2014, черновик. День 1. Мои молнии

Идет сильный дождь. Очень вовремя. Я шагаю в самую глубь леса, туда, где стоит старый расколотый дуб. Вокруг него раньше находились деревья, но их скосили удары молнии. Я тороплюсь. Дождь может закончиться в любую минуту. Я увеличиваю шаг, продираюсь сквозь ветки, спотыкаюсь о мокрые корни деревьев. Тонкие прутья больно царапают кожу, и мне повезло, что капюшон ветровки закрывает лицо. Среди безликих берёз я замечаю знакомый чёрный разветвленный ствол и оголённые ветки. Раньше это была липа, кажется, но теперь я зову её «рогаткой», потому что на живое дерево это не похоже. «Рогатка» — мой ориентир в лесу, и сейчас я знаю, что совсем скоро увижу большой старый дуб — дерево, которое выдерживает удары любой молнии, в том числе и моей.

Необычная способность, которая проявилась около года назад, да, впервые в 2012 году… Давит на меня и вынуждает использовать свой дар. Я не могу отказаться от этого дара, не могу держать его в себе, не могу рассказать кому-то о нём, ведь все мы смотрели Людей икс и знаем, что бывает, когда расскажешь. Мне восемнадцать лет, но я уже одинок. Мама и знакомые говорят обо мне как о трудном подростке, безнадежном, завалил ЕГЭ и никуда не поступил. Замкнулся в себе. Страдает социофобией. Но что бы сделали вы, дорогие учителя, дорогая мама, если бы обнаружили, что у вас из руки выходит самая настоящая молния? Наверное, вы бы сначала испугались, потом какое-то время скрывали это, а дальше что? Обратились бы в поликлинику с просьбой вылечить странную болезнь?

Создавать молнию страшно и больно. К такой боли невозможно привыкнуть. Я смотрю на правую кисть руки, представляя, какой она будет после удара. Левой рукой я пишу и ем, поэтому её не использую. Сейчас я стою напротив старого дуба. Ливень не прекращается. Прекрасно. Он нужен для того, чтобы дерево не сгорело. Я снимаю рюкзак с плеч, кладу на мокрую землю и снова смотрю на ствол дуба, прицеливаюсь. От дуба до меня не больше трёх метров.

Полностью сосредоточен на ощущении поглощающей тошноты и покалывании в руке. Это внутренняя энергия, так ее называют? Не знаю. Слегка напрягаю ладонь, и разряд молнии проходит через пальцы. Вытягиваю руку вперед. Кисть максимально напряжена. Господи, защити, помоги. Через мгновение молния соскакивает с пальцев и попадает в дерево. Вспышка синего света и оглушающий трескучий звук. Дикая боль в правой руке, а потом я ее не чувствую. И слабость. Я едва поднимаю рюкзак с земли, подхожу к дубу, прислоняюсь к его стволу спиной и медленно сползаю вниз, садясь на свой «тревожный чемоданчик». Совершенно без сил. Поднимаю голову вверх и смотрю на трещину в коре. Оттуда еще идет дым, но скоро дождь потушит и его. Господи, спасибо.

Хочу посмотреть на свою правую руку.  Левой рукой поднимаю ее, кладу себе на колени. Вся ладонь и пальцы обожжены, идет кровь. Пробую разжать судорожно сжатые пальцы и тут же отдёргиваю левую руку, морщась от накатывающей боли. Нельзя прикасаться к месту ожога рукой. Я подставляю ожоги под дождь. Так легче. Я закрываю глаза. Дождь становится сильнее. Прекрасно. Я чувствую, как капли воды текут по моему лицу, смешиваясь со слезами, как в тупом кино. Ничего, вода залечивает раны.

Я усну прямо здесь, под дубом. Потом я приду домой, запрусь в комнате — надеюсь, Лёша уже будет спать - и перебинтую руку. Но так ведь не может быть всегда...

