Душа, простреленная влет

         
                Виталию Вершинину, с поклоном.

         До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а
         именно, что «тайна сия велика есть», все же остальное, что писали и
         говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов,
         которые так и оставались неразрешенными. — Антон Чехов, «О любви»


   Славка  пёр, как бульдозер, по мокрой пустынной улице: в проливной дождь дураков для променадов – раз, два. Причем и раз, и два - это он в одном. Раз: который нормальный мужик с уважухой от друзей  – и два: пацан (двадцати шести лет, ёп!) с уехавшей напрочь крышей от любви.

  Пёр, не замечая ни луж по щиколотку и мокрых в стельку кроссовок, ни холодных струй,  текущих за шиворот и по мокрому телу - до трусов, но чувствуя такую злющую злобу на себя, что готов был на крайние меры.

  Боль, раздирающую нутро, требовалось заткнуть, а с самоанализом, наконец, примириться окончательно. Результаты этого анализа неутешительны: он обречён страдать. Он любит её как сумасшедший: каждый пальчик её любит, каждый вдох-выдох, каждый жест и каждый изгиб безукоризненно слепленного природой тела. Божественное совершенство она, подаренное ему волей случая.  Она - позволяет ему себя так любить. И это может закончиться в любой момент, как только ей расхочется быть им любимой. Она-то с головой ладит, Славку обожанием не балует. Имеет право: он- обыкновенный, хоть и не криво скроенный…

  Обещал же себе (божедурье дубовое,* бабкина характеристика): хва психовать. Легко сказать хва при такой перспективе. Когда совершенство ТАК на него смотрит, будто не видя – он и впрямь божедурье* во весь рост. Хочется схватить её за любимые плечики, встряхнуть и прохрипеть: -Эй, детка, это ж я, вспомни меня. Не уходи: я умру без тебя, ты знаешь…

  Было. Хрипел. Она хлопала ресницами удивленно, хмыкала и прижималась щекой к его плечу: -Не умирай, Славка, пожалуйста…
И он начинал успокаивать колотящееся нервно сердце: жизнь продолжается. Она всё еще его.


  Кто бы ему тогда, в двадцать пять, сказал, что с ним подобный сердечный замес случится – поржал бы: такая чума? с ним? – никогда…  Никогда не говори никогда.

  Они с пацанами выбрались на Березовое озеро отдохнуть: песочек, чистая водичка для брасса, шашлык под тентом местной кафешки, пивко только без градусов (все за рулем).
Друзья взялись выяснять, кто дурак (как без картишек выяснишь?), а он пошёл прогуляться бережком: от ржаки тоже устаешь – захотелось тишины.  Главное – отойти от цивилизованного пляжа: тишина гарантирована. В кронах берез, растущих вдоль крутенького бережка – птички солируют на все лады, поглубже в рощу – кукушка как заведенная свои две ноты нанизывает на солнечные лучи. Вода приятно ласкает ступни ног… Хорошо!
 
  Славка не хотел возвращаться, повернул за озерной кривой, окончательно скрывающей от глаз цивилизацию… и замер: вдали навстречу шла обнаженная от слова "совсем"  статуэтка из коллекции Лио Ли Лонг. Точеная фигурка в лучах солнца. Только не бронзовая (еще не успела, видать, забронзоветь), а мраморная, похоже. Статуэтка шла тоже по кромке воды, легонько  вороша прозрачную озерную гладь ножками, повернувшись лицом к  линии горизонта. Он машинально глянул на перетекающую сероватую голубизну воды в яркую васильковую синеву неба, но тут же вернулся взглядом к удивительной обнаженной диве: она была восхитительна в своем неторопливом шествии по воде.
 
  Славка стоял истуканом,  любуясь и изумляясь: во дает! Ни грамма смущения: видит же его боковым хотя бы зрением (не может не видеть)! Ну, коль так – и он не из стеснительных. И Славка медленно пошел навстречу чуду, ни о чем «таком» не думая, а визуально наслаждаясь моментом. Парни взвоют, что пропустили… 

   
  Они сближались, рядом – никого, только натур-природа. Славка бы не пялился нагло, чес слово (видит разных голых периодически), но статуэтка шаг не сбавляла, беспокойства не высказывала, на помощь звать, вроде, не собиралась  – и он решил рассмотреть её поближе… 
Ха! Вблизи оказалось, что голая статуэтка… одета. На ней - купальник  практически сливающийся с молочно-мраморной белизной кожи. 
Вот так. Подтяни челюсть, лошарик.

