Бросить кости

Колючинские переплетения 7.

В рассказе упоминаются персонажи и события  из предыдущих произведений автора:
"И билет на самолёт с перебитым крылом..."
"Зола былых костров."
Здесь они пересеклись.
"Камень, камень, забери мою боль" событийно автономен.

   Прогноз обещал суровую зиму даже на Юге. Под прогноз грантоеды придержали зимние археологические раскопки и Роману Продану  опытные коллеги рекомендовали расточать обаяние на окрестных одиноких дам в разводе .   Старый экспедиционный волк из  квалифицированных  ещё рабочих-геофизиков, по прозвищу Шанежка и просто сезонный рабочий без различий  занятий Хроник. Требовалось где-то до весны бросить рюкзак и перекантоваться самому. Они сами так и рассчитывали отдохнуть этой зимой.

    - Гля, Пылемёт,- экспедиционная кличка Ромка Пылемёт, -   Ты сходу со своим пухлым портмоне попрёшься по кабакам знакомиться с бабами, угадал? А нарвёшься на чаек и тарелочниц, портмоне похудеет, а ты будешь набиваться переночевать к приятелям.  Хуже не бывает. Приятелям ты надоешь и они станут тебя избегать, в договор о дружбе такой пункт не включался. Они рады помочь другу – это понятно, но не сажать тебя на шею. Их шея назначена своим бабам и детишкам, а ты будешь  занимать их место. Тебе женщина нужна, которой нужен будешь ты весь. То есть одинокая и тоскующая по мужской ласке.
   Которой будет в радость тебе постирать и накормить тебя же. А ты ей не коктейлями платить будешь, а лаской и заботой. Такие женщины по кабакам не часто ходят и всегда в компании… - вещал Шанежка.  По делу, сокращение геофизических  проектов он почувствовал на себе, раз настройку приборов сменил на лопату и носилки. Это вам не верньеры крутить…

   - Ты забыл про  сучек, что с жиру бесятся и сами себе мужиков находят. Слышь, Рома, ты внимания не обращай, если она тебя много старше. Они вылизанные и гладкие, оно того стоит, что бы немножко влюбиться. И с такой тебе не нужна будет подработка. А весной вам обоим надоест и  голый вася. – влез  в разговор Хроник.
   
   - Не, знакомится они лезут сами, когда в подпитии, но им надо на ночь, чтоб приключение приключилось,  а утром разбежались и ничего вроде и не было. Без обязательств. Бояться они обязательств. Ты смеяться будешь, но найти жилплощадь на зиму можно на детской площадке в выходной день. Разведенная мамочка с прицепом уже ни на что не надеется, а любви хочется. Но есть проблема, надо с ребёнком задружиться…

    Роман  Продан по прозвищу Ромка-Пылемёт делал скептическое лицо, но слушал, не перебивал.

   - И еще, Рома, - поучал мудрый Шанежка, - Не светись в базе брачных аферистов. Ты честный человек и зарабатываешь абсолютно честные алтыны кайлом, лопатой или ножом на раскопе. Не обманывай. Не обещай жениться. Говори, что уедешь – у тебя профессия такая. Если захочешь вернуться – можешь говорить, что вернёшься, только не каждая будет тебя ждать. К этому тоже приготовься. Но не обещай жениться. И давай ей всё, что можешь дать, кроме обещаний. Она тебе тепло, крышу, обеды, постирать – ты ей тепло, заботу,  помощь по хозяйству…. Чтоб без обид взаимных.

   И так, готовый к новой странице в своей жизни, шел Ромка Пылемет,а ныне Роман Михаевич Продан, по Колючинску и рассматривал женщин.
   Сперва привычно рассматривал девчушек, пару раз порывался познакомиться как всегда. Но вовремя останавливал себя – не то.  Заглядывал на террасы летних кафе – не все закрылись. Там были и женщины, но всегда в компании мужчин, ждали заказанных шашлыков или допивали свое пиво под последние кусочки.  Готовы уйти и знакомиться с обросшим в пропотевшем пыльном камуфляжном костюме незнакомым мужчиной с рюкзаком не собирались. Он это чувствовал.

   Первым делом следовало бросить где-то рюкзак,  принять душ, переодеться в свежее. Шанежка по привычке аристократствовал.  Но все же начал с наведения справок, где можно недорого сходить в баню, побриться у брадобрея, купить приличный недорогой городской  костюм – джинсы, толстовку, бейсболку и что-то к ним.

   - А прежде я покупал пиджак и брюки, можно тройку, шляпу и лоферы… - делился он с Ромкой.
На этой ноте они расстались и пошли каждый своей дорогой.

   Ромка пошел разыскивать фотостудию своих новых знакомых по их визиту в экспедицию в прошлом году. Называлась  студия  «Черная и Белая Кошка». Ромка имел представление , где её искать, остальное забылось. Можно было спросить, и Ромка выбрал молодую еще женщину с ребенком, рука в руке. Русые волосы, приятное лицо без особых примет, кроссовки, джинсы и пуховой жилет поверх тонкого свитера – городской повседневный стандарт.

   - А, знаю, это близко от нашего дома.  Идите по Английской улице прямо, три квартала, выйдете на перпендикулярную ей улицу сталинской застройки – улица моего деда, он построил шахту, где мой отец работает - она так и назвала, - Третий дом справа будет ваш.

   Ромке понравилась её улыбка и большие зеленые глаза. Он смотрел в них прямо, когда благодарил за подсказку. Но постеснялся продолжить разговор – мама с сыном, теперь он видел, что ребенок именно сын,  куда-то торопились и это было в другой стороне от улицы её деда.

   - Дойду и прочитаю  фамилию её деда. Наверное это и её фамилия. – решил Ромка. – И наверное она здесь же живёт недалеко. Так, на всякий случай, будет приятно встретить снова.

   Он оглянулся посмотреть на незнакомку еще раз, теперь со спины.  Внимание привлекла ее походка. Что-то неправильное было в пришаркивающей левой ноге, никто бы не назвал походку летящей. Но и в неправильности было нечто привлекающее взгляд…

   «Черная и Белая Кошка» нашлись  в указанном месте. Вход оказался с улицы, недвусмысленная вывеска с двумя сливающимися силуэтами хищниц указывала, что он точно не ошибся, и даже искать по двору не надо было. Ромка спустился по ступенькам. Полуподвальное помещение строилось когда-то под магазинчик или даже забегаловку столика так на три-четыре и прилавок. На это указывало обилие кладовок. Рюкзак Ромка оставил в реквизиторской, нашлись и туалет с душевой кабинкой за подвижной пластиковой шторкой, переоделся в свежее, а всё, что в стирку – сложил в рюкзак. Этого удовольствия студия не предоставляла при всем расположении к археологам семейной пары её хозяев.

   - Докладываю: душою чист и к новым рыцарским подвигам готов! -  объявил Ромка Даше и Саше.

   - Ты нас извини, сейчас заказ часа на три, а к вечеру подходи, здесь будут другие фотографы, арендуют у нас иногда студию, может и твоя проблема решится…

            *   *   *

   В небольшом по сути полуподвальчике работали одновременно три или четыре бригады фотографов. Если Сашу и Дашу считать  работающими. Отдыхающими они точно не были, но и аппараты их не были задействованы. Хлопоты по организации фотосессий лежали на них. В одном углу за фортепиано сидела дама в винного цвета концертном платье и она играла всерьёз, пока вокруг неё суетились трое не слишком молодых людей. Играла  грамотно, Ромка определил это так, но акустика…  В другом углу напускали дыма вокруг кресла с томной девицей. Тоже в длинном платье, как для выпускного. Дым был хотя бы без запаха, не табачный. Уже хорошо. В той части, где прежде явно стояла витрина, за раскладным столиком сидел известный в городе фотохудожник Ковригин.  Его давно никто не видел с фотоаппаратом, но тусовок мэтр не пропускал. И от него к съёмочным пятачкам перемещались еще пара человек с расчехленными «машинками»,  потом от пятачков обратно. Наверное советовались, но  Ромка за музыкой ничего не слышал.

