Порядок

Палыч, выходя из квартиры, давно заметил, что у общего стояка отопления в подъезде вертикально стоящих палок прибавилось. Они были разных пород деревьев и разной длины и толщины: берёзовые, кленовые, тополиные обломки, валяющиеся по газонам и тротуарам, которые подбирались соседским второклассником Андреем и приносились им в общее жилище многоэтажки на тринадцатый этаж с завидным упорством и постоянством. Относительно прямые, сучковатые, не похожие друг на друга выразительные коряги…

О цели собираемой им коллекции Андрюшка не мог чётко сказать ни родителям, ни брату с сестрами, ни, тем более, чужому соседу-Палычу. А на его вопрос «Зачем?» - «Это важно!» – отвечал малец, поднимая кверху тонкий указательный палец.
Ну, важно, так важно… Места палки много не занимали, не мешали никому в своём уголке, стоят себе и стоят, подумаешь, что за горе такое?..

В разговоре с Андрюшиной мамой, Олей, годившейся Палычу в дочери, он как-то заметил, что коллекция в коридоре обновляется всё реже. С чем это связано? Не приболел ли собиратель?

Оля улыбнулась и сказала, что у них теперь камни в почёте. Несколько разноцветных представителей местного придорожного происхождения она уже находила в карманах сына, когда готовила его одежду для стирки. А те, которые заваливались в карманах за подкладку, обнаруживала в барабане стиральной машинки по характерному звуку, похожему на стук в повреждённом карданном валу автомобиля.

Так как Андрей был у неё третьим, но не последним ребёнком, Оля относилась к уличному собирательству сына с мудрым пониманием: мол, каждому возрасту соответствуют свои увлечения. Так ребёнок разбирается с миром, присваивая его часть себе в качестве собственности. Это нормально. Никто из нас этого не миновал. Все в своё время тащили в дом придорожную дрянь и защищали найденное от чужих посягательств как своё. Главное, чтобы эта дрянь отличалась от всех предметов своим необычным видом, ибо выбор ребёнка универсален. Вещи повторяющиеся, похожие друг на друга: пивные пробки, бутылки, кирпичи и тому подобные – растущему в социуме сапиенсу не интересны потому, что такое может быть у любого, найти подобный мусор не стоит труда и внимания. А присвоить себе что-то, чего у других нет, - в этом и состоит фишка собирательства! Каждый пацан – эстетствующий маргинал в своём роде. Художник и скульптор окружающего хлама, сопровождающего его по жизни …

Палыч оспаривал свою точку зрения. Собственность здесь ни при чём, убеждал он. Эстетство – чушь! Собирательство – часть человеческой эволюционной природы, в детстве каждый проходит этот этап взросления цивилизации, повторяя опыт своих ранних кайнозойских предков, с палками-копалками и каменными орудиями труда. Желание подобрать их с земли и притащить домой связано с инстинктом будущего мужчины созидать и защищать. Андрюша этого ещё не понимает, но это живёт в его крови и ничего поделать с этим нельзя. Как нельзя, например, запретить ему расти, если он ест.

Палки и камни для него вещи практического, технологического назначения, а отнюдь не предметы быта или интерьера, тешущие его пижонское самолюбие и индивидуальность. И никаким образом к абстрактному искусству они не относятся. Это атрибуты, устанавливающие и удостоверяющие его гендерную направленность. А именно – мужика на все сто! И этим достоинством надо гордиться в наш толерантный век развратной Западной культуры!

Оле так далеко заныривать в историю сапиенсов и разбираться с их иерархией в первобытных стаях просто не было времени. Для неё важен был порядок здесь и сейчас, а всё остальное потом. Помимо Андрюшиных палок и камней в доме и так места на всех не хватает, пусть постоят в коридоре, не запылятся, будь они хоть гранатой, хоть автоматом Калашникова или космическим кораблём «Союз». А дом для того, чтобы есть, спать и делать уроки.

С Олей и Палычем отец Андрюши, Александр, не соглашался категорически. Приверженец всех мирных видов спорта на свежем воздухе, включая всевозможные гонки по суше и по воде, он заявлял, что это необходимые для мальчика атрибуты силы и ловкости. Что с помощью палок и камней он достигает тех широт, до которых не может ещё дотянуться вследствие своего малого роста и силы, начиная от мелких и крупных животных и птиц и заканчивая старшеклассниками. Наличие камня или палки в руке добавляет уверенности в себе. Предупреждает недоброжелателей и оказывает тем самым эффект неразорвавшейся бомбы, оставляя в целости и сохранности конечности и голову Андрюши, его самокат и велосипед, до которых во дворе и в школе немало охотников. Тем самым Андрей оберегает и свой спортивный инвентарь, не дешёвый, мягко говоря. И поэтому он молодец.

