Идолы 2. лефортово

Москва, начало августа 1952 года.

Генерал Панкин сдержал своё слово. Тонков сидел в приёмной начальника Предварительного управления кадров, ожидая вызова. На двери латунная табличка извещала: «Начальник управления полковник Пичугин». Ожидавший приёма капитан, путём умозаключений пришёл к выводу, что раз все ВВ из МГБ передаются МВД, то нынешний кадровик остаётся не у дел. Очередной офицер вышел из кабинета с понурым видом. Молоденький старлей, то ли дежурный по управлению, то ли адъютант, предложил Михаилу пройти в заветную дверь. За внушительным письменным столом сидел пожилой полковник с усталым, даже помятым лицом, лениво перебирая бумаги. Капитан представился. Хозяин кабинета хмуро взглянул на вошедшего, и ... начал преображаться. Лицо помолодело, появилась улыбка, глаза подобрели, взгляд лучился радушием. Полковник энергично встал, подошёл к вошедшему, пожал руку,  предложил сесть за приставной столик, сам устроился напротив.

- Рад вас видеть, капитан. Как добрались? Наслышан о ваших служебных успехах. Генерал Панкин прислал на вас представление к Красной звезде, поздравляю. Да и командующий сам порекомендовал вас на должность секретаря военного совета. Со дня на день ждём постановление о реорганизации внутренних войск. Ну пусть через неделю или две придёт бумага, как говорится бюрократия не истребима. Ну уж до осени точно будет. Какие будут пожелания?

- Пожеланий нет, товарищ полковник. Есть вопрос: какие мои дальнейшие действия?

- Ах да, объясняю. Пока вы будете числиться в резерве министерства, то есть без должности. А это означает, что денежное довольствие будете получать только за звание и выслугу. Но я тут подсуетился и нашел для вас вакансию в Лефортовской тюрьме. Им нужен следователь предварительного дознания. По-простому это дежурный офицер приёмника-распределителя. Служба беспокойная, но вы справитесь.

- А как быть с моей семьёй, они одни остались в Таураге.
- Но и тут Пичугин не забыл озаботиться. Вот вам направление в КЭЧ*(16) гарнизона. Вашей семье будет предоставлена в центре хорошая отдельная комната, можете вызывать родных. Кстати, семье сразу предоставляется постоянная московская прописка, а это дорогого стоит. И всё заботами скромного Пичугина, – полковник расплылся в подобострасной улыбке.

Выходя из кабинета капитан был сильно удивлён столь заботливым отношением к нему, но потом сообразил, что его приняли за личного протеже генерал-лейтенанта Бурмака.

Через два дня, утром, Михаил на Белорусском вокзале встречал свою семью. Подниматься в вагон даже не пришлось. Появилась жена с Санечкой на руках, за ней попутчики вынесли два чемодана – всё имущество семьи Тонковых. Через десять минут они уже сидели в такси. Дуся жадно рассматривала проносящиеся за окошком большие дома, улицы, спешащих пешеходов и постоянно переспрашивала:

- Дом каменный, многоэтажный? Второй этаж и туалет не во дворе? Ах и вода есть! И горячая? И ванная? И комната 22 квадратных метра! И пол паркетный!? А хозяева как? Так это наша комната!? – Дуся на минутку замолчала, глаза наполнились слезами, Санечку сильнее прижала к себе. - Только кухня общая с соседями, а какая она ещё бывает? На улице Пятницкой, а где это? Недалеко Третьяковская галерея!? И метро Новокузнецкая рядом? Обалдеть! И продторг через дорогу? Так это же коммунизм!