   Потом музыка стихла и Ромка в своём уголочке на раскладном стульчике расслабился. Устал за день, столько шума…
   
   - Это вас зовут Гома? – он открыл глаза и увидал нависающую над ним даму в винном платье.

   -  Я ваш Ангел-Спаситель,  вы поживёте у меня, - заявила  дама без всяких вопросительных интонаций. Длинные пальцы  её крутили незажженную сигарету, ага, курить в помещении не рекомендовалось, даму тянуло на воздух, понял Ромка. Недавно же эти пальцы извлекали из инструмента чистые звуки, а собственный голос с хрипотцой вряд ли был мелодичным.

   - Составите компанию? – Ромка покачал головой. Он еще не решил, будет ли он по жизни курильщиком, или нет. – Тогда я вас жду снагужи.

  - Голому собраться – подпоясаться, - усмехнулся Ромка.
 
   В реквизиторской рюкзака не оказалось.

   Он вышел в залец растерянным и поискал глазами Сашу или Дашу. Рюкзак нашелся на одной из площадок С ним позировал пухлощёкий  полуюноша и рюкзак явно был ему не по плечу.  Если вы понимаете,  это же не рюкзачок для похода на рынок за картошкой, а экспедиционный рюкзачище.

   - Ой, Рома, тут такие кадры намечаются… Тебя не было, спросить не получалось. Ты торопишься?
А, ну да, Любочка же тебя ждёт…  Рома, давай, ты зайдёшь как-нибудь на днях за рюкзаком, не волнуйся, всё нормально будет… - ворковала Даша.

   - Да чего там, кроме одежды нестиранной… Аппаратуру я ношу в планшетной сумке…

   - Вот и хорошо, вот и ладненько…

   Снаружи дама Любочка раскуривала уже вторую сигарету. Так волнуется? – удивился Рома.
 
   - Роман Продан, археолог, - представился он.

   - Кем или кому? – про такой взгляд говорят «уставилась», поняла буквально, что ли?

   - Это фамилия такая. А за папой я юмора не помню.

  - Кгечетова Любовь Фёдоговна, - ответно представилась дама, - Музыкант и ангел-хганитель молодых дагований. Давай сгазу на ты? – Ромка кивнул. Дама средних лет и средней комплекции, много косметики, лицо припухло как после затянувшегося праздника. И похоже, курила она много прямо на улице.

   - Ты поешь блюзы? – внезапно для себя спросил Ромка. И  испугался, себя и  ответного взгляда.
Парню из Сортировки знать про блюзы не положено. Ладно, ладно, не было таких указов… Излишне. И не он это спросил. Это Глеб Рябоконь, археолог и приятель юности  профессора Холлопайнен, п е р е к р у ч е н н ы й  б и о г р а ф и е й , как говорил сам Рябоконь, с которым Ромка проживал в одной палатке… И это тоже так говорится по старинке. Вместо палатки была «Строптивая Лошадка» - дом на колёсах, принадлежащий лично Глебу. В своем автодоме, имя которого сократили до Савраски, Глеб слушал разную странную музыку и никогда то, что на слуху.

   - Я пою на летних площадках и в клубах ж и в у ю  музыку.

   - Ага, понял, - кивнул Ромка, то есть ту, что Глеб отказывался слушать наотрез.

   - Сейчас я заказываю такси, заказываю голлы на дом, а ты сходи купи коньяк, лучше сгазу два и блок сигагет, вот таких…

   Ромка улыбнулся, вспомнилась история с сигаретами и его экспедиционным приятелем Тормозом.  Некурящий альпинист, он тогда привез на заказ блок-  «точно как вы показали»- сигарет с надписью «Гангрена» на пачках.

   - Нам же нужно познакомиться, поговогить… - пояснила г-жа Кречетова, музыкант.
   
   Ромка   принес требуемое, и как раз таксомотор подкатил.

   У подъезда двенадцатиэтажки в спальном  новом относительно районе города, Л ю б о ч к а, как мысленно продолжал за Дашей называть даму  Рома, распорядилась:

   - Вот я вогона… Гасплатись, у меня нет с собой сумочки, не гасчитывала. Меня пгивезли, думала и увезут.

   У крыльца уже стоял парнище с  мотороллером и желтой кубической термос-сумкой доставки. Любочка переговорила насчет адреса и парнище вынул из термоса бумажные пакеты. Любочка опять показала глазами – расплатись тоже, я же пустая… Рома расплатился.

   Что было дальше… Коньяку и сигарет хватило ненадолго. Но до утра дотянули. «Вгемя скоготали» в Любочкиной постели и она в ней была никакая… «Устала» - пояснила она. А для отдыха назавтра потребовались снова коньяк, сигареты, суши… К «Оплати» добавилось еще «пожалуста», да и все изменения. Нет, на третий день потребовался спирт…

   -Наш Большой Фестиваль что-то затягивается… Извини, Люба, но я привык  много работать и изредка праздновать. «Не превращай  праздники в будни» мне говорили мои учителя в экспедиции… И можешь смеяться, я не особо люблю овсянку на сгущенке по утрам, но я к ней привык и желудок ей рад.  А роллы, пицца, суши радуют язык, но желудок, чувствую, скоро заплачет, а то и закричит…
 
   С тем Ромка и вернулся на «улицу  моего деда».  И опять забыл прочесть её название.

   Он сидел на скамейке, считал ворон и пытался представить, как отнесутся к его возвращению Саша и Даша. Пока к нему не вырулило золотоволосое чудо с голубыми глазами. На чуде были трековые ботинки – Ромка отметил по привычке, белые кожаные лосины, голубая пуховая куртка и вязанная шапочка.
   
   Среди полевой братии, поближе к горникам, чудо смотрелось бы естественно.  Девочка остановилась и незастенчиво рассматривала Ромку. И Ромка собрался тоже и «начал процесс любования сакурой» на экспедиционном жаргоне. Не секундное дело это, кто кого перелюбует.
   И совершенно внезапно девочка произнесла:

   - Зови меня Жозефин.

   Рома привстал и даже поклонился:

   - Зови меня Роман. У тебя красивый голос.

   - Да, я знаю. Я вся вообще красивая. У меня правильные черты,  природные кудряшки, естественный цвет волос и я не пользуюсь косметикой.

   - Наверное, еще просто рано…

   - Мне двадцать шесть… - она не сказала спасибо за комплимент или чего-то подобное,  просто констатировала факты. И куда она клонит, что за этим последует, угадать Рома ну никак не мог.

   - Может мы пойдем ко мне домой? Скоро дождик начнется, уже осень пришла…

   Что, вот так просто? Так не бывает, но вот же, стоит голубоглазое чудо и спокойным красивым голосом зовёт Рому к себе домой…
 
   - А кто еще дома, с кем ты живёшь?
 
   - Я живу одна, мама купила мне отдельную квартиру.
 
   - Вместе с гаражом, где  заблудших археологов разбирают на запчасти?

   - У меня нет гаража, мама не разрешает мне водить машину. Я живу одна, а мама навещает меня по средам. Ты идёшь?
   
   А вам бы не было любопытно? Странная девочка двадцати шести лет от роду с её слов, за которую многое решает мама. Но пригласить одинокого молодого мужчину в дом маму не спрашивают.

   И Рома пошел. Разве не этого он искал? Молодая даже красивая женщина со своей квартиркой, наверняка не большой, в самый раз влюбиться и пожить  г о с т е в ы м  браком… Но только гостевым, вспомнил Шанежку Рома. Можешь влюбляться и признаваться в любви любой температуры, но не обещай жениться. Тебя потянет в поле и однажды ты исчезнешь. Ты оставишь записку про ценности на месте, что кот накормлен, готовый обед в холодильнике – но к обеду не жди меня, родная и любимая, никогда не жди,  меня Вечность позвала…

   А в квартире на четвертом этаже все так и было, как обещано. Одна жилая комната и кухонька за перегородкой, но в кухоньке новенькая газовая плита, чистые стены, вязаный из чего-то синтетического практичный коврик…Чайник, кофеварка, микроволновка, посудные шкафчики…
 
   Всё для комфортной жизни среднего достатка.

