Сектанты
СЕКТАНТЫ
(повесть)
I часть – ПРИТЯЖЕНИЕ
Год 1961, двенадцатое апреля. Великая дата в истории человечества!
Ему, наконец, удалось преодолеть земную гравитацию. Всю свою историю
оно искало это преодоление, упорно двигалось к нему, и, вот, свершилось!
Простой советский парень по имени Юра, Юра Гагарин оказался первым
человеком мира, проложившим дорогу в бесконечность, подавший всем
землянам надежду на будущее, на спасение мира от самого себя, ибо те
бесконечные войны, которые вёл род людской внутри самих себя,
напоминают и сегодня о том, как он хрупок и беззащитен.
Многие современные историки, указывая на войны, как на основной
стимул развития человеческого общества, частенько стали забывать о том,
что главным источником всех вооружённых конфликтов на земле были, есть
и будут мировые религиозно-политические институализированные системы,
запрограммированные на межконфессиональные различия и противостояния.
А так называемые, религиозные войны начались задолго до появления
трёх мировых религий… В наши дни, нет да нет, но археологи натыкаются
на очень серьёзные техногенные артефакты доисторических времён, которые
самих деятелей науки всё дальше и дальше уводят от традиционных научных
систем, порождая всё новую и новую фрустрацию в науке о человеке.
---****---
- Батя, – спросил Андрей у отца, – говорят, будто наш русский человек до
седьмого неба долетел?
- Долетел. И что?!
- Так, стало быть, и Бога он видел??!!
- Ни неси ересь и чушь. В Писании что о том сказано? Бога никто никогда
не видел. Моисей пророк! И тот не узрел лика Божия…Хорош пресвитерский
сынок! Мать, ты только послушай, о чём твой старшенький вопрошает!
Бросай квашню, иди сюда.
Недовольная Агриппина, что муж отвлекает от столь важного дела, как
выпечка ритуального каравая к завтрашней Вечери, с усталым видом вошла в
гостиную и присела на старенький стул дореволюционного дешёвого
гарнитура. Из под аккуратно надетой на голову шлычки, виднелись
блестящие с проседью волосы, тщательно прибранные вовнутрь. В центре
лобовой части выступал пробор, деливший причёску на две симметричные
половины. Поверх шлычки наброшен длинный клетчатый плат,
спускавшийся сзади до пояса уже не молодой женщины сорока
восьмилетнего возраста. Одета была почти по-крестьянски – старомодное
ситцевое платье, изрядно заношенное плохо скрашивало все некрасивости её
2
одутловатой фигуры. На лице пресвитерши запечатлелась недоумение и
страх от предвкушения очередной неприятности…
Но вот она заговорила, обращаясь непосредственно к сыну:
- Андрюшенька, сынок! Зачем тебе слушать их россказни??!! Они же –
безбожники…
- Они-то может быть и – безбожники, а о Гагарине теперь весь мир
говорит, а мы, как отщепенцы какие-то…
Тут Агриппина сообразила схитрить.
- Сынок! Вот тебе трёшка, сходи, отдай бабе Нюре, я вчера забыла ей за
молоко отдать!
- И то – дело… – вмешался, взявший себя в руки, отец.
- Ладно, схожу.
И Андрей, накинув на плечи прошлогоднее потёртое пальтишко
выскочил на улицу, застёгиваясь на ходу.
- Не надо тебе с ним так, Пантелеюшка! Ты бы лучше с ним святое
Писание разобрал бы главу али две…Да и тебе готовиться надо
назавтра…Опять этот ОГПУ-шник на святое собрание со своей окаянной
проверкой пожалует – и уткнувшись лицом в передник, стала тихонько
всхлипывать.
- Не горюй, голубица моя, пусть увидит, убедится, что у нас всё открыто.
А без его проверки и доклада по начальственной линии, не видать нам
регистрации в их отделе по идеологии, как собственных ушей.
Утро этого дня начиналось обычно, на первый взгляд, ничем не
привлекая. Обычное воскресное утро. Приподнявшееся над горизонтом
солнце успело едва коснуться самых макушек молодого ельника. Небо
окрасилось ярко-рыжим цветом, словно чья-то неизвестная рука сумела
зажечь на небесном острове, среди его голубого океанического пространства
полыхающий пламенем костёр. А спустя некоторое время, он притих и стал
растворяться среди белоснежного каравана полупрозрачных облачков,
лениво переплывавших небесный океан с востока на запад.
