Записки из сумасшедшего дома

               
                - Доктор, я действительно псих?
                - Мм... да, увы.
                - ...         
                - Да не расстраивайтесь. 95    
                процентов наших граждан               
                - шизофреники. Просто они об
                этом не знают.
                - Уф!.. спасибо, успокоили...
               
                Диалог с известным психиатром, увы, покойным
 

 Эти пожелтевшие от времени конверты  я нашел из-под дна старого книжного шкафа, в только что приобретенной мною сталинки.
Я люблю поковыряться в старых вещах. В них всегда можно найти что-то интересное, что другие не заметили. С ними я как будто возвращался в прошлое, в свою беззаботную юность, а то и детство. Где все было просто, родители молодые и красивые, конфеты и мороженое вкусные, а девочки такие принцессы, что за них не задумываясь, можно было врезать кому-то в глаз.
Впрочем, не в этом суть...
В конвертах были письма, чьим-то аккуратным почерком изложенные.
Ну, письма как письма, раньше ведь не было ни компьютерной почты, ни интернета, люди, вот так, по-людски и писали.
Чуть не бросил всю стопку в мусор, но тут взгляд зацепил адрес на конверте.

“г. Баку, пос. Маштаги.
  Психиатрическая больница № 1”

Тут кто угодно заинтригуется. Присел на диван и открыл верхний конверт.
Короче…


Письмо I

“Дорогая, мамочка Люся!
Пишет тебе твой несчастный, нелюбимый сын, которого ты так несправедливо упаковала в эту чертову психбольницу. Чем я тебе мешал? Ведь если ты хотела выйти замуж за этого пида…аса дядю Рафика - за этого ворюгу и мерзавца, который спер на моих глазах кросну-антенну у тети Валиды, то ради бога! Я что, был против вашего счастья? Подумаешь, врезал в глаз этому проходимцу. Ну, не сдержался - он меня сынком обозвал, когда вышел под утро из твоей спальни. Еще и мерзко ухмыльнулся.
Знаешь, в душе противно стало. Хотя бы выбрала бы этого электрика Мамеда. Тот хоть на человека похож и бабки подкидывал. Его и папой называть не в падлу было. А этот… Короче, вкус у тебя, маманя, не ахти.
Ну да ладно, обиду не держу, ты все-таки родная, хоть и не апельсин. Но, помни мои слова - этот субъект пропьет тебя вместе с нашей квартирой. Потому, вот тебе совет, в нижней полке шифоньера я спрятал крысиный яд. Если он тебе предложит продать нашу хату, якобы для какого-то бизнеса, трави его незамедлительно.
Сам не успел. А жаль…
Тут меня привязали к кровати, типа, для обследования и прикинь, забыли. Вспомнили, когда вонь мочи начала прошибать стены палаты. Прибежали, сняли со рта скотч, даже извинились.
После решили, что я не буйный, хоть шизофреник и дебил. Определили в какое-то отделение к таким же отбросам.
Блин, помещение - отстой. Хуже нашей трешки. Грязные окна и серые стены. Надзиратели такие же дебилы. Их можно различить от основной публики только по бело-грязным халатам. Безбожно пьют и курят анашу. Ходишь по коридору - волшебный дым. Всё плавает. И все плавают.
В палате ни одна розетка не работала. Тут я блеснул талантом, все отрегулировал, что-то заменил, дай бог здоровья Мамеду - научил. Прибежало начальство. Начали расспрашивать, что я еще умею. Короче, починил большой котел в столовой, самовар, и еще кое-что по мелочам…
Слава об умном дураке, то есть обо мне, дошла до главврача. Та даже совещание отменила от радости. Короче, я у нее в кабинете тоже все обновил.   
И началась у меня райская жизнь. Мне определили отдельную комнатку, более-менее приличную, надели халат, чтобы отличился от остальных, разрешили бродить по территории.
Ты знаешь, мама Люся, эти психи такие интересные! Живые, искренние, где-то загадочные в отличие от вас, нормальных, с ними легче! И что удивительно - сразу опознают своих-чужих. На мой белый халат отреагировали сначала излишне эмоционально - толпились кучами, оживленно обсуждали, порой неприлично жестикулируя. После некий дебил по фамилии Грабер осторожно подошел и внимательно всмотрелся мне в глаза. Через некоторое время блаженно улыбнулся, неуклюже обнимая меня. В смысле, белым халатом нас не объегоришь. Толпа тут же прибежала и радостно начала улюлюкать. Так меня приняли в больное на голову сообщество.
Теперь несколько слов о наших интереснейших личностях.
Насколько я знаю, в каждом сумасшедшем доме есть свои Гитлеры, Сталины, а то и Биллы Клинтоны. Был у нас тоже свой Наполеон. В выцветшей военной рубашке и такого цвета пидорке  он целый день шагал по маштагинской больнице по периметру. Кто здесь гостил, знает, какая тут внушительная площадь - почти поселок. За время отсидки-лечебки - а лечился он с незапамятных времен - этот парень так отточил свой строевой, что мог бы нести службу у кремлевских стен.
Так вот, этот Наполеон ни с кем не общался, никого не признавал, видимо, от мысли собственного достоинства - все-таки историческая личность. Ну не было у нас никого такого ранга. Хотя где-то в местной кухне ошивался некий Ганнибал, но был насколько серым, что никто его всерьез не воспринимал. Кстати, такого ворюгу мир не видел. С гадкой физиономией, весь такой хитрожопский, этот подлый африканец умудрялся с каждой тарелки хотя бы кусочек капусты оттяпать. Оттого вечно разноцветный ходил, ну какой он после Ганнибал!
Другое дело Наполеон. Всегда марку держал. Даже в столовой ел с вилкой и ножом. После тщательно вытирал и прятал в кармане. Как-то встретившись на узкой дорожке, я ему честь отдал, то есть по стойке смирно приложил руку к шляпке. Тот остановился, внимательно взглянул. После тоже сдержанно отсалютовал и продолжил свой путь.
Так вот, оказывается, я был первый, кого Наполеон удостоил вниманием. Психиатры, увидевшие эту сцену, завистливо зашушукались, после настучали главврачу, что Гаврика пора в нашу среду принять.
Мама Люся, надо было меня этим плебейским именем нарекать. Хотя знаю, что мое настоящее имя более приличное. Впрочем, какая разница, дебил, хоть он Гаврик, хоть Гавриил.
Был у нас еще некий тип, которого Князем звали. Везде себя представлял грузинским аристократом. Хотя по-грузински кроме генацвале и гатсо ничего ни белмеса. Нет, вру, еще куплеты пел из Доли воровской. До сих пор помню:

- Асетия гурди касис беди
  Патараки укан дасдевс мудам
  Да сикоквлис нагварзе мети…
  Сихе-сихе гаватаро унда…

Когда он достал со своей биографией, я ему прямо в лоб выстрелил, что никакой ты не грузинский князь, а самый обыкновенный армянин с Завокзальной - это у тя на морде напечатана.
Тот моментально побледнел, потрясся, думал, инфаркт получит, начал, заикаясь меня убеждать, что это не так. И вообще он вышеназванное племя с рождения не любит.
С того времени он не отставал от меня, при каждом удобном случае ругал бедных армян на чем свет стоит. Наконец так довел, что я согласился с ним, что он чистокровный грузин голубых кровей.
Был псих по кличке Шумахер. Целый день по отделении с каким-то сломанным рулем “ездил”, при этом грамотно сигналил при встречном движении и так мастерски озвучивал переключения коробки передач, что невольно снискал уважение автолюбителей. Всех доставал, потому его часто сами санитары выгоняли на территорию.
Как-то я стоял перед телевизором в коридоре, который висел под потолком и смотрел передачу, где в некой экзотической стране готовили букашек. Смотрю, рядом нарисовался какой-то субъект и удивленно вылупился на экран. Между нами сложился такой вот диалог.
- Они что, психи?
- Нет, умные.
- А что едят тараканов?
Внимательно оглядев оппонента, я ответил:
- А ты не пробовал? Вкуснятина!..
- Правда? - малый еще больше удивился.
- Папой клянусь! Но обязательно надо больших выбирать. Посочнее... - я облизнул губы. - И надо жарить в подсолнечном масле и добавить томат…
Сказал и забыл. Надо ж было как-то развлечь себя.
На следующее утро вижу псих раком по коридоре ползет, а в руках емкость.
Спрашиваю у Шумахера, который тормознул рядом.

