Наша школа в Большом Каретном. Гл. 6. Будни, досуг

               
                Школьные будни и досуг с подругами

В коллаже:
слева - юннаты Алиса Лобзова, Ирма Винберг, Алла Форштеллер, Галя Дудаева, Алла Сугаренко, Вера Козлова, Оксана Ефимова, Тамара Колоскова,
в верхнем ряду - моя мама  в садике; Света Безобразова и я в пионерском лагере,
в нижнем ряду - Галя Пронина; я, Ира Бурмистрова, Галя Пронина.

После моего несостоявшегося прощания с вождём моя напряжённая школьная жизнь продолжилась. С 8-го класса историю у нас вела Татьяна Юрьевна, замечательный педагог и доброжелательный человек. С её приходом в наш класс я даже стала проявлять к этому предмету некоторый интерес. Помню, что выражение «коалиционное правительство», которое я впервые услышала от неё, относящееся к периоду между двумя революциями – Февральской и Октябрьской, — я использовала, отвечая по билету на вступительном экзамене по истории КПСС в аспирантуру. Преподаватель, принимавший у меня экзамен, был явно удовлетворён моим ответом и поставил «отлично».

Тина Владиславовна по-прежнему была у нас классным руководителем и вела литературу. К тому времени чётко определились мои симпатии к некоторым авторам, произведения которых мы «проходили» в школе. Я чувствовала душевное сродство с творчеством Лермонтова.  С удовольствием декламировала его «Демона», а герой «Мцыри» следовал за мной в моих мыслях почти всю жизнь. Его стихотворение «Смерть поэта» я тоже знала наизусть, и меня всегда до глубины души потрясала его мрачная сила. Из произведений Пушкина разве что «Анчар» произвёл на меня подобное впечатление. Тем не менее мне нравились и лирические стихи Лермонтова. Я с удовольствием читала, а позже пела романс «Выхожу один я на дорогу».

Я полюбила Маяковского. Верила в его искреннюю приверженность революции. Мне нравились рубленые строки его стихов.
В стихотворении «Разговор с фининспектором о поэзии» он рассказывает о трудностях поэтического творчества:

Поэзия —
     та же добыча радия.
          В грамм добыча,
                в год труды.
Изводишь
    единого слова ради
             тысячи тонн
                словесной руды.
   
Впервые прочитав его стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», я долго размышляла над ним, сначала не совсем понимая, что в нём поэт говорит и о советском дипломате, и о пароходе, названном его именем.

Меня до глубины души тронуло его лирическое стихотворение «Если я чего написал»:
Если
  я
    чего написал,
если
  чего
    сказал —
тому виной
   глаза-небеса,
любимой
   моей
     глаза…

Не домой,
   не на суп,
а к любимой
   в гости,
две
   морковинки
      несу
        за зеленый хвостик.
Последнюю фразу я всегда с умилением повторяла в разные периоды своей жизни. Наша литераторша Тина постоянно заставляла нас учить наизусть стихи и отрывки из прозы, за что я искренне ей благодарна.

Фразу из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» «Он [Павел Петрович] не был рождён романтиком, и не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа...» я воспроизвела спустя 70 лет после окончания школы, готовя этот материал, а когда сверила её с исходным текстом, то оказалось, что я пропустила в ней лишь одно слово «страстная».

В те годы наш класс был частым гостем в Третьяковке, куда нас отправляла та же Тина, так что мы почти досконально изучили коллекцию картин этого знаменитого художественного музея. В общем её роль в повышении нашего образовательного уровня переоценить невозможно.

В 9-м классе многие мои одноклассницы, в том числе и я, стали посещать городскую станцию юннатов. Здесь наш руководитель показал нам, как нужно укоренять черенки лимонного дерева. Помню, что надо было наполовину срезать его листья и посадить черенок в песчаную почву. Получили мы и другие знания и навыки. Вскоре многие девочки из нашего класса перестали посещать занятия на станции, а я продолжала ездить туда. У нас сложился небольшой коллектив любителей растениеводства. Наш наставник по-доброму относился к нам и надеялся, что все мы, окончив школу, пойдём учиться в профильные вузы. Каково же было его разочарование, когда он услышал от меня, что я поступила в МВТУ! Он был оскорблён и подавлен. До сих пор я чувствую свою вину перед ним. Все остальные члены нашей группы поступили либо на биофак МГУ, либо в Тимирязевскую академию.

Примерно в то же время возле нашего дома появился садик, созданный стараниями жителей. Я очень полюбила его и радовалась растениям, которые росли и цвели с обеих сторон нашей угловой комнаты. В садике поставили скамейку, и я помню, как нередко моя мама и соседка тётя Таня, бывшие в дружеских отношениях, сидели на ней летними вечерами и тихо беседовали.