В мире людей воскресенье считается днем умеренного отдыха и покоя
от будничного труда и суеты. На одной из окраин небольшого
подмосковного городка и его улиц проживала семья, о которой мы здесь
повествуем. На противоположной стороне этой улицы, которая и по сей день
именуется Вишнёвой, через два двора в сторону, находился ещё один двор,
но по своей протяжённости занимавший площадь в два раза большую, чем
площадь упомянутых дворов. Его калитка едва приоткрыта с самого раннего
утра, но к часам, эдак десяти утреннего времени, уже принимала поочерёдно
тянущуюся украдкой вереницу странных людей, как будто испугавшихся
чужой слежки. Стараясь поскорее зайти внутрь двора, с незамеченным
3
видом, их вид внушал мысль, что сейчас, на этом самом месте произойдёт
тайный сбор с целью какого-то непонятного никому заговора…
Людей стало идти к означенному месту всё больше и больше. Стали
приходить целыми семьями с детьми или без детей, но молодых пар по
численности было гораздо меньше среднего и пожилого
возраста…Приходили и люди уже почтенного возраста, одетые не богато, но
весьма чисто и опрятно.
Первая мысль при виде этой картины, приходящая в голову – мысль об
открытом колхозном или совхозном собрании, но мы помним, что речь идёт
о городе, а не о селе…Так что же это за странный громадный двор
приземистый, но широкий дом, и какие-то странные люди, стремящиеся
поскорее туда попасть, оставаясь никем посторонним быть неузнанными?
Этот двор и помещение принадлежали религиозной общине
харизматической церкви так называемых пятидесятников, официально
именующих себя церковью евангельских христиан, ревнителей схождения
святого духа…
В России уже подобная секта существовала, примерно с самого конца
XIX столетия, существующая и до наших дней. Сущность этих сект
одинакова – вера в истинность крещения не водой, а через «схождение
святого духа» на новообращённого, что должно быть обязательно
засвидетельствовано «говорением и молитвой на иных языках», так
называемая глоссолалия, на самом деле представляет из себя речевой бред
сектанта в момент получения им глубокой психической травмы от общего
бормотания «братской молитвы»…В Российской империи это движение
называло себя братством евангельских христиан и споборников истины в
духе святом. Православный народ назвал их духоборами.
Смысл, содержащийся в этом названии, двоякий: с одной стороны
приверженность к евангельскому учению Христа (только какого), и – как
богоборческая секта противящаяся духу православия и его церковности…
Однако наши отечественные историки считают временем основания
секты харизматов западного толка в тогдашнем Петербурге 1913 год. Во
главе новоявленной тогда секты были некие господа – Иванов, Смородин, в
западных губерниях орудовали ещё два миссионера – некие Ильчук и
Нагорный.
Со времени первого полёта человека в космос прошли долгие семь лет.
Шёл год 1968-й. В жизни подмосковных пятидесятников наметились
серьёзные перемены…
- Вот, что я Вам скажу, Огородников, – начал разговор, со старшим
пресвитером уполномоченный комитета по госбезопасности, майор Дебишев,
4
– если сегодня в вашем собрании будет отсутствовать антисоветская
пропаганда, а ещё будет лучше, когда в заключение Вы, Пантелей
Вениаминович, да, да, не оговорился, именно Вы и никто другой вознесёте
коллективную молитву о благоденствии страны нашей и советского народа.
От столь неожиданного заявления комиссара Огородников побледнел,
как покойник, на несколько секунд потеряв дар речи. Тот продолжил:
- Я ведь понимаю, что выступи Вы совершенно открыто, не только
изгонят Вас, но и ещё может произойти раскол в ваших рядах…Товарищ
Венедиктов, председатель отдела по идеологическим вопросам, выдвинул это
требование, как ультиматум. На других условиях мы не можем Вам и вашей
общине существовать легально на территории Советского Союза. Идите, Вас
уже ждут там…
- Так Вы…
- А зачем надо делать, чтобы меня видели и знали? Я буду наблюдать за
Вашими действиями, не выходя отсюда.
Наконец, Пантелей Вениаминович овладел своими эмоциями,
отряхнулся, и твёрдой походкой, со всей решимостью вошёл в зал.
Присутствующие встали каждый со своего места. Огородников подал жест
рукой, означавший, что можно присесть и заговорил с кафедры:
- Дорогие мои братья и сёстры, позвольте приветствовать вас о Господе
нашем, Иисусе. Сегодня у нас восьмое число месяца, воскресение, согласно
слова Его и святых апостолов, мы чтим день воскресный так же, как его
чтили они, помня «день субботний», как день священного собрания перед
ликом Божьим. Мы пришли в Дом Божий, чтобы не только воздать хвалу Его
имени, но и возблагодарить Его за те великие благословения, которые уже
нам ниспосланы. Помолимся же…
Тут, одна из тех старух, которые ещё полчаса назад еле передвигали
ноги, дабы войти сюда, неистово заголосила полуписклявым голосом:
- Господи Боже! Не оставляй нас сирыми, детей своих, пошли нам защиту
и утешение, огради от врагов наших, благослови служителей, братьев
старших, Пантелея Вениаминовича и Макара Леонидовича. А, ты,
Аглаидушка, проси у Боженьки для всех нас благодати духа святого, с
голошением, с языками новыми, чтоб мы увидели – это ты к нам пришёл, а
не дух лукавый и обольстительный! Голоси, Аглаида, голоси!!...
