Мемории. Дядя Юра

Дядя Юра был старше моей мамы десятью годами. Он родился в мае 1930-го. Отец его, мой дед, работал тогда слесарем и был парторгом в мастерских транспортного отдела ЦИК и ВЦИК (по-простому называвшегося «кремлевским гаражом»), которые размещались в Манеже, мать служила гравером на Трехгорке.

В детстве Юра был порядочным озорником. Бабушка вспоминала два случая, связанные с их довоенной летней жизнью в подмосковном городке Верея у ее тетки Екатерины, служившей тогда просфорницей в Церкви Константина и Елены. Как-то бабушка с теткой напекли огромное количество просвирок и оставили их остывать. Малолетний Юра оторвал ото всех хлебцев верхние, украшенные крестами части, и устроил на полу сражение, в котором «шляпки» выступали на одной стороне, а «ножки» на другой. От жестокой кары его спасло только то, что женщинам пришлось в срочном порядке выпекать новую партию просфор.

В другой раз он пробил в консервной банке гвоздем дырки, прикрепил к ней в виде рукоятки длинную веревку, насыпал внутрь пыли, укутался в одеяло и расхаживал по дороге у церкви (жили они тогда в доме напротив), размахивая пылящим прибором и распевая куплет собственного сочинения: «Поп кадит кадилою, сам глядит на Катю милую!» Номер имел огромный успех у всех видевших его, кроме бабы Кати. Вообще, он всю жизнь любил пошутить, хотя порой шутки его бывали довольно злыми…

Во время войны дядя Юра был со школой эвакуации. После школы по настоянию отца, посчитавшего, что военная служба приведет в ум вконец разболтавшегося без родительского присмотра первенца, поступил в Житомирское Краснознаменное зенитно-артиллерийское училище.

Помню его рассказ о том, как во время учебы, в самом начале 1950-х, курс был отправлен «в лагеря» на Западную Украину. Жили в палатках. По просьбе председателя колхоза курсанты помогали местным в уборке урожая. В благодарность те приносили еду, молоко, под вечер пытались угощать пришлых помощников самогоном, но это было пресечено офицерами. Оказалось, что доброжелатели предупредил начальство о возможном ночном нападении еще остававшихся в тех местах «бандеровцев». Нападение действительно произошло, кто-то начал резать ножами брезент палаток, но курсанты были начеку и открыли огонь. Утром среди убитых обнаружили немало молодых ребят, с которыми накануне работали в поле. Они были вооружены ножами и обрезами.

Дядя Юра обладал абсолютным слухом, великолепно играл на аккордеоне, семиструнной гитаре, мандолине, прекрасно пел. На моей памяти во время посиделок у нас дома мамины коллеги часто и много пели под гитару, дядька на таких праздниках бывал редко, инструмент в руки брал еще реже, но если все же брал, его «музыкальные номера» качественно отличались от привычных: вместо хриплого напора — точный, выразительный рисунок песни, голос неглубокий, но хорошо поставленный, вместо трех (ладно, пусть, шести) аккордов — мастерское владение семиструнной…

Еще во время учебы дядя Юра постоянно участвовал в концертах и сопутствующих им банкетах с высшими чинами, и в результате пристрастился к спиртному — отказывать подгулявшему начальству, приглашавшему чокнуться, не полагалось. В итоге он дослужился только до капитана. А потом произошел инцидент со стрельбой во время его дежурства по воинской части — солдаты перепились и начали палить в воздух, случайно ранив штатского. Дядьки в это время на месте не было — он, как оказалось, переложив на кого-то свои обязанности, отправился к знакомой барышне. Дядя Юра был уволен из армии, в дальнейшем работал инженером на военных заводах.

В семье рассказывали, что усилия, затраченные дедом (тогда он уже был направлен по партийной линии в органы охраны правопорядка) на спасение сына от военного суда, стоили ему многих седых волос. А дяде Юре — нескольких лет строгого отлучения от родительского дома.

В пожилом возрасте дядя Юра вынужден был отказаться от привычки к спиртному, так же, как и от курения — по настоянию второй жены и в силу проблем со здоровьем. Впрочем, подтолкнуло его к трезвости стремительное увольнение с работы по подозрению в злоупотреблении алкоголем, случившееся в разгар горбачевской борьбы с пьянством.

Подобно своему отцу, был он мастером на все руки. И в отличие от отца любил животных: выйдя на пенсию, он завел, наконец, котов и собаку.

В детстве я очень радовался, когда он приходил к нам в гости, любил и гостить у него — с ним было весело, и ему наше общение явно доставляло удовольствие. Но так было только пока я был ребенком, когда же повзрослел, дядьке перестало быть со мной интересно.

Был он по натуре человеком неуравновешенным и легко переходил от задорной веселости к тяжелой мрачности и грубости по отношению к окружающим. Такими же неровными были его отношения с сестрой Верой, моей мамой, — еще вернувшись из эвакуации, он страшно ревновал родителей к ней, поколачивал сестру, устраивал недобрые каверзы. Впрочем, немного подросшая Вера как-то жестоко отомстила ему. Это было в отсутствие родителей. Внешняя, выходящая в комнату, балконная дверь была открыта, а внутренняя заперта, Юрий стоял, прислонившись к ней, и дразнил сестру. Разобиженная Вера резко захлопнула внешнюю дверь и повернула, повиснув на ней, тугую ручку. Ручка замка была действительно довольно тугая, я сам это помню, и открыть дверь Вере сил уже не хватило. Плотно зажатый между дверями Юрий не мог ни двинуться, ни открыть вторую дверь, чтобы выскользнуть на балкон. Вскоре он начал задыхаться. На его счастье из магазина вернулась мать.

Позднее они с мамой какое-то время почти дружили, иногда ссорились, а после смерти отца и матери разругались окончательно и уже не помирились до ухода мамы из жизни. За день до ее похорон дядя Юра сам позвонил мне и сказал, что придет. На поминках он плакал.

Кареглазый брюнет с роскошным чубом, да к тому же певец-музыкант, в молодости он пользовался большим успехом у противоположного пола. Был дважды женат. Первая жена его Зинаида была официанткой, работала в ресторане «Арагви». Судя по бабушкиным дневникам, семейная жизнь их была непростой и обоюдно бурной. В сентябре 1956 года у них родился сын, названный Александром, с которым после развода в начале 1970-х с его матерью Юрий не общался, а, вернее сказать, Сашка с ним — он не мог простить отцу ухода из семьи (Саша Лапин умер в 2020-м). Со второй женой, Анной, дядя познакомился на службе, она была старше его, у нее были взрослые дочери. Энергичная кубанская казачка сумела угомонить и полностью подчинила себе дядю Юру.

После смерти Анны в конце 1990-х он жил один, перенес инсульт. За ним присматривали дочери жены. Я был последним с кем он согласился поговорить незадолго до смерти осенью 2000-го. Похоронили дядю Юру на Ваганьковском кладбище в одной могиле с отцом.