  Статуэтка в секси-купальнике  «на встречке» шагнула в воду поглубже, избегая лобового столкновения. Он одновременно с ней сделал так же, уступая «дорогу» в нарушение правил.
Ес-но, столкнулись (почти: лёгкое касание). И (опять одновременно) рассмеялись. Как было не рассмеяться?..
Как было не познакомиться?..
Как было не влюбиться?!...
Славка влюбился.


  Он звал её Каринка: так она представилась тогда. И ему очень вкусно было выговаривать её имя, рифмуя с «мандаринка». Ей, её большим карим глазам с кошачьим продолговатым разрезом (такой миндалевидным называется), её рыжеватой каштановости чуть вьющихся волос до плеч, её прелестным округлым плечикам – всему её точёному образу - шло это имя. И спокойному улыбчивому голосу, говорившему «Не умирай, пожалуйста», тоже шло. Один нюанс: он так боялся, что наступит момент, когда его Мандаринку будет звать своей кто-то другой… что терял рассудок. Контроль над собой терял. Заболевал душой. Прямо чувствовал, как внутри его души горит выжигающая разум боль от неминуемой утраты.

  И начинал, как мог, искать доказательства обратного (он нужен любимой!). Начинал «вредничать». Придираться. Не соглашаться. Упрямиться. Дерзить на грани грубости. Всё для того, чтобы его девочка ему «подчинилась». Посмотрела  укоряюще-обиженно, а не спокойно, как удав на кролика.  Сказала:-Хорош бузить, Славка: ты- мой вредина, я – твоя, да? Обнимашки? Мир? Как скажешь – так и будет…

  Сегодня Каринка проворчала только «Как скажешь». И отвела взгляд. А он, ошпаренный предчувствием (-Неужели это всё?!), выскочил на улицу под сентябрьский ливень, не прихватив ни куртку, ни зонт. Он просто испугался, что ощущение  надвигающейся катастрофы взорвется в нём мегатонной болью, выплеснув реки слёз из глаз, а он сам станет окончательно жалок, вымаливая слова любви или хотя бы отсрочку от казни…

  Нога споткнулась о какой-то камень, утопленный в луже (да и без лужи Славка его бы не заметил: чего теперь-то смотреть под ноги, когда бездна разверзается?!). Споткнулась нога – и машинально запузырила каменюку в стену ближнего дома. Камень глухо шмякнул в валявшуюся возле крыльца  мокрую коробку, коробка неожиданно звонко тявкнула, отлетев… и Славка увидел испуганного щеня. Мокрого. Несчастного. Брошенного. Похожего на Славку сейчас (и его, Славку, вот-вот бросят). Месяца два бедолаге от силы…

  Славка подхватил найденыша на руки (-Тихо, друг, не боись)… и зашагал домой, ускоряя шаги: это шанс. Каринка от пёсек тащится больше, чем от показов мод. Давно выпрашивает «хотя бы пуделя». Пока он не соглашался (повод почувствовать себя значимым). Теперь согласится: -Это тебе, роднуля. Порода дворберман. Хотя похож щень на овчара.

  Найденыш (Найда, ибо это девочка) -  знак свыше. Отличный божий намёк начать по-новой строить отношения. Он больше не будет «пинать судьбу». Пусть судьба и Мандаринка своим умом Славкиной жизнью рулят. Если долго заглядывать в бездну… И вообще, у «любви есть только да или нет»*. Пока у них с Мандаринкой есть да (тормознув «на хрупкой грани страшной тьмы и безрассудства», Славка надеется, что есть)…

*

  Найда выросла «почти человеком» (овчарка - не левретка какая). Рыжая морда такая умнющая: прям лицо, а не морда. Славку понимала и по взгляду, и по шевелению пальца, и даже по вздоху. Обожала Найда Славку. А Мандаринку любила уважительно. Как часть Славкиной жизни. Надежная Найда защитница семьи из двух человек. Жаль, деток Славке Бог не дал (Карина вот верит, что пока не дал). Найда была бы не прочь понянчить детку. Никому бы в обиду не дала (она не соседская болонка,  прячущаяся за хозяйку, поджав хвост)…

*

  Славка за десяток лет супружеской жизни постепенно обрел уверенность, что и его любят, почти на сто (ну, на 97% где-то, если честно). Взаимность волнует ему сердечко ничуть не слабее, чем «в дни далекой юности». Даже привносит новые нежные краски в Славкино виденье счастья. Иногда он сам на себя удивляется: это ж надо было ТАК влюбиться в жену, что и за десять лет, все ямочки и впадинки узнав досконально, не надоело ему  любоваться ей. Как друзья до женитьбы «резюмировали», ключик к замочку подошел у Славки.
 