   И напрочь отсутствовала привычная аппаратура. Радио, телевизор, ноутбук…

   Они пили чай на кухне и пытались говорить. Что-то стало с простотой общения, с какой она завязала разговор на улице. Рома заметил, что на имя или прозвище «Жозефин» откликается не всегда – придумала недавно? И почему-то предпочитает перемежать фразы на русском французскими и английскими фразами. А Рома только среднюю школу закончил, обычную, на Сортировочной станции Колючинска-2. Рома ловил знакомые слова в потоке сознания и пытался уловить общий смысл. И потому колоритнейший  разговор нам пересказать он бы не взялся…

   А когда стемнело, Жозефин – ну надо же как-то девочку звать, если другого имени она нам не предложила, все тем же самым простым тоном:

   - Будем отдыхать? – и раздвинула сама диван, превратив его в широкую кровать. Единственную в единственной комнате. Рома поискал глазами, где есть душ? А, вот он, стандартная планировка… Вода бежала чуть тёпленькая, хорошо, что есть такая… А когда вытерся своим полотенцем из рюкзака, и вошел в жилое пространство, для него было уже готово место и откинуто одеяло. Почему-то Жозефине было очень важно, чтобы единственного одеяла хватало на обоих и  Ромкина спина была прикрыта. А уже потом перешли к обычным ласкам. И они её вполне удовлетворили, бревном не лежала и страсть не изображала. В общем, и этот процесс протекал естественным порядком. Всё ровно.

   Наутро Ромка сварил из собственных запасов сгущенки и овсянки кашу, кулинарное произведение  было принято благосклонно. Поговорили о современном настоящем английском завтраке, но консервированных бобов и бекона в доме не нашлось. Ну и оба махнули рукой. А на вопрос, чего принести, когда вернется из универской лаборатории  д о м о й, последовал уже привычный ответ:
 
   - А чего-нибудь, what about something. Мама мне по средам всё нужное приносит.

   И чего-то Ромка принес. Сыр, багеты, колбасу и шоколадные конфеты.

   Колбасу Жезефин взяла двумя пальчиками и поднесла ее к глазам, долго рассматривала. А когда левая рука её открыла дверцу шкафчика с мусорным ведром, а  правая  брезгливо оттопыренными пальчиками направила колбаску в сторону ведра, Ромка не выдержал и перехватил руку:

   - Не нравится, не ешь, я съем на завтрак.

   Тогда она колбасу отпустила и принялась за конфеты.

   Их она разворачивала и клала в рот, одну за другой. Престранное зрелище. И до Ромы начало доходить, что у новой подружки не в порядке с головой.

    Жозефина покончила с конфетами и принялась щупать и рассматривать складки на талии.

   - Конфетки… - произнесла она. В этой прелестной головке с короткими золотыми кудряшками проходил процесс по каким-то своим законам.

   Затем она придвинула табурет, протянула Роме руку, чтобы Рома поддержал, влезла на табурет и на самой верхней полочке за дверцей, за банками с кофе, откопала синюю пачку сигарет. Спустилась с табурета и принялась пробовать прикурить от электрической зажигалки при газовой плите. Хорошо еще, что не от газовой конфорки – всю прическу бы сожгла.  Хорошо, что Рома полевик, а у полевика в рюкзаке есть аварийный запасец спичек. Курить Жозефин не умела, пачка была едва начатой. Но лежала она там не с утра, много дольше. Рома тут ни причем.
Что-то это всё значило, но вот что?

   А в среду Роман увидел маму. Мама сидела на кухне, вся такая основательная, тёмное длинное платье и сетка держит прическу валиком – вроде такие носили в 40-х в Голливуде? Сидела мама к Ромке спиной и на приветствие не ответила. Мама ела, ела так же основательно. Глеб прошел в комнату и разложил на столике ноутбук. Пока мама броненосным крейсером не вплыла в комнату.

   - Молодой человек, - протрубила мама, - Чего вы хотите от моей дочери?

   - Ничего плохого. Ровно того же, чего  очень многие   люди нашего возраста: дружбы, тепла, любви, общения… Меня Ромой зовут…

   - Я спрашиваю, чего вы хотите от моей дочери?

   - Я отвечаю, наверное того же самого, чего хочет ваша дочь…

   - Молодой человек Рома, покиньте этот дом. Немедленно!

   А что делать прикажете, она в своем праве, она купила Жозефине эту квартиру и оформила, сто процентов, на себя. Жозефина стоит, молчит, слова при маме не произнесла…
   Рома затянул, застегнул свой рюкзак, вскинул на левое плечо и  пошел на выход.

   Жозефин догнала Рому на крыльце. На вытянутых руках она держала раскрытый ноутбук.

   - Мама чуть не выбросила его с балкона. Почему, ну почему ты не сказал, что женишься на мне?
Ну чего тебе стоило? Она меня хочет сдать в монастырь, говорит, что меня бесы одержали…

   - А мы говорили о женитьбе? Мы и узнать друг друга не успели и в любви не признавались…

   - Иди и скажи маме, что прямо завтра женишься на мне!

   Рома сложил ноутбук в планшетную сумку через плечо и зашагал к остановке.

          *   *   *

   Шанежка рекомендовал заглядывать на детские площадки.

   В районе Английской и «улицы моего деда героического шахтёра»  такая нашлась.

   И внучку героического деда Даша и Саша шапочно знали.

   - Верка Катастрофа… Известная личность… Её семью многие знают.  Была задумка одного проекта, но она отказалась позировать. А жаль… Нестандартные внешность и аксессуары ныне в моде в нашем деле…

    Что нестандартного нашли во внешности Веры Даша и Саша или в её сыне, Рома не понял. Лёгкая хромота. Катастрофа… Что-то, но объясняет. Однако…Хромоту статичные фото не видят.
   Но женщина молодая и прекрасная, высокая, стройная, видно, что тренируется в атлетике. Длинные ноги, сильные руки…

       Однако, прошла уже неделя дворняжкиной жизнью. И не голодал, и не замёрз на скамейке в парке, а чувства оседлости как не было, так и нет.  Да, жизнь в палатке в лагере в грозу давала больше ощущений стабильности, чем в постелях случившихся дам. А не это ли подразумевал мудрый Шанежка? Да ну её, такую жизнь… Надо было менять планы, что-то решать…  Чуть попозже. Потому что в тот же день недели, в тот же час, когда он столкнулся с Верой, они с сыном появились на детской площадке.

     -  Вам покажется странным, но жду я вас. Родители уже коситься начали, что за маньяк тут ошивается, а я смотрю на них, на детей и страстно самому захотелось почувствовать себя отцом. Вот так же приходить с сыном, крутить его на карусельке или раскачивать качели, а когда подрастет, то на пару пройтись по скалодрому…

   - Мне должно быть стыдно, что я не помню вас? И зто, что не понимаю, зачем вы меня ждали…

   - На днях вы объясняли, как пройти на улицу имени вашего деда…

   - Вот как? И это достаточная причина для поддержания знакомства с непланированными встречами? Мы же не знакомились, или я чего-то не помню?

   - Наполовину. Я знаю ваше имя и фамилию, что вы живете на Английской, я даже дом могу найти по описанию, а мне не было случая представиться… Я Рома, Роман Продан, археолог в отпуске.

   Местное щегольство, назвать Горношахтную Анлийской.

   - Рада знакомству, Роман. Только не пойму,  чему обязана, чего вы от меня хотите?

   - Капельку любви, хоть часть той любви, которую почувствовал я к вам, можно не сразу,  у нас еще есть время до вечера.

   - А вечером у нас что?

   - А вечером вы пойдёте домой и все пойдут, а мне надо будет думать, как протянуть до утра. В тот день у меня была та же проблема и я шел туда, где могли бы помочь….

   - Там, в «Кошке», вам не помогли и вы решили, что помогать стану вам я?

   - Там мне помогли… Ну, на свой лад… Это я оказался недостойным  подарка судьбы. Потому, что встретил вас, но понял, что это судьба, только глядя на другие подарки. Не перебивайте, дайте объяснить…

   Один мой старший товарищ по экспедиции сказал бы, что я созрел для  любви. Именно так сказал бы он, но я вспомнил, потому чувствую это сам. Так получилось, мы встретились, но не сразу всё поняли, я не понял, но день за днём всё больше хотел встречи. И тогда я взялся искать вас.

