Ты знаешь

Ты знаешь, как это работает — крыльцо, красная лестница на чердак, подвешенная на двух крючках, скрип гамака, краешек неба, кусочек коры, упавший с сосны и начинающий колоть через джинсы, но еще не настолько, чтобы встать, нарушив совершенство, и начать вытряхивать его, маленькие черточки облаков, которые пашут, длинные инверсионные полосы самолетов, которые бороздят, знаешь, как работает — две бочки, одна железная, скучная, вроде тех, в которых держат нефть и радиоактивные отходы, покрашенная не терпящим отклонений от концепта дедушкой в темно-красный цвет, словно чтобы хоть немного сгладить ее обыденность, другая из бетона, низкая, вкопанная в землю, тоже, вероятно, когда-то бывшая скучной и обыденной, но с тех пор приобретшая характер, обросшая мхом снаружи и тиной внутри, на стенках и на дне — тина скользкая, стенки холодные, мокрые, касаются твоей кожи и заставляют ежиться, когда вечером нужно черпать воду большой садовой лейкой и выполнять ненавистный ритуал поливания грядок (рой комаров преследует того, кто поливает, вода из лейки выплескивается на нос кроссовка, проникает в дырочки, пропитывает носок, ногам внутри хлипко, комар садится на нос, руки заняты лейками, пробуешь сдуть, но садится другой, и впивается, небо разворачивается длинными темно-синими полосами между стволами высоких сосен, там же загораются угольки соседских окон, рассредоточенные между кустов малины, почти черных, но кое-где еще темно-зеленых, узнаваемых, малина сочная, колышки забора белые, межу грядками бегает кошка, вода из лейки льется на кроссовок, комар держится на носу, окончательно очумевший от выпавшего ему количества крови, воздух черен и прозрачен, черны и непрозрачны сливы, зелена времянка, красен дом, желты наличники окон, телевизор показывает головы персонажей «Санта-Барбары» в одном окне, в другом бабушка накрывает на стол, запах блинов пересекает огород, ветви яблони пересекают темно-синее небо с древнегреческими богами и усыпают его желтыми и оранжевыми кляксами яблок, сосед слушает радио на батарейках, его дочь у костра, его дом желтый, его жена — то желтая, то оранжевая, ее улыбка нежна, ее плечи обширны, она решает, когда можно, а когда нельзя, черное небо пересекает что-то между кометой, космической станцией и НЛО, вода из лейки орошает пленку парника вместо помидорных кустов, вода холодна, космос безграничен, радио вещает и тысяча тысяч живых существ обещает другой тысяче тысяч любить их вечно, разбухший комар отрывается от твоего носа, на границе слуха соседский сын мочит железного паука в Doom, все не так уж плохо) — ты знаешь, как это работает — руки в карманах, голова немного опущена, как бы немного болтается, ты углубляешься в перспективу дачного переулка, который так и называется — переулок Дачный, которая желтая, зеленая, красная и синяя на ярко-голубом, на бумаге сочетание выглядит вырви глаз, но в реальной жизни почему-то работает, ты знаешь, как, знаешь, почему, ты то ли мальчик, то ли девочка, тебе 14 лет, ты знаешь, как устроен мир, как получилась вселенная, почему из ничего не чувствующей почвы выросли четыре окрашенных в элементарные цвета дома, между которыми натянулись как бы такие ниточки, как бы такие электрические импульсы, и из чистого воздуха, прозрачности и пустых газовых баллонов сложились такие невероятно сложные и тонкие вещи как любовь, счастье, нежно, целоваться, вечность, и еще много других, чуть менее сложных, но все равно непонятно, как получившихся из смешения четырех цветов и нескольких шариков тающего мороженого, ты знаешь, как это работает — когда твой нос улавливает запах свежеиспеченного хлеба, доносящийся со стороны железнодорожного переезда, где рельсы горячие и электрички блестят стеклами, отражая макушки деревьев, чердачные окна, кусочки неба, распиханного по переулкам, где свои то ли мальчики, свои то ли девочки, свои окрашенные в четыре базовых цвета дома, свои любови, свои будущие, невероятно сложные, невообразимо точные, которые ты видел, проезжая мимо на велосипеде, но ни разу не решился приблизиться, не считая того раза, когда случайно повернул и оказался в окружении гопников, от которых едва унес ноги, все эти чужие жизни, которые застыли, как короткие штрихи, изображающие что-то отдаленное, что-то passager, что-то, чего почти нет, но без чего пейзаж будет incomplet, что нужно добавить, потому что если не добавить, то получится нечестно, получится как Австралия, из которой исчез песок, или Новая Зеландия, от которой откололась частичка мыса, что-то, что нельзя точно определить, невозможно найти подходящее слово, можно только промычать, сделать неопределенный жест, как бы поднимая что-то перед над головой и отчаянно тряся его, что-то вроде мешка с игрушками, что-то вроде ящика с инструментами, вроде ведерка с мусором, которое вытряхиваешь на компостную кучу, чтобы тут же убежать, прежде чем запах гнилой свеклы ударит в нос, прежде, чем опилки попадут в глаза, прежде, чем от самого дна отлепится пластилиновый мотоцикл, что ты слепил прошлыми летом и который провел зиму в подвале дома, можно сделать этот жест, можно бесшумно открыть рот, можно попытаться обхватить руками пустоту и найти губами открытые губы в одном из невозможных будущих, можно долго присматриваться к кажущемуся знакомым участку неба в ожидании полу-самолета, полу-космической станции, полу-НЛО, но в действительности, ты должна обойтись без всего этого, потому что, вообще-то, ты все знаешь.