  Вообще у него не жизнь, а песня (бывает такая и у тех, кому медведь на ухо наступил). И на работе - путём (Славка мебель по  инд.заказам делает в ООО); и у Мандаринки в медцентре тоже всё срослось: высшую категорию дали как врачу-реаниматологу. Порой опять накатывает на Славку мандраж: вдруг да рухнет его счастливая жизнь? Но это проходит быстро: жена чмокнет в щеку (-Мой вредина!), Найда ляжет возле ног, преданно глядя на хозяина: не гневи судьбу, старичок,  живи да радуйся.


  Не получилось в 23-м у Славки жизни просто радоваться: один кореш под Бахмутом погиб, другой - под Константиновкой… Не к месту вспомнил ту их беззлобную забаву в подкидного на пляже: кто дурак? Третий уже, Виталя, засобирался на спец-войну.
Интересное кино получается: он, Славка, вне игры опять? По жизни - легким  шагом? Или это он - дурак, что вне игры в войну? Дурак, потому как трусоват: боится счастья своего лишиться?

  «Наполовину вы правы. Но речь о другой половине»: не трусоват Славка. Туповат – это пусть. Мог бы и раньше понять, что раздербанят Россию – и его счастье рухнет под обломками. Вместе с Мандаринкой, Найдой,  друзьями, любимым делом  и прочими  составляющими. Перечисление средств на нужды воюющим пацанам теперь уже не считается платой за мир (у Славки не считается: других он переубеждать не собирается).
 
  Славка решился (впервые в жизни!) оставить свою обожаемую женщину без себя. Чему, как говорится, быть. Найда присмотрит. Так и сказал, прощаясь: -Присмотри за Мандаринкой, Найда. Береги её…
Славка видел: Найда его слышит. Славка видел: Найде плохо, любимый человек её бросает...

*

 Карина заплакала (теперь она часто плачет): Найда опять принесла ей к креслу Славкины тапки… И убрать их с прежнего места в прихожей у Карины рука не поднимается: так есть надежда, что вернется муж. Полгода уже никаких известий…
-Найда, прекрати,.. неси обратно...
Найда потащила тапки в прихожую, умудрившись обе прихватить зубами. Вместо тапок принесла поводок: пошли гулять, хозяйка. Правильно: надо гулять, особенно на восьмом месяце. А плакать не надо – надо верить.

 Карина напялина свободный комбез, накинула жакет (ветер сегодня хулиганит, хоть и летний). Сынок родится в начале августа, к возвращению Славки домой (контракт в августе закончится)…
Карина Игоревна старается ждать без истерик. И мужа, и родов (ближе к сорока роды тоже проблема). На работу ходит по графику. Родителей и своих, и Славкиных принимает «у себя». Когда приходят чаевничать, о Славике только позитив и с верой: жив. Когда за дверь – плачут. Все. Потихоньку…

  Карина раньше думать не думала, что без Славки мир непрочен, как песчаный домик: только крышу поправишь – стены сыплются. Её от глубокой истеричной депрессии лечат только беременность… и Найда. Ни родные, ни коллеги, ни подружки тут помочь не могут. Родные сами за неё, как за спасательный круг цепляются в отчаянье. Приходится излучать веру и надежду. Любовь же ножками живот будущей мамки бутузит активно…

*
  Годовалый Вячеслав Вячеславович на четыре точки вставать не любит: как занял вертикальное положение у стенки – так и пошел. Скоро глаз да глаз: побежит малец – только лови. Славкины родители ни в какую не хотят Каринкиным родного внучка передавать, выторговывают один денек за другим. Это ж счастье, а не ребенок! Вылитый Славка, только глаза не серые. Каринка – молодец, не стала рисковать: кесарево сделала. Вот и родила крепыша-малыша. Красу свою не пожалела. Для Славы она любая была бы лучше всех… Авось, еще будет: найдется сын живым…

  Карину Славкины родители не ругают, что отпустила на СВО: попробуй такого божедурня-Славку удержать. Ругают, что сама в Донецк уехала. Не смогла больше терпеть безвестность. Решила, что ближе к СВО быстрее выяснит правду. Славик-то из Донецка отправился на передний край… А может, решила тоже, как сын, свою лепту в будущую победу над фашистами внести. Карина скрытная, лишнего не скажет, душу  не вывернет. Если только с Найдой откровенничает, да Найду не расспросишь, особенно сбежавшую.


  Искали Найду. Столбы фотографиями увешали, Объявления в газеты дали, интернет взбаламутили. Кто бы знал, что она поводок выдернет у бабы Тани! Всегда такая послушная была. Обиделась на бабу Таню, что к внуку не подпускает? А зачем разрешать собаке свой нос в коляску к ребенку совать: инфекцию какую занести?
  О пропаже Карине пока не говорим, вдруг найдется? Карина не железная, чтоб за собаку-беглянку еще душой болеть!...


