Темень, тень и осеннее море

(Мне около 33, берег море. Ночь)

Я внутри ночи. Такой скользкий серый мыс. Небо пришлепнуло землю своей тяжестью. Тяжёлое, чёрное до внецветности. Нависли словно искусственно и плохо пришитые звёзды. Собачий холод, но мне не, от плотной пустоты хочется воздуха. И даже волны как-то вяло плашмя и по свинцовому тягуче заползают на берег. Я иду к пирсу, что-то хрустит под ногами, не выдерживая вес мой, придавленный этой ночью и осенью. Горизонта нет: море уже поглотило его сверху. Сажусь на камень, он углит и холодит. Нет ни звука, кроме фонового морского, ноябрьского, резкого и в то же время глухого. Пытаюсь зажечь зажигалку, но нет, свету не бывать сегодня. Встаю, шуршу сухим и безжизненным, приближаюсь к пирсу. Хочу укутаться, как в манто, в беспредельную черноту, в беспредметность.

Иду, замечаю в конце пирса фигуру.

Неподвижную, одетую по-монашески, голова покрыта, спина невероятно прямая. Я ещё какое-то время ступаю по инерции, фигура не шевелится, только капюшон трепет ветер. У меня буквально стынет кровь, если бы рядом с фигурой блеснула молния косы, я б не удивилась. Пугала именно мертвая неподвижность.

Я начинаю ловить воздух ртом, но максимально беззвучно и словно меня нет, " вы не оборачивайтесь только, секунду и я исчезну". Начинаю стараться бесшумно сдавать назад, не моргаю , что б незаметнее, что б не пропустить начало движения.
Но его нет, только ткань трепет ветер.
Стало резко холодно, зубы застучали, да так громко, что я теряю контроль. меня точно заметили. нет ни мгновения. я резко поворачиваюсь и со всех ног... Сердца звук в ушах, голове, теле, во рту, в глазах, под ногтями, в коленях

Бух бух

Я несусь как только умею и сверх того, доскакиваю до власти электроламп, ослеплена светом, начинаю сдавать, обессилена, слишком ватно бегу, иду, ползу. я так и не решилась оглянуться пока улепетывала, да и это жь замедлит. Это пропасть.

Я, выпученные глаза, бледная и загнанная, сталкиваюсь с охранником отеля.
- Вы...?! Что случилось?!
Не нахожу сил ответить, просто стекаю к его ногам, как сосуля весной, мякну, нахожу, последние силы, чтоб наконец оглянуться. Никого. Ничего. Топь непроглядная. Плотный занавес.
- ..почему вы тут? Что произошло?
Его стан напрягся, сонность пропала, ноздри раздулись.
- Я гуляла там и ...и .., -(Что сказать то? кто-то стоит себе, словно мертвый? Смерть на пирсе собственным Величеством? Тупо, кажись)- и напугало меня, там, это. Не пойму, что.
-  Аня, блин, ночью? Гуляли?! - устало, но резко злится, - и почему одна? Щас не сезон, на пляж вернулись бичи, это правда опасно. Были случаи, рассказать?
- Ой, нет.
Он резко сдулся, заскучал, растекся в лень опять, появилось шариком подтянутое в готовности пузико. Сдвинул шапку на затылок, обнажив белый незагорелый лоб.
- Я пойду.
- Да, и что б больше одна не шлялись там. Тут.


На следующий день, днём, я таки пошла на это место. Было страшновато, но не так, как любопытно. Я дошла до пирса. Море теперь темнее свинцового неба, плотнее, сильнее. Горизонт в дымке, но пределен. На конце пирса сигнальный флаг. Чёртово воображение и плохое зрение просто меня обманули. Я двигаюсь бодро к флагу, но вдруг начинаю бояться, словно флаг — это иллюзия и замануха, и стоит моргнуть, как опять эта мертвая фигура с невидимой косой появится. Я моментально разворачиваюсь, задерживаю дыхание, выдыхаю и твердо, но как будто не быстро, но быстро, иду назад, на берег.
Встречаю знакомых:
- Пошлите в беседку, далековато, правда.
- А где это? Что за беседка?
- …беседка?
- Да! Белая, ажурная, там еще Лермонтов отдыхал! - сыплю узнаниями, почерпнутыми от водителя такси.
Замечаю охранника, курит, скучно подслушивая наш трёп.
- Ага, Пушкин еще там любил бывать, аж лет 5 назад построили.
Группа теряет интерес к походу. Я, отчего-то обиделась и заупрямничала – пойду все равно.
Дорогу выбрала вдоль моря. Солнце сегодня выдали, оно растолкало-таки холод и начало жарить камни, чаек, пустые лежаки, прибрежную тину и меня. Вдруг в далеке я вижу что-то круглое и блестящее. Мячь? Забытый зонтик? Сушащаяся вверх дном посудина? Явно что-то прикольное. Заранее предвосхищая восхищение и радость от сокровища, лечу ко кладу. На всех парусах.
И тут я понимаю, что это мертвый дельфинчик. Господи Исусе. Я сажусь с ним рядом. Не понимая, что делать, начинаю читать мантру, словно так ему станет легче.
- Ом таре туттаре туре сваха, Ом таре туттаре туре сваха, Ом таре туттаре туре сваха…
Я тогда интересовалась философией буддизма, и от печали тело само решило так делать. После этого я легла на горячие камни. Рядом, но больше не смотрела на него. Я грустила по его жизни. А смерть лежала рядом и думала, скорее всего, о жизни.

Это было Чёрное море и осень, и лимоны были невероятно дешёвыми, копеечными