Странники сказка Армагеддон

АРМАГЕДДОН

Суета сует, сказал Екклесиаст,
 суета сует, – все суета!

1.

Еще вчера розовощекие, сытые, довольные жизнью они прибыли на передовую, целая рота резерва штаба объединенных войск. Еще вчера они весело подтрунивали друг над другом, вспоминая выпитое виски и податливых девчонок из «обслуживающего контингента». Это было вчера. Сегодня их осталось только четверо, потому что роту накрыло шквальным огнем дальнобойной артиллерии противника. Их товарищей выжгло, разорвало на части и разбросало далеко по опаленной пожухлой траве на окраине только что взятого города.
Война есть война. Любая война – это последний довод слабого разумом и духом доказать сильному свою неправоту. Ибо правда не доказывается с кулаками и пеной у рта, правда – тиха и до поры молчалива, и уже за это ее не любят, и ненавидят тогда, когда правда открывает рот, чтобы заговорить.
Эта война тянулась на протяжении шести лет, хотя уже за первые ее месяцы воюющие стороны понесли невосполнимые потери в людях и технике. За шесть лет почти стерся из памяти рядовой повод для развязывания боевых действий, а неистощимая на выдумки пропаганда заставила считать агрессором противоположную сторону, однако их рота воевала на земле врага, а враг засыпал их родину многотонными зарядами бомб и ракет повышенной дальности. В войну оказался втянут весь мир, и судьба мира напрямую зависела от ее исхода.

2.

– И семь ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить, – бубнил Бриджтаун. Там, в мирной жизни он был священнослужителем, но давно позабыл об этом, и лишь отрывки святого писания, то и дело всплывавшие в ошеломленном мозгу, напоминали о прежнем времени. – Первый ангел вострубил…
– Воздух! – черная кожа Элиота посерела от страха.
Огненная волна с грохотом обрушилась на вздыбленную разрывами землю. Сделалось нестерпимо жарко, и даже сам воздух, казалось, сгорел в этом испепеляющем аду. Они вжались лицами в рыхлый чернозем, потому что он хранил еще последние следы влажности и прохлады. Они не видели, как рухнули, засыпая оставшихся в живых горожан, панели многоэтажек, как в кружащемся вихре взметнулись вверх тысячи никому не нужных вещей: детских игрушек, кухонной утвари, одежды и обуви, то есть останков тех, кто уже никогда не будет дышать и жить.
Волна прокатилась и стихла, погрузив в руины половину городских кварталов, а рядом с Ши Чжоу плюхнулось нечто, бесформенное и пахнущее гарью.
– Там граната! – испуганный Чжоу пролетел десяток метров в наступившей тишине и упал в другую воронку, прямо на спину сержанту Макмиллану. Оба лежали, не шелохнувшись, пока, наконец, ирландец не дернул плечом, сбрасывая тщедушного рядового со своей спины.
– Оставить, Ли, – для Макмиллана все китайцы носили только одно имя – «Ли». – Страх строго запрещается! Мы солдаты, у нас есть задание, и нам его выполнять!
– Какое задание, сержант? – бросил из соседней воронки Элиот.
– Добраться до замолкнувшего дзота, закрепиться там, чтобы отразить пешую атаку врага!
– Вчетвером? – снова раздался голос Элиота.
– Да хоть в одиночку! – рявкнул в ответ сержант. – Приказы не обсуждаются, они выполняются оставшимися в живых!
– Эй, Чжоу, вот твоя граната, – выпрямившись во весь рост на краю воронки, Бриджтаун держал в руке спрессованный черный комочек. У комочка был один стеклянный глаз. Голубой глаз детской игрушки.
– Вперед! – скомандовал Макмиллан.

* * *

Проглядывающее из-за гари солнце выжигало все то, что еще не было уничтожено войной.
– Сержант, я просто изнемогаю от жажды.
– Ты болван, Элиот. И ответь, почему я все время слышу только твой голос, причем не голос, а сплошные стенания? Отвинти крышку на фляге и напейся, идиот!
– Да?! А это ты видел?! – в нос Макмиллану уткнулась продырявленная шальным осколком пластиковая емкость в солнцезащитном чехле. – Видел?! Ни капли! Что же, по-твоему, я должен пить?!
Физиономия ирландца заплыла гневом. Огромный кулак тут же сжался для удара.
– Эй-эй, боксеры, брэк! Брэк! – Бриджтаун стоял между спорщиками. – К чему нервы? Они нам еще пригодятся. Судя по карте, где-то здесь должен быть ручеек. Пошли поищем.
Протока отыскалась довольно быстро.
– Пей, хоть залейся, – язвительно процедил сержант, а Элиот уже мчался к спасительной влаге. Он склонился к ручью и тут же отпрянул в сторону. По утомленному руслу текла не вода, там сочилась кровь.
– Второй ангел вострубил…, и третья часть моря сделалась кровью, – пробормотал Бриджтаун.

