Высоцкий

    Его голос я  услышал из  какого-то раскрытого окна, слоняясь вечером  по окрестным кустам вокруг  дома.
 Простуженный голос обстоятельно рассказывал про « неё» и про «того, кто с нею раньше был». На дворе стояло лето 1968 года.
Мы с Кошей и Гешей, двумя моими закадычными друзьями (оба, к несчастью, уже так рано покинули наш завистливый и  неправедный мир), гоняли по округе по делу и безделью вечерами и всё чаще и чаще слышали этот  хриплый, но одновременно и такой доверительно-домашний голос. Я постоял под этими окнами и дослушал до конца.   И я вспомнил.  Я слышал его ещё раньше…
      Моя мама увлекалась радиолюбительством. Она занималась в ДОСААФ и  дома  под её кроватью стояла «рация», почти шпионская, как показывали в редких авантюрных западных фильмах того времени.
 К ней прилагались большие чёрные наушники, в радиостанции было несколько освещённых шкал, которые я сначала просто любил крутить, потому что внутри ,если покрутишь, вылезали всякие интересные символы и разные циферки,  в наушниках иногда играла музыка,  слышались разные «не наши - импортные» голоса (так говорила бабушка), которые нельзя было понять, и почти всегда быстро-быстро строчились всякие «точки-тире», как объясняла мне мама.
   Мама, оказывается, «переписывалась» по этой рации почти со всем миром. Ей часто приходили  разноцветные открытки, обычно с видом какого-нибудь города или парка с экзотическими растениями, иногда могли прислать собачку, котёнка, слона или какое-нибудь любое другое животное  вполне могло украшать присланную открытку. Сверху ставился  чернильный  штамп, кажется, УА3 5-25, что-то в этом роде.
    Мама говорила, что это её  позывной. Сзади открытки я ничего уже не мог разобрать, хотя дедушка рано научил меня читать, но все буквы были незнакомыми, кроме одного случая, когда мама сказала, что открытка  из Болгарии.
   Самое заветное в открытках для меня были марки…
   Мы с мамой уединялись  в мансарде, просили у бабушки блюдечко  горячей воды из  чайника, и, затаив дыхание, чтобы не повредить зубцы, отпаривали марки от открыток, слегка обмакивая  края открытки в блюдце. Иногда это не помогало и приходилось спускаться к бабушке на кухню, чтобы продолжить операцию уже под дулом кипящего чайника. Но это я мог наблюдать только издали. Наконец марки отделялись, сушились, выпрямлялись между листами чистой бумаги, и потом можно было их не спеша рассматривать, мечтая о тех дальних странах, откуда они попадали в наш дом.
   Наверное с тех пор, с  молчаливого благословения любимого деда, вроде бы случайно натолкнувшего малолетнего Сашеньку на полное собрание Жюля Верна, наверняка специально поставленное им пониже в шкафу так, чтобы можно было достать не вставая на стул, меня всю жизнь тянуло и тянет к путешествиям и приключениям, и сделало, как утверждают окружающие,  невероятно авантюрным и  лёгким на подъём.
   Так вот, когда я стал чуть старше и оставался дома один, то доставал «рацию», включал её и часами слушал то, что передавали «радиохулиганы» .
   Через нещадные «глушилки» прорывались и маты и признания всяческих «Кристофов»,
«Боссов», «Фантомасов», «Вампиров».  Как они только себя не называли. Но после «текстов» всегда шла так называемая «запрещённая» музыка, здесь можно было услышать зарубежные ансамбли, частенько «передавали» «Битлз», «Криденс», «Роллинг стоунз», а если покрутишь дальше ручку настройки и вот уже тебе, пожалуйста -  передачи «Голоса Америки из Вашингтона», «Немецкой волны», или вдруг слышалось «Говорит Иерусалим».
Я ничего тогда не понимал в политике .
   Но я вспомнил! Здесь, по «рации», я впервые и услышал голос Высоцкого  годом раньше.. Он пел про парус, который  непонятно кто и зачем порвал. Но было понятно, что ему это не нравится и он искренне переживает, что сделать уже ничего  больше нельзя и вернуть назад – тоже. И от этого его непонимания было немного страшновато.
   Но я тогда не знал, что это поёт Высоцкий, потому что «хулиганы» его не объявляли .
   Прошло около года.
Вечером я гулял один около нашего дворца культуры. Уже было довольно поздно. Обычно по пятницам я ждал маму с вечерней электрички. Она теперь работала в Москве и, уезжая в понедельник, приезжала только в пятницу. Станция, ДК и наш дом - всё располагалось поблизости.
   И вот, прохаживаясь в ожидании мамы между станцией и  выходом из ДК,  я увидел, как двери распахнулись и из полутьмы  зала вышли трое  мужчин. Один, небольшого роста, коренастый, с длинными тёмными прямыми волосами шёл чуть впереди. Они прошли совсем близко, не обращая на меня никакого внимания, и направились к станции. Скоро подошла электричка, появилась мама и направилась ко мне. После  обычных объятий и поцелуев   она остановилась рядом с афишной тумбой дворца, чтобы переменить руку с тяжёлой сумкой  и сказала с сожалением.
- Да, жалко… поздно возвращаюсь! Хороший концерт  был…
Я повернулся к тумбе и прочитал на небольшой бумажной афишке, уже тронутой непогодой, совершенно не придав тогда этому значения:
«Владимир Высоцкий. Начало в 19.00»

…………………………………………………………
Прошли годы.
Я осознал, что видел его, только много лет спустя.
(из книги "Недетские рассказы")