- Что он делает?
- Тараканов ловит. Совсем рехнулся, дебил. Чуть под колеса не попал…
Вот такая у нас публика, мама Люся. Не соскучишься.
Несколько слов и о Грабере. Еврей, хоть заливает, что немец. Бывший трубач. После развала Союза, когда закрыли его хоровую капеллу, якобы не соответствующую национальной культуре, начал подрабатывать в городских парках на похоронах усопших, пока некого стало хоронить с оркестром, а в парках начали на него глазеть как на армянского лазутчика. Чокнулся, видимо, на этой почве и угодил в нынешние пенаты.
Мы сразу сдружились. Хоть и числился психом, был умнее всех психиатров в больнице вместе взятых. И очень добрым. На воле осталась внучка, а та его не забывала. Каждую субботу передачи приносила. То пирожочки испечет, то пельмени приготовит…
Так вот, этот Грабер старался делиться с товарищами. А те, хоть идиоты, соображали, что всем не хватит, потому деликатно отказывались или брали совсем по кусочку. А теперь сравни это с нормальными людьми - там из горла у тебя вытащат последнюю котлетку, если успеют.
Хорошо вспомнил, мама Люся, принеси мне, пожалуйста, котлеты. Я очень люблю твои котлеты, они такие сочные и вкусные получались, что я их во сне вижу.
За положением в нашем отделении следит санитар по странной кличке Зайка. Видимо оттого, что целый день насвистывал песню Киркорова - Зайка моя. Из бывших психов. После, видимо, поумнел и соответственно скурвился. Здоровый такой, весь волосатый и вонючий, все его боялись. Целый день важно ходил по отделению и придумывал нам пакости. Кого тумаком угощал, кого пинком. А кого сковородкой… Да-да, не удивляйся, мама Люся, самой настоящей сковородкой. Поскольку на ремне у него вечно торчала эта тяжелая чугунная емкость. Любил подкрадываться к больным, которые ему особенно не нравились, и со всей силы долбануть их по балде. Видимо, какие-то шизоидные отклонения у него все-таки остались…
Тут я заканчиваю, мама Люся, так как вновь услышал звон сковородки и шум падающего тела. Кому-то опять не повезло. Сука Зайка!..


Письмо 2

Здравствуй, мама Люся. Довожу до твоего сведения, что я жив и здоров, чего и тебе желаю, и рахматуллахи и баракату.
В значении последних слов я не очень разбираюсь, но тут у нас один бородач появился, по кличке Хоттабыч, целый день насилует проповедями. Я как понял, кто эти слова произнесет хотя бы раз в день, то тотчас прямиком в рай попадет.
Ну и я подумал, чем черт не шутит, вдруг сработает. Прикинь из психушки сходу в рай! И сколько хочешь греши.
Пришла весна на нашу психбольницу. Всюду цветет и пахнет, и я вообще удивляюсь, как нормальные люди не замечают эту красоту и едут отдыхать на какие-то курорты, где их еще и обдирают как липку.
А мы, вот так, даром здесь радуемся жизни. Кормят не травят, с голоду не подыхаем, есть где спать, что надеть, а что нам, дебилам, еще надо.
В прошлом письме я написал про Зайку - про этого садиста и Люцифера.
Врачи знали об его делишках, но не заморачивались. Начальник отделения - Гюльбалаев вечно подшофе и под кайфом, для него самое главное, не мешать в его подлых делишках. Персонал - психиатры и санитары, тем более - каждый занимался своим делом. Кто воровал, кто торговал... И этот тип спокойно беспредельничал. Те упыри хоть уплывали вечером, не мозолили нам глаза и нервы, а этот пес бездомный и ночью покоя не давал. То армию вспомнит, вытаскивает ремень и проводит с нами занятия, типа, отбой-подъем. То под утро с выпученными глазами врывается в палаты. Оказывается, сон приснился, как психи атакуют администрацию…
Так вот, вдруг заметил, что этот Зайка не по-доброму за мной наблюдает. Следом подкрадывается, многозначительно теребя по сковородке. Видимо, ему не нравился мой особый статус. Возникать он не смел, все знали, что меня опекает сам главврач, а вот какие-то гадкие планы, думаю, все-таки вынашивал.
Когда я это понял, мурашки поползли по телу. Перспектива быть долбанутым тяжелым железом меня не прельщала, и я решил действовать на опережение. Вспомнил как учил меня дядь Мамед школе жизни. Типа, если чуешь, что кто-то решил тебя пришить, пришей его первым с чистой совестью. Ты все равно дебил, тебя не посадят. 
Так вот, как-то, когда Зайка после обхода с ремнем лег задремать, чтобы набраться сил для будущих подлянок, я тихонько проник в его комнату, схватил с полки эту злополучную сковородку и со всего размаха долбанул по его бестолковой балде. Ты представь, мама Люся, с первого раза не сдох, вскочил, молча и обалденно на меня вылупился. Так я его еще, еще, и еще!.. Уже везде кровь, а он все сидит в той же позе и удивленно таращиться. Только мож с 10-го раза свалился. Навеки…
Прости и помилуй мою грешную душу, Господь, что я этого борова мож раньше срока к тебе определил, но ни грамм не сожалею. Как говориться собаке собачья смерть.
После я всюду вытер свое присутствие и бесшумно удалился.
На утро поднялся кипишь, мол, кто автор. Ну, я овечкой прикинулся, типа, покойный лучшим другом был. Даже слезинки выжил для пущей убедительности.
Короче, прохляло, никого не нашли, да особенно и не искали. Сами меж собой утерли тему, видимо, не впервой. Ни начальству, ни ментам не надо было сор из избы выносить, а Зайка хоть есть-нету, всем было наплевать. Короче, оформили так, что якобы Зайка сам стукнулся об сковородку и разбился насмерть. И все остались довольны.
Свидетелей реально не было, никто не застукал при исполнении, но я заметил, что больные как-то по-особенному начали ко мне относиться после той ночи - с почтением и где-то с любовью. Видимо, вдруг осознали, что Бог все-таки есть, и я, как бы, его представитель в маштагинской психбольнице. Они вдруг почувствовали защиту, мама, понимаешь? Это было так трогательно!
Так я стал неформальным лидером шизиков. И поставил здесь свои порядки. По справедливости, и по понятиям, как и учил меня дядь Мамед. Типа, барашку надо вешать с бараньих копыт, а козла козлиных. Типа Зайки.
Тут я вновь заканчиваю мысле, мама Люся, так как время обеда - это Грабер мне напомнил. Теперь он мой помощник, типа консильери. Короче, с вечным уважением к тебе и с любовью - твой сын Гаврик.
Да, и еще, извини, что надоедаю. Я опять про котлеты. Ты же не забыла?
Тут нам тоже дают котлеты, но я подозреваю, что они вовсе не мясные. И этот пидор Ганнибал вечно их ворует.
Сдается мне, что и его скоро Господь накажет…