По окончании девятого класса, во время летних каникул мама отправила в пионерский лагерь от военной базы N 36, где я познакомилась со Светой Безобразовой. Это была внешне симпатичная, с веснушками, рыжеволосая девочка, с которой судьба ещё не раз столкнула меня в жизни. Мы изредка встречались с ней по окончании лагерной смены. Окончив школу, она, как и я, поступила в МВТУ им. Баумана, только на специальность металловедение. Вышла замуж за однокурсника, а спустя несколько лет после замужества влюбилась в другого мужчину и рассказала об этом своему мужу, как будто он был не её мужем, а товарищем. Естественно, муж был оскорблён и расстроен и вскоре ушёл от Светы. Оставшись одна, Света нередко захаживала ко мне в гости, уже когда я сама была замужем. Помню, как однажды, устав после рабочего дня, я попрощалась со Светой и легла спать, полагая, что и Света пойдёт домой. Однако она продолжала мило беседовать с моим мужем до поздней ночи. Я никогда не позволила бы себе столь длительное время оставаться наедине с мужем своей подруги.

Вернувшись из лагеря, я почувствовала себя совсем взрослой. Мы уже не прыгали в классики, не играли в штандер, но я стала больше слушать классическую музыку и обращать внимание на детали, которые раньше не замечала. Я по-прежнему любила гулять по московским улицам: Каретному ряду, Петровке, Садово-Самотёчной и Неглинной улицам, по бульварам: Рождественскому, Цветному, Петровскому, Страстному, рассматривая установленные на них памятники, улице Горького (ныне Тверской), часто бывала на Красной и Манежной площадях. Как-то я обратила внимание на надпись, выполненную на табличке на доме, расположенном на Пушкинской площади в самом начале Петровского бульвара: «Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят». С тех пор прошло более 60 лет, но я до сих пор помню этот текст наизусть, настолько сильное впечатление он произвёл на меня.

Когда я перешла в класс «Д» Тины, меня потянуло к моим старым подругам из класса «Ж». Одной из них была Галя Пронина. Она недолго училась в нашем классе, поскольку вскоре её родители переехали в Щукино. Думаю, что её папа работал в Курчатовском институте, который в 1950-х годах занимался разработкой ядерной энергетики, в том числе разработкой первого отечественного атомного и первого в мире термоядерного оружия, а также фундаментальными исследованиями в области физики.

Пронины жили в элитном городке, правда, доступ в него был свободный. Не знаю, как обстоят дела сейчас. Я неоднократно приезжала к Гале и даже оставалась у неё на ночь. Это были годы, когда девушки мечтали о своём принце. Мечтала и Галя. Как-то она рассказала мне: «У меня часто так бывает, что иду я домой по нашему двору и слышу сзади шаги. Я внутренне напрягаюсь и думаю: «Это мой субъект (так она называла своего воображаемого принца), он сейчас заговорит со мной. Однако человек проходит мимо… И я каждый раз разочаровываюсь». Я тоже жаждала любви. Несмотря на мимолётные увлечения, начиная с шестого класса и до поступления в институт моё сердце было отдано старшему сыну маминой подруги из её родного Житомира, который был старше меня на пять лет и поэтому воспринимал меня только как свою сестрёнку.

Галя познакомила меня со своими подругами: Ирой Ротмистровой и Аллой Павленко. Обе они были дочерями видных военачальников: Ира — главного маршала бронетанковых войск, а Алла – генерал-лейтенанта, военного историка. Обе девочки мне понравились. Они были хорошо воспитаны и не кичились своим происхождением. Алла жила в одном из соседних домов, и однажды мы с Галей пришли к ней в гости. Я, жившая в коммунальной квартире с общим туалетом на 15 человек, впервые находилась в двухэтажных апартаментах, впервые видела бильярдную, занимавшую целую комнату и настоящую пальму в большом горшке.

Во время моих поездок к Гале мы часто вместе с её папой ходили на лыжах, и он подбадривал нас, когда мы уставали. Уже в начале десятого класса я знала, куда буду поступать, но Галя, как она мне сказала, ещё не определилась даже после выпускных экзаменов. Поэтому для меня явилось полной неожиданностью, когда она поступила на биофак в МГУ, куда поступить было крайне сложно! Чтобы хорошо сдать экзамены, нужно было либо упорно готовиться к ним и даже с репетитором, либо рассчитывать на звонок какой-либо знатной персоны.
 
В последовавшее десятилетие Галя продолжала занимать важное место в моей жизни, а однажды её помощь даже предопределила мою судьбу.

Продолжение следует.