На что старшая сестра Андрея, Настя, пятнадцатилетняя неизбалованная девушка, заявляла: да все мальчишки такие! Почему он другим должен быть? Скажите спасибо, что по чердакам и помойкам не шарахается, кошек не душит, костры у гаражей не жжёт. И этими камнями не стёкла в окнах бьёт, а дома их в коробочку собирает! А палки девочкам не в велосипедные спицы вставляет, а аккуратно ставит в уголок в подъезде! Нормальный у меня брат. Лучше, чем у других. И сестрёнку младшую любит, шнурки ей завязывает.

А самый старший из Олиных ребят, Михаил, промолчал, потому что у него было своё мнение. А что ему было говорить? Он в Москве уже учился на компьютерного гения и ему объяснять родителям и младшим, что детство должно быть полноценным детством с палками и камнями, и любящей взрослой сестрой, а не с тремя по полночи орущими по очереди младенцами, когда завтра в школу идти. Это что ли объяснять? А то они сами не знают! И поэтому пусть палки стоят, где стоят. Как символ счастливого детства в дружной семье и полного взаимопонимания между детьми и родителями. А как уж каждый такое собирательство для себя объяснит – это его личное дело.
Главное – чтобы не мешали друг другу жить в этой дружелюбности и заботе о слабых. И понимали, что для кого важней. Кому – палка, кому – порядок, а кому – немного тишины

Самая младшая, Верочка, лет четырёх, не разбиралась ещё в палках и камнях, в их красоте и силе, но так как они не были похожи на игрушки, которыми подружки играют, они ей были не интересны. И Верочке всё равно было, где они стоят и зачем. Если они Андрюшины, то их просто брать нельзя, потому что они не её. Он ведь не играет её игрушками! И она не будет. Ну, может, один разочек только… Интересно ведь, что он в них нашёл?

А Палыча эти палки нет, да и возвращали назад, к своему детству, Андрюшкиного возраста, и занимали они тогда не малое значение в его босой жизни.

Конечно, для тех пацанов, ровесников Паши, у которых были перочинные «складыши», карманные ножики, срезать себе нужную палку где-нибудь в лесу или посадке проблем не возникало. Для других ребят, типа Паши, а их было большинство, этот ножик и положить-то было некуда. В майке, шароварах или трико карманов не было, сумок или портфелей летом в лес не носили, разве что ведро или корзинку, но это дело девичье. Поэтому нож для будущего мужчины являлся серьёзным атрибутом деревенской жизни.

У бабушки в чулане за печкой на высоко прибитой досочке были в щель воткнуты старые ножи с деревянными ручками. Ножей было много. Каждый – по назначению, в зависимости от длины сточенного почти до основания лезвия. Самые короткие – для чистки картошки. Чтобы выковыривать глазки. Потом – подлиннее – для резки овощей, мяса; и самые большие – для хлеба.  Огромные ножи, предназначенные для убийства животных: овец, свиней и телят, - находились в амбаре у деда. Брать их в руки запрещалось под страхом наказаний, которые в глазах внуков выглядели жестокими, но правдоподобными, судя потому, как дед ловко расправлялся с обречённой на еду скотиной. Вариантов на кражу не оставалось. Добрая бабушка позволяла брать её ножи только с одним условием: чтобы дед не увидал. Ну, и, конечно, возвращать их на место.

Троим Пашиным братьям разрешалось пользоваться двумя ножами: для глазков и для морковки. С лезвиями длиной сантиметров по десять-двенадцать.

На эти ножи общими усилиями были сшиты чехлы из кожи, которая была отрезана от старых сыромятных гужей на хомутах, пахучее воинство которых болталось на крюках в тёмной конюшне. В проколотые шилом дырки вставлялась медная проволока, стягивалась пассатижами и расплющивалась молотком в петлях и узелках. Лезвие в такие ножны вставлялось плотно, жёстко, до самой ручки, выпасть из него ножу было невозможно, хоть бросай, хоть руби, хоть топчи ногами.

Для ношения портупеи с ножом бралась суровая нитка, на которую надевались бабушкины рассыпанные бусинки разного цвета, найденные где-то мелкие шайбы и гаечки, несколько пробитых насквозь копеек и латунных гильз от мелкашки (особо драгоценных, подаренных лесником Андреевичем). Такое тяжёлое монисто на тонкой мальчишеской шее выглядело впечатляюще. Носить его в лес считалось тяжёлым, но особо почётным и ответственным делом, достающимся братьям по жребию.

