Качели

               

       Кто из нас с детства не любил качели?
       Наверное, не  найти таких.
Даже если, будучи совсем маленьким, вы сначала боялись этого  завлекательного сооружения, стоящего во дворе. Раскачиваемые ветром  с жутким скрипом в непогоду, мокнущие  одиноко под дождями, но неизменно ждущие своих  почитателей на всей территории Земли, они привлекали и меня.
    Почему  же ребячья часть человечества так неравнодушна к ним?
 Видимо,  дети впитали это «неравнодушие» с первыми покачиваниями   колыбели, и это напоминает всем нам маму и, неизменно следующую за ней,  её теплую, вкусную и родную грудь.
Здесь , «в полёте», мы учимся воспринимать не только родное тепло и нежность, но и чувство ритма, слыша стук  доброго сердца, слышим первую песню, сопоставляем всё это и запоминаем навсегда, как яркое, и ни с чем не сравнимое счастье.
   Качели – это  и « небо ниже », качели  это и – «высота полёта», качели – первое  место, куда устремляется ребёнок, выбежав во двор, и, если они ещё не заняты кем-то, кто встав раньше вас, и наскоро позавтракав, поспешил уже «забронировать» себе местечко для умопомрачительного и головокружительного действия, где главный исполнитель и зритель – ты сам.
    И вот, наконец, оно - счастье обретения себя.  Твой  «аппарат» - это ты сам, две руки, крепко сжимающие затёртые временем и отполированные  до блеска детскими  пальцами   металлические стойки, и две ноги - эти два «крыла» для полёта, поскольку без ног сильно  тебе не раскачаться, а едва ли не это - самое главное: сильнее, выше, выше, чтобы дыхание  перехватило…
   Мои первые качели стояли в дедушкином саду, он сам их делал для меня, но о них  почти нечего рассказывать. Главное было - с них не упасть.
   Я стремительно рос, и, так как был мальчиком подвижным, сразу с качелей пересел на велосипед, сначала трёхколесный, затем  и побольше.
   В Евпатории, куда в детский санаторий мама «достала» путевку, я попал впервые в  шесть лет. Там, увидев большие качели, понял, что лётчиком мне не стать. Ребята постарше взбирались с ногами на сиденье , прыгали «на дальность», отсчитывая место приземления «по пяткам».
   Мне тоже очень хотелось, и, когда все ушли на тихий час, я сбежал из корпуса и начал прыгать. За этим занятием меня и застал главный врач, прогуливавшийся неподалёку. Это помогло мне избежать  мне «ранних травм».
 Однако мы , «мелочь» 10 отряда, кому было по 6-7-лет, не унимались.
 Сразу после обеда, завтрака, ужина мы стремглав бежали «занимать качели», чтобы попрыгать. Скажу честно – голова у меня кружилась.  Но ещё приятнее было ощущение, что я - тоже могу!  Этакое самодовольство и ощущение превосходства хотя бы над девочками, которым прыгать строжайше запрещалось, но некоторые все же прыгали. Часто это кончалось изолятором, сломанными носами, руками, а одну девочку для острастки даже отправили в Москву «к родителям».
 Таких мы уважали. Даже старшие мальчики, прыгавшие между собой «на полдник», перестали бесцеремонно сгонять их с качелей.
      Но я хочу вам рассказать не об этом. Мне было лет двенадцать.
      Как-то вечером у нас во дворе вдруг почему-то никого не было. Пустые качели, раскачиваемые ветром, словно призывали воспользоваться  и вновь, в который уже  раз, услышать под собой знакомое ритмичное поскрипывание. В конце октября уже достаточно холодно, и я вернулся домой, чтобы одеть курточку.
    Мама поздно приходила с работы, и я любил её встречать во дворе. Она вечно   что-то приносила, какие-то сумки,  я помогал ей занести все эти вкусности в дом, потом она готовила ужин и звала меня.
   В этот день я долго ждал маму,  раскачиваясь на качелях, но её всё не было и не было. Почти уже совсем стемнело.