В просторной четырёхкомнатной квартире, недавно почившего архитектора Соломона Эккеля, проживали вдова Элеонора Нахумовна с дочкой Наденькой, студенткой медицинского института. После смерти главы семьи им пришлось потесниться. Новых сохозяев Эккели приняли настороженно, но в процессе знакомства и совместного чаепития, старожилы успокоились. Уж больно естественно, непринуждённо и отзывчиво вели себя новосёлы. Особенно очаровал Нору с Надей своей ненавязчивостью и весёлым нравом Сашенька, который часами мог играть со своими незатейливыми игрушками в отведённом ему углу. А когда Наденька принесла из своей комнаты плюшевого мишку и  подарила ему, то тут же стала лучшим другом. Санёк забрался к ней на колени и стал пояснять на своём детском языке как он обожает новую игрушку. Надя предложила назвать её Мишей. Но ребёнок удивлённо на неё посмотрел, протянул ручонку к отцу и отчётливо произнёс «папа». После чего поднял над головой новую игрушку и заявил «Маша». Женщины в неудержимом смехе прикрыли рты носовыми платками. Михаил сдержанно, но гордо улыбался.
                *      *      *
Само монументальное четырёх этажное строение тюрьмы, уже своей мрачной серостью навевало тоску и обречённость. Говорят, в плане оно олицетворяло букву «К», что обитатели, да и штатный персонал заведения трактовал как КОНЕЦ, причём всему. К основному, первичному зданию примыкали дополнительные постройки меньшей этажности, но они тоже не вселяли оптимизм. Михаилу почему-то, кстати, или нет вспомнились слова Божественной комедии Данте Алигъери: «Забудь надежду всяк сюда входящий». В настоящее время тюрьма была в ведении ГБ и использовалась как СИЗО*(17). Но здесь могли проходить и закрытые заседания Военной коллегии Верховного суда, здесь в подвале, приводились смертные приговоры в исполнение, здесь применялись методы психологического и физического воздействия, то есть пытки.

А может всё это сплетни? Михаил решительно потянул на себя входные двери и оказался в коридоре КПП. Младший лейтенант, которому по возрасту больше бы подошли майорские погоны, внимательно изучил направление и Удостоверение личности. После чего вызвал помощника и приказал проводить капитана к начальнику учреждения. Моложавый полковник Лукин, долго и радостно, как родственнику, тряс руку капитану, из чего тот сделал вывод, что слухи о его «покровителе» дошли и сюда.

- Рад, капитан вашему прибытию, как раз вовремя. Какие пожелания, может не завтракали? У нас приличная столовая для сотрудников.
- Товарищ полковник, кто меня введёт в курс дела, мне совсем не знакомого? До сих пор я только уничтожал и ловил лесных и прочих нациков.
- Сегодня у нас дежурный по распределителю капитан Родионов, он весьма опытный сотрудник, будете в ближайшие сутки у него дублёром. Этого будет вполне достаточно, чтобы освоить новую «профессию».

Родионов сидел в пустом просторном помещении на застеклённой возвышенности. Сюда, видимо сходились в плане, все лучи буквы «К» зловещего архитектурного комплекса. На рукаве у капитана алела повязка с надписью: «Следователь предварительного дознания». Он оказался доброжелательным человеком предпенсионного возраста, представился Витей и сразу предложил перейти на «ты». Обязанности дежурного оказались действительно немудрёными, а все поступающие и убывающие скурпулёзно фиксировались в прошитом и проштампованном журнале. Да ещё надо распределить прибывших по камерам, в зависимости от предъявляемого обвинения и других факторов характеризующих личность. Но об этом есть подробно в Должностной инструкции.  Ещё Родионов просветил о главном:

- Как на приходящих, так и уходящих зэков распространяется один смертный грех – неповиновение. За него они должны получить по полной и сразу. Для этого у тебя есть кнопка звонка для вызова бодрствующей смены контролёров-надзирателей. Будет у тебя и помощник, старшина-сверхсрочник. Вы вдвоём встречаете новичков, а он как-бы тебя страхует. Ещё есть кнопка общей тревоги, но пока ею ещё ни разу не пользовался. А вот с  инструкцией надо ознакомиться основательно. Понял?

- Вроде всё ясно, только хотел спросить, сколько зэков в тюряге, то есть не зэков, а подследственных, и правда ли, что среди них Абаку...(18)*

- Стоп! Тихо! Ты у меня ничего не спрашивал, понял? Поэтому я ничего не слышал.

