Великаны и Сын Грома

Во времена, столь далекие, что даже древние летописи знают о них лишь понаслышке, жило на земле племя белокурых великанов. Роста они были огромного, тела их были легки и стройны. Были великаны белокожи и никогда не стригли волос цвета отбеленного льна. И не было среди существ, населявших землю, никого, кто мог бы вселить страх в сердца великанов. Боялись великаны лишь бога, единого бога Необъятное Небо. Когда Небо гневалось и посылало на землю молнии, падали великаны на лица свои и молили всевышнего о снисхождении.

Селение великанов, о котором пойдет речь, располагалось у основания горной гряды. Как-то ночью бушевала ужасная гроза, и великаны до зари не смыкали глаз, моля у Неба прощения и пощады. К утру буря стихла, и женщины селения поднялись чуть в горы, где протекал ручей, за водой. Рядом с тем местом, откуда женщины носили воду, располагалась необычного вида скала: безупречно черная, с глянцевой, будто отполированной поверхностью. Горы есть горы. Они почти также древни как мир. Но и горы меняют свой облик. Эта же скала, сколько жили возле нее люди, оставалась неизменной.

В это утро взорам женщин предстала необыкновенная картина: ночью молния ударила в скалу, и скала раскололась надвое до самого основания. И это было еще не самое удивительное. В образовавшейся трещине на мелких осколках камня лежал новорожденный младенец. Он лежал тихо, так что женщины не сразу его и заметили. Но стоило им обратить на него свои взоры, младенец тут же разразился громким плачем. И если голый ребенок, лежащий на камнях, поразил женщин в самые их сердца, то вид младенца вселил в них суеверных страх. По всему было видно, что это человеческий ребенок, но – о, Необъятное Небо! – как непохож он был на детей великанов. Ребенок был так мал в сравнении с новорожденными великанами, что казалось удивительным уже одно то, что он жив. Но не это испугало женщин. Кожа младенца была цвета бронзы! А головку покрывал густой совершенно черный пушок! Никогда прежде не было на земле (по крайней мере, великаны о таком не слыхивали) людей с таким цветом кожи и такими волосами.

Ребенок меж тем заходился в крике. Женские сердца дрогнули. Осторожно и очень медленно женщины приблизились к младенцу, не забыв, однако, на всякий случай вооружиться коромыслами. Когда же они подошли достаточно близко к мальчику (а с того расстояния, на котором теперь находились женщины, не оставалось никаких сомнений в том, что это именно мальчик), так вот, когда женщины подошли уже совсем близко и взглянули ребенку в лицо, их взгляды встретил холодный обжигающий свет глубоко синих глаз мальчика. Женщины в ужасе отпрянули и переглянулись: глаза всех известных им ныне живущих великанов и тех великанов, что жили прежде – если правдивы предания, - глаза всех великанов были цвета прозрачной зеленоватой воды.

Посовещавшись недолго, женщины совершенно справедливо решили, что это дитя того, чье имя не может быть произнесено вслух. А потому ребенка надлежит тут же на месте убить: забить до смерти коромыслами или забросать камнями. Мальчик меж тем продолжал плакать. И ни одна рука с коромыслом не поднялась для удара и ни одна не протянулась за камнем. Не сговариваясь, женщины развернулись и ушли прочь, оставив младенца там, где он и был, в надежде, что к утру следующего дня ребенок умрет сам. Женщины вернулись в селение, но не сказали ни слова соплеменникам о своей страшной находке. Лишь одна из них  долго не могла заснуть ночью и проливала тихие слезы.

На следующее утро, придя к ручью, женщины старались не смотреть в расселину черной скалы. В горах стояла тишина, нарушаемая лишь журчанием воды. Приняв тишину как знак того, что младенец мертв, женщины все же осмелились взглянуть в пугающем их направлении. И в тот же миг из трещины раздался громкий плач. Ребенок был цел и невредим. Женщины поспешили вернуться в селение. И опять ни одна из них ни словом не обмолвилась о мальчике. Но и в последующую ночь та же женщина, что плакала накануне, долго не могла заснуть и лила тихие слезы.

Наутро муж мягко поинтересовался, что не дает ей спать и заставляет плакать любимую. Женщина не выдержала и рассказала все мужу. Мужчина погрузился в раздумья, после чего предложил жене: если и сегодня мальчик окажется жив, принести ребенка в их дом, чтобы он стал их сыном, так как своих детей не дало им Необъятное Небо.

