Вечные ценности фальшивомонетного двора отрывок 1

ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ ФАЛЬШИВОМОНЕТНОГО ДВОРА
Повесть
ЧАСТЬ 1
ДОННА АННА И ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ
1987 год

Мемуары: попытка расследования
А что я не умерла,
Знала старая ветла
Да ещё перепела
С перепёлками.
В. Высоцкий

ПОРТРЕТ ЕЁ ГОРОДА
Фальшивомонетный Двор – город, похожий на глиняную свистульку. Заболоченные клумбы. Водонапорная башня, словно средневековый бастион. Деревянные дачи с продавленными, будто хребет старой клячи, коньками крыш. Газетные ларьки, бронированные, как правительственные машины. Водосточные трубы, серые, подобные слоновьим хоботам.
Здесь кусты сирени пузаты и сизы, как голуби, а голуби облысевшие и хищные и напоминают грифов.  Здесь рябина дразнит прохожих своими красными языками и вызревает дикая, мелкая и твёрдая, как охотничья дробь, малина. Здесь дорожки иссечены древесными корнями. В окнах – перевёрнутые зелёные якоря столетников, как некий отзвук катастрофы или потопления. Стандартные балконы расписаны под пряничные теремки. Клюквенное здание похоронного бюро – и мрачные, сырые казематы картинной галереи.
Церковные главки сверкают на солнце, как пустые консервные банки. Особый горьковатый привкус городских фонарей, зеленоватых, словно недозрелые лимоны.
Летом над городской площадью беспощадно взвевается кнут фонтана, и полковые трубачи под восхищёнными взглядами беременных бухгалтерш отважно топчут прыщавый от одуванчиков газон.
А зимой здесь дети лепят снеговиков с пустыми глазницами, загадочных, как статуи острова Пасхи.

КАРНАВАЛЬНЫЕ МАСКИ
Как выглядела Донна Анна?
ВОСПОМИНАНИЯ СОСЕДКИ В ПЕНСНЕ
И МОТОЦИКЛЕТНОМ ШЛЕМЕ
Донна Анна была красива особенной красотой. Похожая на египтянку, тоненькая, как флейта, смуглая и гибкая, словно ремень. Руки, выразительные, будто у глухонемой, без единого украшения. Мальчуковая стрижка, повадки Гавроша, чёрное, строгое полумонашеское платье.
И – похотливый взгляд восточных, фантастически вырезанных глаз.
Глазные белки у Анны были голубоватыми, и оттого её чёрные очи имели синеватый оттенок, свойственный ночным молниям и осеннему льду.  И на чёрных прямых волосах лежал синеватый отблеск.
Всё её лицо имело постоянное выражение тревожной сосредоточенности, как если бы она напряжённо вглядывалась во что-то очень далёкое.

ВОСПОМИНАНИЯ СОСЕДКИ В ЛЕОПАРДОВОЙ ШКУРЕ
И В ПОВОЙНИКЕ
Дебелая толстомясая блондинка с голубыми фаянсовыми глазами, этакий рыхлый розовый пупс, весь в ямочках и в кудряшках.
Губки бантиком, платье в рюшечках и в кружавчиках. По-туземному яркие дешёвые побрякушки.  Вечно обмякнувшая и заспанная – само олицетворение мещанской пошлости, добропорядочности и безвкусицы.

ВОСПОМИНАНИЯ СОСЕДКИ
С КАРАНДАШОМ ЗА УХОМ, КАК У СЧЕТОВОДА,
И С АЛОЙ ГВОЗДИКОЙ В ВОЛОСАХ, БУДТО У КАРМЕН
Анна была безобразна. С жёлтыми раскосыми рысьими глазами и в линялых перестиранных обносках, с обвислой грудью, с руками лиловыми и бегающими, как у конченного алкоголика. Чёрное крошево волчьих клыков во рту. Рыжие волосы сожжены химией, дамочка же лысая почти была!
Ресницы повылезали, красные вывороченные веки, испитые щёки. Ошметья жирного, как гуталин, грима.  Просто старая спившаяся проститутка. Или – старая клоунесса? Шутиха, списанная за ненадобностью. Пенсионерка-кривляка.

