Чёрная метка

«Чеченин Коля – съел суп без соли!».
Скомканный листок упал на гранитные плиты у входа в подземку. Его прибило к двери, и там он лежал, намокая в жиже, принесённой с улицы сотнями ног.

Надпись расплылась в сплошное пятно. «Че.. Коля съе…»


Махнула шваброй уборщица, сметая записку в совок с обрывком автобусного билета и шелухой от семечек.


Час пик прошёл. В гулком вестибюле скучал контролер, от нечего делать пялясь на школьника, который битый час копался в рюкзаке, не находя искомого. На рюкзаке были нарисованы треугольные уши и бусинки глаз. "Пикачу", - вспомнил контролер и отвернулся.

Фаланга турникетов выставила дверцы, как щиты. Пассажиры прикладывали пропуска, створки расступались, и люди ныряли в
подземелье, вибрирующее утробным гулом.


Школьник машинально провожал их взглядом. Люди его не занимали. Мальчика с рюкзаком мучили две мысли: как доказать, что он не чмошник? И куда, ёлки-моталки, девался проездной?!


ВЕРА

Вера всегда встречала сына с уроков. Прежде, чем ехать домой, они делали прогулку по окрестностям. В глубине переулка, за неприметной витриной, скрывалось кафе-мороженое, тихий и малолюдный оазис гастрономического блаженства.

Глазели на прохожих, смакуя цветные пломбирные шарики, шутили понятные обоим шутки, обсуждали важную повседневную ерунду.
Смеялись.


Вера пила капучино с малиновым сорбетом, а Коля неизменно выбирал лимонад и два вида мороженого: клубнику, и шоколад.

Тёмное и светлое. Идеальное сочетание, думала Вера.

 Разве её сын - не лучшее доказательство этому? Очень редко, обычно перед сном, ей приходило в голову, что, сделай она иной выбор, её мальчик мог получиться таким, как все. Она с раздражением гнала эти мысли. Что бы ни твердили сплетники, сын был плодом любви.


Её застало врасплох, когда Коля вдруг заявил, что будет ездить сам. Неужто он так скоро перерос их прогулки? Она отговаривала, он стоял на своём, и Вера, скрепя сердце, поддалась.


КОЛЯ

Вместо проездного лежала записка. «Чеченин Коля съел суп без соли!»  На обороте был нацарапан похабный рисунок, и ниже вторая надпись, гласившая: "Чёрная метка". Коля узнал почерк, и со слезами злости скомкал листок.


Началось всё год назад, с урока математики. Может быть, первые звоночки звучали и раньше, но Коля, погружённый в свой мир, их не заметил. Забавно, что математика была его любимым предметом – ровно до того дня.


Сова вызвала его по домашнему заданию. Вернее, он вызвался сам - в ответ на вопрос привычно поднял руку.


Сова обвела взглядом класс.

- Кто ещё, кроме Чеченина? Матвеева, ты?

Катя Матвеева отрицательно мотнула хвостиками.

- Что ж, Коля, иди.


Коля вскочил с места, ища тетрадь с решением задачи. Вот учебник английского. Книга по чтению, тетрадь по окружающему миру, дневник... Всё, кроме тетрадки по математике.

Сова сверлила Колю взглядом, постукивая по полу мыском туфли. Одноклассники молча глазели.

Колю осенило: он ведь оставил домашнее задание дома на столе! Сам позабыл взять тетрадку, собирая вечером ранец. Коля потупился и забормотал оправдания, макушкой ощущая недоверчивый взгляд.

- Что же ты, Коля? Раз не готов, лучше честно признаться.

Сова со вздохом раскрыла журнал. Повела по клеткам ручкой, выскивая в списке букву "Ч"...

В этот момент в кабинет постучали. В приоткрытую дверь заглянула физиономия вахтёра:


- Здесь учится Николай Чеченин? Мать привезла, попросила отдать.

Волосатая рука помахала тетрадкой с Человеком-пауком на обложке.

Коля подошёл за посылкой.


Охранник сверкнул золотыми зубами, приложил палец ко рту и громко зашептал, чтобы слышали на заднем ряду:


- Вас, сосунки, мамы до армии кормят сиськой! – он зачмокал губами, наглядно изображая упомянутый процесс. Снова приложил к губам палец и скрылся за дверью.

При слове «сиська» кто-то закашлялся. Заглушая звук, зашуршали страницы учебника. Коля держал в руках злосчастную тетрадку, мечтая провалиться.


- Чудесное спасение! – торжественно объявила Сова. – Иди же к доске!

Коля вышел и встал перед классом.

- Сосунок! – просвистел первый камень.

Кто-то хихикнул. Поначалу сдержанно, потом громче, и вот ученики легли на парты от хохота, картинно держась за животы. Даже Сова улыбалась, глядя в стол и сосредоточенно протирая стекла очков.