Молодая женщина, со слегка трясущейся головой стала сначала что-то
невнятное бормотать, потом, как бы, делая пританцовывающие движения
всем корпусом своего тела, выпалила:
- Мем мем сапруд биг молана …Яй, яй, яй. Сууууух…ща зом
ммиии…Яй, яй,..
Другой мужик средних лет, хохоча, стал отпускать реплики в сторону
«старших братьев»:
- Веняминыч, Макарушка, глядите! Дух боженькин к нам пришёл…
Ещё две старухи запричитали:
- Глосссооо…голососо…
5
Через несколько минут это сборище невозможно было узнать, кто
плясал, кто пел, кто дико хохотал, кто, наоборот, рыдал навзрыд…
Майор Дебишев хотел было ворваться в зал и остановить акт группового
психоза, но вовремя вспомнил строжайшее наставление генерала
Венедиктова – ни в коем случае не вмешиваться в ситуацию, кроме особых
форс-мажорных обстоятельств.
Но вот шум людских голосов, доносящихся из сектантского сборища,
стал понемногу стихать. Вот уже до его слуха доносились звуки распеваемых
псалмов. Кажется, пение закончилось, он стал внимательнее прислушиваться
и услышал проповедь, доносящуюся из уст Огородникова:
- Сегодня мы с вами, дорогие мои братья и сёстры, имели возможность
убедиться в действии духа святого. Иоанн богослов очень ясно предупредил
нас на страницах святого Откровения – не сочетаться духовно со лжебратией,
лжецерковью, которая присвоила себе незаконно имя правильно учащей пути
Божию. Имя этих лжебратий – православные николаиты, и о них нас
предупредил любимый апостол Христов, призывая верных своих чад выйти и
навсегда отделиться от церкви еретической, называющей себя апостольской,
но ничего общего не имеющих с истинным учением апостолов Христа
Спасителя нашего. Сегодня мы собрались, здесь, в доме божьем, чтобы
вспомнить, как это было. Читаем: «и взял Господь хлеб в свои пречистые
руки, преломив, сказал, примите, ешьте, сие есть тело Моё, за вас ломимое,
также и чашу после вечери, и, благословив её, добавил, сия есть кровь Моя за
вас и за многих изливаемая во оставление грехов…». Но не должны мы с
вами забыть и этого предупреждения, идущего своим началом от апостола
Павла: «посему, братья, кто будет есть хлеб сей и пить чашу сию
недостойно, повинен будет против тела и крови Господа нашего, Иисуса
Христа». Сейчас наши уважаемые дьяконы – Фёдор Иванович и Василий
Федосеевич будут к каждому подносить эти святые символы, а каждый из вас
строго испытует себя, касаться ему святыни Божией или нет…
Из угла молитвенного зала раздались жалобные аккорды фисгармонии, с
мехами которой ловко управлялась старшая дочь Пантелея Огородникова –
Людмила:
- Отворите дверь Сиона и встречайте Христа, – запел детский хор, – здесь,
у Господня Дома, в радости наши сердца… Причащающихся было немного.
Пятеро членов секты отважились принять символы Вечери Господней.
В завершение воскресного собрания прозвучало наставление из уст
второго пастора, Макара Агошина к приобщившимся. После была совершена
общая благодарственная молитва. Огородников сделал необходимые
объявления. В числе прочих он стал намекать на трудности существования
их общины в условиях светского уклада жизни, необходимости открытой
регистрации их религиозной общины, для чего необходимо вознести краткую
молитву о благоденствии русского народа и его страны. В зале прошёл
глухой ропот. Огородников заговорил:
6
- Дорогие мои! Не думайте о вашем наставнике плохо! Рассудите сами,
стал бы вас упрашивать к совершению такого дела, если бы наш Учитель
Веры ни дал нам заповедь о любви к врагам нашим, чтобы мы время от
времени просили Его о их вразумлении…
Он продолжал убеждать свою паству ещё минут пять, пока те не
сдались. Тот же самый мужик, что обращался к пасторам в момент камлания
о «сошествии святого духа», выпалил:
- Ай! Негоже нам за этих нехристей Бога молить…
Пантелей отчитал кликушу, как следует и начал произносить громким
голосом слова молитвы:
- Отец наш небесный, смиренно просим тебя и о тех, кто разрешил нам
сегодня прийти в Твой Дом, совершить достойно пред Тобой наше служение
и о всех гражданах страны этой, которые ещё не знают Тебя и Твоей
благости. Аминь.
