Три женщины вели разговор
Дочь:
Я помню детство — темный дом,
Где мать оставила меня в нем.
Её шаги за тихой дверью,
А я — с разбитою душой…
Я помню комнату без света,
Где эхо шагов — как примета...
Дверь захлопнулась за спиною,
А я осталась под луною —
Стеклянной куклой у окна,
Что ждёт (хоть знает: не вернётся).
Ты растворилась, как волна,
А я училась не смеяться ...
Тишина. В углу — тени пляшут.
"Мама" — слово-острый нож.
Время лечит? Нет, подскажет
Лишь как с этим жить пришлось...
Бабушка:
«Но я тебя не предавала,
Всю нежность сердца отдавала.
Качала ночью, пела в страхе,
Чтоб ты не плакала в рубашке…»
Я ловила каждый вздох твой,
Заменяя солнце в доме.
Ты рыдала в подушку — знаю,
Но мои ладони стали тенью,
Что закрыли тебя от бури.
Пела сказки, хоть в горле ком,
Чтоб ты верила — этот мир
Всё же добр, хоть и незнаком.
В углу — плюшевый свидетель,
Вытертый до дыр медведь.
"Бабушка" — звучит теплее,
Чем "прости" и чем "терпеть".
Дочь:
Я жду ребёнка... и теперь я знаю,
Как страшно — вдруг не справиться, уйти.
Ты тоже, мама, плакала ночами,
Когда носила под сердцем меня?
Простить не могу... но начинаю понимать,
Что страх — не оправданье, но ответ.
Давай попробуем с тобою с нуля —
Не для себя... для тех, кто света ждёт.
Тихо падает снежинка На её раскрытую ладонь.
"Мама" — шепчет взрослая девчонка,
И в этом слове — целый мир и боль.
Мать:
Я знаю — нет прощенья, нет оправданья,
Но если б время повернуть назад…
Тебя, родная, я б не отпустила,
Теперь лишь тенью стою у порога,
Готова в прах рассыпаться за взгляд…
Но если сердце твоё ещё живое —
Дай мне шанс. Хоть полшага. Хоть назад.
Дочь (прикасаясь к животу, вполголоса):
Я не зову тебя матерью — рано,
но в этом живом под сердце толчке
вдруг слышу: «Оставь свою боль дорогая,
ведь я уже здесь — на твоей руке.
Он учит меня молчаливой науке —
как ветер качает берёзы вдали...
Ты тоже когда-то носила под сердцем,
но что-то сломало тебя по пути...
Сквозь разбитые судьбы
пробивается рассвет.
Самые тяжёлые льдины
топит тёплый лучик — свет,
нет непрощеных ошибок,
если в сердце есть тепло.
Даже прошлое — как иней,
когда в нём живёт добро.
Снег кружится — тихий, светлый,
стирая грани бытия.
Новый день уже на ветке,
капелью звонкой отражается рассвет.
Даже тени прошлых дней
превращаются в сюжет.
Бабушка (осторожно соединяя их ладони):
Слушайте... Боль — это угли, а не пламя.
Дайте им остыть — и увидите сами:
Под пеплом обид, где тлеют «почему»,
Ростки пробиваются к вашей весне.
Внучек стучится — не спрашивает,
Чью вину вы носите в рваном кармане...
Ему нужны ваши тёплые руки,
А не истории с горьким финалом.
Боль — не верёвка, чтоб в ней висеть веками.
Смотрите — рассвет уже стёкла золотит.
Новая жизнь под сердцем стучится,
А значит, и ваша — ещё впереди.
И три свечи в ночи дрожат,
Горят, сливаясь во едино.
Разбитое — можно склеить.
Золотом трещин — пусть светится шов.
Ведь даже фарфор, что тысячелетия
Хранит молчание веков,
Ценнее, чем новый — блестящий, пустой.
Так и душа, что прошла через боль,
Сияет глубже, когда собирает
Свои осколки в любви и покое.
Свечи горят. Воск стекает медленно,
Словно слеза по канве судьбы...
Но в каждой капле — отражение
Того, что нельзя разбить уже.
Три свечи — три судьбы в танце,
Воск стекает, как время, вниз...
Но если капля упадёт между ними —
Она навсегда склеит этот разрыв.
Свидетельство о публикации №225052901206