А класс бесновался всё громче:

- Сосунок! Лох! Сисечник!

Именно тогда Коля решил, что ненавидит математику. И маму тоже. Зачем её сюда понесло?


…Проездной не нашелся, и надо было что-то решать. Допустим, сейчас он проскочит. А потом? Если поймают, сообщат в школу, маме выпишут штраф, а его отнимут за плохое воспитание. Что тогда будет с ним? Неужели - в детский дом? Так ему, ещё малышу, крикнула соседская бабка: "Зря мать не сдала тебя в интернат! Жила бы по-людски!" Тогда Коля так напугался, что заболел.



Коля застыл, неподвижно глядя перед собой. С эскалатора поднималась грузная тетка в пуховике-гусенице. Тетка катила клетчатую сумку на колесах, из которой торчала складная швабра в чехле. Когда она прошлёпала мимо, черкая кафель следом тележных колёс, на Колю пахнуло колбасой и капустой.


Он осмотрелся. Будто впервые видел зал, и люстры под сводами, и мозаику на стене. Решение вспыхнуло мгновенно, как лампа во тьме. Он пройдёт турникеты, спустится на платформу, и прыгнет под поезд.


ВЕРА

Она то и дело смотрела на часы, хотя знала, что уроки ещё долго. Пыталась отвлечься уборкой, но лишь бесцельно слонялась туда - назад по квартире, переставляя цветочные горшки, и не находя им места.

Ею владело беспокойство. Как и восемь лет назад.


Был тоже конец ноября. Трёхлетний Коля гулял с папашей, чье имя – Чидженда, путешественник – в итоге оказалось пророческим. Вера отправила отца и сына в парк, и сидя дома, грызлась тревогой.


В тот раз обошлось. Не считая шока, когда она увидела в дверях мужа с телом ребенка в руках: неподвижным, завернутым в отцовскую куртку поверх комбинезона и ботиночек. И не сразу рассмотрела, что тот жив, лишь укутан до неподвижности.

Выяснилось: в парке малыш побежал, подскользнулся на мостках и свалился в пруд, ещё не схваченный льдом. Вымок до трусиков, но даже не простудился после.


КОЛЯ

Умереть в неполных одиннадцать - обиднее не бывает. Теперь ему не стать автогонщиком. Если умрёт сейчас, то не увидит пустыню Гоби, не взойдет на вершину самой высокой горы в мире. Но что поделать, если живой Коля Чеченин – одно сплошное разочарование?


Всего шаг, и он перестанет быть посмешищем. Главное, сигать поближе к тоннелю, откуда идёт состав, чтобы наверняка.

Если выжить калекой, то получится, что Коля в натуре лох. Тогда его вконец задразнят.


Лох и чмошник, так сказал Макс. Рыжего Макса Коля в прошлом году трижды защитил от драки. И он отблагодарил: бросил Колю и скорешился с этими придурками.

Герасим, Спиннер и Киргиз. Мушкетёры курильщика, сказала классуха в учительской, когда думала, что её не слышат дети.

По правде Герасима звали Толичем, пока кто-то не прознал, что Толич до четырех лет не умел разговаривать, только мычал нечленораздельно: "Му! Му!" В школу пошел на два года позже положенного, и однажды, переодеваясь на физкультуру, кто-то из первоклассников заметил у него памперс. Правда это или нет, выяснить было невозможно: за расспросы Герасим больно дрался. Дразнить его смел только Спиннер.


Мелкорослый, вёрткий, Спиннер умел, оттолкнувшись от земли, как на пружинах, обернуться через голову в воздухе, и приземлиться на ноги. Никто в их классе так не мог.


Киргиз на самом деле был чукчей или эвенком, сыном малого народа Севера. Словно в  отместку за свою малочисленность он ненавидел Колю, и при всяком удобном случае бил, толкал, ставил подножки.


Теперь заодно с ними был Макс.



Позавчера они схватили Колю, отняли рюкзак, вытряхнули содержимое на пол, и стали со смехом топтать.

Вчетвером на одного.



Вид у них был такой, словно они клоуны в цирке, а Колины вещи – их реквизит. Как будто от их крика из тетрадей и учебников появится живой кролик с розовым носом и глазами-пуговками.

Тогда Макс назвал его чмошником.

- Так тебе, чмошник, получай!

Девочки стояли рядом и снимали на телефоны. С ними была Катя.


ВЕРА

Коле исполнилось четыре, когда Вера решилась оставить сына на чужом попечении.


Бывший муж год назад вернулся на родной континент, оправдывая данное ему бродяжье имя. Одноклассница познакомила ее с другом, холостым управляющим какой-то торговой сети. "Ничего, что приезжий, - убеждала она, сватая Вере нового знакомца. - Приезжие, знаешь ли, более целеустремлённые, чем наши". Вера знала.