Когда он открыл глаза, около половины верующих в помещении
молитвенного собрания не было, а у его ног лежала записка, написанная
корявым почерком второпях: «Надо многое обсудить. Собираемся сегодня у
Леонидыча в семь вечера…Терентий».
- Ты, Пантелей, принял очень серьёзное решение, не посоветовавшись с
нами!! – начал своё возмущение Макар Агошин. – Думаешь, комиссары эти
будут весь век с нами цацкаться? Им вера наша не нужна ни вдоль, ни
поперёк, окромя, как власть их безбожную признать…
Огородников, не выдерживая морального натиска, начал защищаться:
- И, что теперь делать!! Так и будем от комиссариков прятаться и дрожать
до Христова пришествия?? Или и в правду считаете, что мне в радость этого
ОГПУ-шника привечать??!!
- Не кипятись, Веньяминыч, Макар дело говорит…
- Коль такие умные, снимайте с меня пастырство и цацкайтесь с ним
сами, а я вот, что вам скажу, братья! Чтобы ни на мне, ни на вас не было
греха, надо пригласить его на пастырский совет и всё спокойно обсудить,
решив трезвым умом. Мне надоело прятаться, как будто я – вор или другой
преступник. Жить по-человечески хочу, а ни как партизан в сорок третьем…
- А кассу нашу красные тоже шерстить будут?! – не выдержал Терентий –
как у них там, Леонидыч, называется мероприятие это антихристово?
- Налогом на идеологическую установку называется, – ответил Агошин.
Не обращая внимания на их язвительный тон, Огородников продолжал:
- А известно ли вам о том, друзья мои, что уже целых пять лет, как там, на
Западе открылся Всемирный совет христианских церквей?
- Смотрите-ка, и до сих пор молчал, – съязвил Агошин.
- Так молчал не ради себя, а ради вас. Нельзя ведь было! И, потом, без их
ведома, кто нас туда выпустит, не скажите мне??
Пресвитер Агошин и оба дьякона переглянулись…
7
- Вот о том же и я говорю! До тех пор, пока мы их регистрацию не
получим, не видать нам наших западных братьев, как пирогов на чужой
праздник!!
- Твоя взяла! – буркнул дьякон Тимофеев, – Действуй!
- Только имей ввиду, Пантелей, если узнаем, что стал работать на
комиссаров, берегись! – завершил разговор Макар Леонидович, брякнув
ладонью о стол…
- Проходите, граждане, проходите! Присаживайтесь!! – и майор КГБ,
зампред отдела по идеологии, Дебишев Валентин Сергеевич вежливо указал
Огородникову с Агошиным на их места. – Мы только ждём прихода
товарища генерала, Венедиктова Петра Степановича…А, вот, уже и он
пожаловал. Здравия желаю, товарищ генерал!
- Здравствуй, Валентин! Ну, что, начнём пожалуй?
- У нас всё готово, Пётр Степаныч!
- Тогда начинаем…Но у меня к этим гражданам есть вопросы. Валентин
Сергеевич, Вы не могли бы, минуты на три-четыре оставить нас наедине…
- Слушаюсь, товарищ генерал! – Дебишев быстро вышел из кабинета
своего шефа, отдав тому знак офицерской чести…
- У меня к Вам, господа пятидесятники, есть сугубо мои вопросы, но
касаемые служебного порядка. Первый вопрос будет к Вам, господин
Огородников…
Старший пресвитер приподнялся со своего места и с видом, полным
недоумения, переспросил генерала:
- Странно Вы однако к нам обращаетесь, как-то неловко даже..
Его прервал Венедиктов:
- Позвольте. я закурю?
- Разумеется! И потом, Вы – в своём кабинете…
Пётр Степанович достал дешёвую папироску и зажёг её…
- Итак, господин Огородников, меня, как ведомственного представителя
советской власти интересует такой вопрос: «Сохранились ли у Вас лично
связи или контакты с представителями Ваших западных хозяев и их
спецслужб?» Не торопитесь с ответом, нам нужен вполне правдивый и
исчерпывающий ответ.
Огородников слегка замялся, скривил рот в гримасу и произнёс:
- Ваше советское превосходительство, а можно ответить письменно?
- С чувством юмора у Вас всё в полном порядке. Это похвально!
А, что молчит Ваш напарник?
- Вы знаете, думаю, что его ответ будет таков, как и мой.
- Агошин, Вы согласны с мнением Вашего шефа?
