Лошади
Было мне лет пять. Ранним, летним утром я спешил на речку ловить пескарей. Подойдя к конюшне, я вдруг услышал топот копыт скачущих лошадей. Кто или что их так сильно потревожило, я до сих пор не знаю, но весь табун в шестьдесят голов выскочил на меня.
Впереди табуна летел вожак и мой любимый конь вороной жеребец по кличке Ворон. Как мне показалось, Ворон не касался земли, и как бы летел. Я прижался к земле и попрощался с жизнью. Однако конь заметил меня и стал уводить табун в сторону. Но было поздно и пятнадцать или двадцать лошадей проскакали через меня. Ни одно копыто не коснулось моего маленького, тщедушного тельца.
К шести годам я хорошо управлял лошадями и не плохо ездил верхом. Во время уборки зерна, в обеденный перерыв, двое взрослых парней поспорили, чья лошадь быстрее, и устроили скачки. Так как я уже сидел верхом на одной из лошадей, решили, что я так же буду участвовать в этом споре. Финиш определили за двести метров. И вот две лошади, с места, рванули в галоп. Однако, уже метров через пятьдесят, я стал сползать с лошади, а парень, по имени Сергей, пытался меня удержать. Лошади скакали бок о бок, а я медленно опускался ниже и ниже, и уже был на уровне мелькающих копыт. Второй парень, по имени Пётр, так же ухватил меня за рубашку, пытаясь удержать от полного падения. Оба наездника бросили поводья и вдруг лошади встали как вкопанные. Я был отпущен и проскочив между лошадиных ног отбежал в сторону. Команду остановиться лошадям ни кто не давал.
Одну из лошадей, по кличке Рыжуха, я любил больше всех. Она была с крутыми боками, плоской спиной, спокойным характером и могла жевать сутками. Кроме того, она имела своеобразную лошадиную хитринку. Рыжуха никогда не спешила, если ей это было не выгодно, но команды исполняла в точности и особенно команду остановиться. Лошадь будто знала поговорку, что от работы кони дохнут. Я иногда баловал её корочкой хлеба или кусочком сахара.
Однажды, зимой, в колхоз привезли лектора, который читал лекцию о международном положении. Отвезти лектора назад, в соседнее село за десять километров, председатель колхоза попросил меня. В то время мне исполнилось десять или одиннадцать лет. Я запряг Рыжуху в лёгкие санки, приехал к клубу и стол ждать. Лектор что- то увлёкся, и давно уже наступила зимняя ночь. Наконец он сел в сани, укрылся тулупом и задремал. Я же всю дорогу понукал свою любимицу, которая ни как не могла понять, зачем, куда то тащиться в такую темнотищу.
На обратном пути я укрылся тулупом, ещё тёплым от лектора, и как то не заметно уснул.
Очнулся я возле нашего дома, куда меня привезла Рыжуха. Я быстро сбегал в дом и принёс ей корку хлеба и кусок сахара. А ведь дорога проходила не далеко от конюшни.
В шестидесятые годы я работал лесником. В лесничестве имелось четыре лошади, за которыми я ухаживал. Однажды, придя на работу, я двух лошадей не обнаружил. Притом одна лошадь была с жеребёнком.
Через несколько дней, нам сообщили из милиции, что лошади найдены в цыганском таборе за тридцать километров от лесничества. Я и лесник Николай на попутной машине добрались до поселкового отдела милиции, где нам вручили нашу пропажу. Седёл у нас не было, и мы, подстелив по себя телогрейки, двинулись в обратный путь.
Надо сказать, что последний раз я ездил верхом лет двадцать назад. Однако воспоминания юности были ещё свежи и первые десять километров мы проехали сравнительно нормально. Только вот лошадь, на которой ехал я, оказалась с повреждённой ногой и часто спотыкалась. К тому же жеребёнок мешал ей сосредоточиться. Я же при каждом её спотыкании, перемещался по ярко выраженному хребту как по стиральной доске. К тому времени стало темнеть, а нам ещё добираться не менее пятнадцати километров.
- В общем так, Кондрат Макарыч, такими темпами мы и к утру не доедем,- изрёк Николай. Я воевал в коннице генерала Доватора, поэтому пойдём по «вражеским» тылам, без дорог, на прямую. Эту местность я немного знаю, и мы доберёмся не много быстрее.-
Поскольку мой зад претерпевал великие муки и страдания, я согласился, сказав,-«Веди».
Николай свернул на убранные поля, и мы двинулись по бездорожью. Сумерки сгустились. Нас стали окружать деревья, кусты, а временами лошади упирались в болота и ни как не хотели идти дальше. После очередной остановки я понял, что Николай заблудился, и предложил двигаться ближе к дороге, по которой хоть пешком, но мы дойдём до дома.
Круто повернув лошадей, мы устремились в предполагаемом направлении и вдруг, через сто метров, выехали на укатанную полевую дорогу. Оказалось все восемь километров мы пробирались по оврагам и болотам рядом с дорогой. Тут я понял, почему немцы проиграли войну. Они ни когда не смогли бы узнать точного плана передвижения наших войск, потому что это передвижение не предсказуемо.
Проехав около километра по дороге и увидев, что она поворачивает в обратном направлении, мы решили всё же путь сократить и свернули на поле. Однако это поле стало для меня последним не посильным испытанием. Поле было засеяно кормовой свёклой, и моя лошадь спотыкалась через каждый шаг. Тысячи игл впивались в мой многострадальный зад, а из глаз, не произвольно, текли слёзы.
Наконец мы увидели слабые огоньки деревни, но вдруг, моя лошадь встала и на мои понукания не реагировала. Вглядевшись в темноту, я увидел то, от чего у меня зашевелились на голове волосы. Лошадь стояла у самого края обрывистого оврага глубиной не менее двадцати метров. Спасибо ей за чутьё и ум, что спасли мне жизнь.
Далее мы всё же выбрались на основную дорогу, и пошли пешком походкой матроса просидевшего на бочке всю службу.
Вот такие то истории. А есть ли у лошади ум и кто из нас умнее, делайте выводы сами.
Свидетельство о публикации №225052800648