    И вдруг я увидел, что на  нашей кухне зажёгся свет, а за занавеской виднеется голова мамы . Поняв, что из-за темноты, мы, видимо, не узнали друг друга, я стал тормозить ногами об землю, чтобы остановиться .
Я уже привстал с качелей и вдруг услышал у себя над  ухом противный скрипучий голос:
 - Ага, вот ты и попался!
   Женщина, или как дети говорили тогда «бабка», на вид старше моей  мамы, держала меня крепко за рукав куртки, грозясь оторвать.
 - Сейчас мы тебя в милицию, в милицию!!! - почти кричала она, но так как до дорожки, по которой обычно ходили люди, возвращавшиеся по вечерам с работы, было далековато, да ещё уже и стемнело, я не мог понять, на кого рассчитаны её слова.
 А главное - я не понимал, что она от меня хочет.
 Я инстинктивно попытался вырваться, но «бабка» держала   крепко. Куртка затрещала.
 - Что вы хотите, что вам нужно – попытался расспросить я её возможно спокойнее, но «бабка» верещала только про милицию, и про «чистую воду», на которую ей надо меня выводить.
 - Что ты здесь делаешь, гулять надо в своём дворе – не унималась «бабка».
- Почему не в своём ? Да вон моя мама, ужин готовит, - сказал я, и вдруг понял, что сделал это зря.
 -А-ааа, к матери, к  матери, и пусть она разбирается с таким недоноском, с таким ублюдком как ты…будешь знать, как стекла бить – наконец произнесла она причину своего воинственного поведения.
-Я? Какие стекла? Да вы что? Я вообще только здесь сидел и качался и даже никуда не уходил…
-А-а,- продолжала «бабка» - он ещё врёт и упирается. Врёшь, значит, и перед матерью родной врать будешь!!!
 И она поволокла меня к нашему подъезду.
 Идти было не долго, тем более, что силы были неравны.
 Разъярённая женщина была раздосадована донельзя к тому же и непризнанием вины.
Я послушно поплёлся к подъезду и позвонил. Открыла мама.
 - Здравствуйте! Что случилось?
 - Вот, ваш сыночек, я его поймала…-  начала  «бабка», но мама пригласила её пройти в нашу комнату.
   Квартира была коммунальной и соседи уже начинали  прислушиваться к разговорам.
 - Я вас слушаю, - продолжила мама, когда все присели на диван.
 «Бабка»  на свету оказалась   женщиной лет пятидесяти, в платке  и кофте, она все время шмыгала носом и говорила постоянно, что она «заявит в милицию и надо лучше воспитывать таких, как я».
Выслушав её, мама спросила меня:
- А ты что скажешь ?
   Я  хотел рассказать о том, как все было, хотел сказать, что никуда не ходил, и был только на качелях, ничьих стекол не бил и все это неправда…но вдруг какая-то
глухая  мутная и злобная волна ненависти  к этой злой   и нагло врущей все «бабке» поднялась откуда-то изнутри и захлестнула меня.
    Я неожиданно вместо слов разразился таким отчаянным и безудержным плачем, что это было похоже на истерику.
   Самое главное, мне показалось ,что теперь поверят не мне , а ей, а я незаслуженно обижен, оболган, оклеветан. Таких слов я тогда не знал, но они стояли внутри стеной непонимания, и я рыдал и рыдал и не мог никак остановиться.
    Мама, оставив меня плакать, проводила женщину за дверь и сказала: 
- Не волнуйтесь , мы разберёмся…
   Из-за двери я только услышал, что  «бабку» интересовало, кто же всё-таки заплатит за разбитое стекло.
   Вернувшись, мама  посмотрела на меня и сказала, покачав головой:
 - Прекрати плакать сейчас же, ты же – мужчина! И ещё запомни, я никогда не поверю, что ты мог это сделать. И не потому, что я  - твоя мама, а потому, что это Ты. 
 А Ты – НЕ МОЖЕШЬ этого сделать.   Я в тебя верю…
     Сколько ещё раз в жизни, когда я стоял перед выбором, когда, как говориться потом в оправдание, нас делают рабом обстоятельства, и можно было сделать больно другим,  опуститься до подлости,  я вспоминал мамины слова и они  - ох как !!!- помогали мне оставаться человеком.

(из книги "Недетские рассказы")