Для Михаила началась тюремная служба. Дежурства проходили без происшествий, вновь прибывающие вели себя подавленно и послушно. Сказывалась на них, кроме обстановки, дурная слава изолятора. Было только одно несоответствие в служебной инструкции: отдыхать дежурному следователю полагалось с часу ночи и до пяти утра. И там же: ... лично принимать всех вновь поступающих. А они в аккурат ночью и поступали. Временно забираемые конвоем на заседания суда, убывали тая в глазах надежду, а возвращались с совершенно тусклыми глазами. Ещё удивляло отсутствие адвокатов, никто к подследственным не допускался, даже родственники. Зато на этап, уже осуждённые, направляемые в исправительно-трудовые лагеря, уходили с воодушевлением и надеждой. Наверное хуже, чем на земле Лефорта, сподвижника и лучшего друга Петра Великого, они себе жизнь не представляли.

Монотонно проходили дни, недели, Михаил вполне освоился на новой службе, а вот об объединении ВВ ничего слышно не было. Его это несколько тревожило, но не сказать, чтобы очень. Умиротворяла Москва, своей столичной жизнью, театрами, концертами.  Да и жена постоянно радостно щебетала умиляясь невиданным удобствам квартиры и мечтая устроить Санечку в детский садик, а самой найти работу техника-химика.
                *      *      *
В одно из обычных дежурств, старший прибывшего с узником конвоя подошёл к Тонкову и доложил:

- Товарищ капитан, вы с новым задержанным поосторожнее. Когда его живьём брали в Каунасе, он голыми руками одного нашего завалил и двоих покалечил. Только эти ... как их ... Устранители и смогли его скрутить.

- Может всё таки Ликвидаторы? – уточнил Михаил.

- Во-во, точно, Ликвидаторы! – радостно закивал старшина, - они самые. Вот сопроводительные документы на изверга.

Тонков открыл папку. С прикреплённой к первому листу фотографии на него смотрел Мяшкинис. Тут же послышался знакомый скрип стальной двери, и в помещение двое конвойных ввели человека со скованными за спиной руками и грубым джутовым мешком на голове.

- Снимите мешок, - приказал капитан.
Лицо задержанного представля ло из себя сырую отбивную котлету. Могучий нос сломан, левый глаз заплыл совсем, губы разбиты, на лбу здоровенный шишак, видать от приклада. Общий вид удручающий. Единственный видящий глаз зло уставился на Тонкова. И тут ... сизое от побоев лицо начало расплываться в улыбке, которую скорее можно было принять за оскал голодного тигра перед нападением.

- Тут ты мне и попался, капитан! Я твой должник, а долги я отдаю сторицей, не жить тебе! – прошепелявил узник сквозь выбитые зубы.

Тонков не собирался вступать в дискуссию с отпетым врагом, и приказал стоявшему рядом помощнику:

- Гостя в подвальную одиночку. Наручники снять когда тот будет в камере, при закрытой двери через окошко подачи баланды.
Что показалось совсем странным, то это чистейшее русское произношение Мяшкиниса, даже с каким-то великорусским говором средней полосы. Михаил задумался, поэтому после сдачи дежурства зашёл к начальнику изолятора.

- Товарищ полковник, разрешите от вашего имени сделать запрос в Архив военного министерства, короче в Подольск.
- А что случилось, капитан? Надеюсь запрос не на меня? – хитро прищурился Лукин.
- Никак нет, на ново поступившего Йонаса Локиса, у него слишком хорош для литовца русский язык. Да к тому же фамилия Локис переводится как «медведь», а прозвище Мяшкинис, тоже переводится как «медвежий».
- Ну и что, не вижу криминала или зацепку.
- Имя Йонас, как самое распространённое у литовцев, так же как у нас Иван. Поэтому запрос надо сделать на Ивана Медведева, или Медведя.
- Разумно. Иди капитан, готовь запрос, подпишу. А ты случайно не в настоящие следователи желаешь податься? – ухмыльнулся полковник.

