ЛЫЖИ

 
   Ну, а знаете, что важнее всего для  маленького мальчика после родителей и бабушки?
      А вот и не угадали!
   Нет, не друзья в дворе и не  редко появляющееся  счастье сознания  своей полной  собственной свободы от навязанных взрослыми обязательств… а средство передвижения!
   С самого раннего детства вас окружает то, что все куда-то и откуда-то приезжают, приплывают, прилетают, затем вы про это читаете, видите по телевизору, слышите по радио, а затем  дух путешествий вместе с острой жаждой приключений захватывает каждого, кто еще только научается мечтать и понимать, как это здорово.
      Ребенок, только появившийся на свет, сначала тянется к игрушке, во сне взлетает в качалке или колыбели, затем, едва начав двигаться, упрямо ползет навстречу новым знаниям и ощущениям.
     И ведь это не отпускает нас до самой смерти. Как мы любим смотреть передачи о дальних странах, особенно если сами не можем там оказаться.
   Бегать друг за другом, прыгать с обрыва, ползать по-пластунски, играя в войну, стремглав носиться, качаться на качелях до головокружения, осваивать не такие безобидные на первый взгляд велосипеды, мопеды, мотоциклы, проехаться бы  ещё и на машине…
   Но лыжи ?  Приходит зима, и всё перечисленное отходит куда-то на второй план.
   Лыжи – вот  лекарство от скуки.

  Мои первые лыжи были маленькими и короткими, наверное, всего не более полуметра в длину. Родители говорили, что я уже стал тяжелый, и бабушке трудно возить меня на санках.
     А санки были мои лю-би-мые!
   На них можно лететь с горки, возиться, сцепив  несколько друг за дружкой  паровозиком, их можно использовать как  крепостную броню в военных  снежных баталиях, можно бежать, наконец, в урочный час навстречу папе или маме на край улицы, чтобы потом, ощутив счастье их  морозного поцелуя, прокатиться прямо до крыльца под завистливые взгляды уже выросших мальчишек.
    Только на санках  нужно было сидеть, вытряхивая снег, набившийся в валенки, иначе, перекрывая шум игры, будто с неба доносился  властный голос зорко наблюдавшей с крыльца бабушки, грозивший прекратить  веселый праздник гуляния.
     Да, и санками еще можно драться, не давая их друг другу и очень больно!
     Иногда около горки, каждый год заливаемой для нас взрослыми, появлялись мальчики постарше, они уже ходили в школу и, поэтому, наверное, уже не имели санок. Наверное, им было совсем некогда, но кататься хотелось, как и всем.
Они сначала долго стояли, переминаясь в холодных ботинках около горки, глядя как мы, в заснеженных тулупах и мокрых шароварах  с особым достоинством  и шиком раз за разом со знанием дела проносимся мимо них. Потом  кто-то из старших не выдерживает и просит: Дай прокатиться! Хоть разик, хоть разочек?
   Хозяин санок сопит, втягивая воздух разгоряченным  носом, и, подтянув штаны или поправив  варежки  деловито отвечает :
 - Ща! Еще разок проедусь, а потом дам!
Прокатившись раза три мимо ожидающего, наконец, уступает почетное право владения скоростным снарядом, и счастливчик несется к горке, «вспомнить детство», а пацанчик сопит дальше, оттряхивая снег и бурчит что-то вроде:
 - И кататься - то он не умеет...
 А уж если старший падал, то хохот среди дошколят стоял такой, что иногда и бабушка выглядывала с крыльца.
    Настоящим горем  было, если появлялись  большие мальчишки с другой улицы, эти молча отнимали у нас санки и катались, сколько хотели, пока не появлялся кто-то из взрослых, чтобы восстановить справедливость. Но ходить  специально к бабушке или за родителями жаловаться никому и в голову не придёт. Но взрослые днем обычно бывают на работе,  и как-то раз пришедшие, покатавшись, насовсем увели с собой санки. Поднялся рёв обиженного.  Вечером его родители ходили разбираться на соседнюю улицу и принесли другие санки. Старые оказались разбитыми. Больше к нам чужие зимой не приходили.