ГОЛОСА ИЗ ТОЛПЫ
 - Была она угрюмая, молчаливая, замкнутая…
 - Да, угрюмая и замкнутая, но для меня, с гордостью могу сказать, делала исключение. Мне она доверяла. Со мной Анна всегда была приветлива и откровенна.
 - Она корчилась от мучительной застенчивости, словно от физической боли, и заливалась краской, даже  когда к женщине просто обращались на улице с вопросом, как пройти куда-то.
 - А я никогда не встречал более непосредственного, общительного, раскованного создания, чем Донна Анна. Само изящество, грация и непринуждённость.
 - Да, наглая мадам была невероятно, если Вы это имели в виду. Смутить её чем-либо было просто невозможно…
 - И какое же Анна при этом была трепло!
 - Была она доброй, очень доброй, добрейшей, можно сказать, женщиной.
 - Несравненная стерва!
 - Весёлая, неунывающая…
 - Желчный, сварливый нытик и паникёр.
 - Живчик. Ящерка.
 - Истеричка.
 - Флегма. Тетеря. Раззява. Лежачий камень. Варежку-то вечно разинет, как будто тётку пыльным мешком из-за угла трахнули, проворонит всё, что само в руки просится, а потом скулить начинает.
Слабовольная, что и говорить, неприспособленная она к жизни. В наш век так не проживёшь. Нельзя быть такой беззащитной. И обижаться тут не на кого: дескать, затравили. Самой надо быть пооборотистей.
 - Как вы смеете! Это же интеллигентнейший, деликатнейший был человек! Глотки рвать – простите великодушно – из-за куска колбасы для Анны было дико! Благороднейшей души создание!
 - А благородство, как известно, - лишь самый болезненный способ самоубийства.
 - Ну, уж прямо! Колбаску-то она очень даже уважала, будьте благонадёжны! И в очереди почему-то всегда тихой сапой у самого прилавка оказывалась. Шустрая была бабочка, вёрткая.  Своего не упустит, не надо.
 - Не то, что не упустит, а прямо с руками оторвёт. Проныра, беззастенчивая карьеристка, стяжательница.  Своекорыстный, крайне непорядочный человек.
 - Да бросьте! Человек любил жизнь и умел ею пользоваться. Прямо и неуклонно шёл к цели. Кстати, Анне было наплевать, что о ней говорят и думают. Сильный мужской характер. Великолепная выдержка. Невозможно было нащупать  ахиллесову пяту писательницы, тем более ударить туда.  Вся в броне.
 - Просто бесчувственная.
 - Выдержка?.. – Бога побойтесь! Крайне не дисциплинированный, расхлябанный, если не сказать – разнузданный человек. Думала, всё ей можно!
 - Да, любила приколы. Шизанутая баба.
 - Что вы понимаете! – Вакханка! Валькирия!
 - Верно, у неё был темперамент рыночной торговки.
 - А, может, не стоит чужое сиюминутное настроение канонизировать и увековечивать в качестве основополагающей черты характера?
 - Но вы хоть знаете, что Анна кололась? Вы знаете, как она добывала деньги на наркотики?
 - Эта гуманистка ваша хвалёная с её любовью к простому человеку была натуральной хулиганкой и садисткой. Она в третьем классе моему племяннику зуб снежком выбила!
Курила с пятого класса. Я сама видела. Пила. Как я думаю. С двенадцати лет по рукам пошла. Все говорят. Кого хошь спроси, - она ещё до получения паспорта взвод ликвидировала.
 - Это клевета, и вы за неё ответите! Донна Анна была чиста перед Богом во всём. Она могла бы лечить возложением рук. Она – святая!
 - А вот тут вы что-то путаете. Нельзя быть одновременно художником и святым, это разные профессии. В искусстве дорога только живому, спотыкающемуся, а не манекену в белых перчатках и в сусальном нимбике. Гений и стерильность – две вещи несовместные.
 - Мы же не об Анне сейчас рассказываем, а друг о друге. О наших глухоте и одиночестве.