   За разговором они присели на скамеечку для взрослых у края детской площадки.

   - И что же мы будем делать дальше?

   - Очевидно, что я должен  буду пригласить вас  на свидание раз, другой, третий до того, как поведу к себе домой, чтобы мы дальше жили вместе…

   Женщина подтянула н колени сумочку и раскрыла её. Средних размеров сумочка, найдется всё и для мамы и для сына. Рома подумал, что она ищет сигареты, он уже начал привыкать, что  у колючинских дам в сложных случаях  возникают сигареты -  раскурить и сделать несколько затяжек для выигрыша времени на обдумывание ответа. Но Вера достала очки в толстой оправе,  заменила  свои в тоненькой на эти и  принялась рассматривать Романа.

   - Вот как? – наконец произнесла она. – Это дело решенное, или я могу высказать свое мнение?

   - Конечно можете, когда оно созреет, ваше мнение. Потому что прямо сейчас для него вы меня плохо знаете…

   - Вот как? – повторила она. – Вы созрели для любви ко мне, а когда я созрею для своего мнения, ждать будете долго? Я к тому, что вы все уже решили за неделю…

   - Проблема в том, что мой дом далеко. Проблема в том, что он наследственный и до получения наследства  нам ждать и ждать, я не хочу ждать, я вообще не хочу думать о наследстве. Моему отцу еще жить и жить и я пожелаю ему прожить еще столько же. И еще проблема в том, что наследство может достаться не мне, мой отец не хочет меня видеть с тех пор, как я вместо поступления на стоматологический уехал в экспедицию.
   - И какой из этого следует вывод?

   - Вместо моего дома мы пойдем в ваш. А иначе нам трудно будет быть вместе. Проблема в том, что кроме желтой палатки у меня сейчас нет другого дома.

   - И это достаточный повод превратить проблему вашего дома в проблему моего дома?

   - У нас просто нет другого выхода. Будь у меня постоянное жильё,  мы бы растянули процесс знакомства и выбора на неопределенное, но разумное время. Нет, какое-то жильё я себе найду. Но в нем может вас уже не быть, мы ж ничего не знаем про эти неиспробованные варианты. А это будет неправильно. Дорога к счастью не магистраль, она извилиста и крута.

   - А что скажет мой муж, вас не волнует?

   - Но я же разыскивал вас… Методом опроса. Ваши неближайшие соседи считают, что у вас не было мужа. Признаюсь, этим они меня обрадовали.

   - Мне надо было не так сказать, а что скажет мой мужчина? Вот этот, - Вера показала глазами в сторону сына. – Его Артём зовут, Артик. Тёма – это…я темноты боюсь немного, я в ней плохо вижу.И его мнение будет решающим. Мне понравилось, как вы не стали сюсюкать, но постоянно держали Артика в поле зрения.

   - Ну, откровенно говоря, я знаю, чем бы занялся с Артёмом лет в пять – мужскими играми. В стрелка из лука или следопыта…

   - Но как я поняла, до Артёмова пятилетия вы можете просто замерзнуть на улице…


   В окнах уже загорались электрические огни, когда они подходили к Вериному дому на Английской улице.

   - С детства я жила под самой крышей, вот то окно. Звали девичьей светёлкой. До беременности. А потом мне стало тяжело подниматься по лестнице, она в таких  домах крутая, скрипят деревянные ступеньки, вы увидите. И тогда вспомнили, раньше, до вселения семьи моего героического деда, в доме была комната прислуги. Мы её использовали как кладовку для продуктов. Для меня её снова расчистили, разобрали заложенную кирпичом дверь «черного хода», чтобы коляску не спускать с крыльца…
   
   К крыльцу они как раз и подходили, шесть ступенек. И обогнули угол, подошли к двери с нефасадной стороны. Вера достала ключи, открыла дверь над всего двумя ступеньками. За дверью стояла та самая коляска и старинные санки со стулом со спинкой из деревянных реечек и  на железных полозьях. Спинка завершалась поручнем, так  что можно санки толкать сзади хоть шагом, а можно было и отталкиваться одной ногой, а вторую ставить на приступочку.

   - Называются финскими, времен моего деда и бабушки. Кавалеры катали барышень и дам, те кутались в шубы и руки прятали в муфтах. У бабушки такая муфта была и она нам даже показывала, как всё происходило, а дед даже пару раз вывозил ее катать. Но на них все оглядывались, а барствовать тогда было уже и еще не модно… Это было после войны, но вот до войны еще была прислуга и кавалеры с дамами. Прислуга выходила через эту дверь рано утром на рынок, чтобы господ инженеров не будить через парадный ход.
 
   - Подожди… - Ромка поздно заметил, что включился в полемический режим, как это водилось в экспедиции, и перешел на «ты», - Какие господа до войны? Советская власть же была, и мои старики уверены, что тогда была самая советская власть, а при них уже к власти пришли ревизионисты.

   - Да, господа тогда назывались товарищами. И мой дед был товарищем, но не был ровней  т е м  товарищам, хотя в президиумах сидел и депутатом был, носил ордена и Боевого и Трудового Красных Знамен. И Почетным Гражданином Города был, но он оставался бригадиром шахтеров и мастером проходки, а  о  т е х   дома говорил как о господах. Это уже при ревизионистах, как ты говоришь, к инженеру можно было обратиться на ты, если дружили с детства, в одном классе учились, так и Мишей-Колей назвать. А к господам нужно было и дома обращаться по имени и отчеству. Так мои и дед с бабушкой рассказывали. И на память оставили эти финские санки и китайскую ширму, а муфту моль съела. Я сейчас попрошу брата Виктора мне  ширму принести… Ой, а машины нет, Виктор еще работу не закончил…

   - Может и хорошо, что не попросишь брата… Сейчас. Я его стесняюсь.

   Вера опять сделал движение к сумочке, как за очками, и Ромка опять купился, опять показалось, что за сигаретами…

   Так он вдруг и ляпнул, и еще сильнее смутился…

   - Может в этом что-то и есть, я бросила давно, когда забеременела, но позывы случаются… Вальду это нравилось. Он не говорил, но я видела, что он тащился, А начала с девчонками в ортопедии после катастрофы, под лестницей. Это было против правил, тем и привлекало.

   Ромка вспомнил прозвище и чуть не ляпнул во второй раз.

   - Ты знаешь, я не нахал от природы, так говорил тот же старший товарищ по экспедиции, но нужда заставила. Глупо умирать от скромности, говорил тот самый Глеб, скромность принцев украшает. А нас могут не заметить. Короче, я начинаю мандражировать перед твоей семьёй. Но ты  меня успокаиваешь, голос твой, как ты говоришь…

   - А может племянников попросить? Заодно и раскладушку.

   А вот раскладушки Шанежка и Хроник никогда не поминали… Но дело к ночи, на дворе октябрь, а Вера ему нравилась все  больше и больше.  Он и прежде не изображал чувства, да там и не требовалось, там от Ромки ждали действия. Ширма так ширма…

   - Кабинет задумчивости и душ справа. – Вера открыла внутреннюю дверь в общие помещения. – Давай поскорее умоемся, а то все надо будет сразу… Иди первым, я чайник поставлю и мне надо раздеться.

   Ромка сходил первым. Когда же вышел, мимо него – Упс! Нежданчик – простучала костылями Вера. Длинноногое чудо оказалось чудом одноногим. Левая нога только выше колена.  И стало понятно прозвище – Катастрофа. Любовное приключение a la Shanezhka принимало новый и неожиданный оборот. Облом? Подстава? Ошарашенный, он забился в кресло в комнате горничной.