Придя к ручью на третий день, женщины старательно избегали смотреть в сторону черной скалы. Когда они уже набрали воды и собирались уходить, та, которой Небо не дало детей, украдкой бросила взгляд в сторону расселины и тут же услышала тихий детский плачь.

– Разве вы не слышите, как он плачет? – обратилась она к своим подругам. – Он все еще жив. Неужели ваши сердца не сжимаются от жалости к этому беззащитному созданию?!

Но ее подруги не слышали ничего. Женщина поставила воду на берег ручья и пошла к трещине в скале. Стоило лишь женщине взять мальчика на руки, как он тут же затих. За двое суток ребенок исхудал и ослаб, но все-таки был жив. С ребенком на руках женщина вернулась к подругам. Те не сказали ни слова, и в нерушимом молчании все вернулись в селение.

Селение великанов загудело как потревоженный улей. Весть о найденыше моментально облетела все хижины. Великаны собрались на совет. Совет не был долгим, решение было единогласным: мальчик – ребенок того, чье имя не может быть произнесено вслух. Спорили лишь о том, каким образом избавиться от младенца. В конце концов, все согласились со старым шаманом: ребенка следовало принести в жертву Необъятному Небу. Но возникла непредвиденная трудность. Приемные родители мальчика, те, которым Необъятное Небо не дало детей, готовы были защищать ребенка ценой собственной жизни. Великаны притихли. Принести в жертву исчадье зла – это одно, но убить соплеменника – совсем другое дело, тут мнения великанов разделились. Многие готовы были оставить мальчику жизнь, лишь бы не убивать родичей. Шаман распустил совет до вечера следующего дня. Сам же собирался искать ответа у духов.

Остаток дня и всю ночь, и весь следующий день до глубокого вечера над хижиной шамана поднимались клубы дыма, а изнутри доносилось утробное пение, прерываемое иногда дикими воплями – голосами духов. Вот пришел установленный час, и племя собралось на совет. Шаман поведал волю духов – посланников Необъятного Неба. Духи поведали шаману, что ребенок принесет в селение беду. Однако, поскольку приемные родители не готовы отдать мальчика в жертву Необъятному Небу добровольно и полны решимости защищать жизнь младенца ценою собственных жизней (а убийство соплеменников неугодно Небу), духи позволяют ребенку жить среди великанов. Но шаману вменялось пристально следить за семьей, взявшей на воспитание найденыша, дабы, когда зло начнет прорастать в племени, силою своего магического искусства и при помощи духов, посланцев Необъятного Неба, защитить свой народ от беды.

Великаны успокоились. Жизнь вернулась в прежнее русло, а вид темнокожего ребенка с глазами цвета сапфира стал привычным и уже не внушал племени суеверного ужаса. Шаман каждый день наведывался в хижину тех, кому Необъятное Небо не дало своих детей, слушал дыхание приемных родителей найденыша, изучал цвет их глаз, считал биение сердец и регулярно приносил снадобье, долженствующее укрепить силы мужчины и женщины, устранив всякую возможность черного морока со стороны ребенка. На мальчика же шаман не обращал ни малейшего внимания. Ребенку позволено было расти с прочими детьми племени. Но мальчик был намного меньше даже самых младших товарищей по играм и гораздо слабее их, и потому неизменно проигрывал в состязаниях. И всякий вечер его трепетавшее от обиды сердечко согревала в хижине приемная мать. Женщина любила его. Отец подбадривал сына и учил его обращению с оружием, приемам охоты и хитростям борьбы на поясах, очень популярной среди великанов.

* * *
Так прошло семь лет. И вдруг великаны заметили, что приемные родители мальчика как-то резко состарились. Жизнь как будто утекала из их тел так, как если бы тела их дали трещину. Шаман удвоил свои усилия: он стал наведываться в хижину к тем, кому Необъятное Небо не дало своих детей, по нескольку раз в день, он готовил все более крепкие снадобья. Шаман так старался, что тоже исхудал и осунулся. Великаны стали с опаской и плохо скрываемой злобой посматривать на мальчика. Дети его сторонились и не принимали в свои игры. И мальчик стал уходить в горы к черной скале, расколотой надвое, и проводил возле нее долгие часы.