Далее число и прочее…
 

Письмо 3

Здравствуй, мама Люся. От души желаю тебе счастья и благополучия, чтобы тебе наконец подняли пенсию, и рахматуллахи и баракату.
Тут у нас еще один яркий тип появился. Ты не поверишь, мама Люся, Горбачев Михаил Сергеевич собственной сраной персоной!
Я как понял из истории болезни, с которой со мной поделился главврач, когда в его кабинете лампочки в люстре менял, у этого экземпляра тоже на лысине отметина была.  Когда на голове еще перья торчали, было не так заметно. Но как оплешивился, все начали хором обзывать его Горбачевым. И, соответственно, выражаться. Довели до такой кондиции, что он сам поверил, что Горбачев, тем более имя его и отчество, прикинь, тоже сродствовали.
Мне было все-таки жаль его. Ведь не виноват, что родился меченым как его тезка. Все плевали на него и даже харкали. Но ничего не поделаешь, тварь он и есть тварь, хоть и не оригинал. Поразмыслив, я предложил назваться ему кем-то другим. Ну, Ленином или Мюллером. Обе были по-своему известными, с залысиной, но без сатанинской печати на лбу.
Тот гордо отказался и начал свистеть что-то про перестройку. И дебилы сразу определили его у параши, в смысле, у туалета. Тут даже я ничего не смог поделать. Михал Сергеевич теперь каждый день должен был драить отходные места в больнице. И каждый при удобном случае имел право дать ему пинка, когда тот подставлялся задом во время уборки. Как тут уж не поверить, что имя определяет судьбу.
Мама Люся, черт с этим Горбачевым, хочу рассказать тебе об Илонке. О молодой девчухе-шизоидке, которую с недавнего времени определили работать на нашей кухне. Типа, помощницей Ганнибала. Тот всегда скулил, что не справляется, поскольку дебилов все больше, соответственно, и жратвы требуется много.
Она была не то что красивая, какая-та своеобразная - вся жгучая брюнетка с волевым взглядом, спортивная и знойная. Оказывается на воле самбо занималась. Как-то вышла замуж и что-то не поделила с мужем. Когда тот решил доказать ей свое мужское превосходство -  бац, бросок через плечо с последующим удушающим. И как назло, рядом судьи для остановки поединка не оказалось…
Короче, необратимое последствие - убойный срок.
Но после узнали, что у нее мама тож была какое-то время нашей пациенткой, типа, наследственные гены. В общем, определили сюда.
Мама Люся, представь, я влюбился. Когда ее впервые увидел, словно сердце спряталось в пятках. Сначала ее избегал, все со стороны пялился. После решился говорить, как бы используя служебное положение, все-таки положенец. Позвал на собеседование, типа, кто такая и откуда. Но сразу обомлел и начал путаться в речи, тупить. После вовсе заткнулся, позорно разинув рот и беспомощно хлопая глазами.
И в этот миг она улыбнулась!..
Мама Люся, ты бы видела эту улыбку! Словно розы расцвели в саду! Или радуга блеснула красками! И в этот миг я понял, что неспроста рожден тобою на этом белом свете и попал в психушку. Типа, чтобы быть с нею.  И жизнь моя поганая вдруг обрела чудный смысл.
Мы начали тайно встречаться. Хотя шизики сразу догадались, у нас же чутье как у собаки! Так она стала моей королевой.
Мы ходили по ночам рука об руку по территории - санитары к нам благосклонно относились. Один - любимец главврача, другая - их кормилица. Нюхали волшебные запахи весны, уединялись… ну, так сказать, во всяких уединенных местах…
Мы были счастливы, мама Люся. Мы были влюб¬ле¬нные…
Илонка рассказала, что у нее какие-то влиятельные родственники за бугром, которые обещали ее отсюда вызволить. Она сделает все, чтобы и меня освободить. И тогда ноги в руки и прямиком куда примут.
Но, я чувствую какую-то тревогу, мама Люся. Бог слишком ревнивый, чтобы позволить людям долго наслаждаться счастьем. Буду надеяться, что к нам, дебилам, это не относится. Ведь мы и так ущербные. Что с нас взять-то еще?..
Мама Люся, ты про котлеты не забудь, пожалуйста. Я про них Илонке рассказал. Оказывается, и она любит котлеты. И еще жареную картошку.
Мы тебя любим, мама Люся. Когда станешь старой и немощной, будем тебе памперсы менять. Передай пожалуйста привет и дядь Мамеду. Если будет свадьба, я хочу, чтобы он присутствовал в качестве родителя. Не думай подсунуть мне этого Рафика. Когда-нибудь отправлю его вслед за Зайкой, нравится тебе или нет.

