Василь Иваныч

    В шестой класс я шёл опять в другую школу…
    Мы с  мамой опять переехали, вернее, наконец-то окончательно переехали, закончив  череду смены частных и «дружественных» квартир, и устроились в одной комнате в трехкомнатной коммуналке на первом этаже.
    Школа была рядом. В неё можно было попасть двумя способами: официально, как всё, через главный вход с воротами, идя по улице или между домами, и - через забор около гаражей, примыкавших к школьному саду.
    Мы, ребята из шестнадцатого, опаздывая на первый урок, сходу перемахивали  этот забор, изредка ловя на себе удивленно-восхищенные взгляды владельцев авто, и, пробежав по узкой тропинке школьного сада, выходили как ни в чем не бывало из  его калитки, словно только что закончили поливку, на которую иногда нас просил прийти  наш ботаник  и зоолог Николай Иванович. И, если вас никто  благополучно не заметил, подходили к углу школы сзади, выглянув, а это было обязательно, из -за него. И если снова никого из учителей не было, то можно было  смело следовать к входной двери.
   Дело в том,  что зная замашки   любителей покурить, наш директор частенько поджидал их утром или во время большой перемены, прогуливаясь вокруг  школы и по её двору  с видимым безразличием.
Вот его-то мы и не хотели встречать. Иначе с самого утра день был бы испорчен.
     Директор появлялся так неожиданно, что многие  начинали краснеть и заикаться. Первый его вопрос: А что…здесь следовала ваша фамилия… разве у меня курит ?.
    И даже если ученик не курил, то объяснить своё пребывание за школой во внеурочное время удавалось немногим. Затем директор приходил на первый или любой урок, и в лицах  представлял классу и классной даме импровизированный спектакль, что случилось и как. Объясняться было почти бесполезно. Некоторых куривших он даже нюхал! И резюме по этому поводу было однозначным – ко мне в кабинет сейчас, а завтра -  с родителями.
    Ребята звали его обычно Васька, Кот Васька, Василь Иваныч, Чапаев, Васёк Трубачёв, да много чего было и обидного.
    Котом Васькой дети звали  его за  пронырливость и вездесущность. Как он мог обнаружить нарушителя дисциплины, когда  у него  самого были уроки? 
    Василь Иваныч, давая задание ученикам, тихонько выходил из класса и ходил по школе, заходя во все  уголки и аппендициты, залы, туалеты, всюду, где могли оказаться прогульщики, опоздавшие, не выучившие и другие нерадивые ученики, подслушивал, как идут различные уроки из коридора и, иногда резко  и неожиданно входил, почуяв напряжение или критическую ситуацию урока.
   Класс, взлетая в едином порыве, вскакивал, крышки парт хлопали, тетрадки и ручки  неизменно летели на пол, лентяи нехотя поднимали свои зады с последних парт,  щеки отличниц пунцовели,  а ведущий урок учитель замолкал на минуту. Выяснив, что «ничего
не происходит», раздав всем «по серьгам», директор, утолив своё педагогическое  самолюбие, умиротворённо удалялся.  Класс  сурово замолкал.
    За это его и не любили. Да и как за эту мелочность можно было любить умнейшего педагога, взрослого человека, гонявшего учеников по школе, несомненно, для их же блага?
    Но это я узнал про Василия Ивановича немного позднее.
   А пока я вышел из автобуса на Маяковке в 8.20 утра первого сентября шестьдесят девятого года. Перейдя улицу у светофора,  сразу можно было увидеть  невдалеке  и саму школу. Здесь, по направлению к ней уже шли, торопясь, ученики с букетами,  наряженные и  торжественные родители первоклассников. Прямо по ходу стоял какой-то прилично одетый мужчина средних лет, в шляпе  и очках, с орденской планкой на пиджаке, словно ждущий  кого - то.
 Я проследовал  было мимо него, но был остановлен  тихим   вкрадчивым голосом вослед:
 - Здравствуйте, молодой человек! А вас что, родители  ещё не научили здороваться со старшими, а?
 Я  мысленно усмехнулся, настроение моё сразу улучшилось. Интересно, что он хочет?
Я обернулся: - Да нет, учили, только почему  с вами здороваться обязательно. Я вас не знаю, а здесь, смотрите, целая улица полна людей и почти все - старше меня…
И, широко улыбнувшись неожиданному собеседнику, я  собрался пойти дальше, но он спросил: 
-  А вы в этой школе учитесь?
- Да, - ответил я , - сегодня – первый день…
- М-да, - процедил он – идите, идите… придётся познакомиться с вашим директором .
    Я пожал плечами и  проследовал к школе. Потом была линейка, на которой я не смотрел никуда, потому что первый раз  стоял с новыми друзьями и мы трещали без умолку.
  Я обнаружил, что несколько мальчиков, с которыми только что познакомился, любят то же, что и я и мы уже строили планы на конец дня, как в это время слово дали директору школы, и я увидел у микрофона своего  нового знакомого.
- Так это что, директор? - спросил я  у стоящего рядом голубятника Женьки Козлова –
- Ну да , это -  Васька, Василь Иваныч, такой вообще…- тут он поморщился,-  да сам скоро узнаешь…Ходит слух, что у нас старшеклассники на него парту бросали с крыши, но не попали…
 - А зачем?