Как назло, год выдался засушливым. Ручьи, текшие с гор, высыхали, не добежав до долины. Живность ушла выше в горы, где еще можно было найти воду, и охотникам племени великанов приходилось каждый раз углубляться в горы все дальше, чтобы добыть для племени мясо, но мяса все равно не хватало. И вот было решено, что мужчины племени отправятся на большую охоту и добудут-таки для соплеменников пропитание.

Старый шаман совсем выбился из сил, готовя мужчин к предстоящей охоте. Кроме того он готовил особое зелье для отца приемыша, чтобы у охотника хватило сил на дальний переход.

Наконец все было готово. Мужчины собрались в поход. Отец мальчика накануне под заклинания шамана принял снадобье. И отряд охотников ушел в горы. Селение притихло в ожидании. Только шаман творил в своей хижине не то заклятия, не то молитвы.

Когда же охотники, усталые и измученные вернулись в селение, лица их были мрачны. Они не нашли дичи. Но этого было мало. Отец найденыша погиб в походе. По рассказам тех, кто видел происшедшее своими глазами, когда отряд проходил по узкой тропе над глубокой пропастью, мужчина вдруг остановился на мгновение, а потом шагнул с тропы прямо в пропасть. Племя погрузилось в траур. Несчастная вдова, несмотря на самые крепкие зелья, которые ей давал шаман, не выдержав горя, умерла от слез на третьи сутки после вести о гибели мужа. Мальчик остался один.
Предсказание духов, посланников Необъятного Неба, сбылось: в селение пришла беда. Племя голодало и уже начали умирать люди. Великаны собрались на совет. Мальчик же, предчувствуя беду, ушел к черной скале и не возвращался уже в селение.

На совете шаман огласил волю Необъятного Неба: ребенка надлежит принести в жертву через три дня. Шаман выбрал трех самых крепких и отважных охотников племени, чтобы те сообщили мальчику волю Неба. Вестники отправились к черной скале, и нашли ребенка, тихо и безучастно сидевшим у входа в расселину.  Они даже не рискнули приблизиться к мальчику, а остановились в отдалении.

- Через три дня ты умрешь, - только и сказали ему посланники шамана, после чего поспешили удалиться.

Селение замерло в ожидании назначенного дня. Мальчик же оставался безучастным все то время, покуда посланники шамана не скрылись из поля его видения. Мальчик думал о своих приемных родителях, о тех двух людях, которые были к нему внимательны и ласковы, о единственных людях на земле, которые любили его. Когда же ребенок остался один, он лег на высыпавшиеся в расселину камни, свернулся клубочком и тихо заплакал. Мальчик, конечно, знал, что те, кому Необъятное Небо не дало своих детей, не были его настоящими родителями, но он ничего не знал о том, кто же были его настоящими матерью и отцом.

Мальчик проплакал до глубокой ночи. Но, в конце концов, заснул. И ему приснился сон. Необъятное Небо извергло на землю молнию. Молния с оглушительным громом вонзилась в незыблемую массу черной скалы. И скала расселась надвое, чтобы родить ребенка. Родившийся мальчик услышал голос отца, произнесшего имя своего сына: Сын Грома.

Когда утром мальчик проснулся, он уже не плакал. Теперь он знал, кто он. Сын Грома обнаружил, что ночью, пока он спал, из недр черной скалы забил родник. Мальчик зачерпнул воды из ручья. Вода оказалась соленой.

Тихо журча, вода струилась между камнями, устремляясь в сторону русла высохшего ручья, из которого жители селения прежде брали воду. Но родничок был слаб, и его воды уходили в землю, не добежав до русла. И тогда Сын Грома поднял с земли осколок черной скалы и положил его на пути ручейка. Потом еще один. И еще. Мальчик строил плотину. Вода соберется за плотиной, накопит силу и потом уже со всей мощью обрушится в высохшее русло. И никто и ничто не смогут остановить этого потока. Так думал Сын Грома.

