немецкая девушка. Её родители погибли, и она жила одна. Так и выходила отца. Он потом сказал ей: «Я сейчас не могу тебя с собой взять, найди меня после войны, и я тебя отблагодарю». Как он там ей разъяснял адрес, не могу понять, но только после войны она, мы её тетей Клавой звали, приехала в Туркмению. Стала второй женой моего отца. Моя мать приняла её, так и бегали мы из своего дома в «тёть Клавин». Про это роман надо писать! А как она мою маму варенье учила закрывать… У неё своих детей не было, она нас любила, как родных. Мы ей на Пасху кричали: «Тётя Клава, Христос воскрес!» Она нам крашеные яйца дарила и по голове гладила. Там, в Туркмении, её и похоронили. Я думаю, что для нас всех это какой-то знак был: немка бросила свою страну и приехала в Туркмению. Я только тогда стал понимать, что мы все – люди Земли. Что человеческое всегда выше национального.



–;Как вы считаете, с чего началось неприятие между Туркменией и Россией в последние двадцать лет?

–;С того, что стали создаваться независимые государства и, в основном, из-за нефти и газа. Ведь Москва выкачивала из региона всю нефть. Я помню поезда в шестнадцать вагонов с цистернами, которые шли в Россию через Узбекистан и Казахстан. А ведь в нашей стране даже нефтеперерабатывающих заводов не строили, народ жил в ужасной нищете. Когда Союз распался, первый президент Сапармурат Ниязов решил, что теперь углеводороды будут принадлежать его клану. Отсюда и началась наша изоляция.

Скажу прямо: при Туркменбаши людям жилось плохо. Родственникам нельзя было даже денег послать. Туркмены оказались разделённым народом.

У меня на родине десять человек братьев-сес­тёр, могилы родителей, которые ушли из жизни в 80-е годы, но поскольку я – публичный человек, хорошо известный в России, меня объявили «невъездным» и в бывшем постпредстве Туркмении посоветовали не шутить с этим. То есть не лезть на рожон и не обсуждать эту тему. Но когда мне дали звание академика Российской академии наук, когда Путин вручил орден «За заслуги перед Отечеством», отстали.

Как-то делал сценографию для спектакля по Эзопу в Туркменском драматическом театре имени Молланепеса. Все его создатели получили Государственную премию. Кроме меня. Потому что у меня было российское гражданство. Правда, предложили принять туркменское, чтобы всё-таки наградить, но я отказался.



–;Может быть, сейчас появятся заинтересованные люди, с которыми вы сможете сотрудничать?

–;Надеюсь. Мы все остаёмся детьми своей страны. Хочется как-то помочь родине. Я издаю книги, выступаю, читаю лекции, рассказываю о Туркмении и её искусстве, делаю широкомасштабные выставки… Недавно одна прошла в галерее «На Чистых прудах». Я представил свои гуаши на туркменскую тему, где оживают картины детства: верблюжьи гонки, пыльные бури, стены древнего Мерва при отблеске луны… Слава богу, теперь туркмены едут учиться не только в Турцию, но и в Москву, как это раньше было. Но, тем не менее, моя родина остаётся чем-то вроде «терра инкогнита» для тех же русских, казахов, прибалтов… Кто может сейчас похвастаться, что был в Туркмении? На Канарских островах русских туристов несоизмеримо больше. Думаю, что со временем наше разобщение будет сходить на нет. Я как-то слышал отзыв одной туристки из России о Туркмении: «Мечети и фонтаны, как в «Тысяче и одной ночи», а ощущение от прогулок по ночному городу, как во времена СССР – люди выходят из ресторанов и идут домой пешком по чистым тихим улицам. Смеются. По-русски говорят». Всё подтверждает мои слова: в Туркмении к гостям, и не только из России, отношение очень доброжелательное. У людей всегда останется желание жить и общаться со своими родными и друзьями.