Теряясь в венах личных пуповин

               


                Теряясь в венах личных пуповин…


Черты зеленых пахнущих полей, как изумрудом колумбийским
покрывались…,
Качаясь на ветру, махая листьями, умело притворялись подсолнухами без
желтеющих голов, к печали стай голодных воробьев.
Как будто солнцем Мозамбика освещались в пыли проселочных
невидимых столбов…,
Где лай собачий был всегда знаком и громко слышен до ближайших
берегов соседней израсходованной речки…
   
Туда попасть совсем не каждый мог, не показав охране «аусвайса» и не
Наладив тихий диалог, чтобы затем красиво попрощаться,
Купив желанное, чтобы желанным удивить сознание свое внутри
себя,
Услышав музыку таинственных потоков из уст совсем невидимых
пророков, висящих в дымке призрачных огней, электризованных
пространственных аллей…

Хозяева «женьшеневых» полей, женьшень не видели ни разу в своей
жизни,
Но были алчны, в меру молчуны, высокомерны и всегда капризны,
Выращивая животы, а не растенья, чтобы лечить проклятую подагру
коноплей и йодом разбавлять остатки боли…, вымачивая ноги в розах
соли. 

Качались конопляные леса, распространяя запахи Вселенной…,
Которая любя была нетленной, производя на свет причудливость идей
И стойкость состояний неизменных, где в радугу заплетены цветы в
изгибах безупречной красоты,
А отраженье вод у призрачных колодцев питает корни всех женьшеневых
сетей
С остатками испытанной Надежды с «анти-любовью» всех кукушкиных
мужей и жалобами брошенных детей той самой часто плачущей
кукушки…

Поля молчат дыханием пыльцы, покрыты одеялом удовольствий
И засыпают ненасытные птенцы, показывая образец спокойствий
Сплетаясь в тишине со звуками голодной тьмы и писком изуродованных
мух,
Чей голос всем понятен, режет слух и обрекает к многократному
чиханью, всех кто вдыхал таинственный эфир…

Кусты растут по повеленью хозяев, сменивших два названия травы      
И собирающих двенадцать урожаев благодаря налету той таинственной
листвы,
Что пахнет, как блаженство сладких снов всем подтвержденной и
проверенной любви…
И помогает одержимости привыкнуть к употреблению известной
«муравы»,
Что в Амстердаме по-другому называют и бесконечно любят,
обожают, меняя деньги на иллюзию пружин…,
Чтоб бесконечно зацеловывать себя, теряясь в венах личных
пуповин…