Кофе, штрудель и зубочистки

(Из Иерусалимских рассказов, напоминающих   Лирона Халфона из "Рамзора" Адира Миллера. )

   Со своим будущим мужем я познакомилась  позже, где-то через шесть - семь месяцев после репатриации. А до него — были шляпочные знакомства, которые лишь укрепляли мой скепсис в отношении местного мужского населения.
   Стояла жаркая израильская осень — листья вроде бы ещё держатся, а мозг уже плавится. Мы с дочерью, только недавно прибывшие в Страну Обетованную, едва сводили концы с концами. Были в буквальном смысле на бобах.
  Наш быт состоял из: ржавого вентилятора, трёх кастрюль, пары вилок и твёрдого решения — купить хоть какое-то жильё. Своя крыша казалась важнее еды. Хотелось вырваться из подвального "рая" на улице Паран в престижном Рамат Эшколе, где крысы бегали, как полноправные жильцы, и тараканы чувствовали себя хозяевами.
  В Израиле у нас оказались  «крутые» родственники — владельцы компаний по недвижимости и туристических агентств. Узнали мы об этом от покойной тёти Ани из Мюнхена.
Семья Гирон взяла над нами с дочерью не только родственное шефство, но и вполне конкретную моральную и материальную опеку. Люди солидные, с положением — и с большим сердцем.
Филиалы их строительных компаний находились  в Иерусалиме — на улице А-Невиим, куда нас ещё недавно, в самую первую ночь, выбросили после прилёта в Бен-Гурион. Из самолёта — прямо в пустоту.
А туристическое агентство Рины — Travel Time —  жены Хаима — располагалось в самом начале улицы Бен-Йехуда в Тель-Авиве.
Смешно вспоминать: Хаим регулярно вручал мне конверты на А-Невиим с шёпотом:
— Только Рине не говори.
Тоже самое и Рина:
— Только Хаиму ни слова.
Так, тайно друг от друга, они оба нас спасали. А я бегала между ними, как дипломат в кроссовках. Ближневосточная Санта-Барбара — не меньше.
В тот день Рина позвонила:
— Приезжай. Тётя твоя прислала немного денег...
После визита я пошла пешком — почти до самого спуска к морю. Просто шла: впитывала жару, шум, пыль, крики чаек и аромат кофе. И вдруг — холодок вдоль позвоночника. Кто-то за мной. Медленно, нарочно, шаг в шаг. Сердце в пятки. В голове: две тысячи шекелей, две тысячи...
  Я остановилась. Повернулась резко.
— Извините, — сказал он по-английски, мягко, почти шёпотом. — Я не хотел вас напугать. Просто... вы показались мне знакомой.
Ну, да...подумала я... Что ещё может прийти в голову этому мужику.
Он был выше среднего роста, с выразительными серо-голубыми глазами и густыми чёрными волосами. Голливудская внешность с примесью кибуцного обаяния. Впрочем, назойливости в нём было больше, чем в иерусалимских комарах.
Он плёлся за мной, изредка что-то гундя... Я не слушала. Хотелось поскорее дойти до остановки. Но он не отставал. И, в итоге, "дошёл" за мной до самого Иерусалима. Упёртый, как шмель в стекло.
Позже я увидела его снова — у подъезда.
— Можно пригласить тебя на ужин? — спросил он с такой уверенностью, будто у нас уже была годовщина свадьбы.
Я согласилась. Во-первых, хотелось вырваться из бытовой круговерти. Во-вторых, Рина как-то сказала:
— Ты ещё выучишь иврит — на подушке. Так быстрее.
А дальний родственник Рафи Эйтан, тот самый, что поймал Эйхмана, утверждал серьёзно:
— Подушка ивриту — мать родная.
Я тогда к «подушечному» изучению не стремилась, но ужин — почему бы и нет.
Ресторан назывался «Океанус». Он находился на Кошачьей площади.
Мраморные колонны, приглушённый свет, запах жареной рыбы и пряностей. Я листала меню, как музейный каталог. Цены пугали. Названия — вообще не переводились. И тут он бросил роковое:
— Каждый платит за себя.
   Тбилисские женщины поймут: ступор, шок, желание раствориться в стене. У нас, если зовёшь — платишь. Всё остальное — оскорбление.
Я промолчала. Оценив меню ещё раз, решила, что вполне "вытяну" кофе с кусочком штруделя. Не обанкрочусь.
"Голливудская кинозвезда",  напротив меня поглощал фокаччу и томатные сашими с причмокиванием. Я вспоминала свои утренние бутерброды и думала, что, пожалуй, выучу иврит как-нибудь... по учебнику.
После трапезы он вытер рот салфеткой, сунул в карман пару зубочисток (на всякий случай!) и, слегка наклонившись, спросил:
— Может, ко мне? Или к тебе?
Наглость фраера губит, — подумала я.
Он ещё долго не сдавался: поджидал у подъезда, слал нелепые записки, предлагал начать с чистого листа. Мне его настойчивость настолько осточертела, что собрав весь свой накопившийся запас слов на иврите я  его отфутболила окончательно, дав понять — театр окончен.
А своему будущему мужу я в первый месяц нашего знакомства сказала:
— В ресторанах за себя не плачу. Он ничего не понял...
   Главное —  сработало!