Америка? Америка...

       Мой двоюродный братец Губанов Санёк — любитель мотаться по разным странам мира. Просто, я бы сказал, запойно этим занимается. Деньги позволяют. Желание есть. Причем выбирает такие направления, где требуются атлетическое сложение тела — с упором на крепкие ноги, целеустремленность и бесстрашие, тогда как имеет он довольно бесформенные контуры, характер не нордический и слабое умение сопоставлять настоящее с будущим.
       То занесет его в отдаленные джунгли, откуда выход один — через знакомство и установление дружеских отношений с пираньями, то экскурсию возьмет в местность, полной подозрительных холмиков, что на поверку оказываются приютами для муравьев-убийц. То поедет в страну, о которой проспекты нашептывают тишь да благодать, но в которой залегающие, на манер утомленных партизан, крокодилы у живописных рек  запросто могут откусить туристскую ногу. Потому, подозреваю, в основе его потребности шастать по меридианам и параллелям — не стремление познать обычаи народов, не тяга к смене обстановки, когда поднадоевшая рутина заставляет с надеждой поглядывать на застоявшиеся в углу чемоданы, не поиск новых пейзажей, могущих, при их систематическом осмотре, ожидаемо записать тебя в ревностные защитники природы, а нечто, кажется, другое.
       Звонок. Губанов Санёк. Время от времени мы переговариваемся, правда, беседы наши в основном одностороннего действия. Я слушаю — он говорит. Мой братец из категории тех людей, что отказывают своему рту в праве на отдых. Отчего и результат налицо: наработав языком себе врагов и наев щеки, а заодно и прибавив в теле, он напоминает мне чем-то возмужавшего Винни-Пуха.
       — Привет, — голос его крепкий, как древко знамени. Чувствуется, брату есть что рассказать. — Как дела?
       — Привет. Да, в общем, все по-прежнему…
       Я не успеваю договорить. Санёк меня, нет, не перебивает. У него, как и у искусственного интеллекта, повышенная, обостренная способность, обработав первое слово, понять, что у меня с настроением, какие гложут проблемы и что я думаю о текущем моменте. Зачем ему выслушивать до конца, когда все и так ясно.
       — Я хочу тебе сказать, — переход, уже мной ожидаемый, на тему, которая его изнутри распирает, как воздух шарик, происходит тем не менее внезапно. — Мы только вчера с Тасей прилетели из Америки. Ну, я тебе доложу: каньоны там пипец всему.
       — Каньоны? — Нет, Саньку я вовсе не завидую. Ведь каждому — свое.
       Каньоны! О, эти отвесные, уходящие к небу скалы. Внизу — пропасть, куда свалиться,  допустив оплошность, можно в два счета.
       — А где вы…
       Братец идет на опережение, оберегая мой язык от лишних действий:
       — Мы объездили вдоль и поперек: везде.
       Двадцать минут бесконечного перечисления названий каньонов — в города, как я понимаю, мой брат с женой не заезжали. Одноэтажная, равно как и многоэтажная, Америка братца, так как он именно составлял маршрут, не заинтересовала. Странно. Список столь длинен, что я начинаю скучать.
       — Вы были одни, сами по себе? — Спрашиваю. Потому что какое-то дурное возникает предположение: супружеский союз моих родственников на первый взгляд устойчив, стабилен уже лет десять. Но, несмотря на все эти прилюдные «сю-сю-сю» и взаимные признания в любви, будто бы и не думающей остывать, сколько раз они между собой собачились, сколько раз бросали друг другу подковыристые обвинения, которые порой заправлялись, как салат — майонезом, витиеватым матерком. В моей голове препираются друг с другом подозрение и искреннее желание не знать правды.
       Вот, спрашивается, для какой цели выбран такой план? Не для того ли, чтобы, выбрав момент, избавиться от надоевшей жены, а вовсе не любоваться красотами каньонов? Стоит только попросить отойти к краю, чтобы сделать эффектное фото. И чуть подтолкнуть, вроде как — нога подвернулась, подошва скользнула, тело наклонилось,  что и привело к потере равновесия. Хотя, признаться, для своего Сашеньки Таська землю грызть будет. И она еще та штучка — как говорят, баба с яйцами. Таська не из тех  барышень, соструганных девятнадцатым веком и занесенных в наше время, что чувственны, впечатлительны и возвышенны душой. И не из тех тихонь, для которых книга — лучший собеседник, с которым любой угол — райский. И невозможно себе представить, чтобы она грохнулась в обморок от вида пробегающей мышки. Еще неизвестно, кто кого бы спихнул в пропасть, муж ее или она — мужа.