- Разделяю полностью…
- С установочным документом вашей организации уже ознакомлены?
- Да, – ответили сектанты почти одновременно.
8
- Тогда я не вижу препятствий к началу процедуры регистрации.
Генерал поднялся с места, приоткрыл дверь кабинета и обратился к
личному секретарю:
- Вера Ивановна! Документация вся готова??
- Eщё с позавчера, Пётр Степанович…
- Можете пригласить Валентина Сергеевича, да и Вы нужны.
Наконец, все формальности и не формальности были соблюдены и
процедура государственной регистрации религиозного объединения
началась…
Вера Ивановна стала зачитывать протокол резолюции на ходатайство
общины пятидесятников о их праве на существование и допустимой
деятельности в рамках конституции СССР:
- Именем Закона Союза Советских Социалистических Республик
провозглашается решение о предоставлении права на легальную
деятельность для общественно-религиозной организации здесь именуемой –
Церковь евангельских христиан сошествия святого духа, согласно кодекса…
Её дальнейшая речь становилась всё тяжелей и монотонней.
Огородников едва понимал смысл произносимого текста.
Наконец, речь была закончена. Обстановка в зале сделалась более
зловещей и торжественной. Женщина произнесла:
- А теперь, попрошу вас, товарищи, поставить свои подписи под данным
документом, гарантирующие его полную законность и порядок! Попрошу
поставить первую подпись со стороны регистрируемых...
Огородников подошёл к столу регистрации с непонятным ему самому
растерянным видом и поставил подпись в указанном месте.
- Пётр Степанович, теперь Вы…
- Ах, да, Вера Ивановна! Простите! Голос у Вас красивый, я и
заслушался… – нашёлся генерал.
От нервного напряжения на лбу старшего пресвитера проступила
испарина. Теперь был занят своим лбом, постоянно протирая на нём
неугомонную испарину. Однако счастью сектантских вождей не было
предела. Огородников от радости забылся и произнёс молитву благодарения
прямо в фойе здания.
Агошин выбежал из здания юстиции с растерянным видом, пытаясь
поймать на ходу такси, подгоняя впереди себя Огородникова. Несколько
машин пронеслись мимо, лишь с пятой попытки перед ними остановилась
старенькая «Волга», и за час с небольшим уже были дома… Не успев
переступить порог дома одиночки младшего пресвитера, между Макаром и
Пантелеем произошла своя ссора.
- Ты так мне и не сказал, Вениаминыч, какие именно инструкции
навязал тебе этот главный безбожник?!
9
- Этот главный безбожник потребовал от меня доносить всю
информацию относительно нас с тобой и происшествий внутри общины.
- Не поверю, чтобы он этим и ограничился!
- Остальные инструкции относительно каналов связи с нашими братьями
на Западе, я должен получить после оформления выездных документов.
- Ох, Пантелей, смотри не заиграйся! А ежели комиссары пронюхают о
твоей дезинформации?
- Буду им подсовывать истину, но для нас ущербную и непригодную…
- Эка! Своих сдавать??
- А, ты, Леонидыч, как думал, всю жизнь на ферме проработать и нигде на
костюмчике пятнышка не поставить?! Так не было, нет, и никогда не будет!!
- Ну, и сволочь же ты, Пантелей!!! Значит, нет на земле правды и истины,
значит, правы те атеисты…
Агошин не успел произнести свою браваду до конца, как Огородников
истошно завопил:
- Вон из моего дома!!! – но своевременно вспомнив, что он находится в
доме младшего пресвитера, мгновенно выбежал из его дома, на ходу
набрасывая поверх плащ модного покроя той эпохи…
Прошёл целый месяц. Агошин и Огородников продолжали имитировать
тёплые и братские отношения только на людях, стараясь всячески скрыть
происшедший разрыв. Но, как, ни старались они скрыть свой разлад
отношений, многие даже из рядовых членов секты обратили внимание на
какую-то, пока непонятную для них странность. При встрече старшего
пресвитера с младшим, Пантелей Вениаминович тут же становился бледным,
как будто увидел не собрата и сослужителя, а какое-то жуткое привидение.
Макар Леонидович при любой встрече с Огородниковым, начинал внезапно
кашлять и прикрывать ладонью руки свой рот таким неестественным жестом,
словно хотел прикрыть не раскашлявшийся рот, а глаза. Единственная
родственница Агошина, его родная сестра, по имени Евдокия, проговорилась
одной из сектантских подруг:
- Брат начинает кашлять, только, когда его охватывает сильное внутреннее
переживание!
- Ох, Дуняша, – отвечала та, – что-то тут нечисто, видно их лукавый
попутал!
- Вот и я, Клава, говорю о том же…
- Ты попробуй у него выведать, что могло случиться?