* * *

Воняло разлагающейся плотью, которая была повсюду: и на подступах к хорошо замаскированному укреплению, и внутри него. Тех, кто наступал снаружи, разметало на куски смертоносными пулями двадцатимиллиметрового калибра; тех, кто защищался, отравили газом: их раздутые трупы с багрово-синюшными лицами подернулись тлением. Четверо вытаскивали останки товарищей одного за другим подальше от входа в дзот до самого полудня. Ввалившись внутрь, они рухнули у стен, обессиленные, истекающие потом, проклинающие и войну, и все правительства мира, развязавшие человеческую бойню.
– Эй, Ли, ты кем был на гражданке? – Макмиллан отошел быстрее других, и теперь ему хотелось поговорить.
– Это так важно?
– Да нет, не хочешь, не говори. Вот я, например, родился в семье фермера и ковырялся в этой грязи до двадцати девяти лет. А потом плюнул и пошел в армию. И не жалею: деньги, форма, выпивка, девочки.
– Так ведь это на гражданке, – вмешался Бриджтаун. – А сейчас война. Здесь убивают и калечат тела и души.
– Ну, поехало: святоша, запел о душе. Нет никакой души, и бога твоего нет и в помине. И вообще ничего нет, только жизнь, одна сиюминутная жизнь. И брать от нее надо все, что она тебе дает, и не завтра, а сегодня.
– Это, может быть и справедливо, когда ты живешь один, без семьи, без жены, без детей, без любимых и близких; когда ты несешь ответственность только за себя. И совсем иначе, если у тебя есть долг.
– Можно подумать, у меня нет долга. А долг перед страной, а присяга!
– Это другое…
– Да, – мечтательно вмешался в разговор Ши Чжоу. – У меня была семья: жена и четверо ребятишек. Мы мечтали о том, как накопим денег на собственный дом, как вырастим и выучим детей: одного на адвоката, другого на врача, а, может быть, психолога… Мы мечтали… А потом началась война, и они погибли в бомбежке…
– Вот-вот, суетился, деньги зарабатывал, каждую копейку, небось, считал, мечта-а-ал, и где они теперь, эти твои мечты? Где, спрашиваю?! А я вот не мечтал, я просто жил, жил так, как хотел…
– Все равно, – вмешался Бриджтаун. – Смерть приходит ко всем одинаково, только в разное время, и суть не в том, как ты жил до ее прихода, а в том, чтобы достойно встретить ее, сохранив уважение к самому себе…
– Довольно спорить без толку. Я нашел воду, – Элиот тащил пластиковую канистру. – Ребята запасались на черный день. День пришел, а вода вот осталась.
Отвинтив крышку, он понюхал содержимое, вытряхнул несколько капель на ладонь, лизнув языком, и припал к горлышку. Элиот пил долго и с удовольствием.
– Все. Я спасен, по крайней мере, смерть от жажды мене не грозит. Только вода почему-то горькая.
– Третий ангел вострубил, – произнес вполголоса бывший священник. – … И многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.
– Не каркай, святоша, – также вполголоса шикнул Макмиллан.

* * *

Ши Чжоу снилось, будто он бежит по бескрайнему болоту, тщедушным зайцем перепрыгивая с кочки на кочку, а за его плечами раздается хлюпанье жидкой грязи. Его преследуют, и преследователи неотвратимы. Они все ближе и ближе, и шум за спиной все слышнее и слышнее. Ши проснулся, широко открыв глаза. Взгляд затравленного зверя уставился в потолок. Отливающая багровым светом сигнальная лампочка. Мерное сопение слева – это Бриджтаун. Зато справа знакомое всхлипывание грязи – там Элиот. Китаец осторожно скосил глаза направо. Элиота не просто рвало, его выворачивало наизнанку.
– Эй, Бридж, очнись, – он потряс священника за плечо. – Элиоту худо.
Оба склонились над негром, которого трясло в лихорадке. С каждым толчком истерзанное чрево Элиота выдавало очередную порцию зеленоватых, смешанных с кровью рвотных масс. На коже лица и рук гнездились, наползая одна на другую, рытвины уродливых язв.
– Надо сказать сержанту, – Ши Чжоу выбрался на поверхность, где нес вахту Макмиллан.
– Это ты, Ли? Послушай, который час?
– Там Элиоту плохо…
– Не нужно было пить неизвестно что. Идиот, самый обыкновенный идиот. Нет, ты ответь мне, который час?
– Половина седьмого утра.
– А почему же так темно, словно в заднице? Почему нет звезд и луны; с вечера она сияла так, что впору было набрасывать светомаскировку. Что за чертовщина?
– Элиот умер, – показался в проеме укрепления Бриджтаун. – Четвертый ангел вострубил…, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была – так, как и ночи.