       — Нет, нас было четверо. Еще одна супружеская пара.
       Понятно. При свидетелях мой братец не решился бы на подобное преступление. Вариант отпадает. Пропасть может спокойно продолжать жить, без того, чтобы, как участник сговора, терзать свою совесть сомнениями. Хотя, если вспомнить, то ничего такого особенного между Губановыми не происходило. Среднестатистическая семья — со своей историей, скелетами в шкафу и, как говорят, радостями и горестями. А семья без скандалов, что пистолет без пули. На юбилее у Кораблева Санёк и Таська вообще вели себя как влюбленные — это после-то десяти лет брака: уединившись, друг друга гладили — она его проплешину, ласково при том пошлепывая по блестящей макушке, а он, пройдоха, в открытую — ее колени. Через платье. Любофф, однако...
       Слегка отдышавшись, Саня принялся перечислять тех животных, что они видели во время своего путешествия. Очень познавательно. В Долине смерти они видели змею, гремучника. Мне показалось, что после названных койотов и безобидных черепах брат как-то подчеркнуто врастяжку произнес эти два слова. Словно выделяя их.
       Санёк многое знает, не спорю. Он явно перед поездкой пробежался по Википедии, уточняя свои познания. Тем не менее, мне интересно, как он определил вид — на глазок, что ли?
       Мой вопрос его застает врасплох. Он, слышно в смартфоне, мнется, как-то спотыкается в объяснении, голос его угасает:
       — А у нее, видишь ли, характерные рожки.
       Рожки, значит. Ну еще бы! Так как сам Санёк далеко не герой, а Таська, если надо, и черта заткнет за пояс, он послал ее рассмотреть ползучую гадину поближе, а, возможно, еще и попросил эти самые рожки погладить. Чтобы убедиться в правильности своих предположений. Не пропасть, так змея. На виду, на людях — прямо образцовая семья, любовь-морковь, не к чему прицепиться. А, оказывается, вон какие страсти кипят, если копнешь. Почему только Санёк трагический тон изъял из своего голосового фонда?
       — Очень ядовитая, — продолжает брат. Кто бы сомневался. Я жду признания: чтобы рогатая змея, да еще и ядовитая, осталась нетронутой? — Мы, естественно, обошли ее стороной: наш личный гид предупредил, что вся фауна и флора дикой природы находятся под защитой государства.
       С ними был еще и гид! Личный! При друзьях спектакли еще можно разыгрывать. Но гид — значит, подозрения мимо.
       В Снежном каньоне они едва не потерялись. Позже я проверил информацию об этом месте в интернете. Закаты, рассветы — все настолько чудесно, что, действительно, засмотревшись на полыхающее багровыми красками небо, легко напарника упустить из виду. Тем более, что у гида, увлеченного пейзажными прелестями, такие же органы зрения, что и у моих родственников. Мог по уговору ввинтить взгляд куда угодно.
       — Кто кого чуть не потерял? — Спросил я, надеясь услышать полный отчет о смене координат Таси, имеющей скверную особенность, как и все, впрочем, женщины, путаться в пространстве. Естественно, не мой брат пришел ей на помощь спустя полдня, когда она, вся, видимо, высохшая без воды, оторвавшаяся от компании, брела неизвестно куда, а все тот же вовремя очухавшийся гид. Санёк, наверное, посвящал эти часы своей эрудированности, пытаясь разгадать химический состав окружающего их камня. Ходил, обстукивал его своими толстыми пальцами, воображая себя эдаким Ферсманом, и делился выводами с дружеской парой.
       Возникшая заминка сменяется смехотворным объяснением — ну да! Он сам, видите ли, отошел буквально на полминуты в сторону, чтобы поупражняться, как истинный патриот,  в выписывании струей русских узоров на американской земле. Чтобы знали! Но лишь только пробежал пальцами по клавиатуре штанов, пытаясь из них выудить свой саксофон, как нарисовался невесть откуда появившийся полицейский, который терпеливо объяснил Саньку, что подобные музыкальные инструменты наносят непоправимый ущерб природе. Если же он все-таки решит смошенничать и сыграть мелодию протеста, свою народную, то получит огромный штраф. Санек, патриот, но не герой, побежал осваивать каньон, оснащенный биотуалетом. А когда вернулся, то понял, что кто-то сменил за его спиной декорации, и хитроумная Таська на пару с гидом и друзьями исчезли.