Ответ пришёл по архивным понятиям практически мгновенно, через неделю. Прислали фельдсвязью копии дел на трёх Иванов Медведевых и одного Медведя. По фотографиям «своего» определили сразу. Иван Фёдорович Медведев, 1904 года рождения, уроженец города Ржев, Тверской губернии, в возрасти 10-ти лет удрал из родительского дома на войну. Примкнул к Ржевскому 490-му пехотному полку, направляющемуся по войсковой комплектации в Каунасский крепостной укрепрайон. Стал там официально сыном полка. Стойко переносил все тяготы рядового солдата. Отличался смелостью и сообразительностью. Освоил все виды стрелкового и холодного оружия. Был любимцем нижних чинов и младших командиров. Офицеры к нему относились тоже благожелательно. Непосредственно участвовал в обороне крепости. После предательства коменданта генерала Григорьева и сдачи укрепрайона немцам, в отчаянии покинул полк, то есть сдаваться не стал.

Далее шли бумаги и документы написанные на идише, потом по-литовски. Перевод не прилагался. Михаил тяжело вздохнул и подумал, что архивариусы не стали заморачиваться с переводами, а просто сложили документы в одну кучку. Оно и понятно – Подольский военный архив итак трещит от моря документов. Придётся обратиться в недавно созданный Институт языкознания АН, гебистам они не откажут, не посмеют. Только переводить тексты они будут здесь, в изоляторе. Выделю им камеру помрачнее, для остраски. Да ещё расписку возьму о неразглашении.

Через два дня все тексты были передевены и Михаил, прямо на дежурстве принялся их внимательно изучать. Спустя три часа перевернул последнюю страницу и задумался. Задумался о превратнастях судьбы, выпавших на долю одного во многом талантлевого человека, сделав его ... но это надо ещё трезво, без предвзятостей оценить. А сейчас попробовать в хронологичном порядке осмыслить прочитанное.

Покинув русский полк, одиннадцатилетний малец непонятно как оказаывается в еврейской общине Каунаса. Там, не приняв гиюр*(19), два года обучается в начальной школе, где обучение проходит на идише. Сам ребе*(20) не одинажды отмечал его незаурядные способности к языкам и изучению Торы. В тринадцать лет, каким-то немыслимым образом, был принят в гимназию, где преподавание велось на литовском языке. Всё это время проживал при синагоге, помогая шамашу*(21) в хозяйственных делах. Ещё учась в гимназии, при получении паспорта пожелал сменить свою русскую фамилию на литовскую, и в одночасье произошло превращение: был Иван Медведев, стал Йонас Локис(Jonas Lokys). Через шесть лет, получив свидетельство о полном гимназическом курсе, поступил в Каунасское президентское военное училище, которое с отличием закончил через два года, получив звание мл.лейтенант. Преподаватели отмечали его выдающиеся способности в учёбе и спорте, а также интерес к политике. Особенно восхищался его лингвинистическим талантом преподаватель немецкого языка. Как лучшего в выпуске, Локиса оставили в Каунасе, и направили в отдел контрразведки. Здесь он тоже был оценён по заслугам, через десять лет капитан, возглавляет подотдел занимающимся противодействием антивоенной и антигосударственной деятельности в среде гражданского населения. За это время раз пять, по долгу службы, посещает Германию. С приходом в Литву Советов, он пропадает, причём бесследно.

Михаил откинулся на спинку стула и задумался. Когда-то же он опять появился в Литве, и что он делал во время гитлеровской оккупации? Ничего не остаётся как вновь делать запрос в военный архив, но уже на ... ну, конечно же: “Hans Bar” или “Hans der Bar”(Ганс Медведь). А пока полюбопытствовать, что есть у оперативников ГБ на Йонаса Локиса.

Ещё через десять дней у Михаила на столе лежала коленкоровая папка с парящим орлом, держащим в когтях свастику. Чтение подробного перевода заняло не более сорока минут. Тонков встал, прошёлся по залу распределителя, заглянул к бодрствующей смене охраны, вышел во внутренний двор, подышал условно свежим воздухом и вернулся обратно к столу. Так он с трудом переваривал прочитанное, из которого следовало: Капитан ГШ  ЛР*(22) при посещении Германии, по собственной инициативе установил, вначале служебные, а потом и дружеские связи с представителями разведки и контрразведки Вермахта. Связи тайно подкреплялись информацией о военных потенциалах прибалтийских стран, Польши и даже Советской России, естественно в пределах возможностей ГШ Литвы. Это уже было прямое предательство страны, которую Локис представлял. Но его информация настолько заинтересовала руководство ГШ сухопутных войск Германии, что  при последнем посещении Рейха, был представлен адмиралу Канарису.