    Но лыжи!!!
   Прокатиться на лыжах с   нашей крутой горки считалось поступком. Представьте себя стоящим на высоченной  обледеневшей горке метра в два-три, наблюдая  внизу толпу  менее смелых приятелей, ожидающих твоего падения. И обиднее страха падения то, что будут смеяться, если не удержишься на ногах.
   А ведь лыжи еще нужно надеть, стоя на маленькой площадочке наверху, потому как в них наверх не добраться, кругом лед. Балансируете на одной ноге, затем переносите вес своего маленького тельца на другую, цепляете вторую лыжу, и, если не удержитесь, кубарем летите вниз с обратной стороны горки. Это - удел почти каждого начинающего «горного» лыжника.
   И вот, примерно с пятой попытки, уловив равновесие и преодолев смущение от неудач, мне всё же удается вывалиться на горку с правильной стороны и под  хохот друзей-товарищей, потому что полусогнутые мои ноги смешно разъехались,  грохнуться почти плашмя носом о лед горки. Пока я еду вниз, если это можно назвать поездкой, веселье не утихает. Но, поднимаясь и  отряхиваясь, понимаю, что  меня уже уважают.
   Когда я пошел в школу и подрос, папа сказал, что мне пора купить настоящие лыжи. Это были  синие лыжи Кирово-Чепецкой фабрики с красной эмблемой в виде лыжника. Лыжи были мне ещё велики, но всё, как я уже говорил, покупалось на вырост.
    Эти лыжи ни в какое сравнение не шли с моими первыми, коротенькими. И я ,надев их, скользил почти на одном месте, не понимая, как на них вообще-то можно двигаться. Тем более, мне захотелось прокатиться, заодно и показав всем, какие они у меня  новые и красивые. Но было начало зимы, горку у нас ещё не заливали, лишь недавно выпал снег, да и на улице никого не оказалось. Знакомые мои, то ли делали уроки после обеда, то ли занимались  другими своими важными делами, но улица была пуста.
    Но мне же приспичило прокатиться, и именно с горки, а где ее взять?
    Неумело пройдя на новых лыжах два дома до конца нашей улицы, я подошел к дороге. За ней виднелись какие-то  невысокие бугры, прикрытые снегом.
- Вот тут я и опробую  лыжи -  подумалось мне.
   Я дождался, когда по дороге проехали машины и осторожно прочапал, громко стуча лыжами об асфальт на другую сторону. Здесь действительно были какие-то небольшие горки, расположенные  очень близко друг от друга.
   Это  было неудобно, потому что лыжи были длиннее расстояния между горками, но я, подпирая себя, такими же новыми как и лыжи  блестящими палками, взобрался на крайнюю.
   Подо мной что-то предательски заскрипело, снег обнажился и я увидел, что стою на песке, а вокруг  очень немного снега, сползающего вниз из под лыж. Но стоять так долго я не мог, потому что надо было держать равновесие, да и всё равно потом надо было отсюда куда-нибудь уходить ,не стоять же мне так все время. Я решил съехать вниз. Слегка оттолкнувшись палками, я сделал движение и… упал лицом вниз. Лыжи, стоящие на песке не поехали, а я, пристегнутый к ним новым железным креплением, как деревянный, завалился на бок, тут же почти сломав край носа левой лыжи и больно ударившись обо что-то коленом.
   Обидно? Конечно!
   Поднявшись, я почувствовал, что ноге очень тепло и посмотрел на колено. Шаровары были порваны, изнутри на них проступало какое-то пятно. Посмотрев в дырку ,я увидел, что по бледной  моей ноге течет темно-красная кровь и очень испугался. Было больно, от вида крови меня противно мутило и я подумал, что сейчас, вот здесь, недалеко от дома, я истеку кровью и меня никто даже и не спасёт, потому что машины едут мимо и им дела нет до маленького мальчика, а  бабушка не знает, в какую сторону и куда я пошел, да и родители на работе.
