Петрович

               

     Пожалуй, каждый много может сказать хорошего о тех людях, которые стояли «у истоков», помогали нам, строили наш характер, воспитывали нас.
 Жаль только, что это поздновато понимаешь…
    Одним из таких людей оказался мой отчим.
    Он не понравился мне, особенно сначала. Когда он появился у нас - большой, солнечный и громкий, я сразу невзлюбил его. Да и за что мне было его любить. Он оказался прямой противоположностью отцу. Папа - мягкий, внимательный, скромный, вдумчивый, романтичный, а этот - просто  ураган какой-то!
   И жесткий, как неприступная стена!
   Я спросил маму, должен ли я  теперь называть его папой. Они, оказывается, вместе с отцом в детстве учились в одной школе и в одном классе.
Представляю, как папа должен его ненавидеть.
Так вот, говорю, не понравился он мне с самого начала. Хотя он был и спортивный,  это было видно по его широким плечам, крутым, налитым мускулам, короткой  боксёрской стрижке,  и все такое, но любил выпить. Когда он приезжал, вернее, прилетал к нам с мамой из Ленинграда, где работал в  Пулковском аэропорте, то  всегда на столе вдруг оказывалась бутылка водки или вина, а, быть может, шампанского, которое очень любила мама. И всегда он был весёлым после выпивки, никогда не буянил, что часто я видел и слышал от своего папы, а просто ложился спать.
    - Маме опять  везет…- подумалось мне.
 Иногда он, приезжая, начинал со мной возиться, пытаясь меня поднять, слегка задеть, толкнуть, вызывая на ответные действия, но мне не хотелось с ним играть, тем более, что мог поделать такой хиляк с крупным мужчиной, но он не унимался, пытался раззадорить меня, что обычно кончалось  очередными моими синяками и  хныканьем.
   Он часто рассказывал, что в молодости был капитаном баскетбольной и волейбольной команды, имел первый разряд по этим видам спорта и не понимал, как я вырос таким худосочным и женственным. Мама, как могла, защищала меня, но однажды он             решительно  сказал, что надо меня отдать в бокс и пора записываться в секцию.
   Уже шёл октябрь и когда мы с ним оказались в широком просторном зале нашего спорткомплекса, тренер объяснил, что приём давно окончен и в моем возрасте здесь делать  нечего, надо было начинать с восьми лет.
 - Вашему ребёнку скоро тринадцать - сказал тренер, посмотрите вокруг, вон какие малыши занимаются, пусть идёт в любую другую секцию, тем более что у меня перебор, все сюда хотят, мест нет.
   И, действительно, везде по всему залу, бегали, прыгали, разминались   около пятидесяти детей разного возраста.
Петрович оглядел зал, поведя плечами, и сказал:
- Вон, посмотрите на того, худого, высокого. Сколько ему лет?
- Четырнадцать – ответил тренер.
- Ну, вот, а нашему - тринадцать, пусть походит… посмотрите на него, его же на улице бьют, а я  не могу с ним везде ходить, а тут, у вас он хотя бы уверенности в себе наберётся…
Тренер глубоко вздохнул.
- Ну, что с вами делать, приводите на следующее занятие, посмотрим…
   Так меня записали в секцию, хотя меня ещё никто не бил.  Начались изнурительные тренировки, и я, любивший велосипед и думавший, что бег для меня не представляет труда, сильно ошибался. Бег по кругу, с постоянным изменением направления движения, бег с отягощением, бег на корточках, давались мне с большим трудом. Я ещё больше похудел. Но  перчатки мне не давали. Прошло три месяца. И вот уже в январе, придя на тренировку в надежде наконец  выйти на ринг, на свой первый  тренировочный бой, я был остановлен внизу дежурным по спорткомплексу:
- А у вас сегодня занятий не будет!
- Почему ?
- Ваш тренер умер!
- ???
   Нам, детям, никто ничего не обьяснил, тренер был совсем не старым человеком, быть может на вид ему  было лет пятьдесят. Но -  вот так!
   Нам предложили разойтись по любым другим секциям, а вот бокса уже не будет.
  Подумав немного, я оказался в баскетбольной секции.
   И вот иду я  как-то с тренировки мимо нашего магазина  и вижу, что у входа  стоит небольшая кучка мужчин. А Петрович вроде как за главного у них, и кажется, что они на бутылку соображают, только вот денег у них нет или не хватает.