Нож перед выходом в лес за палками тщательно оттачивался осилком для косы, отирался машинным маслом из велосипедной маслёнки и проверялся на остроту на гусиных перьях: если лёгким движением перо очищалось от пёрышек с обеих сторон, а толстое основание пера нарезалось колечками как зелёный лук в белой своей части, - нож был в рабочем состоянии.

Следом проводился предварительный опрос среди родственников и соседей: кому и какие палки нужны и для чего. Какие породы дерева они предпочитают. Каждый из братьев запоминал порученный ему заказ. В зависимости от него составлялся маршрут по лесам.

Если в лесу Смородине росли молодые дубки и липы, то Вове нужно было найти три дубовых заготовки из стволиков, толщиной и длиной под ручки для молотков дяде Мише Мещерякову, желательно без больших сучков, а ещё восемь липовых чурок для деревянных ложек, баклуш. Ну, и по мелочи: зелёных ивовых прутьев для свистков и дудочек внукам, они ещё маленькие. И одну кленовую рогатку любимчику Пете, а лучше две, всё равно потеряет, или сёстры старшие отнимут и выбросят в туалет на улице.

Вите в Казённом лесу были заказаны трёхметровые удилища из орешника, поровнее и потоньше, чтобы деду Ване Никишину не тяжело было их носить и держать. Он ловит с берега пескарей на быстрине, в проводку, а в воду поближе не заходит, потому что ноги уже болят. Он хороший дед, добрый, и пескарей держит всегда живыми, в тенёчке, в банке из-под краски, у него можно всегда живцами разжиться на щуку, если понадобится.

 Жерлицы дед Ваня делает сам из ветлы, что перед его домом растёт. Находит рогатину, от коры очищает гладко-гладко, до белого цвета, чтобы леска лучше соскальзывала. А на толстом конце рогатины дырки прожигает гвоздём и привязывает петлю из красного шёлкового шнура. Таким жерлицам вода нипочём: никогда не размокнут, а шнур красный издалека видно в листве над речкой и как он дёргается, если снасть за ивовую ветку привязать. Леска на жерлицу наматывается «восьмёркой», фиксируется в трещинке на одном конце рогатки, и пескарь не просто опускается в воду на тройном крючке, а через стальной поводок, который дед Ваня делает из стальных струн для балалайки. Потом он вешает на леску винную пробку с гусиным пером, чтобы живцу тяжелей было от щуки убежать, и – готово! И если щука не берёт живца с глубины, он поддергивает поплавок пониже. А уж с полводы живого пескаря ни окунь, ни голавль или крупный язь мимо не пропустят.

Толик и Паша помладше. У них задача попроще: самим себе выбрать и срезать берёзовых палок для городков: на биты и на чушки. Дело в том, что они взяли как-то из амбара новые черенки для лопат, один черенок распилили на городки, а дедушка заметил, как внуки новыми черенками по городкам лупят, ну и разогнал их матом и теми же палками. Больно, но не сильно обидно. За дело, стало быть! - как бабушка сказала.

Теперь младшим надо было найти пять ровных берёзовых стволиков, а за ними придётся топать аж до Клина или Немцева леса, потому что в ближних посадках между полями местные берёзки на ручки для лопат, вил, граблей и тяпок давно уже повырубили. А резать в Казённом толстый орешник дед запретил: и так уж двух мешков ореха к августу не собираем, а раньше-то и по восемь, и по десять мешков притаскивали. Всё на удочки и луки извели!

Разрешил только одну палку ему новую срубить, какую захотят, да потяжелее, внуки-то быстро растут, трудно с ними лёгким черенком управляться.

Общим собранием братья решили сделать посох деду из ясеня, как у старых лесных колдунов. Ну и себе палок поровнее заготовить, хватких и летучих.

 Скоро уж стадо пасти, три дня по очереди, на коров и овец палок не напасёшься. Слов-то скотина не понимает, хоть обкричись. А палка в этом деле штука поважнее кнута будет. Тут важно, как точно её кинуть. Если, скажем, коровы в клевер заворачивают, так их вовремя если не отгонишь – дело труба! Нажрутся коровы клевера, а их пучит потом так, что зоотехника приходится вызывать, чтобы раздувшееся пузо коровам прокалывать и воздух спускать. И дед, и соседи после такой операции злые как собаки. И не оправдаешься, что от жары в речку окунуться на минутку отбегали, никто не верит.