Мне нужен человек, которому я смогу рассказать. Это не мама и не брат. Не друзья и не девушка. Этого человека нет сейчас. Я его ищу.

***

Иду домой. По шоссе. Идти еще далеко, зато дождь притих. Со скуки, но главным образом для того, чтобы отвлечься от боли, я начал считать машины. Они едут мне навстречу, вблизи ослепляя светом фар. Уже стемнело, но, наверное, мама не будет сильно волноваться. Она теперь вообще меня не замечает, говорит — я у нее не единственный, ну и ЕГЭ на приличные баллы не сдал. Дала год, а потом иди пересдавай или — на съемную и работать. Жалко Лёшу, он очень старается учиться на хорошо, но ему тяжело это даётся. Боюсь, что и его может ждать такая участь. Он всегда был таким, не хватал звезд с неба.

Мимо меня проехала ещё одна машина. Вот только она почему-то остановилась. Возле меня. Так, если меня похитят или убьют, у мамы с братом будут проблемы. Я постарался не замечать эту машину, которая буквально следовала за мной, и шёл дальше по дороге. Окно со стороны водителя опустилось, и наружу выглянул пожилой мужчина, даже дедушка. Да, на вид очень старый.

— Извините, молодой человек, может, вас подвезти? — голос у старика был скрипучим, слегка надрывным. Говорил он с трудом. Такой уж точно мне ничего не сделает. А в крайнем случае я могу применить свою способность, да? Хахаха, самому смешно. Ну и конечно, если можно добраться до дома быстрее...

— Спасибо большое. Мне недалеко.

Я сел на переднее сиденье, захлопнул дверь правой рукой и чуть не закричал от боли, но успел сдержаться. Как меня это достало, весь чертов год… Я был нормальным, я был обычным пацаном, господи. Сейчас доеду домой и снова буду прятать руку в бинтах и говорить, что на турнике неудачно на нее падаю, когда трюк делаю... Внезапно в голову пришла шальная мысль.

— Так куда вам? — переспросил старик, наблюдая, как меняется моё выражение лица. — Я вот на Молодёжной живу. Вам далеко от Молодёжной?

— А знаете… А на Молодёжной вашей есть гостиница или хостел?

— Ну да. Есть одна. Правда, говорят, совсем плохая.

— Это ничего. Тогда мне в гостиницу, — я улыбнулся.

— Вы что, здесь не живёте?

— Нет, я не отсюда. Только переехал.

Насколько я знаю, улица Молодёжная очень далеко от моего бывшего… нет, не сразу прям так уж с концами… родительского дома. Я улыбнулся такому неожиданному и спонтанному переезду. Деньги у меня есть на карточке, заработал на летних каникулах, когда еще был более нормальным. А потом уже и не тратил. На неделю-другую в гостинице и на покушать хватит, а дальше заработаю. В рюкзаке лежат все документы — всегда беру на случай если после молнии придется ехать на скорой, ну, если сумею выйти из леса и вызвать - зарядка от телефона тоже у меня с собой, даже и трусы имеются, на случай если… Ну понятно. План-капкан, вроде бы...

— Молодой человек, у вас рука кровоточит, — дед обеспокоенно смотрел на кисть руки, прижатую к груди.

— Да, извините, я порезался, когда ехал сюда на автобусе. Неудачно… прижало дверью. Я не замараю машину, не беспокойтесь.

— Ой, да за эту развалюху я вообще не беспокоюсь! Этот драндулет моих нервов не стоит. Я купил его ещё в далёких восьмидесятых, ему скоро тридцать лет с хвостиком исполняется. А то и больше. Хочу продать, да никто не купит, - вздохнул дед. - Кому такое нужно? Вот езжу пока, на новую машину денюжек вообще нет. Да и на еду-то тоже немного хватает. После того как моя любимая дочь родила третьего внука, сама будучи в разводе с мужем, у нас и на жизнь-то только я смог зарабатывать… Ты уж извини, что я так вот много болтаю, просто сил уже нет терпеть этот вечный вой младенцев у себя в доме.