При занятии Советами территории Литвы, по документам, якобы продолжил службу в 29-ом территориальном корпусе. С приходом же немцев, с остатками разбегающегося корпуса, в составе 179-ой дивизии, отступает на восток и в июле, где-то под Великими Луками тоже якобы пропадет без вести. На самом деле при содействии новых немецких друзей Локис отправляется на запад, в Берлин. Там ему присваивают максимальное для перебежчиков звание вермахта оберфельдфебель, и направляют в Учебный полк особого назначения «Брандербург-800». Здесь он уже под именем Hans Bar, с успехом осваивает тонкости диверсионного мастерства, здесь оказываются очень кстати его лингвинистические способности. Через два года, за особо выдающиеся заслуги и мастерство при проведении диверсионных операций на восточном фронте Бар награждается Железным крестом и ему восстанавливается звание гауптман. С 1943 года он делится своими навыками и знаниями в учебном полку «Курфюрст» дивизии Брандербург. В 1944 году, после занятия Литвы Советами, направляется туда для организации диверстий и террора в форме партизанской и подпольной борьбы.

На отдельном листке, озаглавленном «Лидеры каунасского еврейства», таблица с графами: имя-фамилия; адрес; положение. В последней графе фигурируют коэны*(23), раввины*(24), шамаши, канторы*(25), ребе и т.д. Документ составлен Йонасом Локисом, датирован маем 1941 года с резолюцией: «Копию направить в формируемую Айнзацгруппу «А» бригадефюреру Шталекеру». Михаил глубоко вздохнул и воздел взгляд к потолку: нет предела человеческой подлости! Тех людей, которые его приютили, вырастили, выучили и выкормили, Локис своим доносом предаёт смерти. Какой чёрт сидит у него в голове, заставляя делать такие поступки, предавая всех и вся? Чем он руководствуется?

На следующий день, утром, наконец-то появился следователь, молодой черноволосый человек в новеньком, безупречно пошитом кителе.

- Старший лейтенант ГБ Сидоров, – представился он, и скромно добавил, - Сергей Васильевич.
- Что же вы до нас так долго добирались, почти месяц? Что, клиент для вас мелковат?
- Во-первых, товарищ капитан, вас это не касается, но ... могу в виде исключения пояснить: подследственный в суровой одиночке за месяц становится мягким, как нагретый пластилин. Спешить же нам некуда – на всём Юго-Западе Литвы, после взятия Мяшкиниса тишь да гладь, прямо не верится. Так что его допрос, это чистая формальность. У него столько смертных грехов, что его надо одновременно повесить, четвертовать, сжечь на костре и сварить в кипятке, но этого будет мало.

- Зря вы успокоились, будет большой взрыв или масштабное нападение. Поверь моему опыту, я этими ребятами занимаюсь с 1947 года. Мяшкинис обладатель обширной и глубокой информацией по подполью и жалюкасам. Но, вынужден огорчить: никакие меры физического воздействия к нему не помогут. Да и психика у него железная, не проймёшь. Даже не знаю, что тебе посоветовать, старлей. Хотя я тут кое-что на него накопал, прямо скажем, за вас поработал. – При этих словах Тонков вытащил из тумбы внушительную папку и бросил её на стол. – Но я хочу получить взаимную любезность, то есть ознакомиться с твоими наработками.
- А зачем, капитан, вам это дело? Вроде не по службе ...
- Локис здесь обещал меня убить, а у него угрозы не пустые. Месяц же назад пытался это сделать, причём убить со всей семьёй. Тогда не удалось, собачка не дала.
- Хорошо, капитан, бери знакомся, секретов тут особых нет: восемь лет диверсий, поджогов, отравлений, убийств, подрывов и т.д. Не один раз сидели у него на хвосте, но взять так и не смогли. Правда в Таураге недавно его взяли, но он убив двоих наших сотрудников опять ушёл.
- В Таураге брал его я, а упустили ваши кадры. Как же его сейчас взяли?
- Банально. Облава на центральном рынке Каунаса, что на ратушной площади. Спасаяь, он забежал в Кафедральный собор Петра и Павла, а это тупик. Наводку дал его же подельник, так как он и со своими, провинившимися, обходился жестоко, вплоть до казни «темя-пятки». Знаешь что это такое?
- Знаю. Это когда лежащему на животе, ноги притягивают к голове, пока не ломается позвоночник. Такая казнь была у монголов времён Чингиз-хана.
- Так вот, в этот раз в облаве участвовали Ликвидаторы, они и взяли Мяшкиниса.