Для себя посохи-тычки братья выбирали с особой тщательностью. Важно было такой дрын найти, чтобы каждому брату был по руке и утолщение оказывалось приличное, с одной стороны, да потяжелее. Искали, чтобы разветвление на тонком конце было на три сучка, или с корнем тяжёлым отросток от большого дерева выкапывали. Такой тычок намного дальше летит, если раскрутить, и скотина глупая его больше боится. Сразу шарахаются в разные стороны, но к клеверу тогда – ни рогом, ни ногой!

Для выкапывания брали с собой в лес бабушкин совок, а для подпиливания - огрызок полотна по металлу. Они умещались в дедушкин старый кисет, который вешали на шею одному из братьев. Третий нёс на плече пеньковую верёвку потоньше, но подлиннее, чтобы привязывать её к верхушке дерева и пригибания её к земле, потому что верхушки были стройнее и тоньше боковых веток. Часто верхушки и прибирали к рукам добытчики. А после выполнения задания этой верёвкой связывали лёгкие заготовки вместе и тащили эту вязанку по очереди домой, крупные палки неся в руках или под мышкой.

Ясное дело, на грибы и ягоды при палочных работах никто внимания в лесу не обращал. Но каждый замечал, где они росли, чтобы потом бабушке и сёстрам об этом месте рассказать. Потихонечку, конечно, чтобы сёстры не передрались утром. У всех были свои двоюродные любимицы. Паша, например, младшенькой Алке рассказывал. Толик – Люське.  А Вовка с Витькой сразу бабушке докладывали, а та уж старших Вальку и Нинку в лес по их наводке за грибами вела. «У девок с лесной географией полный швах!» — так дед говорил.

К вечеру, доставив домой своё деревянное богатство, братья долго разбирались с палками, сортируя, отсеивая их по предназначению, чтобы торжественно разнести их по домам заказчиков. Ходили всей гурьбой по деревенскому порядку, смущаясь от благодарных слов соседей, но не отказываясь от яблок и груш или кружки тёплого парного молока за работу. Возвращались деловыми, гордыми и серьёзными к деду и бабушке, будто денег заработали. Дед похваливал внуков, а бабушка только покачивала головой, проверяя свои затупленные ножи о ноготь и понимая, что придётся опять деда просить привести их в порядок. Внуки, конечно, тоже могут. Но дед уж наточит, так наточит…

Для этого у деда были разные точильные камни: от грубых, шершавых, до тонкокожих, почти шёлковых наощупь, казалось с тряпичной даже поверхностью. Были и сами войлочные позеленевшие тряпочки с пастой «Гойя», доводящей лезвие ножа до зеркального блеска.

Камни лежали в амбаре на отдельной полке по мере возрастания их шершавости. Тут же пониже висели полотна наждачной бумаги разной зернистости. А на последней полке стояли банки с солидолом, техническим белым вазелином, похожим на топлёное сало, склянки с маслами – веретённым, конопляным и ещё черт-те каким, названия которых Палыч уже забыл, но запах помнит. Как и запах самого амбара: густой и прохладный, летний запах оставленного на покой труда - уставшего инструмента, задремавшего в темноте и покое. Тихого стального, молчаливого каменного и застенчивого деревянного помощника рукам и ногам человеческим.

И Палычу подумалось: а вспомнит ли лет через пятьдесят Андрюшка об этих палках, стоящих в подъезде у стояка отопления? Об их запахе? Природной корявости и неуклюжести? Неповторимости… Конечно вспомнит. Вот только Палыча уже не будет и некому будет у него об этом спросить.

А пока он будет поднимать палец кверху и говорить всем: «Это важно!»

Главное ведь, чтобы во всём порядок соблюдался. И в палках. И в головах. Тут Оля-соседка была с ним согласна. Спросила только, поправив покосившуюся Андрюшину коллекцию в углу:

- Палыч, а мусор-то в деревне вы куда девали? Закапывали, что ли?

- Да не было мусора… Не было вообще! Пищевые отходы скотина да куры подъедали, что горело – в печке жгли, стеклотару – сдавали в магазин, она денег стоила. А железа и пластика не было ещё столько ненужного, чтобы повсюду валяться. Босиком можно было всё лето проходить и ногу не уколоть. Разве что о камешек споткнуться или в коровью лепёшку наступить. Но это редко… Если палка в руке есть, можно в сторону отбросить и дальше прямо идти… Веришь?

- Верю, Палыч, верю…

- А что вздыхаешь?.. У тебя в хозяйстве полный порядок!

И по-андрюшиному поднял вверх указательный палец.