— Ничего, я послушаю. Мне интересно.

Мне не то чтобы было очень интересно, но до Молодёжной ехать ещё далеко, так что я лучше послушаю.

В ближайшие десять минут я узнал много нового о жизни бедной семьи. Дед — уже совсем старик, бабушка неходячая, Олеся — мама четверых детей, старший теперь живёт отдельно, две собаки. Все живут в двухкомнатной квартире впроголодь. Но они заботятся друг о друге. Мне стало тепло на душе. И грустно.

— А ваш старший внук вам помогает, правда?

— Да, конечно! Он работает учителем в какой-то школе, по, как его… Компьютеру занимаются. Одлайн-школа, что ли... Но платят немного. Ему хватает, и нам он денюжки иногда присылает.

Мы подъехали к зданию гостиницы. Что-то мне там не понравилось. Огоньков на вывеске, завлекающей постояльцев, не было.

— Ох, паренёк, не работает, похоже, твоя гостиница. Что делать будешь? Обратно-то уже не поехать — маршрутки не ходят. Поздно уже, — посетовал старик.

— Не знаю...

Вот моя самостоятельная жизнь. Как так-то… О том, что гостиница может и не работать, я не подумал.

— А такси можно взять?

Нет, я ни за что теперь не вернусь домой, когда уже наконец решился. Но, может, удастся найти другую гостиницу?

— Ой, ты что, какие такси в почти одиннадцать вечера! У нас-то! Здесь ведь глухой район, нет-нет, не поедут... И что ж ты вообще так поздно-то спохватился? И вообще, тебе надо в медпункт какой-нибудь. Что ж ты затянул-то так с рукой? — дед припарковал свою машину. Мы вышли на улицу. Холодно. Начало осени. А я не виноват, что проспал под дубом больше… трех часов, получается? Придется просить. Ненавижу просить.

— Я… Не знаю, где мне ночевать сегодня. Я первый раз в этом районе. Скажите, пожалуйста, что мне лучше сделать.

Не умею я просить.

— Ну ладно, что уж… Можешь эту ночь ночевать у нас. Двушка-то довольно большая, на самом деле. Мы тебя куда-нибудь впихнём, — ответил дед, почесывая голову.

— Спасибо. Я заплачу вам.

— Ой, да ладно уж. Не надо. Что ж мы…

— Заплачу.

Старик только пожал плечами и пошёл в сторону их дома. Я пошёл за ним. Мы прошли газетный киоск и магазин «Фрукты-овощи». Он указал на серый дом и сказал:

— Вот тут мы и живём. Запоминай. Вдруг заблудишься.

Мы зашли в подъезд. Воняло куревом и канализацией. Я заметил, как сильно отличаются подъезды в благополучных районах от подъездов в неблагополучных. В нашем доме в подъезде ставили цветы и картины. Окурков сигарет и разбитых бутылок никогда не было. А здесь — полно. Надо отдать маме должное, она много работает, чтобы снимать квартиру в нашем доме.

Старик постучался в дверь. Дверь пошатнулась. Послышались быстрые шаги, и вскоре дверь нам открыла молодая женщина. Она была красива, но выглядела уставшей. Я заметил у неё на футболке мокрые пятна от чего-то белого.

— Папа! Привет, проходи скорей! Ой. Это кто?

— Здравствуй, Олеся. Это молодой человек, я не знаю его имени, он мне не сказал. Но пускай он сегодня переночует у нас, ладно? Паренек только вступил в самостоятельную жизнь. Ну, ты понимаешь, как это бывает.. У одного переночует, потом у другого. Завтра он найдёт гостиницу, да?

— Да. Конечно. Спасибо вам ещё раз, - едва слышно пробормотал я.

Я не мог прийти в себя. Какой же я дурак. Идиот. Многодетная семья с маленькими детьми. И я сюда врываюсь. Придурок. Мне крайне стыдно. Я заплачу им много, им ведь нужны деньги. А я, идиот, даже имя не назвал.