Настал день жертвоприношения. Мужчины племени вооружились, спели боевую песню, и пошли к черной скале за ребенком. Придя на место, они обнаружили, что мальчик отгородился от мира великанов стеной из черного камня. Мужчины обошли стену и увидели по другую ее сторону огромную массу воды. Вода упиралась в стену, но было не понятно, что удерживало ее с боков и не давало растечься вширь. У истока водяной массы сидел мальчик. Его глаза были закрыты, а лицо сосредоточенно. Мужчины решили, что ребенок использует черную магию, чтобы управлять водой, и поспешно ввернулись в селение за советом старого шамана. Шаман, услышав о случившемся, пришел в ярость. Он произнес самые могучие заклинания, которые должны были сделать мужчин неуязвимыми для черных чар, и отправил отряд обратно к скале за мальчиком.

Мальчик же тем временем просил помощи у своих родителей, Необъятного Неба и черной скалы. И помощь пришла. Из самого темного места расселины в черной скале отделилась неясная тень. Тень приблизилась к Сыну Грома, но, сколько ребенок не всматривался, он не мог усмотреть в ней каких-либо конкретных черт. Он видел тень, но тень как будто оставалась невидимой.

– Кто ты? – спросил Сын Грома.

– Я – Невидимый. Я помогу тебе, но за это ты должен будешь заплатить мне, отдав по моему требованию то, что будет для тебя ценнее всего и с чем тебе ни за что не захочется расставаться. Но это будет потом. А сейчас, если ты согласен на мое условие, я помогу тебе.

И мальчик согласился. В это время показался отряд мужчин, посланный шаманом.

– Я дам тебе армию, – сказал Невидимый. – Смотри.

Черные камни, из которых была сложена стена плотины, начали впитывать воду и разбухать. Когда каменная скорлупа больше не могла удерживать впитанную воду, камни с грохотом лопались, и из них появлялись темнокожие воины невысокого роста с длинными черными волосами, заплетенными в косы, и глазами цвета обсидиана. На воинах были легкие кожаные доспехи. В руках воины сжимали кривые ятаганы, и у каждого был короткий лук и колчан со стрелами.

Когда последняя капля воды впиталась в последний черный камень, и камень с грохотом лопнул, и из него появился очередной воин, тогда темнокожая армия обрушилась на отряд великанов. Великаны даже не успели изготовиться к битве. Темнокожие воины исковеркали их тела и оставили валяться на земле безжизненной массой, а сами, подобно прорвавшей плотину воде, устремились в селение.

– А теперь, – сказал Невидимый Сыну Грома, – теперь иди и смотри. Я отдам в твои руки весь мир, но помни о нашем договоре.

И Невидимый исчез. Воины Сына Грома тем временем уже ворвались в селение великанов.

Когда Сын Грома спустился в селение, оно уже было разорено полностью. На земле повсюду лежали трупы стариков и детей. В живых из великанов остались только молодые женщины. Темнокожие воины тащили великанш в хижины и там входили в них. При появлении Сына Грома насилие прекратилось, и армия собралась перед своим вождем. Сын Грома приказал найти шамана. Старик чудом уцелел. Его подвели к мальчику. Глаза шамана налились кровью и ненавистью.

– Надо было убить тебя сразу! – с шипением выдавил шаман. – Но знай, что это мои зелья и моя магия убила твоих приемных родителей. И я бы убил и тебя!

– Я знаю, – прервал его Сын Грома.

Не говоря больше ни слова, мальчик взял у одного из своих воинов ятаган. Шамана бросили на колени, и Сын Грома один ударом отсек старику голову.

* * *
Прошли годы. Мальчик вырос и превратился в воина. Его армия не знала поражений. Его воины стирали племя великанов с лица земли. Каменные бойцы вырезали в каждом селении великанов всех мужчин, стариков и детей, оставляя в живых только молодых женщин. Воины Сына Грома входили к белокурым женщинам, и те рожали им детей, маленьких темнокожих и черноволосых мальчиков и девочек с глазами цвета обсидиана. Земля, некогда принадлежавшая великанам, теперь была наполнена людьми Сына Грома. Остатки племени великанов ютились в малопригодных для жизни местах и уже не представляли собой силы, с которой нужно было бы считаться Сыну Грома. Так Сын Грома стал хозяином целого мира. И тогда Сын Грома приказал своей армии остановиться. Война закончилась, как заканчивается все, что когда-либо началось.

