Глава 20. Совет отца Бенедикта

Утро принесло мне не облегчение, а лишь новые мучения. Я маялся в своей келье, будто парализованный, глядя в пустую стену. Образ матери, пылающей в огне, стоял перед глазами. В горле застрял ком, сердце сжимала невидимая рука, и слёзы жгли глаза. Я не мог думать ни о молитве, ни о прощении. Единственное, что я чувствовал, — это ярость и боль, сплетающиеся в тугой узел.

Скрипнул засов, дверь тихо отворилась, и в келью вошёл отец Бенедикт. Его лицо, всегда казавшееся высеченным из камня, сегодня было особенно суровым. Он сел напротив меня, положив руки на колени, и произнёс ровным, почти холодным голосом:

— Сочувствовать не стану, Иероним. Это пустое. Но если ты хочешь отомстить за свою мать, я помогу тебе.

Я поднял голову, не веря своим ушам. Он продолжал:

— Чтобы отомстить, ты должен действовать с умом. Изобрази покорность, скажи аббату то, что он хочет услышать. Если ты будешь горячиться, тебя самого ждёт костёр. Но если ты будешь терпелив, мы принесём аббата и его помощников в жертву Отцу богов. И попросим Его остановить Чёрную смерть.

Слова его прозвучали для меня как гром среди ясного неба. Месть… Не просто отомстить, но и спасти множество людей. Я должен был попытаться.

— Хорошо, — выдавил я сквозь стиснутые зубы. — Я сделаю это.

Бенедикт кивнул. Его взгляд не выражал ни радости, ни сомнений, только уверенность.

— Возьми себя в руки, Иероним. Сейчас это самое важное. Когда ты будешь говорить с аббатом, знай, что на кону не только твоя жизнь, но и что-то большее. Теперь иди.

***

Я вышел из кельи весь в смятении. Каждый шаг к дверям аббата отдавался в груди, как удар молота. Как я могу выдавить из себя слова покорности тому, кто отправил мою мать на костёр? Но Бенедикт был прав. Если я хотел исполнить задуманное, я должен был играть свою роль. Поэтому я шел, глубоко и ровно вдыхая и выдыхая воздух животом, и постепенно огонь, сжигающий мою душу угас, и я обрёл равновесие.

Когда я вошёл в кабинет аббата Ионаса, тот сидел за столом, перелистывая манускрипт. Увидев меня, он приподнял голову. Его взгляд был насторожённым, но не враждебным.

— Чего ты хочешь, брат Иероним? — спросил он ровным голосом.

Больше всего на свете я хотел перерезать ему глотку, но склонил голову, как того требовали правила, и медленно заговорил:

— Святой отец… Я пришёл сказать, что осознал свои заблуждения. Мне больно… до глубины души больно, что моя мать оказалась ведьмой. Но я понимаю, что это был её грех, и что вы, руководствуясь волей Господа, поступили справедливо. Я не держу на вас зла. Я буду молиться за спасение её души и за милость Господню для нас всех.

Мой голос дрожал, как и следовало, но внутри я оставался спокойным. Вдох… Выдох… Аббат внимательно смотрел на меня, его глаза, казалось, пытались проникнуть в самые глубины моей души. Наконец, он кивнул.

— Это мудрое решение, брат Иероним. Твоя вера выдержала испытание. Молись и уповай на Господа, и он вознаградит тебя.

Я почувствовал, как меня охватывает бешенство, но не позволил ему проявиться. Вдох… выдох… Снова вдох. Медленно. Ровно. Он поверил. Но это было только начало пути. Удерживая маску смирения, я покинул его кабинет. Гнев и боль тлели угольками где-то на самом дне души, но теперь к ним примешивалась спокойная решимость. Всё только начиналось.