   - Рома, я всё собрала на поднос, принеси пожалуста из кухни, у меня руки заняты…

    - Я тут решила, чтобы ты не стеснялся в первые дни, привыкал, чаю мы попьем в нашей комнате. – она сказала в нашей. Все уже решено…

   - Спокойствие, только спокойствие, - голосом Ливанова себе сказал Рома. – Куда кривая вывезет…

   А когда пили чай  у  с е б я  в комнате, и Вера пересадила Рому на стул, а сама забралась в кресло, расслабилсь и вытянула удивительно длинную и стройную ножку…Роме даже показалось, что другую она просто поджала под себя. Но другая стояла рядом, в углу,  пустая, механическая, металлическая…А если не зацикливаться на протезе и поднять глаза в глаза, то можно снова думать о глубине и величине этих зеленоватых с голубым озёр…

   - Забудем о том, чего у нас больше нет, будем думать о том, чего у нас больше есть, - внезапно сообщила Вера.
- Я знаю, о чем думаешь ты, я привыкла. Давай сразу уточним. Большинство девчонок в ортопедии после ампутации по канцеру. Не все живут долго. Мне повезло – я наступила на пехотную мину, теракт. Ногу просто оторвало, резать выше уже не будут. Скорее всего, не будут, если канцер не поймаю. Я работаю, на пособии не сижу. Родила уже после всего. Так что в э т о м  плане я нормальная. Вальд бегал за мной со школы, После него других мужчин у меня не было. Почти не было, однажды чуть не сорвалась в кабинете начальника. Страстно захотелось любить и быть любимой, а Сан Саныч очень красивый мужчина и очень умный, и ко мне он добр… Если не соврал, ты меня понимаешь. Сколько тебе лет, Рома?

   - Двадцать три…

   - Мне двадцать девять, последний раз двадцать… Это очень страшные слова – в последний раз… А еще страшнее не успеть их произнести. Моя мама этого не понимает. Она педагог, она под сорок лет произносит программные слова и думает, что знает, как надо и как не надо жить. А я не знаю, как надо жить, потому я не смогла быть педагогом. Зато я знаю, что не надо жизнь откладывать на послезавтра. Можно не дожить.
   «Я понимаю» хотел сказать Ромка И не сказал.

   - Репетиция окончена. Сегодня или завтра я повторю то же самое перед мамой.

   Вера выговорилась и Ромка понял, что её что-то отпустило, сейчас. Она еще некоторое время изучала, как Ромка переглядывается с Артёмкой – Артиком звать мальчика надо еще привыкнуть, а против Тёмы  Вера уже высказалась.

   - У нас взрослые мужчины в доме это деда Артёма Михаил Юрьевич  и его дядя Виктор. С отцом Артёма мы трагедии не устраивали и он держится в стороне. Иногда
нас навещает в т о р а я бабушка, Ледипална. Она дарит игрушки и полезные вещи, но в душу не лезет. Она выросла на А н г л и й с к о й  улице – английскую Вера выделила голосом, явно со значением. Но Вера же говорила, что сама выросла на Английской… А не от ауры улицы ли поведение самой Веры?

   - Кто явно за все п е р е ж и в а е т, это мама – Ксения Георгиевна, запомни, это простое имя. Общаться придётся, но всё зависит от Артёма.

   А сам Артём тем временем степенно попил чаю с молоком и печеньками, сполз со стула и сходил к своей кроватке – рядом большая коробка, в ней игрушки. Принёс и положил на колени Роме пластмассовый грузовичок-самосвал.

   - Это Лёва. Лёва болеет. – и показал как болеет Лёва. Лёва теряет на ходу свой кузов.
   Ага, стопорные закраины обломились

   Рома прошел к своему рюкзаку и достал из бок ового кармана коробку с ремонтным набором – осталось от сопалаточника Глеба. В наборе нашелся складной нож-мультитул,  шпилька с гайкой и шайбочка. Минут пять пришлось повозиться, проколоть переборку и расширить под шпильку отверстие, вставить в надлежащие гнезда все детали, затянуть гайку с шайбой, попробовать, как все работает в движении, ослабить гайку и зажигалкой оплавить образовавшуюся бахрому.

   - Принимай аппарат! Готов к труду и обороне!
   
   Мальчик… нет, себя Артём называл майчиком, взял игрушку и поблагодарил кивком.
 
   - Воспитанный майчик… Зачёт сдан?

   - Зачёт принят.

   За ужином собралась вся семья, восемь человек – но  и дом немаленький, и Вера представила им Рому, девятым:
   
   - Наш с Артёмом новый друг Роман или просто Рома. У Ромы сложилась жизненная ситуация и Рома поживёт с нами.

   Рома смущался и смущал  людей за столом.  Встретили сдержанно, но и не отвергли. Всё равно, в описанную Шанежкой картину вписывалось всё плохо. От одиночества Вера явно не страдала, поддержкой близких тоже не была обделена. Но Рому не выкинули из дома. И против заселения в Верину комнату не возражали. А может не сразу поняли, что речь не  о  б ы в ш е й комнате под крышей?

   По утрам пришлось вместе с Верой выходить на пробежки. Очень странное чувство, не заморачивался никогда Рома спортивными упражнениями, но молодой, здоровый, сильный, после физической работы «на лопате»  на раскопках, и бежать рядом с прыгающей на костылях одноножкой вдоль Английской улицы к скверику и обратно, в скверике даже попробовал скакать со скакалкой и у него хуже выходило, чем у новой подруги…

   В понедельник утром, собираясь в свою юридическую контору, Вера снизошла до совета с Ромой о выборе офисного костюма. Для жильца за ширмой очень интимный момент:

   - Брюки или юбка? Дресс-код у нас не особо строгий, тем более, в суд я только пару раз возила документы, надо было срочно и никого на месте.

    - Под брюками протез не виден, я вот не догадался.

   - На протезе постоянно тяжело, И служит протез, если постоянно, года два. Куча времени и денег на подгонку нового. К моему виду в конторе привыкли, такой брали, и Сан-Саныч-шеф говорит, что я добавляю к имиджу в налоговой . Но  вид должен быть строгим.

   Выбрали сегодня юбку до колен…а к синему жилету и жакету, повязали к белой блузке голубой шарфик, а поверх всего черный плащ с искрой и широкополую шляпу…

   - Можно и в костюме только, там четыре шага всего, Зато плащ со шляпой  я так давно надевала… А погода способствует. Чем думаешь заняться?

   - Поиском работы., как ни странно. Временной, но интересной. Наведаюсь в университет к археологам, может место лаборанта какого-нибудь найдётся до написания и защиты Отчета. Но с удовольствием выслушаю советы…

   - Тогда поторапливайся, я успею сделать крюк и подброшу до университета, а потом уже к себе… - и совсем неожиданно для Ромы  Вера достала туфельку на каблуке сантиметров семь, сменила костыли на «канадки» по росту с каблучком.

   Рома не понял. Он уже припоминал подходящий у университету из Компанейского поселка автобус. Ну дойти до остановки вместе. Всё же странное чувство шагать рядом с красивой женщиной на костылях…На полголовы выше Ромы, а теперь и того больше. Но ножка от этого стала еще стройнее и он представил, каково это утратить такую же замечательную подругу правой.

   Во дворике Вера распорядилась:

   - Отворяй ворота, вот те. Бывший каретный сарай, а внутри моя Тыквочка…Теперь это гараж.

   Но ворота распахнулись сами, внутри брат Виктор готовился вывести свой «Ларгус», задача непростая его поставить, а потом вывести, рядом с фисташковой и впрямь округлой «тыквочкой» «шевроле».
 
   Степные чайки потрошили урну. Что-то задержало их с отлётом  и корма на озерах больше не хватало.

   Артёмка  схватил Романа за руку и спрятался за ним.

   - Чайки смеются надо мной, я боюсь….

   - Мы выезжали летом купаться на Шортанды (Щучье) и там чайки кружили над Артиком без трусиков и кричали.


   Последний за сегодня заказ неожиданно оказался на адрес профессора Холлопайнен. Рома не стал звонить в домофон, а воспользовался открывшейся дверью в подъезд и взлетел с сумкой-термосом на четвертый этаж. За дверью с нужным номером в бланке заказа  послышались шаги и Рома упреждающе выкрикнул:

   - Яндекс-доставка, ваш заказ! Добрый вечер, Эльза Тимуровна.


    Дверь открылась, на пороге встала профессор  Холлопайнен и не в домашнем халате.

   - Бон аппетит, как говорил Глеб Григорьевич.

   Ланни нахмурилась. Напоминание  з д е с ь  о  Рябоконе всуе  звучало вызовом.