С любовью, твой сын Гаврик.


Письмо 4

Здравствуй, мама Люся. Я вновь жив и здоров, хотя научился здесь осознавать, что все мы под Богом ходим. Это Грабер. Накануне он сцепился с Хоттабычем, тот уже вконец озверел, объявил себя амиром маштагинским и требовал, что все психи отпустили бороду и посягнули на какой-то Халифат.
До этого терпели. Понимали, что он - товарищ по несчастью. Шиза-то у каждого по-своему проявляется. Но с бородой переборщил. И так было жарко, прикинь, еще и с бородой. Ну, мы его и послали...
Пути Господа неисповедимы, любит твердить Грабер. Хотя, хоть убей, никогда не пойму, почему он меня к дебилам определил, а кого-то, к примеру, начальника нашего отделения Гюльбалаева, кандидатом каких-то наук.
Ты бы видела его рожу, мама Люся. Волосы от бровей, уши как у Чебурашки. У любого шимпанзе мозгов больше. Но, хитрозадый, мама Люся, ой хитрозадый!.. Выгоду свою чует этим определением, как компасом.
Честно говоря, еще предубеждение к нему. Так как заметил у него растущий интерес к моей Илонке. Смотрю, гад, что-то часто ее в кабинет заводит, якобы для психиатрических экспериментов. С чаем, шоколадками, с печеньками…
Ну, шоколадки в общем-то не плохо, мы их вместе употребляем с Илонкой. Но в душе тревожно очень, так как понимаю, что этот тип задарма родную мать не накормит.
Илонка смеется над моими страхами. Я, говорит, одного урода уже на тот свет упаковала, и этого не трудно будет, если что. Пусть, говорит, облизывается. Я пока в лохушку играю, но если что, зубы покажу. Типа, в зубы дам.
Но когда меня перестали выпускать из отделения, нам стало не до шуток. Фраерок-то этот хорошо был информирован, кого пустила в сердце, и… не только туда, Илонка. Вот и начал подлянки делать.
Илонка во время очередного сеанса не выдержала и отправила Гюльбалаева откуда он выполз при рождении, хлопнула дверью и вышла. Тот озверел, вызвал санитаров, короче Илонку определили в обезьянник в своем женском отделении.
 В следующий день в помощницы для Ганнибала назначили другую психичку - полненькую Зайнаб. Родственники ее, я слышал, давно забашняли Гюльбалаева, и тот в отсутствии любви решил хоть подзаработать.
И я вновь вспомнил заветы доброго электрика дяди Мамеда.
Ты, мама Люся, наверно сочтешь меня грешником за такие убойные мысли, но не поверишь, психушка дала мне то, чего на воле не хватало. Уверенность в себе, понятия справедливости, типа, отвечать добром на добро, злом на зло - это тоже по понятиям. И когда Грабер начал меня отговаривать, типа, если плюнут на одну щеку, поставляй другую, фу, противно-то как, я ответил ему афоризмом Конфуция, которую он как-то сам выдал - если добром отвечать на зло, то какова же цена добру? Типа, не помогаешь, отвали и не мешай. Так как я уже примерялся к сковородке.
Грабер выслушал, после молча вышел. Целый день не выходил из своей палаты. Вечером вновь появился, еще раз взглянул на сковородку, висящую на почетном месте на стене, и попросил меня хотя бы недельку повременить.
Я в недоумении кивнул.
Хоть и обещал, было трудно сдерживаться. Гюльбалаев каждый раз перед уходом находил меня в отделении и нагло ухмылялся в лицо. А Илонку, я слышал, бабы-надзиратели травили и при малейшем неповиновении в карцер определяли. Ясно, по чьему научению.
Кстати, за эти дни Гюльбалаев со своими психологическими сеансами наловчился заходить и к Зайнаб, выставлял ворчащего Ганнибала, и как мы поняли от его бессвязных бормотаний, вполне успешно экспериментировал с нею. Везде успевал, гад, и бабки зарабатывал, и науку продвигал. Он чем-то мне напоминал твоего Рафика, мама Люся. Такой же омерзительный и скользкий.
Через неделю Гюльбалаева нашли сваренным в большом котле для супа, которую я, помнишь, мама Люся, как-то ремонтировал. Тебе наверно интересно, как это случилось? Я напишу, но в следующем письме, так как в отделении все еще шныряют менты, хотя все уверены, что Гюльбалаев опьянел, сам потерял равновесие и упал в кипящей котел, когда захотел попробовать борща после энергоутратных процедур. Хотя сама Зайнаб, вся психованная, это категорически отрицала. Типа, ее - честную и невинную - подло оклеветали, никаких сеансов с Гюльбалаевым не было, и она почему-то рано отключилась в этот злополучный день. Но никак не могла объяснить, почему туфли Гюльбалаева аккуратно были сложены у порога, а сам он сварился в майке, в трусах и в одном шлепанце. Вторая, видимо, спала при процессе дегустации. Еще и Ганнибал мстительно выложил некоторые подробности. Видно, достал такой беспредел в его эпархии.
Но, слышу в коридоре шажки к моей палате, мама Люся, потому закругляюсь. Наверно вновь будут допрашивать. Про котлеты не напоминаю, и времени нет, и не удобно каждый раз.
Целую и прочее…


