Василий

     С трудом дошёл до своего двора и присел на лавочку у низенького заборчика. В дом не зашёл – не смог. Одна тесная комнатка с печью-лежанкой, низкий потолок и три маленьких окошка над землёй доведут чувство безысходности и отчаяния до слёз, а он никогда не показывал другим, когда было тяжело и даже невыносимо.
    Получается, и в этом году придётся отложить стройку. А ведь копили три года!.. Грустно посмотрел на родной хутор Грудне-Ермаки. Почти у всех такие же убогие домишки, сколоченные после войны из подручного материала. А там за полями и лесопосадками центральная усадьба, колхоз Хопёрский. Дома у них получше, но тоже беднота. Этой зимой повезло – взяли кассиром, поверили, наконец. Уже несколько лет платили зарплату, а не считали трудодни, за которые осенью выдавали два мешка муки и бидон подсолнечного масла. А ещё выдали паспорта. Смог съездить к отчиму во Фроловский район. Жизнь налаживалась. И вот всё обрушилось!
   Новый дом… Забыть теперь, смириться?! Нет… А если посадят, как жена справится с тремя детьми?! Почувствовал, как покраснела кожа на лице, руках и груди. Начало трясти. Так бывало только когда вспоминал концлагерь и допросы в районном НКВД.
- Вась, что случилось?
    Рядом присела жена с мотыгой. Молчал, пытаясь справиться с дрожью и краснотой, но выдавали закатанные рукава и три расстёгнутые пуговицы на груди.
- Кассу ночью обокрали. Зарплата на весь хутор.
    Жена закрыла лицо ладонями.
- Опять тебя на “чёрном воронке”… Постой! Если ночью, то виноват сторож! С него спрос!
- Не сторожил, пил дома.
- Тем более!
- Все его подтвердили, что сторожил. И брат тоже, а он бухгалтер, ответственное лицо, следователь ему поверил. Он – ветеран, а я – четыре года в плену.
- Уже следователь был?
- С обеда.
- А ты откуда знаешь, что пил?
- Видел вечером, когда за карасями на пруд ходил.
- Сколько украли?
- Две с половиной. Но следователь не хочет доводить до чекистов, а то в этот раз точно посадят. Сколько приводов у меня! Чуть что на хуторе – я первый подозреваемый. И ему плохо – не перевоспитал, не углядел.
- Отблагодарить придётся.
- Заставил подписать чистый лист. Сколько у нас на книжке?
- Три.
- Возместим. Ещё и останется.
- А строиться?..
- Пойду снова в комбайнёры.
- А я платки вязать и на базар.
- Сначала варежки себе свяжи, а то опять руки ломить будет.
    Утром пришли с обыском. Следователь забрал сберкнижку и коротко бросил:
- Жди.
   Почти неделю никто из района не приезжал. Василий не выдержал и поехал сам. Но следователь не принял. Тогда Василий пошёл в отделение банка.
- Книжку забыл, по паспорту выдайте две с половиной, - попросил кассира в узком окошке.
     Женщина в толстых очках полистала ведомости:
- Какие две с половиной? Позавчера всё сняли по доверенности.
- Какой доверенности?
- Пишите и не помните? С деньгами серьёзней надо. Иль неграмотный?
- Девять классов.
- Тем более!
    Ехал домой будто в тумане. Сразу пошёл в контору.
- Ну что, осознал? – ехидно спросил бухгалтер, замыкая сейф с деньгами. – Раскаялся… А то ишь втянуть! Ладно, не буду претензию писать, но и терпеть тут не буду. Иди обратно в комбайнёры!
- Значит, они со следователем… - схватилась за голову жена.
- Нет. Следователь ни при чём. Они тоже.
- Почём знаешь?
- Сами перепугались поначалу.
- Тогда кто?
- Наши хуторские. Кто-то видел, что сторож пьёт, а я на рыбалке.
- Давай думать, кто может такое…
- Известно кто. Племянник твой Генка, вечно на бутылку не хватает, да Ванька Ефимов с Сашкой Шептуховским – не нравилось, что дом начну справлять раньше ихнего.
- Давай следователю скажем!
- А пятьсот рублей?.. Вот то-то. Да ещё Генка – сын офицера, сирота. А Сашка с Ванькой – ударники.
- Будем заново копить, - вздохнула жена.
    Всю страду Василий работал на комбайне, вставал с первыми петухами, а ложился со звёздами. Перед сном сам раздеться не мог – не поднимались руки. Раздевала жена, обтирала мыльной губкой. Осенью он уехал под Кострому на лесоповал, а в марте привёз строительный лес и с отчимом начал строиться. Сашка с Ванькой уже наполовину поставили себе новые дома, а Генка пил всю зиму. В самом конце августа с ним приключилась смертельная оказия: в поле ремонтировал свой комбайн, наполненный зерном, на загрузку подъехал грузовик, шофёр, думая, что комбайнёр обедает, включил механизм. Генка мучительно умирал три дня.
    Сашка на новый год обмывал новый дом и насмерть замёрз у крыльца. А Ванька на 8-е марта поехал к сестре. В поезде выиграл в карты, потребовал деньги, но его выкинули между станциями. Шёл босой по снегу и отморозил стопы. Дома стонал и мучился на костылях – четверо малых детей, единственный кормилец. Не выдержал и застрелился из охотничьего ружья.
  А у Василия дом получился небольшой, но уютный: две спальни, горница, кладовка, коридорчик и холодная веранда. Обзавелись мебелью: кровати детям и себе вместо лавок, недорогие стулья, круглый стол, этажерка в его рост и голубой цинковый умывальник. Через год купили радиолу с проигрывателем и пластинки. Вместе слушали у окна с тюлевыми занавесками и видом на палисадник по обеим сторонам дома.