— Ну хорошо. Проходите, молодой человек, — сказала Олеся.

— Я Саша.

Стараюсь не краснеть. Прохожу в гостиную. И правда — вот двое внуков его, спят на одной кровати. На диване, тут же видимо, — дед. Он, кстати, тоже своего имени не назвал. Я только сейчас замечаю, что уже далеко за полночь. Нужно отправить маме сообщение, что со старым другом встретился и решил у него переночевать. Поверит, надеюсь. Даже не звонила… Виднеется дверь в еще одну комнату, там, наверное, и младенец спит, и бабушка.

Олеся как-то странно смотрит на меня. Я догадываюсь, что дело в руке. Небольшим платочком из кармана ветровки я подтирал кровь всё время, пока ехал, но сейчас в квартире в теплоте, всё болело еще сильней и сильней кровоточило. Срочно нужны бинты, но у меня в «тревожном чемоданчике», то есть, рюкзаке, запасенных бинтов только на одну перевязку хватит, нужно экономить...

— Извините, просто порез большой. Недавний. Можно я в раковине платочек промою и им перевяжу, должна кровь остановиться...

— Так Олеся у нас ведь бывшая медсестра, — вмешался дед. — Ушла она после того как родила третьего, не смогла уже... Ты уж извини, Олесь, что я это рассказываю. Ну так, может, посмотришь, что там у него с рукой-то?

— Да, конечно. Нет проблем. И бинты у нас есть, — мягко и устало улыбнулась Олеся. — Идите в ванную.

Мы прошли в ванную комнату. На полу был постелен коврик от воды. Олеся подняла коврик и положила на бортик ванной, указала мне сесть на него.

— Давайте вы уберете от руки этот платочек, Саша, а я посмотрю.

Я убрал, она тихонько ойкнула. Практически вся кисть руки была красной, опухшей и местами в ожогах.

— Вам ведь надо к врачу…

Я молчал. Думал, что отвечу, если она спросит, где я так «порезался в автобусе». Потому что на порез это совсем не походило. Но Олеся молча достала бинты из маленького шкафчика над раковиной, очень аккуратно промыла раны и перебинтовала кисть.

— Ладно, всё. Я закончила.

Она перебинтовала хорошо, не так, как я сам себе дома привык бинтовать.

— Спасибо вам.

— Дать болеутоляющее?

— А… Ну да, наверное.

Олеся встала с коврика. Я тоже встал.

— Я не продезинфицировала вам рану, потому что вам было бы слишком больно. Обратитесь завтра в медпункт, Саша.

— Хорошо.

Мы пошли на кухню. Она достала с полки пачку каких-то таблеток и налила мне стакан воды. Я запил таблетку водой.

— Давайте, вы ляжете спать на диване? Там тепло, — предложила Олеся.

Постойте, постойте… Там же вроде старик спит?

— Там же вроде ваш папа спит?

— Но он будет спать на кровати вместе с бабушкой.

Понятно. А Олеся будет спать на полу кухни, ведь очень вряд ли в той маленькой комнате есть что-то кроме двуместной кровати и детской кроватки для младшего сына.

— А, может, я буду спать на полу?

— Нет-нет, что вы! — всполошилась Олеся, — У вас ведь рука с… ожогом. Вы простудитесь и будет ещё хуже! И вообще. Вы наш гость.

Под таким напором я сдался, согласился. Как паршиво на душе. Я поблагодарил ещё раз Олесю и пошёл в гостиную, стараясь не шуметь и не разбудить детей. Дед, видимо, сразу отправился в ту комнату и, наверное, уже спал, не поужинав. Стояла тишина.

Я в такой грязной одежде, с рюкзаком в земле. Ещё с леса. Как они вообще меня впустили…

Олеся не уходила с кухни. Я осторожно лег на диван и закрыл глаза. Они все такие хорошие люди. Вот только плакать от чего-то хочется.