   - Рома?! Как ты здесь…

   - Работа у меня такая… До полевого сезона, я думаю, но жизнь покажет.

   - А почему к нам не обратился…

   - Директор вашего Музея-лаборатории господин Бзык сказал, что вакансий для  друзей Ланни Тимуровны и  Глеба Григорьевича у него нет.  Что у вас научное учреждение, а не синекура. – у любимца доцента Семивёрствоа были имя, отчество и фамилия, но за глаза его неизменно звали по исключительному прозвищу. В большинстве прозвища бытовали скорее забавные, например он – Ромка Пылемёт или тот же Шанежка… Или еще один давний друг Ланни Румпель. А именем назойливой мухи-кровососа прозванье надо было заслужить.

   - Юра, принимай заказ, - негромко крикнула Ланни внутрь квартиры и на пороге появился еще один знакомый – лёгок на помине – Румпель.

   - Женя, посмотри, кто у нас курьером! – позвал уже Румпель.

   С сигаретой в руке - а как же! - появилась и Евгения Витальевна, госпожа депутат Шадвалиева, еще одна участница незабываемой прошлогодней экспедиции.

   - И Глеб Григорьевич с вами?

   Госпожа Шадвалиева, в пору юношеской дружбы и любви с Глебом  Вострецова, нахмурилась, шаг от любви к ненависти был сделан и все это знали, а Ланни  быстро ответила:

   - Глеб пропал и не выходит на связь… Может быть зайдешь? Тут на всех хватит…

   - Извините, Эльза Тимуровна, я на работе. Подпишите вот здесь и нажмите на QR-код.

   И сбегая по лестнице вниз, Рома подумал, что шанс получить приглашение в Колючинске на полевой сезон начал катиться вниз. Работа на сегодня закончена, у друзей можно бы и задержаться. Но у друзей ли? Если Рябоконь не выходит на связь даже с Ланни...

   Ромка не мог знать о последнем разговоре Глеба и Ланни возле этого подъезда, о наличии „обручального кольца со Смертью“ он вообще не знал, это были дела двно ушедшей юности этих четверых. Но Глебу доверять он научился. Как научился и его гордости:

   - Прими, Рома, рюмку и корочку хлеба, предложенные от чистого сердца, но не садись за пиршественный стол, где тебя не ждут.

   Примерно так случилось в родительском доме. Где Рому заранее лишили доли в наследстве. И по дороге домой...Можно ли сказать по-русски как оно есть на самом деле: по дороге домой к Вере и её сыну Артёмке? По дороге к своей  на данный момент лёжке, как у степного волка, по Шанежкиной науке. Рома еще раз задумался, кто он есть... Как взбесило бы еще больше его отца, что сын не только не получает хлебную профессию, но и водится с матерью-одиночкой, выше его на полголовы, старше его, Ромы, на пять лет – вот у отца наоборот, то есть правильно, отец старше матери. И к тому же мать-одиночка – инвалид, одноножка и еще на костылях чаще всего... Как соседям в глаза смотреть?

   Шанежка не учил плохому. Шанежка учил не лгать женщине, говорить правду, может не всю правду, но ни слова откровенной лжи. А Глеб Рябоконь... Глеб не столько учил,  в смысле не читал нотаций, но слова проскальзывали, а поступки вообще на виду. Глеб учил не обижать женщину. Если она сама не способна обидеть. Друзья Глеба ждали ответки за какие-то прошлые грехи, но его месть заключалась в абсолютной к ним корректности и закрытости души.

   И подходя к дому, его нынешнему дому на Английской, Рома отметил, что мысли его с Глеба перескакивают на Веру и обратно.

   - Тебе знакомо такое имя – Глеб Рябоконь? Вообще, пересекалась с археологами, геологами, может быть добровольцами или „дикими гусями“ – я подумал, может как-то связано с той Катастрофой?

   - Первый раз слышу. Ты первый мне знакомый археолог.

   - Тогда ладно... – и Рома переставил ширму к кроватке Артёма, а раскладушку сложил.

   - Тёма у нас уже большой мальчик. Скоро ему понадобится своя комната и у меня есть одна на примете.

   - Он не Тёма, он Артик... – возражение, однако, было слабым.

   - Вот видишь, почти Король Артур в детстве, а артур – это медведь. Я же на истфаке свой человек... Похоже – был. Но это не важно. Об это  м ы  подумаем в надлежащее время.

            *   *   *

   - „Каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями ходим в баню...“ – дежурная фраза, понятная каждому пост-советскому гражданину. На этот раз её возвестила Вера, собирая в сумку свои и Артёмкины вещи.
 
    - Сегодня только первое... – спросонья возразил Ромка. Редкий выходной, время отоспаться...
   
    - Что, так и будем ходить грязными до Нового Года? Ты это предлагаешь?

   - У нас ведь душ есть...

   - Рома, а может шпионы заслали тебя? Ты не знаешь продолжения? Про то, что душ и ванна это просто смвание грязи. Компанейский поселок – старейший район Колючинска, это не новостройки, здесь свои традиции. И среди них у нас здесь своя баня, в неё  дед и бабушка ходили в день её открытия...

   - Да я что, разве против? Но тебе не кажется, что Артёмка уже большой любоваться голыми тётками?

   - А что делать? Самому еще рано, братцы ходили с компанией так с первого класса... Схожу, спрошу Мишку или Виктора, может они собираются?

   - Что делать, что делать... Мне просыпаться и собираться.
Я бы предпочёл с тобой вместе, лучше не придумаешь, ручку подать в бассейн проводить... Но Артёмка, та же причина... Пойдем раздельно, мы к мужикам, ты... Как же ты?
   
   - А поскачу на одной ножке, больше никак. Скакалка на сегодня отменяется и заменяется... А ты не читал, в Африке где-то женщины скачут для роста, за  два метра вымахивают – вот меня представь... Сейчас  под 180...

   Ого, а Артёмка уже понимал разницу полов, развитый мальчик, не смотрите, что много молчит. Когда шагнули в мужское отделение, сразу перестал смущаться.
А после парилки – ну да, пока на нижней полке, оба, даже спросил:

   - Дядя Рома, а грязь бывет чистая? – И показал катышки эпидермиса.

   - Рома. Зови меня просто Рома. Дяди – это вот они все. А я свой. Это раз. Грязь – это всегда то, что не может быть чистым. А это у тебя старая кожа, а под ней новая и чистая. Понятно?

   - Понятно...

   - Вижу, что не понятно, но это только пока. Скоро поймёшь полностью.

   По дороге домой они с Артёмкой держались за руки и болтали. Предложить Вере руку колечком не получалось – протез нежный механизм, чтобы его  в бани таскать... ьА костыли требуют пространства.

   - Ты с Артиком говоришь как со взрослым...

   - А чем он хуже взрослых? „Правда всегда одна“, а нам ничего кроме правды... А её не всегда можно упростить, чтоб не соврать. Пока маленький – так это пройдет. Пусть будут у него ответы навырост, чтобы не перестраиваться.
Мне, вот, правда доставалась болезненно... Не желаю...

            *  *   *

    Когда на день рождения племянника Андрюшки  Рому не позвли за общий стол, Рома только пожал плечами. Собственно, и тётушка Вера пробыла недолго. Да и все взрослые  отдарились, выпили  стоя по чашке чая с маленьким кусочком торта и оставили Мишку и Андрюшку  с друзьями развлекаться.

   А вот на Новый год посидеть за компьютером Роме не дали.  Потащили за семейный стол, потому что это такой особый праздник. Кто бы ни оказался под общей крышей, родня или соседи, или случайный путник – праздник общий. Общий настолько, что понятие крыши раздвигается. И после поздравлений президентов, боя курантов или распивания шампанского колючинцы валят на улицу – быть со всеми. И хоть в этом колючинцам повезло с природой.  Норма, когда ночью падает мелкий снежок. Город становится чище, тише, компактнее – а значит и уютнее. Даже когда от мороза замерзает шампанское в бокалах. Всё равно слышатся хлопки взлетающих пробок тут и там. Ночь, когда мамы не гонят спать малышей, а тащат их на мороз и только посматривают, что дети не обморозили щёчки и носики.

