На краю памяти Часть 4

Глава 4 
Жизнь за колючей проволокой

Когда их выгрузили на рассвете, казалось, что холод проникает прямо под кожу. Вокруг — грязь, лужи, забор из ржавой проволоки, а за ним — ряды низких бараков, будто слепленных наспех. Люди стояли кучно: кто-то дрожал, кто-то молчал, кто-то смотрел в одну точку, как будто всё происходящее не с ним.

Семья Авербух стояла вместе: дед Лазарь, бабушка Фрида, Софья и Анна. Анна держала маму за руку так крепко, что та не могла разжать пальцы.

— Не отпускай меня, — шептала девочка, — я боюсь.

— Я рядом, Аня, — отвечала Софья, прижимая дочь к себе. — Всё, что мы можем, — это быть вместе.

В бараке было тесно, темно и сыро. На полу — солома, уже влажная и пахнущая плесенью. Нары в три яруса: кто успел — занял место повыше, остальные устроились внизу, почти на земле. В углу кто-то тихо стонал, кашлял, кто-то шёпотом молился.

Дед помог бабушке подняться на нары, сам сел рядом. Софья с Анной устроились пониже.

— Вот и дом, — с горечью сказал дед. — Главное, чтобы крыша не протекла.

Первые дни были самыми тяжёлыми. Никто не знал, что делать, где брать воду, как достать еду. Воды давали мало — солдаты открывали уличный кран раз в день, и к нему выстраивалась очередь. Кто-то приносил воду в жестяных банках, кто-то — в старых бутылках.

За хлебом тоже стояли в очереди, выдавали по кусочку на человека. Иногда приносили баланду — мутную жидкость с плавающими кусочками картошки.

— Держи, — бабушка протягивала Анне ложку, — поешь, хоть немного согреешься.

— А ты? — спрашивала Анна.

— Потом, — отмахивалась бабушка, — мне не хочется.

Соседи по бараку были разные: пожилая пара из Балтского района, женщина с двумя мальчишками, старик с перебинтованной рукой. Все держались вместе, делились тем, что было.

— Вот, возьмите, — однажды соседка протянула Софье луковицу. — У меня ещё есть, а вам с ребёнком нужнее.

— Спасибо, — Софья чуть не расплакалась, — вы нас спасли.

— Сегодня ты, завтра я, — ответила женщина. — Без помощи никак.

Болезни пришли быстро. В бараке было сыро, сквозняки гуляли по щелям, а на улице — грязь по колено. Кто-то кашлял, кто-то стонал от боли в животе. Лекарств не было, врачи — если и были, то скрывались, чтобы не попадаться на глаза солдатам.

— Мама, у меня болит горло, — пожаловалась Анна.

— Потерпи, доченька, — Софья гладила её по голове, — всё пройдёт.

— Я бы дала тебе мёду, — вздыхала бабушка, — да где его взять.

Смерть стала частью жизни. В первую же неделю умер соседский мальчик — простудился, заболел, а лекарств не было. Его мать плакала всю ночь, а утром солдаты приказали вынести тело за ворота.

— Пусть Всевышний даст ему покой, — тихо сказала бабушка, прикрыв глаза.

Страх был повсюду. По ночам солдаты ходили по баракам, искали мужчин, иногда забирали кого-то и больше не возвращали. Все старались не шуметь, высовываться, не привлекать внимания.

— Лазарь, не выходи ночью, — шептала бабушка. — Мало ли что.

— Не бойся, Фридочка, — дед обнимал её за плечи, — я никуда не уйду.

Но были и хорошие люди. В соседнем бараке жила семья из Черновцов — отец, мать и девочка чуть старше Анны. Однажды они принесли кусок хлеба.

— Возьмите, — сказал отец, — нам передали знакомые, а у вас дети, им нужнее.

— Спасибо, — Софья не знала, как отблагодарить его. — Если что, приходите к нам, у нас есть немного картошки.

— Давайте держаться вместе, — предложил отец. — Так будет легче.

Постепенно люди начали обустраиваться. Кто-то сделал занавеску из тряпья, чтобы отгородить свой угол. Кто-то соорудил печку из консервной банки — грели воду, сушили одежду. Женщины собирались, шептались, обсуждали, как выжить.

— Надо бы суп сварить, — говорила бабушка, — вот только крупы достать.

— Я слышала, что на рынке можно что-то выменять, — ответила соседка. — Только это опасно, солдаты бьют.

— А что делать? — вздыхала Софья. — Без еды не проживёшь.

Иногда удавалось обменять что-то из вещей на хлеб или картошку. Бабушка отдала свою серебряную ложку за мешочек муки.

— Пусть хоть дети поедят, — сказала она, — ложка мне теперь не нужна.

Письма были редкостью. Солдаты не разрешали писать, но иногда удавалось передать записку через местных жителей.

— Папа, что ты пишешь? — спрашивала Анна.

— Письмо, — отвечал дед, — вдруг кто-нибудь получит.

Он писал аккуратно, мелким почерком:

«Мы живы. В гетто. Держимся. Лазарь».

Потом отдавал записку соседу, который знал какого-то местного крестьянина.

— Если сможешь, передай, — просил дед. — Пусть хоть кто-нибудь узнает.

Друзья появлялись неожиданно. Однажды в барак зашла женщина с корзиной.

— Я местная, — тихо сказала она. — Могу принести немного картошки, если есть что-то на обмен.

— У нас есть только платок, — предложила бабушка.

— Давайте, — кивнула женщина. — Я приду завтра.

На следующий день она действительно принесла картошку и луковицу.

— Спасибо вам, — Софья чуть не плакала. — Вы нас спасли.

— Не благодарите, — женщина улыбнулась, — у меня тоже есть дети, я всё понимаю.

Дети быстро взрослели. Анна уже не просила игрушек и не жаловалась на холод. Она помогала бабушке носить воду, собирала щепки для печки, старалась не плакать.

— Ты моя помощница, — говорила бабушка, — без тебя я бы не справилась.

— Я сильная, — отвечала Анна. — Я всё могу.

Время тянулось медленно. Дни были похожи один на другой: очереди за водой, поиски еды, страх по ночам. Но люди держались вместе, помогали друг другу.

— Мы выживем, — говорил дед, — пока мы вместе, пока мы помогаем друг другу.

Иногда в бараке кто-нибудь тихо пел, чтобы не услышали солдаты. Пели на идише, на украинском, на русском — кто как умел. Песни согревали, давали надежду.

— Мама, а когда мы пойдём домой? — спрашивала Анна.

— Скоро, — отвечала Софья, — вот увидишь, скоро всё закончится.

— Я верю, — говорила Анна и крепко обнимала маму.

Однажды вечером дед написал письмо:

«Дорогие, мы живы. В гетто тяжело, но мы держимся. Помогаем друг другу. Анна здорова, Фрида слаба, но не сдаётся. Софья держится. Надеемся на лучшее. Если кто-то получит это письмо, помните о нас».

Он долго держал письмо в руках, потом передал его соседу.

— Пусть хоть кто-нибудь узнает, что мы существуем, — сказал он.

Так проходили дни и месяцы — в страхе, холоде, голоде, но рядом друг с другом. Люди умирали, болели, но те, кто оставался, помогали друг другу, делились последним. В этом была их сила — в упрямой, тихой сплочённости.

— Мы выживем, — повторял дед, — обязательно выживем.

-