- Не так просто и дёшево достаётся ему откровенничать со мной. С самых
детских лет из него слова лишнего не выпросишь, так и будет молчать, как
партизан минский.
10
Этим же вечером, Евдокия, забинтовала руку по самый локоть, сделала
из марли подвязку и пошла к брату. По дороге, навстречу ей вышла из своей
калитки Агриппина Огородникова:
- Где это ты руку ушибла, Дуня? – учтиво спросила она.
- Да не гляди ты так испуганно! Ничего серьёзного. Просто упала вчера в
подвале, с лесенки, когда пошла банку варенья, достать.
- А я к бабе Нюре иду молочка прикупить, свою-то корову так и не
купили. Люди думают превратно. Мол, если мой муж – старший пресвитер,
так мы миллионерами стали?
- С Богом тебе, Груня! Прости, тороплюсь.
- И тебе не хворать!
Макар первым увидел сестру в окне, идущую к нему, в дом. Накинув
пиджак на плечи, выбежал, встречать…
- Что с рукой-то, Дуся? – запричитал Агошин.
- Пустяковое дело, братец! Пошла вчера вечером в погреб за банкой
варенья, да и упала…
- Сильно болит?
- Так себе, поноет немного и перестанет, потом болит и опять стихает…
- Надо о тебе Богу помолиться, об исцелении твоей руки…
- А Пантелей к тебе скоро придёт? Завтра же – собрание, как ни как
- У Пантелея сейчас, Дуняш, своих дел невпроворот! Думаю, я и сам
справлюсь…
- Ох! Хитришь, Макарушка…Скрываешь от нас что-то, чего нам нельзя
знать.
- Истину говоришь, сёструшка, истину! Видишь ли, после этой его
регистрации, будь она неладна, Вениаминыч стал каким-то замкнутым,
подозрительным.
Агошин не успел договорить, как сестра, спохватившись, запричитала:
- Анаген онт…нт…салоий румаэ ай.. ай…вайи вайэт… айо…
Когда у сектантки закончился сеанс очередного психоза, и тряска тела
прекратилась, на несколько секунд её сознание покинуло свою хозяйку. А
когда оно вернулось, она пристально посмотрела в глаза брату удручающим
и суровым взглядом…
- Дуняша! Тебя только что Господь посетил…Растолкуй откровение,
волю Божию.
- Святой дух велит быть отвергнутыми от пресвитера Пантелея!
- Не может быть!
- Верно дух божий мне изрёк, нечистый в нём сидит и им повелевает!!
И здесь Макара Леонидовича резко осенило, он понял, что травма сестры
– всего лишь прикрытие. Мгновенно разгадав её намерения, решил ими
немедленно воспользоваться…
11
Прохладное апрельское утро медленно просыпалось сквозь толщу
уходящей ночи. Стояла опять тишина. В ней было что-то загадочное,
сказочно-романтическое. Вся природа, казалось, вот-вот сбросит с себя
ночное одеяло предутренних сумерек и вокруг всё оживёт. Проснётся заря,
поднимется ласковое весеннее солнышко, и тогда настанет час всеобщего
пробуждения. Запоют хоры птиц своими пророческими голосами. Им
примутся подпевать пчёлы, начавшие опылять вишнёвые и яблоневые
деревья, которые уже успели принарядиться в свои белоснежные сарафаны.
Лёгкие покачивания их веток на едва уловимом ветру, будто бы звали пчёл к
себе, предлагая им свою пышную крону для увеселительных мероприятий.
Город начинал просыпаться. Кое-где слышались звуки рычащих
автомобильных двигателей. А по обочине асфальтового шоссе неторопливо
проехал первый утренний молоковоз. Первые школьники с ранцами за
спиной уже что-то напевали весёлое, видимо, предвкушая близкий конец
учебного года. Тут и молодые мамаши с детскими колясками в руках повезли
на раннюю прогулку своих новорожденных, кто-то из них уже подросших
малышей, кого и постарше вели за руку в детский сад, несмотря на всё
сопротивление своих карапузов.
Начался новый яркий день, обещавший хорошую погоду и массу новых
впечатлений.
И лишь на «слободском острове», как называли район горожане, где
обосновалась секта пятидесятников, воцарилась непонятная тишина,
зловещая и неестественная.
Пантелей Огородников сидел на террасе своего дома в старинном кресле,
сплетённом из упругих ивовых прутьев. На нём была домашняя старенькая
пижама серого цвета, ноги покрывал шерстяной клетчатый плед. В одной
руке он придерживал офтальмологические очки, другая рука придерживала
от падения протестантскую Библию, раскрытую на одной из страниц книги
Царств Ветхого Завета. Глаза его были слегка прикрыты. Со стороны могло
показаться, что старший пресвитер вот-вот заснёт… Он не спал. В голове его
блуждали мысли о том, как ему жить дальше в создавшейся обстановке. Как
сохранить свой религиозный статус, совмещая грешное с праведным –
служение Богу и Его церкви со стукачеством в органы госбезопасности.