При этих словах Сидоров достал из планшета внушительную папку и вручил капитану.
Оба углубились в чтение, слышно было только сопение, а иногда возгласы типа: Ух ты! Ни хрена себе! Не может быть! Да ну ...  Первым оторвался от текста Михаил с вопросом:

- А что за Ёнас? Почему имя изменили?
- А это однофамилец, тупиковая ветвь разработки, сгинул в котле под Великими Луками.
- Сам ты «Ёнас», старлей!  И тут вас провёл Мяшкинис. Наверное диктовали машинистке, а она по принципу: как слышится, так и пишется. Йонас стал Ёнасом и вышел за рамки разработки. Так что хоть есть на этого «Ёнаса», что-то необычное, странное в этом материале?
- Ничего необычного. Первые сведения из юнкерского училища, потом служба в литовской армии. Далее, с приходом наших перешёл в Красную армию. Под натиском фашистов, с ней и отступал, а в июле погиб, то есть пропал без вести. Ну это одно и тоже – неопознанный труп. Необычного ... необычного, вроде ничего, хотя ...  Какую-то связь имел с Союзом, точнее с городом Ржевом. Туда иногда передовал посылки без адреса, на предъявителя, на имя ... имя какое-то простое, ах да, на Галину Петрову, точно.
- Это уже кое-что. Сейчас, Сергей, дочитывай мои материалы, а я твои. Завтра с утра делай запрос в Ржев на Галину Петрову.
- Раскомандовался, капитан, сам знаю что делать.

Ответ Ржевского отделения ГБ несколько обескуражил исследователей. Оказалось в пятидесятитысячном городе 15 Галей Петровых живых, и почти столько же на кладбище. Пришлось ещё раз побеспокоить ржевских чекистов с просьбой обойти живых и узнать, знакомы ли они с семьёй Медведевых. Ответ тоже не заставил себя ждать, такая Галя Петрова оказалась одна. Её  знакомые Медведевы, весьма престарелые люди, проживают в своём доме по улице Бехтерева и имеют умственно отсталую дочь 1910 года рождения. Да, они получали несколько раз посылки в 30-х годах от сына. Позже, в 40-х получали от других людей, но догадывались, что это от Ванечки. Никаких писем в посылках не было. Сейчас, уже несколько лет посылок не поступало.

Два офицера наморщив лбы переваривали информацию. Первым нарушил тишину Тонков:

- Знаешь, чего сейчас нужно сделать?
- Как-то не очень, но что-то нужно делать точно.
- Нужно запросить у Ржева сделать фотографии родственников и выслать нам. Фотографии анфас-профиль, да с линейкой роста для острастки.
- Зачем? – удивился Сидоров, - что это нам даст?
- А затем, несмышлёный ты наш, чтобы иметь рычаги воздействия на Мяшкиниса. Возможность пыток, или даже гибели своих родственников его должна размягчить. Он же всё-таки человек, а не чурка с глазами.
- Ты что, пытать их будешь? – мохнатые брови старлея полезли на лоб, - они же не при чём!
                *      *      *
Три дня спустя, в комнате для допросов сидели трое: капитан Тонков, старший лейтенант Сидоров и, со скованными за спиной руками, Мяшкинис. Перед последним на столе разложены фотографии близких. Лицо Медведева-Локиса меняло цвет от белесого до бордового и обратно, глаза то искрились ненавистью, то жалостью, то безысходностью. Наконец его прорвало, полились слёзы. Немного успокоившись поинтересовался:

- Я так понимаю, что их жизнь зависит от моей информации по литовскому сопротивлению.
- Правильно понимаешь, - скупо подтвердил Тонков.