  Пописавший в памперс Вячеслав Вячеславович сказал «Ба». Дед возле внучка засуетился радостно, закричал в кухню : -Бабка, бросай стряпню, рули сюда: внук зовет!

*

   -Карине, мамке твоей, вручили Орден Мужества... Посмертно... Больничку бомбили, а она спасала бойцов. Раненая тоже... саму-то не смогли спасти, не успели...Горе горькое, а жить надо... - дед Егор молча гладит внуку рыжеватую голову: одно только и радует деда Егора теперь – возможность обнимать внука. Славик не очень любит, когда его тискают, но терпит: жалко ему своих дедов-бабок. Интуитивно чувствует, что он – та соломинка, за которую их слабеющие руки кое-как держатся в этой жизни. Дети и в годик умеют важное чувствовать.

  Виталик, когда навестить заходит стариков, сдерживает вздохи: родители Карины разом усохли, точно деревья с мертвыми корнями: вроде и ствол еще держит ветви, и листья не все пожухли преждевременно – а пахнет тленом.  Кто-то скажет: семьдесят – не старость, нечего про тлен. Не старость, если беда по тебе не проехалась танком. По Виталику тоже проехалась: столько крови из него вытекло, что замучалась докторица донорскую вливать. Но проехалась не насмерть: спасибо за это.
 
  Виталик стал букой. Дочь, если на каникулах приедет из веселой столицы, сердится на батю «под градусом» (-Фу, вонизм от тебя: не целуй). Жена за бутылку грозится разводом по-настоящему, а не просто «разбежались по разным комнатам».
Виталик их понимает. И себя понимает: у него поминки. По фронтовым товарищам, которых надо поименно. Имеет право. Он всё еще с ними. Отпустят когда – завяжет с водярой. Запросто. Пока так. А развод – это не смертельно, дорогая. Не такое проходили…

  Сегодня Виталик плакал. На могилке у Карины непрошенные слезы мазал по щекам: такая короткая жизнь, бля!.. Такая у «статуэтки» жизнь короткая оказалась!.. Ладно, мужики свою кладут за Родину: любую жизнь жалко до слез, - но Каринка! Дитё родила-таки – живи! Нет: рванула раненых спасать, еп… Не упрек: СОЖАЛЕНИЕ!!! Как Славка её обожал: хоть роман про них пиши!.. Красивая была...
Виталик покосился на розы, что принес к памятнику: Карина любила розы, по всей квартире расставляла по одной, по три в вазу... Славка ей приносил постоянно: обыденно так ходил в цветочный, как он,Виталик, в булочную ходит...
 
  Выпил за упокой души Прекрасной Карины. Выпил за Славку, хоть и непонятно: за здравие или за упокой. Отдал честь выгравированному на памятнике портрету красавицы Карины Егоровны Д-ой. Сунул недопитую бутылку и стакан в рюкзак, надел его на привычно ноющую посеченную осколками спину (и броник не спас), повернул к выходу от могилки… и обалдел. Аж присесть захотелось: ноги ослабли. 
На дорожке близенько стоял инвалид в камуфляже, опирающийся на костыли, а рядом… Рядом – овчарка!
Виталик онемел. И опять заплакал невольно (не водка ж побежала из глаз?)...

P.S.
Славка:
...Долго рассказывать, Вит: плен – это...
Уперся взглядом весом с тонну (какие слова объяснят?!)
 
/Потом, дома, он выдаст другу инфу малыми дозами. И про то, что не сдался бы, если б при минометном сознание не потерял, а рядом свои все 200.
Хохолям вот пригодился полумертвым. Даже "полечили", отпилив кусок ноги. -Тоби  немае в живых, москаль -стебались, балдея от зрады и горилки, -а значит, москаль, ты наша подопытная недобитая русня...
  Он терпел: если тебе есть куда вернуться - вернись, как в одном фильме сказано. Ему есть куда, он так тогда считал: его дома ждет Мандаринка. Надо только выжить. Найдет его Родина...
 ...Спасибо, нашла.../
 
  Домой заходил? К родителям еще нет: первым делом – сюда... У ворот – Найда. Поводок отгрызла, видать: вишь огрызок на ошейнике?.. Ждала, похоже, что приду сюда, навещала...
  Бродяжничала, вишь, сучара... Просил ведь: не бросай Мандаринку... Ослушалась...
  Славка переложил костыль в левую руку, потрепал правой Найду за ухом: -Давай, морда бесстыжая, ошметки поводка отстегну: новый купим... 

*"Душа, простреленная влет душой, не помнящей обиды"- строчка стиха Н.Бошинцева

*Божедурье — очень глупый человек (старорусск.)
*Любовь не меряют (...)Есть только – да или нет. — Сергей Довлатов, «Чемодан»