Понимал, что служит и Богу и мамоне. Однако хорошо понимал и другое.
Ему было необходимо совершить малую подлость только ради установления
контакта с западными «братьями». Убеждал себя в этой мысли. Он вспомнил
древнеримский афоризм – «цель оправдывает средства»…Генерал
Венедиктов поставил перед ним главное условие открытия визы за рубеж –
принести списки потенциальных врагов советской власти,
«замаскировавшихся» под личиной набожной религиозности».
Пантелей Вениаминович продолжал следовать ходу своей мысли.
Сначала перебирал в памяти имена и фамилии тех, кто давно не платил
десятину: «Лучниковы? Нет! Нельзя. У них трое детей. Община меня не
12
поймёт осудит…Тогда кто? Сердюковы?? Они платят, да мало, доходы у них
небольшие…»
И тут его разгорячённое воображение посетила ещё одна мысль: «А, что,
если всё же попробовать свалить Агошина?! Мешает, стал на пути..Ах, ты
же, Макарка, Макарка! Голова твоя с булавку!! Вот ты у меня и пойдёшь
первым в списке на съедению генералу…Тогда другая сторона. Кого
поставить своим замом, Тришку? – Дурак круглый. Кроме, как в подпаски
или подпевалы, что и сгодится…»
Вышедшая из дома на террасу Агриппина, которая принесла мужу
завтрак, прервала его размышления.
- Граня! – обратился он к жене, – Присядь на минуту, совет держать хочу.
Огородникова присела на табурет, стоявший неподалёку. Муж давно не
обращался к ней за советом. Потому и решила пожертвовать временем,
понимая, что тема их разговора будет весьма ответственна и серьёзна.
- Видишь ли, у меня возникли большие сложности с управлением. С
одной стороны я призван оберегать церковь Божию, а с другой – на меня
сильно давит этот КГБ-ный генерал, будь он трижды не ладен! Требует от
меня невыполнимое. Взамен на заграничный паспорт я должен ему
предоставить список потенциально опасных как идеологически, так и
политически для их советской пропаганды и власти со стороны наших
братьев. Ничего дельного в голову не идёт…
- А ты, Пантелеюшка, схитри.
- Что значит, схитри?!
- Помнишь, как притворился безумным Давид, когда очутился в плену у
амаликитян…
- Это, когда он пустил слюну по бороде…
- Правильно…Послушай, что скажу! Сделай для него подложный список.
- Да он в момент обман раскроет!!
- Не раскроет, если для достоверности не поставишь две или три
настоящих фамилий…
- А что я церкви скажу?
- Скажешь, мол, так и так, антихристов прихвостень, ихний генерал
какой-то компромат раскопал, а ты ничего слухом и глазом не знаешь. Ну,
кому больше поверят. Конечно тебе. Да наши «грамотеи» пока докумекают,
что к чему, ты уже за океаном будешь…
- Ну и голова у тебя, Граня! Да я твоему отцу поклониться должен за
такую дочь…
- А ты поменьше его недобрым словом вспоминай, глядишь, Господь всё
и устроит…
- Встать! Суд идёт!
13
- Прошу садиться!
- Слушается дело гражданина Макара Леонидовича Агошина, 1902 года
рождения по обвинению в шпионской и антигосударственной деятельности
в качестве одного из лидеров церкви откровения святого духа . Подсудимый,
встаньте! Согласно традиционно принятой процедуре суд спрашивает:
- Признаёте ли Вы себя виновным?
- Нет, не признаю!
- Подсудимый, ответьте суду, информацию какого характера Вы
передавали в открытом пространстве резидентам иностранных разведок?
- Я уже давал показания следствию, что никакой антигосударственной
деятельностью я никогда не занимался!
- Суд располагает информацией противоположного характера! Сторона
обвинения предоставила материалы, согласно которых прямо или косвенно
инициируется Ваша вина, Агошин. В соответствии с этими материалами
судейская коллегия располагает полным правом, рассматривать Вашу
религиозную деятельность не только, как антисоветскую пропаганду, но и
квалифицировать её несколько в ином контексте – измена Родине! Вы
понимаете, подсудимый, какая мера наказания соответствует этой статье?
Отдаёте ли Вы себе отчёт в этом?