 Пять минут спустя Мяшкинис начал давать показания. Обладая феноменальной памятью на события, имена, адреса и даты, выложенная им информация оказывалась бесценной. В основном фигурировали данные по городскому подполью. Но и по «жалюкасам» интересного хватало: схроны, бункера с координатами, источники снабжения, агенты-перевёртыши на местах в милиции, и многое другое. К концу дня все показания были запротоколированы, подписаны допрашиваемым и присутствующими. Осталось только утвердить у начальника изолятора. Покидающих помещение для допросов, Мяшкинис глухим голосом попросил:

- Капитан, останься, есть информация только для тебя, точнее пояснение.

Офицеры переглянулись, Сидоров понимающе кивнул. Когда он вышел, подследственный расслабленно откинулся на спинку стула, подождал пока усядется Тонков, вперил взгляд в зарешеченное грязное окошечко под потолком и тихо начал повествовать:

- У Ванечки Медведева было безоблачное детство, любящие родители, маленькая глуповатая сестрёнка, которую все обожали, и ... была мечта. С которой он пожалуй думал, что родился. В нашем городе тогда квартировал Лейб-гусарский Павлоградский, Императора Александра III полк. Какие же у них были в парадной форме темляки на саблях, этишкеты на киверах, ментики и доломаны расшитые серебряным шнуром, шпоры с малиновым звоном. Полк с десятью Георгиевскими штандартами, а шефом полка сам император Николай Александрович. Гусары для Вани были полубогами, ну как минимум идолами воинственности, красоты, бесстрашия и благородства. Но полк ушёл на войну, а на его зимних квартирах развернули 490-й пехотный полк из Тверских дружин государственного ополчения. Это было, конечно совершенно не то, но в полку попадались знакомые дяденьки, которые в шутку призывали мальца с ними идти на войну. Ванечка к этим призывам отнёсся серьёзно, поэтому солдаты и обнаружили его только в ста верстах от Ржева на телеге хозвзвода, между двумя мешками с горохом, накрытым серой, пропылённой дерюгой. Начальству сразу не доложили, втихаря подкармливали. А когда отошли от города аж на 400 вёрст, деваться было некуда - только поставить на довольствие, как сына полка.

В Каунасе, городе в несколько раз больше Ржева, Ване очень понравилась гарнизонная церковь святого Михаила – Архистратига, покровителя христианского светлого воинства. Там же он и увидел впервые коменданта Ковенской крепости генерала от кавалерии Владимира Николаевича Григорьева. Открытое русское лицо, уверенный взгляд, горделивая осанка, пышные воинственные усы и ... ордена самой высокой пробы. Только таким, и именно таким должен быть военный – бестрашный и решительный, безжалостный к лютым врагам отечества и снисходительный к поверженным; заботливый и одновременно строгий к своим солдатам. То есть, если не бог войны, то как малое полубог, короче идол, которому нужно покланяться и за которым идти, в огонь и в воду, да хоть на край земли. Особенно божественно генерал смотрелся на чистокровном арабском жеребце серой масти в яблоках. Тогда ему точно не хватало только белых крылов и копья, поражающего дракона, как у архангела Михаила.

Но грянуло 23 июля 1915 года, началась осада крепости, а восьмого августа штурм, продолжавшийся десять дней. Гарнизон героически сопротивлялся. Не оставался в стороне и Ванечка, под шквалом картечи помогая защитникам. 17 августа форты крепости потеряли управление, и как потом оказалось, из-за того, что генерал Григорьев бросив свои войска удрал. Полевая жандармерия арестовала коменданта в 15-ти километрах на востоке от города, у селенья Румшишкес. Последним немцам сдался 5-й форт, потерявший половину бойцов, и который оборонял 490-й пехотный Ржевский полк. Ванечкин полк.