-  А он следит за всеми, шпионит, а потом  - к родителям записки пишет или в дневник…
- Ничего себе, а я тут с ним «поговорил» около остановки…  И я рассказал своим новым друзьям, как было дело.
- Ну , все, теперь держись,  он тебя своим вниманием замучает…
    Между тем линейка кончилась и всех повели по классам. Первым уроком значилась моя любимая география. Наша классная, Антонина Ивановна, учительница русского  и литературы, наскоро рассадила нас и ушла на свой урок. Мне досталась  средняя первая парта вместе с закадычным другом на все школьные годы  Юркой Ожогиным. Мы оба, как оказалось, «болели» одним и тем же -  велосипедом, путешествиями, географией, баскетболом, затем волейболом, а став повзрослее нам  нравились одни и те же девочки, одна и та же музыка.
   Неслышно открылась дверь и появился…да-да…Василий Иванович!!!
 - Здравствуйте, садитесь! –Класс уже стоял на ногах.
- Сегодня мы с вами…а–а, здравствуйте, молодой человек…-обратился он сразу ко мне.
-Здравствуйте - смущённо ответил я.
И, заулыбавшись, довольный произведённым эффектом, директор начал рассказывать тему урока.
Но, говоря о географии, он  преображался, и мы, по крайней мере те, кто слушал урок, сразу попадали туда, куда он хотел нас перенести, в Сахару или Антарктиду, на Северный Полюс. Или вдруг озадачивал проблемами экономической географии стран без полезных ископаемых и мы понимали, как это не здорово, становясь на минутку гражданами той или иной далёкой страны.
   Он как-то умел  заинтересовать, (повторяю - тех, кто слушал его развёрнутые,  почти поэтические повествования) нас тем, чего мы не знали, но, как выяснилось, очень хотим узнать и даже побывать там, где он сам, казалось, был совсем недавно и  готов щедро и радостно делиться своими впечатлениями.
   Я очень любил географию и до него, потому что  ещё в раннем детстве  многое знал о расположении гор и городов, действующих вулканов, труднодоступных  и несудоходных рек, космических светил, но здесь, на его уроках, я понял, что  география – это то, чему стоит посвятить жизнь, что наша Земля ещё совсем-совсем не изучена.
   Мы как-то сразу нашли общий язык - это был язык географии, ему нравилось моё отношение к предмету, а я упивался новыми знаниями с его подачи.
   Иногда он вдруг «бросал» тему урока и начинал рассказывать, например, о какой-нибудь горной стране, показывая  одновременно на карте то, что шло факультативом, вне урока, говорил, например, о Гиндукуше , Паро-Памизе,  Памиро-Алае , показывая хребты на карте.
   Потом он тут же возвращался в тему, словно спохватываясь и извиняясь за то, что на него «накатили»  какие-то интересные одному ему воспоминания.   Большинство из нас совершенно не обращали на это никакого внимания, но только не я, мне было интересно всё на его уроках,  как вдруг потом, по прошествии нескольких месяцев, он начинал просить вдруг всех подряд показать  с указкой на карте эти самые  «факультативные» хребты. У доски выстраивалась хмурая длинная очередь.  А он, потирая руки и хитро улыбаясь, косился в мою сторону. Взгляд его так  и говорил:  - Ну, давай, не подведи, ты же знаешь…
 Я делал вид, что меня всё это  совершенно не касается, открывал какой-нибудь политический  атлас мира, разглядывая нарочито другую страницу, пока весь класс зарывался в учебники, в которых ничего не было по заданному вопросу, да и быть не могло!
   Наконец, он, внутренне торжествуя, подмигивал мне и говорил:  - Сидоров знает!
   Я шёл к доске, показывал, после чего полгода мог спать, есть или читать что угодно на его уроках, что строго тогда запрещалось.
   Как-то он подошёл ко мне сзади и посмотрел на книгу, которую я читал во время занятия. Книгой  оказался  Леонид Андреев. Он только покивал, переворачивая обложку  и вернул книгу. Мы с ним уважали  друг друга.
   В то же время по школе ходили слухи и сплетни ,что он пристаёт к молоденьким учительницам. Мы, особенно мальчики, были возмущены, но так как никто точно ничего не знал, не видел, да и знать - то не мог, то все это кончилось новым прозвищем - «Козел». Однако потом я узнал, что он разрешил двум учителям, которым было негде жить, проживать прямо в школе, и это было поступком в моих глазах.
   Потом, позднее, он помог открыть в нашей школе первый в стране детский кинотеатр,  и у нас даже выступал Котеночкин, автор сериала «Ну, погоди!».
    Неоднозначная была фигура.
 Почти перед выпуском оказалось ,что Василий  Иванович – уже давным-давно – «Заслуженный учитель»…
Потом, когда он уже не был директором , а вышел на пенсию, то часто приходил в школу. Ходил вокруг неё ,смотрел на всё, наверное вспоминал, как здесь всё начиналось…
   Когда я еду теперь  по работе  в самое далёкое  незнакомое место,  то всегда вспоминаю его фразу : Сидоров знает!!!
  Такие  у нас должны быть учителя…
 А в школе недавно повесили мемориальную доску в его честь…

(из книги "Недетские рассказы")