Письмо 5

Здравствуй, мама Люся. Пишу тебе очередное письмо в хорошем настроении, чего и тебе желаю, так как мои прогулки с Илонкой возобновились после бесславной кончины Гюльбалаева.
По доносу Ганнибала Зайнаб выперли из столовой, а Илонку вернули. Ганнибал сам попросился за нее. Плотские утехи его уже давно не интересовали, а Илонка была аккуратная, исполнительная, и ни в какую не шла с этой тварью - с обнаглевшей после сеансов с Гюльбалаевым Зайнаб, которая в последние дни вообще не считалась с ним, заставляла даже работать за место себя.
Я обещал рассказать, как Гюльбалаев скопытился. Все просто, мама Люся, как и все гениальное. Грабер для этой цели привлек Наполеона, Шумахера и Горбачева. Я даже не был в курсе, представляешь! А коллегам он объяснил, что надо спасти друга, то есть меня.
Внучка его при встрече принесла его аптечку, а там клофелин. Горбачев во время чистки отхожего места в кухне выловил момент, прошмыгнул в комнатку Ганнибала, которого облюбовала эта непутевая пара для психологических утех, растворил таблетки в початой бутылке шампанского и быстро вышел. 
Как я сообщил, Щумахер и Наполеон имели доступ на территорию. Один шагал, другой “ездил”. Возвращались, когда вздумается, это было привычно.
Так вот, те по инструкции Грабера, выждали время, и, как стемнело, прокрались в кухню, где Гюльбалаев и Зайнаб отключились в объятиях друг друга. Сиськастую Зайнаб аккуратно уложили на диван, а Гюльбалаева утопили сначала в чане с водой, после тело вовсе бросили в медленно кипящей котел с варившемся в нем борщом. Тот наверно даже не понял, как сдох.
Все это обнаружил Ганнибал, который устав дремать в будке охранника - обычно его оттуда звал Гюльбалаев - поздней ночью, ворча, поплел в столовою.
После всем говорил, что такого аромата в кухне давно не было. Борщ получился наваристый - с мясом же! И Ганнибал как всегда решил сразу пробу снять, и тут обнаружил волосатую ногу Гюльбалаева в носках.
Короче, повторилась предыдущая сцена с Зайкой - все вновь забегали. С единственной разницей, что у Гюльбалаева была хоть какая родня. Человек 20 собрались - кто орал, кто причитал. Разъяренная жена, плюнув на вареного Гюльбалаева, в буквальном смысле, сцепилась с Зайнаб и рвала ей волосы. Ну и прочие ментальные сцены. Вряд ли это тебе интересно. 
Все опять замяли. Родне было стыдно раздувать случившееся. Тело даже до морга не дошло. Экспертизе и ментам заплатили, Гюльбалаева тихо в подмышку и галопом на кладбище. Так после Зайки в нашем отделении закончилась и эра Гюльбалаева.
Ты прикинь, мама Люся, этот борщ даже не вылили. Аккуратно вытащили Гюльбалаева с его тапочком, а суп к обеду разлили по назначению. Надо же было накормить людей!
Не скрою, и мы поели. Подумали, хоть какая-то польза от Гюльбалаева. И давно мясной суп не ели. А тут такой аромат!..
Мама Люся, я что понял, оказывается завалить человека раз плюнуть, если постараться, особенно у нас в психушке. Согласись, и Зайка, и Гюльбалаев заслужили такую кончину. Нельзя глумиться над психами. Они тоже люди.
Теперь, вот, на очереди Ганнибал. Этот ворюга и прохвост. Оказывается, еще стукачком ходил. И еще, мы думаем, Илонку надо на его место протолкнуть. Мы - это наше славное сообщество - я, Илонка, Грабер, Наполен, Шумахер и Горбачев. Ты же, мама Люся, нам так и котлеты не принесла!.. А нам знаешь порой как хочется, аж слюны текут!
Илонка обещала, когда будет заведовать кухней, нам каждый день этих котлет готовить.
Горбачева хотели освободить от мытья туалетов, но он отказался. Говорит, кто-то должен чистоту наводить. Это очень тонкий процесс, не всякому можно доверить.
Действительно, все отхожие места в нашей психушке уже не воняют, а пахнут. Оказывается, на территории растет очень ароматное растение. И Горбачев додумался в каждой отхожке пучок этой зелени повесить.