Управляющий позвал Веру в ресторан.
Встреча прошла скомкано. Вера постоянно пыталась попасть в нужный тон, и чувствовала, что не попадает. Управленец настоял на плотном ужине, только мясо, никаких десертов – желал произвести впечатление, или жадничал? Или просто хотел есть? И Вера нехотя жевала стейк.


Общих тем не нащупалось. Управленец говорил о закупках, фондах оплаты труда, об оптимизации расходов - вещи, в которых Вера не смыслила. Чтобы не казаться простушкой, она вставила пару реплик на том, что ей казалось офисным диалектом. Кавалер ухмыльнулся.


Вера решила сменить тему, поговорить, например... Да хоть об искусстве! И поняла, что уже не помнит, когда была в театре или на выставке. Кажется, до рождения ребёнка.

Ей захотелось домой.


С Колей сидела соседка. Когда мать вошла на порог в начале одиннадцатого, ее встретили блестящие глаза и пылающие до красноты щеки сына. Жар удалось сбить лишь к утру. С тех пор Вера научилась доверять предчувствиям.


Она знала: сосущее беспокойство возникло неспроста. Подростка в большом городе подстерегает много опасностей. Педофилы, теракты, пьяные за рулём.

КОЛЯ

Коля поднимал вещи с пола, а одноклассники выхватывали их из рук, топтали ногами и ржали. Хихикала Катя Матвеева, с которой Коля сидел за партой в третьем классе. Они дружно резались в крестики-нолики, пока учительница писала задание на доске. Теперь Катя глумилась над ним вместе с его недругами.


Класс бесновался. Коля стоял над грудой рассыпанных тетрадок и ручек с невозмутимым лицом, стараясь не заплакать, главное – не заплакать.

Коля не плакал, когда подбирал с пола растерзанные книги. Не плакал, собирая ручки и ластики, раскатившиеся далеко под парты. Не плакал, когда прозвенел звонок, в класс вошел географ и велел достать атласы.


Только на перемене, оказавшись рядом с Максом, он вдруг заревел, схватил бывшего друга за шею, повалил на пол и стал душить.



ВЕРА

Без двадцати три она поняла, что  не усидит дома. Раньше она в это время встречала Колю с занятий. Теперь эту лакуну нечем было заполнить, кроме переживаний. Может, всё-таки съездить? Коля рассердится, но она скажет, что ездила в торговый центр и случайно оказалась поблизости.


Вера засобиралась. Когда запирала квартиру, из двери напротив выглянула соседская старушка, которая иногда присматривала за сыном в детстве. Открыла дверь одновременно с Верой, будто караулила её появление.


  - Вер, постой-ка! Тебе не дует из вентиляции? Мне сквозняками тянет, думаю, откуда... Стой, Вер!  Полоумная... - забормотала она вослед хлопнувшей двери.


Вера семенила по асфальту, схваченному первым заморозком. Автобус только что отъехал от остановки, и она решила не ждать, а пройтись пешком: выйдет быстрее. Загадала себе: если  её не нагонит следующий за ним, это к удаче.



КОЛЯ

Пришёл автобус. Вестибюль заполнила толпа, и мальчик понял: пора. Пристроился за толстяком в тёмно-синей куртке. Толстяк, как назло, бесконечно долго пропихивал живот в раздвижную дверь. Когда наконец ему удалось пройти, створки захлопнулись у лица Коли.

Сконфуженный, мальчик попятился, надеясь, что дежурный его не заметил.

Снова надо было ждать случая. Чтобы потянуть время, Коля решил заново осмотреть рюкзак. Стянул лямку с плеча - покемон бессмысленно подмигнул ему глазами-пуговками. Расстегнул замок, и неожиданно обнаружил свою пропажу.


Проездной лежал почти на виду, в кармашке, куда он не догадался заглянуть в первый раз. Бесстыжий прямоугольник, из-за которого ему чуть не пришел конец.

Какое счастье, что не надо кончать с собой! Ему на самом деле хотелось жить,и вовсе не улыбалось быть мёртвым.

Коля положил проездной на место, и его ладонь снова наткнулась на записку, подкинутую бывшим другом. "Чёрная метка". Он швырнул бумажку на пол.

Радость тут же угасла, придавленная серой безнадёгой. Проездной пропал, и нашёлся. А его как дразнили, так и будут дразнить.

Если он прыгнет, все наконец убедятся, что он не чмошник, не лох. Может быть, им даже станет стыдно.

Турникеты держали строй, как стражи подземного царства. Коля прислонил карту - створки с готовностью распахнулись, пропуская его внутрь. Встал на эскалатор. Скомканный лист выпал из кармана, да так и остался лежать на гранитном полу, постепенно намокая в грязной жиже, принесённой с улицы сотнями подошв. Надпись на намокшей бумаге расплывалась до тех пор, пока буквы не слились в сплошное пятно. «Че.. Коля съе…».

Там, откуда прибывают составы, слышался глухой шум.