    При падении варежки у меня слетели, палки погнулись, руки стали мерзнуть. Я стоял в неудобном положении между едва прикрытыми снегом грудами строительного мусора, привезенного за дорогу недавно самосвалами, понимая, что остался совсем один.
   Мне стало жалко бабушку, которой потом покажут место, где меня нашли, а она будет плакать всю жизнь, что это было совсем рядом с домом, но она не смогла найти меня.
   А кровь всё шла, шаровары набухли и тянули вниз, хотелось присесть и никуда не двигаться, да и руки мои мерзли. Смеркалось.
 И вдруг почему-то  мне стало интересно, отчего я погиб. Я вспомнил жюльверновского  капитана Гаттераса и  других его персонажей и понял, что как исследователь, я должен это узнать. Присев, а это оказалось непросто потому, что  коленка ныла и болела, я стал  пристально осматривать пространство перед собой и нашел!
     Кривой загнутый конец железной ржавой  оплетки от продуктового ящика качался прямо передо мной, выглядывая из-под снега, словно змея. Я надел варежки и попытался вытащить его из земли. Это не удалось, железка сидела крепко.
  - Ну, вот,- подумалось мне,- даже и не расскажешь никому, вернее, никто и не поверит, что это она стала причиной моей смерти. Тогда надо добираться до дома самому!
Главное, выбраться до дороги, там уж кто-нибудь увидит и меня спасут. От бугров до дороги  было  метров пятнадцать. Гигантское расстояние!
      Я тихонько стал на ногу, и , как ни странно, ощутил, что стоять можно было почти без боли. Вся боль была в коленке, а наступать, тем более без лыж было хорошо и удобно.
    Лыжи бросить? Нет. В экспедициях лыжи не бросают, на них идут к Северному полюсу и обратно, а без них можно погибнуть. Тем более, лыжи подарил папа, и он не обрадуется, если я их потеряю. Руки замерзли, быть может палки бросить, а потом кто-нибудь придет и заберет? Нет, их заберут ещё раньше, пока придут с работы родители. Вон, из грузовика, вставшего на переезде, какой-то дядька всё смотрит на меня подозрительно, я уйду, а он сразу как выскочит!  Заберет палки, такие новые и хорошие, и отвезет их домой в подарок для своего мальчика.
    Я  добрался по буграм до дороги, перешел ее, волоча за собой  треснутые лыжи и погнутые палки. Боль поутихла, но я чувствовал, как кровь продолжает стекать по ноге вниз. У меня даже высохли слезы жалости к  бабушке, выступившие в первый момент.               
    Улица была пустынна.
    Никто ничего не заметил. Всё, происшедшее со мной, оказывается,  никому не нужно, и никто не узнает, что случилось. Я подошел к крыльцу, положил лыжи и палки  и оттянув резинку шаровар, осмотрел  коленку. Железяка оторвала от нее кусок величиной с мой большой палец. Кусок не оторвался, а висел «на липочке» и из-под него всё ещё текла кровь. Я взялся за ручку двери и неожиданно зарыдал в голос. Бабушка выбежала и даже не стала меня ругать. Она промывала рану  марганцовкой и шептала что-то про заражение крови от ржавой железки, но всё обошлось.
   Коленку завязали и через две недели она совсем не болела.
 А зарыдал я от того, мне стало жалко, что я  не умер, и никто не будет плакать, а будут только ругать, зачем я пошёл  кататься на эти бугры.
    Ну, а лыжи  после этого я полюбил еще больше и стал ходил на них в  наш  лес . Зачем? Сейчас расскажу…

(из книги "Недетские рассказы")