Но я запретил психам его пинать. Вообще-то они и так перестали, когда начали ходить в чистую уборную. Так Горбачев стал уважаемым членом нашего коллектива.
Вот, думаем теперь, как Ганнибала кокнуть? Сковородкой нельзя, поймут, и в котле уже не сваришь. Грабер обещал что-нибудь придумать. Все-таки еврей. Мозги работает как часы. И какой дебил его в психушку определил, не пойму. Можно же было чуть подлечить.
Да, мама Люся, если все-таки решишься избавиться от Рафика, ты только свистни, нам процесс понравился. И я тебя в обиду не дам. Хоть какая, но мама.
Если в Штаты попадем, будем киллерами промышлять, как в фильмах. Здесь не получится, конкуренции много. Поскольку каждый, сам того не зная, в душе киллер.
Котлеты уже не прошу, знаю, бесполезно. Ну да ладно, скоро они и у нас будут. Мы еще тебя угостим…


Письмо 6

Здравствуй, мама Люся. Пишу это письмо, на этот раз с тяжелым сердцем. Сейчас объясню, почему.
Я тебя во сне видел, мама Люся. Я видел тебя молодой и красивой, когда ты еще не пила, держала меня за руку, весело смеясь, водила в садик.
Помнишь наш детский садик, мама Люся, он был такой уютный и раскрашенный, пахнул мастикой и киселем. Я был там очень счастливым со своими детскими товарищами.
Это после обнаружили, что я дебил, у меня отклонения. Папа тотчас от нас ушел, как будто ни при чем, я его даже не помню, а ты начала пить и встречаться с разными дядями.
Ты наверно его очень любила, мама Люся, раз так тяжело перенесла расставание. Ну да ладно, Бог с ним. А может черт… за такое предательство.
После ты куда-то исчезла. Я звал, плакал, без толку. Я сильно рыдал во сне, мама Люся, да так, будто больше тебя не увижу. На сердце было тяжело, будто камень…
После проснулся и вижу, рядом Илонка пытается меня успокоить…
Нехороший сон, мама Люся, сердцем чую. Все ли у тебя нормально? Прошу тебя, мама Люся, прекрати пить, до добра это не доведет.
Сквозь тяжелые думы хочу сообщить и радостную весть. Приехал некий тип в дорогом костюме, встретился с Илонкой. Короче, ее скоро выпишут. Богатые родственники хотят ее за бугор забрать.   
Илонка, конечно, обрадовалась. Но категорически сообщила Дорогому костюму, что без меня не уедет. Если в Америку, то только со мной.
Илонка - человек. Я счастлив, что ее встретил. И мне кажется, мама Люся, без нее я уже не смогу жить. А с ней, нет разницы, хоть в Штатах, хоть в психушке.
Друзья и расстроились, и радовались. Но мы обещали, что и их заберем, просто сразу наглеть не надо.
Так что, пусть Ганнибал живет в своей сраной кухне. Повезло ему, уже и мочить незачем. Такой проходимец, что даже смерть свою перехитрил.
Да, мама Люся, хочу сообщить, что в эту субботу внучка Грабера принесла нам целую кастрюлю котлет! Мы так радовались!.. Конечно, с твоими не сравнишь, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Шумахер изловчился даже ей руку поцеловать. По-моему, он после котлет в нее влюбился.
Жизнь все-таки сложная штука, мама Люся, а счастье может найти тебя хоть в психушке. Так что, я даже благодарен тебе за это заточение. Как говорится, не было счастье, да горе помогло. Вот и Грабер говорит, никогда не узнаешь, где найдешь, где потеряешь. Все в руках у Всевышнего. Ну, типа, его чертовы пути…
И смотри, какой интернационал собрали! Я русский, Илонка армянка - я только узнал, Грабер еврей, Наполеон азербайджанец, Шумахер лезгин… Видимо, дух нашего города даже в психушке себя проявляет.
Все-таки я беспокоюсь, мама Люся, с тех пор как меня сюда определила, от тебя ни весточки. Но, надеюсь, скоро выпишусь и о тебе позабочусь. Одна тоска на сердце - не смогу и тебя забрать в Америку. Понимаешь, Илонка против. Видимо, из-за котлет. Ведь мы так ждали!..
 До скорой встречи, мама Люся, береги себя. Передай Рафику, пусть тебя не обижает, если хочет красиво сдохнуть.