Великаны вынуждены были работать на людей Сына Грома и все равно едва могли выжить. Народу же Сына Грома принадлежал весь мир. А народ, который владел всем миром, чтил Сына Грома как живое воплощение Необъятного Неба. Невидимый сдержал свое слово, и теперь оставалось ждать, когда придет срок уплаты долга. Сын Грома смотрел на мир, простиравшийся перед ним, но не видел ничего, что мог бы счесть самым ценным для себя. Он уже давно отомстил великанам за смерть мужчины и женщины, принявших его как собственного сына. У него была власть над людьми, но она не имела для Сына Грома цены. Все богатства мира были доступны ему, но они не привлекали его. Сын Грома не знал того, что было для него ценнее всего на свете.

И вот как-то вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, и в небе догорали его последние лучи, перед Сыном Грома возникла неясных очертаний тень.

– Невидимый? – окликнул негромко Сын Грома.

– Все еще помнишь обо мне? – послышалось в ответ. – А помнишь ли ты о нашем договоре?

– Разумеется, помню. – Сын Грома обвел движением руки пространство перед собой. – Бери, что хочешь. Но, если честно, все это мало значит для меня. С того дня, как, будучи ребенком, я своими руками убил того, кто убил любивших меня, этот мир перестал иметь для меня ценность.

– Мне не нужны сокровища этого мира. В этом мы похожи с тобой, – ответил Невидимый. – Я пришел за другим.

Невидимый замолчал. Сын Грома ждал продолжения, не вымолвив ни слова.

– Я пришел, – продолжил Невидимый, – я пришел, чтобы взять твою жизнь.

На лице Сына Грома отразилось удивление. Но удивили его не слова Невидимого. Сын Грома с удивлением смотрел на свою руку, в которой помимо его собственной воли оказался ятаган. Сын Грома понял, что произошло, только когда его ятаган со свистом рассек воздух в том месте, где только что находился Невидимый.

– Таков был договор, – услышал Сын Грома у себя за левым плечом голос Невидимого.

Тень заволокла взор Сына Грома. Ятаган выпал из обессилевшей руки. И жизнь покинула тело хозяина целого мира.

Но мир не мог долго оставаться без хозяина. Когда воины Сына Грома справили по нему тризну, его место занял другой, воин из числа тех, кто родился от соленых вод источника и осколков черной скалы.

* * *
Мрак, закрывший от взора Сына Грома мир живых, внезапно разорвался. Сын Грома стоял перед ослепительно белыми божествами. Но он не узнал их, и тогда их кожа потемнела, а глаза налились черным беспросветным мраком. И божества низвергли Сына Грома вниз. Духовному взору Сына Грома предстали темные и светлые божества, истребляющие друг друга в беспощадной битве. Но он не принял ничьей стороны, и божества ринулись на него и низвергли Сына Грома вниз. И тогда Сын Грома увидел прекрасного вида алый цветок, источавший сладостный аромат. Над цветком кружил шмель, желая вкусить нектара. Когда шмель впился своим хоботком в мягкую плоть цветка, Сын Грома захотел войти в этот цветок…

Сын Грома плавал в беспредельном и предвечном, теплом и темном океане. Но он помнил, кто он, и помнил всю свою предшествующую жизнь. Он слышал доносившиеся издалека слова на непонятном языке. Голоса говорили с ним. Сын Грома не знал, что они ему говорят, но чувствовал, что они говорят к нему с любовью.
Однажды океан пришел в движение. Его воды стремительно понесли Сына Грома в неведомое, и тогда Сын Грома понял, что возвращается в мир людей.

* * *
В убогой хижине, приютившейся на склоне бесплодного горного ущелья, родился мальчик. Родители с нетерпением ожидали его появления. Но теперь выглядели испуганными. Новорожденный молчал и смотрел на своих родителей не по-детски осмысленным взглядом. А Сын Грома, чувствуя, что память ускользает от него, страстно желал лишь одного: увидеть лица своих живых матери и отца. Он смотрел на них и видел светлоглазых белокурых великанов, с любовью и тревогой, затаив дыхание смотревших на него. И тогда Сын Грома все понял и из его груди вырвался плачь, который стирал остатки его прежней памяти.

А встревоженные великаны, стоило лишь младенцу заплакать, вздохнули с облегчением, и мать прижала новорожденного сына к своей груди.


 30.06.2012