- Мне уже всё равно, что со мной будет. В Бога больше не верю и не хочу
верить! Этот Бог так и не защитил меня от клеветы и прямого навета со
стороны тех людей, кому я ещё вчера безгранично доверял. А, когда поведёте
меня на расстрел, последняя просьба осуждённого будет такова. Пожалуйста,
не завязывайте мне глаза. Хочу встретить свою смерть лицом к лицу.
- Подсудимый! Гражданин прокурор желает огласить несколько
документов, свидетельствующие о Вашем шпионаже в пользу Соединённых
штатов Америки, Великобритании и Федеративной республики Германии.
- Ваша честь! Я протестую!! – не сдержался Макар Леонидович,
выкрикивая свою реплику с места подсудимого.
- Подсудимый! – небрежно прервала судья, – Вы получаете первое
предупреждение за нарушение регламента ведения судебного заседания. Ваш
протест отклоняется.
- Скажите, обвиняемый, кто такой мистер Джон Уокферли?
- Впервые слышу это имя.
- А в моих руках находится дешифрованный текст следующего
содержания: «Ваш племянник уехал к южному морю. Позаботьтесь о
встрече. О багаже заботиться не стоит. Он уже находится в отеле». На
первый взгляд вполне заурядная телеграмма бытового характера. По данным
советской контрразведки, упомянутый нами Джон Уокферли является не
столько пастором церкви святого духа в штате Мичиган, сколько штатным
сотрудником Центрального разведывательного управления при
государственном департаменте Соединённых Штатов. В этой телеграмме
говорится о том, что Вы приняли на своё попечение огромную партию
14
контрабанды пропагандистского содержания, направленного против нашей
идеологии и государственного строя.
- Вас ввели в заблуждение, Ваша честь! Мною от господина Уокферли
была принята партия книг, которая известна во всём цивилизованном мире,
как Библия…
- Накануне ареста, сотрудниками органов государственной безопасности
был проведён предварительный осмотр и обыск в вашем доме. Были
обнаружены листовки с призывами об игнорировании праздничных
гражданских мероприятий, таких, например, как первомайское шествие, или
парад в честь великой Победы, а также торжествах, посвящаемых Дню
Великой Октябрьской революции.
- Признаюсь суду, что я всячески способствовал абсолютному
игнорированию всех идеологических установок и мероприятий, исходящих
со стороны этого государства…
- Так Вы всё же признаёте, Агошин, хотя бы часть предъявленных Вам
обвинений?
- Не признаю, категорически!
- Видите ли, если бы Вы признали за собой хоть некую часть вины, Вам
инкриминировалась другая статья УК. Могли бы избежать самой худшей
доли.
Судья и прокурор, переглянувшись, в последний раз посмотрели в глаза
своей жертве. Агошин высоко подняв голову, успел злорадно ухмыльнуться
в ответ на доводы своих обвинителей. Всем стало не по себе. Судья,
прокурор и их помощники внезапно поднялись со своих мест. А секретарь
отчеканила металлическим голосом:
- Встать! Суд удаляется для вынесения приговора .
В зале судебных заседаний стало зловеще тихо. Макар Леонидович сидел
с потупленным взглядом. Лицо его выражало холодное безразличие. В зале
прокатился глухой ропот обсужденеия и недовольства. Сочувствующих
взглядов в сторону бывшего пресвитера пятидесятнической церкви не было.
А те взгляды, которые были устремлены на него, излучали лишь едва
сдерживаемый гнев и бескомпромиссную ненависть.
Время, отведённое на вынесение судом приговора, ушло очень быстро.
Опять раздался неприятный и слегка резковатый тембр голоса секретаря,
возвестивший дежурную фразу:
- Встать! Суд идёт!!
Судья стала почти скороговоркой отчётливо и чеканно бормотать текст
приговора:
- Именем закона Союза Советских Социалистических республик
гражданин Агошин Макар Леонидович за измену Родине и создание
агентурной разведывательной сети под прикрытием религиозной
деятельности обвиняется согласно статье за номером 58, часть вторая,
пункты «а» и «б» УК Союза ССР приговаривается к высшей мере наказания.
Приговор обжалованию не подлежит…
15
Не дослушав до конца слова приговора, подсудимый, лишаясь чувств,
рухнул на холодный каменный пол всем телом. Придя в себя, обнаружил, что
находится в камере смертников. Нервная дрожь обуяла насквозь всё его
существо. Агошин понимал, что жить ему осталось несколько часов, а может
быть и того меньше. Наконец, раздался лязгающий звук отпираемого
тюремного звонка, дверь открылась, и конвойный глухо произнёс:
- На выход!
Через семь минут всё было кончено. Где-то за дверью раздался выстрел,
возвестивший, что ещё одной сущностью на земле стало меньше…
Продолжение слелует...
Свидетельство о публикации №225052800564