   „Мне было хорошо сегодня, - писал Рома Шанежке в Ватсапе. На меня не обращали внимания, и меня не забывали. Незнакомое чувство, я здесь не лишний. Был разговор с папой – Михал Юричем. Он только попросил меня не обижать его младшенькую, Веру, то есть. Он бы может и выдрал Верочку за кое-что как прежде, но после того случая всё стало иначе. А Вера знает лучше, как ей теперь жить“.

            *   *   *

   Просматривая на YOUTUBE  рекомендованные ролики,
Рома наткнулся на уроки танго. Сразу же вспомнился агуст прошлого года, их поход на автодомах, уроки Глеба по фехтованию на боевых шпагах, и импровизированный урок танца  госпоже Шадвалиевой.

   - Вера, посмотри... Я рассказывал о Капитане, он же Рябоконь. У него была интересная теория о связи танцев с бевым фехтованием. Мол, танцевальные па происходят от фехтовальных прниё1мов на навахах у прогстолюдинов или на шпагах у аристократов. Видишь, как о н а  начинает свой танец? Движение правой ногой – как бы проводит черту – ты не переступишь через неё! А он кабальеро, он переступит! Танец как поединок двух сильных людей...

   - Вот так? – Вера повисла на костылях и повторила движение с экрана ноутбука.

    - Оно самое! – но подняв глаза, он видел, как Вера плачет.

   - Ты не представляешь, как мне хочется танцевать...
   Раньше я не задумывалась даже об этом, и не особо-то хотелось. Была масса других интересных или важных занятий...

   - А мы попробуем...

            *   *   *

   - Рома, здарова! Как удачно мы встретились! Мы ж теперь соседи, вроде?

   - Если Саша и Даша начинают с политесов, значит будут бить? – Даша, да, сделала шаг вперёд, но Саша, „мужневенчанный“, её придержал.

   - Я уже говорил  как-то, что хорошо бы Верку-Катастрофу – извини, но так её зовут все соседи в квартале – затащить на фотосессию...

   Рома кивнул, было.

   - Известное обстоятельство, зависит от ракурсов, можно и не показывать. Наоборот, чулки или высокие сапоги можно выигрышно подать в одиночестве...

   - Есть еще и социальный заказ, - подключилась Даша, - Люди нетрадиционной судьбы и внешности не менее других нуждаются в специальной информации о товарах и услугах... Поговори со своей подругой, а?

   - Поговорить поговорю, почему бы и не поговорить благородным дону и донне... Но ничего не обещаю. Вера очень самостоятельный человек...

   - Даже очень... Мне казалось, я тебя предупреждала, так, н всякий случай... Про прозвище. Оно не случайно. И не только потому, что соседка влезла, куда не следовало, но и окружающие втягиваются в трагедии и неприятности... У вас не было разговоров о её бывшем?

   - Нет. Пока Артёмка принимает мир таким, каков он есть, и сам не спрашивает, никто дома ни о каких бывших не говорит.

   - Дело в том, что Вера получила своё и тут же оставила Владика.

   - Интересно. И что же своё у Веры?

   - Мне кажется очевидным, выйти замуж или заиметь постоянного близкого друга в положении Веры довольно сложно. Когда  т а к о е  случается позже, люди как-то несут свой крест... Но остаться одной на момент  инцидента...
Женщины в сложных случаях всегда довольствуются малым, хотя бы ребеночка завести... Вот Вера дождалась беременности и с подаренной  машиной вернулась к родителям. А Владик со школы был влюблен, даже не посмотрел... И теперь у него жизнь идёт наперекосяк, никак не наладится...

   - И откуда эта сорока прилетела?

   - Новая подруга Владика Кристина у нас моделью подрабатывает. Миниатюрная блондиночка – товары для детей – рекламу покупают на „ура“.

   - Ну вот видите, у вашего Владика новая подружка, красотка, успешная, жизнь бьёт ключом. Он вашу Кристину сюда на велосипеде подвозит?

   - Зачем? У них БМВ...

   - Вот видите, и машину последнюю Вера ни у кого не забрала... Маленькая машинка, как раз для инвалидов, она ей нужнее, чем Кристине, даже если куколке в кукольной мафынко было уютненько...

   Поговорили, в общем.

   Но что-то есть в этом всём. Расстались холодно из-за Веры, и с Ланни Тимуровной тоже не слишком тёплой была последняя встреча. Рома, ты стремительно теряешь друзей...
Но приобретаешь дружбу с Артёмкой и общение с Верой не похоже ни на что другое знакомое прежде.

   - Утрясётся, - решил профессиональный рабочий раскопа и успешный курьер Яндекс-доставки. Профессора Холлопайнен, допустим, мы будем звать официально, Эльзой Тимуровной вместо дружеского Ланни. С ней мы вообще из разных поколений и разговор, хотя бы в узком кругу на „ты“ откровенно льстит. Но и на „вы“ со многими и многими не напрягает. А заменить на раскопе нас с Тормозом  н ы н е ш н и м и    сложно. Вон Тормоз укатит в свои Гималаи и Ромка-Пылемёт станет вообще уникальным.
А Саша-и-Даша... Дверьми никто не хлопал. При следующей встрече все сделают вид, что ничего не было. Эта дружба у нас состоит во взаимном обмене услугами. Такая негласная договорённость. Одна услуга у нас на повесточке...

            *   *   *
   
   Запахло весной. Время оттепелей и гололёдов. Если двуногие плохо держались на ногах, то одноногим н костылях... Но и в зимних снегах передвигаться нелегко по нерсчищенным дорожкам после снегопадов, по протоптанным тропкам в сугробах. Проваливаются костыли. Но всё же, сойдёт снег, откроются асфальтовые и плитчатые тротуары – свобода!

   Засуетился и Ромка. Начал заскакивать в специализированные отделы и магазинчики для рыболовов и туристов, перекладывать содержимое походного рюкзака. Симптом весеннего обострения полевой лихорадки. Впереди горизонты и Млечный Путь на небе, впереди полынные ветры и ранние рассветы с кружкой кофе в ожидании вечного сериала...

   - Диана, - вспомнил Ромка  „светский разговор“ своего старшего друга Глеба с третьекурсницей по специальности „археология и и этнология“, - Вы любите дораму „Восход солнца над Айдахар-Аркой“?

   - Я обожаю дорамы, Глеб Григорьевич, - сомлела Диана...

   - Да, но „Восход Солнца...“

   - Я видела её, мне нравится...

   - Диана, вас не добудиться ко времени подъёма в лагере, а я говорю о подъёме солнца над лагерем... Часа за два

   - Эта дорама шла по телевизору в семь-сорок пять...

   - Мы говорим на разных языках, Диана, я имел в виду, что событие повторяется с точностью  дамских сериалов, но на местности, в реале, и продолжительность такая же, четверть часа. И только...

   Народ потешался, не всегда, впрочем, понимая суть...

   Воспоминания подогревали надежды. Надежды на повторение. Ну, не буквально, но что придёт, будет столь же занимательно и поучительно – придёт  н а с т о я щ е е.

   Лихорадка есть лихорадка.  Рома не обратил внимания, что Вера наблюдает его возню с рюкзаком и  её губы подергиваются. Нет, она не заплачет – наяву. Но внутри нервы натянуты и накалены...

   И вот однажды в апреле Рома сорвался домой пораньше. Погода чудесная, можно взять Веру с Артёмкой и пойти погулять. Только сложить в рюкзак так удачно прикупленные баллончики с газом к походной плитке – Глеб приохотил к утреннему натуральному, ну хотя бы растворимому кофе  с утренней прохладой.

   Вера курила на кухне напару с отцом, Михал Юричем.

   Ромкина растерянность  была налицо и на лице.

   - Сорвалась... – просто объяснилась Вера, - Четыре года держалась, а тут перенервничала. Ты так много рассказывал о своих друзьях в экспедиции, не только про Глеба, но и Шанежку. И я поняла, что настанет день, когда ты уедешь.
Как Шанежка твой, оствишь на столе записку: „Ценности на месте, кот накормлен, обед в холодильнике. Я же предупреждал, что уеду. К обеду не жди...“

   - Вера, миллионы мужчин уезжют в разные экспедиции – и возвращаются к своим женам и детям. Я мог оказаться рыбаком Тралфлота, я мог бы быть моряком, я почти геолог... Я еще могу подписать котракт с армией. И уезжать в командировки без права позвонить домой. А я всего лишь собираюсь на летние месяцы и в своей области. На выходные вы с Тёмой могли бы даже в гости приезжать иногда – рыбку половить, побегать в лугах, побродить в горах...