* * *

Они едва успели выровнять могильный холмик, как тьма на востоке сделалась еще более густой. Там ползло и ширилось гигантское облако, которое двигалось в их направлении, двигалось стремительно, издавая скрежет, жужжание и еще какие-то механические звуки.
– К пулеметам! Русские наступают!
Трое приникли к узким просветам амбразур.
– Мне страшно.
– Брось, Ли, я слышал, что китайцы храбры настолько, что презирают смерть.
– Я не боюсь смерти. Я страшусь неожиданного и еще больше страшусь умирать.
И неожиданное пришло. Шестилапое, четырехкрылое, с физиономиями разъяренных фурий, в пасть которым натолкали несколько десятков львиных клыков. Оно напоминало саранчу, и передние лапы его сжимали смерть, изрыгающую более ста пуль в секунду.
– Это не люди, – прошептал Ши Чжоу.
– Сам вижу, – огрызнулся Макмиллан. – Это новое секретное оружие русских. Ну, ничего, посмотрим по нраву ли им наши игрушки.
Пулемет сержанта огрызнулся огнем, рассекая ближайшую бестию надвое.
– Ага! Наша взяла! – радостно возопил ирландец. – А патронов у нас хватит на всех!
– Пятый ангел вострубил…, и из дыма вышла саранча…

* * *

Трое стреляли сквозь узкие просветы амбразур до тех пор, пока раскаленные жерла не начали щипать кожу ладоней.
– Отставить! Перекур пять минут!
В наступившей тишине там, за ненадежными щелями амбразур скрипела и скрежетала неутомимая алчущая крови толпа. Заслонки пулеметных окон открывались изнутри, поэтому весьма скоро бессмысленный скрежет сменился планомерными ударами в дверь. Двухдюймовая сталь прогибалась с каждым новым стуком, словно ящик картона.
– Они ворвутся, сейчас они ворвутся сюда!
– Не трусь, Ли, отобьемся.
Дальнейшее произошло неожиданно. Чье-то титаническое усилие вскрыло дверь как консервную банку. Членистое щупальце схватило зазевавшегося Ши Чжоу и поволокло его в образовавшийся проем.
– Сержант! Сержант Макмиллан, я не хочу умирать!
Ирландец попытался бороться с когтистой лапой, но получил жалящий удар в грудь и рухнул на бетонную плиту пола без сознания. Он пришел в себя через несколько минут ровно на пару мгновений, чтобы успеть сказать:
– Черт! Как же темно! И почему я ничего не слышу?! Где мои руки и ноги?! Я не чувствую их!
И в наступившей тишине Бриджтаун снова прошептал:
– Шестой ангел вострубил…, и освобождены были четыре ангела…, чтобы умертвить третью часть людей.

* * *

Волна саранчи промчалась на запад. Бриджтаун сидел в одиночестве. Он все еще сжимал совершенно бесполезный пулемет и прислушивался к собственному дыханию и биению своего сердца. Он остался один, совершенно один в бронированном дзоте и, возможно, совсем один на целой земле. И тогда священник медленно встал, освободив руки, и, распластав их в стороны, выбрался на поверхность.
Одинокий он шел в никуда по земле, освещенной еле различимым через завесу дыма солнцем, и губы его твердили:
– Но в те дни, когда возгласит седьмой ангел, когда он вострубит, свершится тайна Божия…
И пала тьма.

3.

Сэвэоф отключил компьютер и встал из-за стола:
– Ты снова выиграл, Сэтэн. Это становится правилом. И вообще, мне почему-то перестала нравиться игра по сети: или азарт пропал, или ты приносишь мне не те игры. Отыщи-ка к завтрашнему дню что-нибудь новенькое, и поинтереснее! Вот тогда и посмотрим, кто кого!

2 мая 2003 года