Число и прочее…

Это было последнее письмо. Я обшарил шкаф, после и квартиру, но ничего больше не нашел.
Несколько дней прожил под впечатлением писем. После вспомнил фамилию в нотариальной расписке - Грабер Виктория Моисеевна. Она не присутствовала при купле-продажи. Ее представляло доверенное лицо.

Встретились с нею в сквере небольшого парка. Она внимательно просмотрела письма.
- Слышала о них. Но папа их прятал. Теперь, ясно зачем. Странно, что вы нашли.
- А папа ваш…
- Оставил нас месяц назад. Он с ними так и не увидился. Как уехали, так и пропали. А папа ждал.
- Все уехали?
- Михал Сергеевич все еще жив. Я наведываю иногда. Про смерть папы не знает.
- Понятно. А мама Люся? Рафик, Мамед?
- Людмила Павловна, к сожаления, спилась еще до выхода Гаврика. Рафик упал с лестницы и сломал шею…
- Типа, несчастный случай.
- Уже не уверена… - она улыбнулась. - Про Мамеда ничего не знаю. Видимо, после Рафика обиделся. Ганнибал тоже жив. Все еще в кухне.
- …
- Вам наверно интересно, как мы у них в доме оказались?
- Ну да.
- Все просто, Гаврик с Илонкой подарили перед отъездом, так как у нас своего не было. Когда папа остался без работы, а после и заболел, мы квартиру продали, чтобы концы с концами сводить. После жили в дачном домике на Вишневке.
- …
- Гаврик долго уговаривал папу и Горбачева на переезд. Родня его невесты действительно была богата, и переправить всех нас в Америку для них не составило бы труда. Но вот, старики отказались.
- А зачем продали этот дом?
- Я одна. Живу на небольшую пенсию по инвалидности - у меня врожденный порог сердца. Деньги положила в банк, буду получать проценты. Так что, я опять в Вишневке. Тут я провела лучшие года с родными - с папой, с мамой, с бабушкой… Так, что это место еще и память. Мне многого и не надо.
- Понятно.
- И еще, буду их искать. Не верю, что про нас забыли. Видимо, что-то случилось.
- …
- Хорошие были ребята. Добрые, отзывчивые… Этот смешной Шумахер действительно пытался за мной ухаживать… И никакие они не дебилы. Ну, может, чуть тронутые. В этом мире это в порядке вещей.
- А давайте их вместе искать, если… если вы не против… - я неожиданно даже для себя выпалил, чуть смущаясь. - Такое ощущение, что все это… мы вместе прожили. Что и я был пациентом вашей психушки.
- Вашей... Ну, вы сказали!.. - она беззвучно рассмеялась.
 Я еще раз отметил ее хрупкую красоту, душевный покой, исходящий от ее бездонных глаз, милую улыбку…
- …Ну, ладно…

В этот день мы много общались, гуляли по городу, по магазинам, кормили кошек… Я вспомнил слова Грабера. Действительно, не знаешь, где найдешь, где потеряешь…