   - Его зовут Артик!

   - Да хоть Артемис*. Он мальчик трёх лет и вырастет мужчиной, как его не назови. И у меня есть намерение этому способствовать. Привязался. Он мне даёт то, чего не испытал в родительском доме...
(*Арптемис -  форма имени, от которой прозошли его произношения как Артемий, Артём... Русское произношение, в традиции 18 века, но на самом деле раньше, восходит ко временам контактов с Византией, - Артемида -;;;;;;;,, в греч. мифологиигии богиня охоты, дочь Зевса и Лето;, сестра-близнец Аполлона.)

   Ромка почувствовал, как заводится. Еще чуть-чуть и ляпнул бы про женитьбу. При отце. Серьёзный шаг. Потом, задним умом, подумал, что и хорошо, что сдержался. Сказанному в запале не поверил бы Михаил Юрьевич, Верин отец. Он слишко давно ждал такого момента, чтобы не почувствовать фальш. А Ромка еще не готов. Можно не обращать внимания на взгляды соседей во время прогулок. Ну идут два человека, разговаривают. Из-за костылей на расстоянии. А свадьба... Даже без росписи, „мужемневенчанным“...

   
   А ночью Ромке снились луга у речки Талдинки и по ним бегут к нему Артёмка с Верой. Вера такая стройная, красивая, длинноногая в длинном белом лёгком платье...

   - Вот, - протягивает Артёмка Роме нечто, и нечто оказывется совершенно атипичным и невообразимым каменным рыболовным крючком – ну на очень большую рыбу, не по Талдинке – еще какие-то кремни и кусок неолитической керамики – тонкой, звонкой и такой нетипичной для местности...

    Рома мучается проблемой, где помыть находки, чтобы во всем блеске показать их Ланни Холлопайнен, но вместо профессора Артёмкины трофеи выхватывает инженер из академического института по прозвищу Баурсак (Колобок).

   Голос Баурсака полон не то что скепсиса, он полон презрения к Роме:

   - Ну и что вы мне тут тычете? Кусок шифера со стройки и невнятные кремни с дороги. Что ретушь, ретушь такую оставит УАЗик участкового полиции...
 
   А Рома и вправду теперь видит даже не шифер, а кусок саманного кирпича, случайно обожженный в костре...
 
   И вдруг во сне Рома стало так обидно за маленького Артёмку и даже показалось, что это Баурсак отломил Вере левую ногу...

   Но проснувшись и проанализировав остатки сна из памяти, он вдруг понял, что видел н а с т о я щ у ю  Веру, её внутреннюю суть.

   - Я люблю тебя, Вера, - прошептал он ей на ухо еще спящей. – А не пожениться ли нам?

   А потом испугался. А вдруг она услышала? До этого момента он как-то обходился без признаний и предложений.

   - Когда проснётся, то решит, что ей это приснилось, - решил Ромка . Встал и принялся готовиться к великим маленьгим делам буднего дня.

            *   *   *

   На Майские праздники в Колючинске почти всегда выпадает солнечная и даже жаркая погода. Это потом в течение недели может выпасть снег, а то и заметелить – на свежую траву, на нежные листочки, на первые цветы яблонь.

   Народ валит в парки с цветами, с воздушными шарами в связках и с корзинами. Большие воздушные шары плывут над городом – Фестиваль. Раньше ходили строем на демонстрации, теперь порознь, но с привычкой колючинцы расставаться не хотят.

   Решили в душном павильоне „Кофе и мороженное“ не сидеть, взять обычные брикеты и стаканчики и съесть на скамейке близ Фонтанного Каскада с перспективой на водохранилище. Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья, ну типа того. Где вот только свободную скамейку найти? Рома с Артиком держались за руку, Вера поотстала. Втроём в ряду они знимали всю ширину дорожки. Итак, детская рука в мужской руке, а в левой пакет с мороженным.

   Потому момент, когда на дорожку вылетел жёлто-синий мяч Вера пропустила. На Каскадной площади из-за сложного рельефа, Рома припомнил уроки Глеба, речной долины с надпойменными террасами некогда могучей реки газоны волей архитектора приподняты над дорожками, обрамлены каменными оградами с живыми изгородями желтой акации, дикой розы и терновника. Компанейский посёлок, основанный английской компанией на рубеже веков девятнадцатого и двадцатого, а ныне просто район Старого Города – через проспект от Нового Города, наложил свой отпечаток.

   Там, за живой оградой, мальчишки, вроде Мишки, играли во что-то с мячом. А мяч, значит, и вылетел.
   Естественная реакция молодого мужчины с маленьким ребенком рядом: Рома кинулся пнуть этот мяч через кусты обратно.

   - Неееет! – вдруг страшно закричала сзади Вера. Крик раненной львицы или раненной сайги, закрывающей в последнем прыжке своего детёныша от страшных зубов и клювов врагов...
   
   Бросив костыли, Вера прыжками на одной ножке в туфельке с каблуком обогнала  „мужичков“ и упала на мяч, обхватила его руками затолкала туда, поглубже, под себя.

   Народ оборачивался и ничего не понимал. Этот страшный крик, лежащая как в припадке женщина, сломанный каблук...
 
   А больше ничего не происходило.

   Секунды сложились в минуту, пошла вторая.

   Взрыва не было.

   И люди этого не понимали. Не такой большой и важный город Колючинск, чтобы террористы со всего мира слетались в него с бомбами...

   Рома отдал пакет с мороженным Артёмке, а сам стал поднимать Веру. Блузка её была испачкана, коленка разбита и по лицу текли слёзы...

   - Только не это, - повторяла она, - Только не Артёмка, только не Рома...

   Кто-то подал костыли. Кто-то распечатал бутылку с газировкой. Одни глазели, другие потянулись помогать человеку в беде. Потому что плачущая искалеченная женщина явно в беде. Ей и так уже досталось...

   Пара человек пспешно удалялись, подальше от чужой беды, а вдруг заразно?

   А Вера потихоньку приходила в себя. „Это аффект, это не истерика“ – понял Рома. Надо вызывать такси... Хотя, какое такси на Каскадной площади? Надо отойти в сторону, добраться до проезжей улицы. Какое тут отойти, Вера идти не сможет, стресс и коленка разбита.

   И тогда Рома взял Веру на руки – рослая спортивная девочка, женщина – не пушинка. Но он шел, оглядываясь, поспевает ли Артёмка... Бог с ним, с мороженным, оставь... А ты можешь понести мамины костыли? Тяжелые, я знаю, но как мама без них? Это её парадные костыли, мама расстроится, если мы их поцарапаем. Потерпи, сыночка, здесь недалеко...

   А Вера со всхлипами шептала:

   - Я так испугалась... Артёмка,  Рома, лучше я, чем вы... Ты ведь не бросишь Артёмку, Рома?  Он никогда не видал  т о г о  папу, он не переживает пока, он тебя примет, уже принял... Ненавижу мячи...

   А он не мог утереть её слёзы, он же нёс её  на руках. Он слизывал слёзы с её щёк и тоже шептал успокаивающе:

   - Конечно же я не брошу тебя... Ни сейчас, никогда. Всё будет в порядке и все будут жить долго и счастливо...Нет, конечно не брошу, разве можно бросить такого парня? Он поступит у меня в университет и я сделаю его археологом – самая человечная из профессий. Я видел во сне, как мы вместе, втроём, гуляем вокруг лагеря. Артёмка скоро подрастёт и сможет выдержть дорогу и жизнь в палатке. Мужик он или не мужик? Ну вот, всё прошло, вот уже нужная дорога, сейчас найдем скамейку и позвоним в такси... А потом мы назначим свадьбу и ты мне подаришь гранатовое кольцо... В нашей семье всё будет наоборот, гранатовое кольцо будет дарить мужу жена...