   Петрович, увидев меня, сразу стал всем рассказывать, какой я замечательный, стал загибать какие-то байки про мою успеваемость в школе, что я самый лучший, и что я с мячом  дружу с детства, и что он – мой папа. Мне так неприятно  это стало. Конечно, мне все эти мужики тут же покивали  уважительно, а я  стал в сторонке и смотрю, что дальше будет, интересно мне, прав я насчёт бутылки или нет.
   Петрович увидел, что я не ухожу, стал сразу рассказывать про то, как он в Ленинграде работал, где,  как и что делал, кого видел. Рассказчик он был хороший, книг много прочитал, я видел как он их «глотает».Если  вдруг дома сидит, то всегда с книжкой на диване. Мы с ним иногда наперегонки читали, только у него времени больше, если он дома, а я, то в школе, то на тренировке, то на велосипеде гоняю  или во дворе в ножички режемся.   
   Тут  вдруг подходит к  нашим мужикам другая компания, ребята взрослые, лет  так по восемнадцать-двадцать, и что-то тихо  им предлагают. Мне не слышно. И тут мужики разом завозмущались, но опять непонятно – чему. Все расступились, молодёжь стала отходить, а Петрович, как самый главный  и говорит  так громко и вслух ,чтобы все слышали, куда надо пойти. И обидно так это всё произносит, с удовольствием…
   Молодёжь сначала отошла, мужики окружили  Петровича, одобряют, улыбаются, вроде бы как напряжение спало. И тут из группы ребят вылетает один высокий, и просто летит с разбега в Петровича с вытянутой ногой. Мужики крайние отпрянули в стороны, а Петрович не видел ничего и не успел сообразить, как кубарем покатился по асфальту. Встаёт, кровь течёт из рук и локтей, об асфальт сильно ободрался, но он сгруппировался когда падал, потому и голова цела осталась.
Длинный стоит и улыбается:
- Это - каратэ называется, будешь знать, паскуда, и запомни, здесь мы - главные…
  Петрович руки ушибленные потирает, кровь льёт, я хотел подойти и увести его домой, но он сделал мне знак короткий такой рукой «Не лезь!», и я остановился. Страшно и интересно одновременно. Петровичу длинный ногой прямо  ухо попал, я видел, и здорово попал. Петрович сто пять килограммов весит, я  то знаю. Молодёжь не уходит. Стоят, посмеиваются . Мужики не знают, что делать , жмутся ко входу в магазин, кругом никого больше. А из магазина народ  уже и выходить боится, как бы чего не вышло.
  Петрович тихонько так, неспешно, отряхивая кровь, подходит к длинному, вроде как мириться собрался.
- Да, - говорит- каратэ, говоришь, это здорово ты меня, - а сам подходит все ближе к длинному.
-Ты бы меня научил, что ли? Давай пять!
И протягивает свою ручищу навстречу.
Длинный так брезгливо тянет свою, кровь – то из Петровича всё течёт.
Тут Петрович делает движение, хватает руку длинного двумя своими и мы  все видим ,что только ноги  мелькнули в воздухе. Длинный уже на асфальте, Петрович сидит сверху, а рука у длинного неимоверно завёрнута куда-то за ухо и  он вопит:
- Пустите, дяденька, я больше не буду!
 Молодёжь припустилась  бежать за магазин, мужики засвистели  им вслед.
 -  Надо же, каратэ… подумайте, а? Ну, и что твоё каратэ? Я ж тебя не видел, когда ты прыгал, повезло тебе, понял, гад ?
И он слез с длинного, подмигнул мне и зашёл в магазин. Мужики потянулись за ним.
 Из магазина  сразу вышло множество людей, словно там  только что закончили давать дефицит. Все бурно обсуждали драку, которую все наблюдали через окна магазина. Через несколько минут показался торжествующий Петрович с «огнетушителем» - бутылкой белого «МИЦНЕ» за рубль  две, в окружении своих приосанившихся друзей.
   Петрович ещё раз подмигнул мне и сказал: - Маша-продавщица так дала, без денег, она все видела!
Я с тех пор зауважал Петровича и стал  прислушиваться ко всему, чему он хотел меня научить. Он называл это - «разные приёмчики»   И наши отношения стали теплее.
А что такое каратэ, я узнал несколько позже…

(из книги "Недетские рассказы")