Казвин

Я приехал в Казвин в полдень, когда город дрожал в мареве жары. Песочные стены домов, раскалённый асфальт, воздух, густой как щербет — всё сливалось в одно выгоревшее полотно. Оставив машину в тени кварталов, я направился в пешеходную часть Сабзе Майдан, прогуливаясь по которой вдруг осознал, почему персы считают зелёный цвет символом жизни.

Площадь встретила меня шёпотом листьев. Старые чинары, посаженные видимо ещё при шахе Тахмаспе, раскинули ветви над плитами дорожек, будто зонты. Их стволы — толстые, с корой, покрытой узорами, напоминающими старинные персидские миниатюры — хранят память о том самом сне, когда пророк Хизр велел сделать это место зелёным. Местные говорят, если прижаться к коре ухом, можно услышать, как под землёй течёт вода — тот самый арык, что нашли рабочие пять веков назад.

Сидя на лавочке, я вдруг понял: здесь пахнет иначе. Не жареным нутом и пылью, а влажной землёй и молодой травой. Ветер шевелил листья, и на плитах танцевали солнечные зайчики — будто площадь подмигивала мне, знающая какой-то секрет.

Под деревьями кипела жизнь, неспешная и обманчиво простая. Лоток с соленьями сверкал на солнце, как коробка персидских сладостей. В прозрачных блюдах переливались яркие фрукты и овощи — алые перцы, золотистая морковь, фиолетовые сливы. Рассол блестел, словно сироп, обманывая взгляд сладким видом, хотя на самом деле прятал в себе остроту и кислинку. Рядом, на стержне, темнела вареная свекла, очищенная и политая своим же рубиновым соком. Её сладковатый запах непривычно сочетался с резким ароматом маринадов, создавая неповторимый букет этой восточной закусочной. Продавец лениво отгонял мух пучком базилика, а соленья, манящие и обманчивые, продолжали искриться на солнце, будто драгоценные камни в лавке ювелира.

Старик с чётками рассказывал, что его дед поливал эти деревья, и если перестать, город задохнётся. Его пальцы стирали пыль с мозаичного панно, где розовые плитки переплетались с бирюзовыми узорами. Лошади в лентах, запряжённые в брички, лениво жевали траву — их заплетённые гривы делали их похожими на участников древнего карнавала.

Я купил порцию свёклы, нарезанную кубиками и посыпанную чем-то терпким. Сок лип к пальцам, оставляя розовые следы. В городе, где зелень редкость, даже такой незатейливый десерт казался подарком.

В Иране зелёный это не просто цвет исламского флага. Это цвет выживания. В Казвине это понимаешь сразу: здесь каждый росток это победа. Деревья на площади не украшение. Они доказательство, что даже под палящим солнцем можно создать тень. Что сон шаха Тахмаспа был не про мистику, а про простую истину: где зелень, там люди останавливаются, селятся, живут.

Я уходил с площади, когда солнце клонилось к закату. Последний луч упал на мозаику кусочки которой вспыхнули изумрудом, бирюзой, золотом. И я подумал: может, пророк Хизр и не снился шаху. Может, это была просто хорошая идея — посадить деревья там, где должен вырасти город. Но в Казвине верят в чудеса, и эта зеленая площадь лучшее тому подтверждение.

С творческим вдохновением, Ваш Сергей Бурыкин