       Полицейский в каньоне… Биотуалет. Ну-ну. Что-то тут не так. Скорее всего, жена брата, и правда, решила смыться от надоевшей ей повседневщины. Ведь невозможно не признать тот факт, что Санёк зануда, шляпа в жизни и еще тот типчик, эгоист конченый, возле которого Таська пропеллером крутится.
       — Там, несмотря на красоты, — рассказывает братец, — а я прямо чувствую на расстоянии, как он смущен, — легко сбиться в направлении. Взял два метра в сторону — и вид вроде бы тот же, но другой.
       Конечно. Два метра в сторону. Не удался побег Тасе с настоящим мужиком. Ковбоем. Да и куда бежать? Санька, оставь одного в таком месте, запросто кузнечики сожрут.
       — Представляешь, — с какой-то непонятной мне радостью продолжает родственник, — с Таськой чуть ли истерика не случилась, когда мы встретились, у гида тоже потерянный вид. Друзья чуть не плакали.
       Еще бы. Прямо-таки за ним рыдали — все в голос. Хочется верить. Гида можно понять: сорвалась такая авантюра. Но чтобы жена брата в истерику впала? Такого не помню, честно говоря. Вообще-то, несмотря на то, что Таська — баба с яйцами, все дела — банковские, счета за коммунальные услуги — ведет Санёк. У него в башке надежно спрятаны интернетовские ключи, пароли от нужных сайтов. Так что Таську понять можно. Куда же она без Санька? Получается, ковбой тут лишний. И чего крутить: с самого начала, с момента их знакомства, я знал, что они, Санёк и Таська, созданы друг для друга.
       На дне рождения у Булгашкина  они, не смущаясь посторонних взглядов, только тем и занимались, что гладили друг друга. Любофф. Ее рука, что-то выискивая, поверх его штанин, все рыскала, вроде как какие-то невидимые ниточки снимала, в то время как Санёк забавлялся волосами любимой, с нежностью накручивая их на кулак. Впрочем, Таськина проказливая рука могла бы больше рассказать, чем видели мои глаза. Я родственничкам даже позавидовал.
       — А еще, — похвастался мой брат, — мы видели индейцев. Настоящих.
       Конечно, сейчас пойдет рассказ-описание о внешнем виде, разукрашенных лицах, перьях, луках и стрелах. Тоска… Фенимора Купера не хватало еще.
       — Есть одно долбаное племя, — вдруг сменив радостный тон на злой, заговорил Санёк, — которое живет обособленно, точно за стеклом, и никому оно не разрешает к своей стоянке приближаться. Смотри, если хочешь, со стороны. А Таська, — ты же ее знаешь, — переступила, несмотря на предупреждения гида, запретительную черту. И получила по жопе. Натурально.
       — Не понял, — я искренен, как атлас мира. — Это же Америка. А как же закон о домогательстве? Там ведь ого-го!
       Ого-го! Чего это вдруг Таська полезла под индейскую ладонь? Конечно, Санёк, если будет так дуть пиво цистернами дальше и жрать что ни попадя, то, капец, что остается его жене делать, как не вспоминать о своей требующей ласки сущности? Хотя бы таким способом. Если вдуматься, они абсолютно разные. На сорокалетии Петрухи Обнюкова Таська прилюдно обозвала его «козлом» — за то, что Санёк так смотрел на Косинскую, со слюной на губах, точно хотел взглядом ее раздеть. На большее, как я понимаю, он не способен уже.
       — Ее предупреждали, — я прямо чувствую, как густеет от обиды голос брата. — Шлепок по заднице — то же самое, что дорожный знак «стоп». Ничего противозаконного. Еще и арестовать хотели. А надо было. Гид еле отмазал. Бестолковая баба.
       Мне кое-что все-таки непонятно: кто от кого хотел избавиться?
       — Я знаю, твой английский совсем не плох. Но этого было достаточно, чтобы гид тебя понимал?
       — Да на хрена? Это наш, перебравшийся сюда в 90-е. Вася.
       — Вася?
       Нет, не понимаю я своего брата. Запутался я. Надо куда-то было лететь за тридевять земель, искать подходящие пропасти, приглядываться к змеям, выискивая их полезность в возможных укусах, придумывать какие-то этнографические сценки — и все ради чего? Чтобы избавиться от жены? Или чтобы, пройдя испытания, проверить прочность семейного союза таким необычайным способом в очередной раз? Да у нас оврагов, запутанных тропок в лесах и оголодавшего зверья столько, что ум за разум заходит от такого богатого выбора.

2015


Рецензии