В голове мальчонки всё перевернулось. Идол, архистратиг, герой, воитель, почти бог ... оказался подлецом и трусом. Захотелось домой к маме, отцу, сестрёнке. Желание быть солдатом пропало. Сняв погоны, фуражку и ремень, подпоясавшись простой верёвкой, Ванечка понуро потрусил в сторону города. Немцы на мальца не обращали внимания, мало ли их болтается в прифронтовой полосе. В его голове что-то никак не складывалось, мир какой-то другой, не такой, как он себе представлял. Стало быть к нему надо относиться по другому, а как? Вот ... надеяться только на себя, никому не доверяться, никому не поклоняться, даже Христу, раз он допускает такое. Верить надо только себе, а божественной иконой пусть будут родные, они не предадут. Но уж если и они ... то лучше не жить.

Город встретил его не гостеприимно, улицы пустые, горожан не видно. Изредка встречаются немецкие патрули, да одичавшие собаки. Решил податься в старую часть, там ратуша, много костёлов, около которых можно просить подаяние ...

- Хорош давить на жалость, - сдвинул брови Тонков, - не поможет. Лучше скажи, почему ты всех предавал? Ну, кроме фашистов, а может и их?
- Мне у них импонировала теория Ницше о сверх человеке, которой я и соответствую. Я по способностям и возможностям выше ариев, вообще выше всех и вся. Они этого не оценили, а просто использовали меня. Предать их не успел, да и некому было, слишком быстро продвигались войска Советов. А с моими подвигами у Бранденбуржцев только по лесам и прятаться. Капитан, - Мяшкинис платоядно ухмыльнулся, - один из нас скоро умрёт, но кто бы это ни был, проиграешь ты.

 Окрылённые успехом, на следующий день, свободный от дежурства, ближе к обеду, Тонков и Сидоров входили в кабинет начальника изолятора победителями. Тот сидел мрачным, смотрел куда-то в сторону, офицерам присесть не предложил.
 
- Ну что, голуби ясные, опростоволосились, если не сказать грубее, - скорее прорычал полковник. – Сначала Сидоров Мяшкиниса мариновал, не допрашивал - что молчишь, старлей? Хотел такого крупного зверя напугать детской рогаткой? Смешно! А Тонков, вроде принялся правильно за не своё дело, а своё – обыск подследственного при приёме, завалил. У того в каблуке обнаружилась американская нейлоновая леска. Что молчите, недотёпы?

- Товарищ полковник, что случилось? – подал голос капитан. - Мы же ещё вчера вам представили полное чистосердечное признание Медведева-Локиса, с адресами, явками, именами, полный расклад.
- Ах чистосердечное! – Лукин аж вскочил, - всё это бумагомарание полная дезинформация! На местах органы уже проверили, всё враньё!
- У нас есть козырь, его родственники в Твери!
- Нет у вас этого козыря, Мяшкинис ночью повесился на леске! На американской нейлоновой леске, спрятанной у него в полом каблуке. На леске, которую должна была обнаружить твоя смена, капитан! Он обдурил вас как слепых котят. Кому нужны престарелые родители с дочкой полудурком, которые его не видели 47 лет! Своей смертью он отвёл от них наш интерес.

Полковник хмуро замолчал, перебирая на столе бумаги. Офицеры не шевелились, не зная что делать. Хозяин кабинета опять воззрился на стоящих и зло прохрипел:

- Сидоров отстраняется от должности следователя и принимает взвод в Таураге, его предшественник выбыл по ранению. Тонков отстраняется от должности Следователя предварительного дознания и принимает сводную роту второго кольца оцепления Красной площади. Через три недели 7 ноября парад и демонстрация трудящихся. Рота к этому времени должна сверкать и блистать своей выправкой и дисциплиной. Оба получаете предписания у своих кадровиков.

16.КЭЧ – квартирно-экплуатационная часть.
17.СИЗО – следственный изолятор.
18.Абакумов Виктор Семёнович – министр Государственной Безопасности 1946-1951 г.г.
19.Гиюр - обращение нееврея в иудаизм, а также связанный с этим обряд.
20.Ребе – титул учителя в еврейской начальной школе.
21.Шамаш – ответственный за административную и хозяйственную деятельность в синагоге.
22.ЛР – Литовская республика.
23.Коэн – сословие священнослужителей в иудаизме.
24.Раввин – звание в иудаизме, обозначающее высокую квалификацию в толковании Торы.
25.Кантор – основной певчий в синагоге.

Вильнюс, 29 мая 2025 года.
Продолжение следует.