Часть Вторая Сажа и пепел. Глава XI

День, и без того казавшийся бесконечным, замедляется. В суточном ритме накручиваются дополнительные часы, которые никто не станет учитывать, когда речь зайдёт о голоде и усталости, о сбитых ногах и перекрученных нервах. Я вижу каждый отблеск — то как тончайшие нити света пронзают пространство. Соударяются, прежде чем распасться на множество цветных осколков. Спиральная пляска освещения выхватывает размытый силуэт Сарита, застрявший в том месте где дроу стоял секунду назад, он неспешно смазывается, пока его обладатель перемещается за спину Персиваля. Можно было подумать о том как усталость, постоянные сражения и диета из довольно ненормальных грибов окончательно контузили беднягу Холта, но назойливый пронзительный звук был ничем иным, как хорошо знакомым, но давно позабытым комариным писком. По крайней мере именно так звучали бы комары достигая размера коровы — всеобъемлющий звук сам по себе пытался сломить окружающих, вызывая нервную зубную боль и мгновенное раздражение. Если именно так себя постоянно чувствует Сарит, то милосерднее было бы пристрелить его, или хотя бы отдать бедняге мешочек с наркотическим зельем.

Голос светлой женщины с золотыми бусинами на лбу не идёт из моей памяти. Я вообще стараюсь прислушиваться к незнакомцам, свято уверенным в том как мне стоит жить эту жизнь. По крайней мере в тех случаях, когда их мудрость не сводится к советам куда мне стоит засунуть своё мнение и куда пойти. Отработанная тактика выживания, ничего не скажешь — берите на вооружение. В этот раз бесплатно.

Во всех этих мыслях о противодействии потустороннему явно недоставало ориентиров, хоть каких-нибудь путевых вешек, отделяющих добро от зла, а разумную предосторожность от презренного малодушия. Собравшись с духом я изо всех сил отталкиваю накатывающую волну смазанной реальности, несущей свои разрозненные видения чуждых воспоминаний вырванных из контекста. Мягкая, не слишком настойчивая волна огибает меня и расплёскивается где-то позади. Это было так легко! Представить не могу, почему не попробовал провернуть нечто подобное ещё у кромки Тёмного Озера, вот только… секундное чувство ясности сменяется ударом молота, от которого мысли обращаются в желе, в разгорячённую тягучую массу, которую сложно удержать в неподвижности. Тошнота от наблюдения собственного содрогающегося “Я” подкатывает к горлу. Секундное мучительное чувство длится и длится и длится, растягиваясь во времени.

Занятые заклинаниями дерро перескакивают с места на место. Забавные маленькие фигурки проскальзывают в пространстве, а зрение умудряется охватывать целиком не только назойливые скачки, но и всю окружающую их действительность. Вездесущий взгляд направлен в точку размером с целое помещение, с жадностью, дотошно изучая каждую крупицу происходящего.

Из тоннеля доносится шум - то задорно переругивается пара квазитов, сильно опережая троих путников. Между невнятными очертаниями ещё трёх дерро проглядывает фигура чуть более важная для созерцателей -измождённый, избитый и связанный дуэргар.

Сверху доносится голос поприветствовавший нас мгновением раньше, но теперь к нему без труда удавалось прибавить внешние характеристики. Разрозненное сливается в единую картину, воссоздавать которую с каждой деталью хочется всё меньше.

Женщина дерро. Её голова была увенчана рогами, но когда воображение уступило место явственному, они оказываются всего навсего двумя сосульками сальных волос, торчащих по обе стороны от головы. Взбаламученная старуха оживлённо потрясает посохом и раковины на его конце приходят в движение, приятно пощёлкивая. Клацанью вторит звон многочисленных приспособлений закреплённых на её одежде: склянки и фиалы, жезлы и амулеты раскачиваются соударяясь, извлекая нестройную мелодию отвлекающую от визгливой речи.

По приказу женщины, исчадия без труда подхватывают уменьшенного пленника за уши и улюлюкая тащат наверх, ей навстречу. Как бы невзначай демоны протаскивают несчастного по слюдяным наростам, роняя на выступы и попросту издеваясь над ним. Даже если на теле дуэргара вспыхнет парочка новых синяков их будет крайне проблематично отличить от уже имеющихся.

Представление затягивается. Поведение приспешников в очередной раз выводит женщину из себя, но дуэргар наконец оказывается у подножия обелиска. Второй — дерро обмотанный тканевой мантией, напряжённо вглядывается в лицо пленника. Опираясь на причудливый посох усеянный грибами, он постепенно наполняется узнаванием:

— Это-это-это! Это же наглый бесполезный большеносый сборщик магических ингредиентов-ингредиентишек! Видели-знаем-бывали среди этих базарных лавок-лавчонок-лавочек! Как ты вообще умудрился проползти-заползти-пробраться так далеко через подземные тоннели-тупики-лабиринтищи? — визгливый голос колдуна взметался под потолок, стараясь поспеть за набирающими амплитуду взмахами посоха, — Почему вообще такой как ты мозгляк-слизняк-неудачник стал рисковать жизнью проделывая долгий путь, если не для Кражи Наших Тайн-Секретов-Секретиков?!

— Успокойся, уймись, не заводись — отвечает ему не менее встревоженная подруга, — у нас ведь есть рецепт как раз для таких наглых букашек, надоедливых выскочек!

Раскаты хохота и злобливое улюлюканье несутся дуэргару вслед, после того как парочка отправляет процессию в глубины пещеры. Коридоры изгибаются и делают новый виток прежде чем устремиться дальше. Скабрезные сальности и скверные шутки быстро сменяются обещаниями как следует накормить дуэргара грибами, которые со временем сломят его волю и размягчат рассудок. Ужасная участь. Ужасный смех. Пара дерро стоила друг друга.

На миг каверну укрывает тишина, позволяя как следует сосредоточиться на ощущении безумия, роящегося в покрасневшем взгляде женщины - преисполненная экстатического восторга она двигалась к обелиску не моргая через боль и слёзы. Зрачки расширены от восхищения, рот изгибается нестройным полумесяцем, голос содрогается от тошнотворного восторга так, что даже будучи бестелесным наблюдателем я чувствую себя грязным. С животной алчностью дерро прикасается к матовой поверхности, крючковатые пальцы скользят по чёрному камню и любовно описывают очертания барельефа насколько хватает роста.

Тончайшее изображение змеи возносится вверх, кольца наворачиваются на кольца, поднимаясь почти под самый потолок, прежде чем закончиться человеческой головой развёрнутой в профиль. Совершенный рисунок выступающий объёмным барельефом из гладкой поверхности, изредка прерываемой выбоинами недостающих сегментов. Не пойди видения на спад я бы с лёгкостью отыскал место для фрагмента позабытого на дне моей сумки, а при должной сноровке и для оставленного у Персиваля. Странная мысль - заманчивая, пугающая! Воображаемый процесс воссоединения целого, восстановления былой красоты и мощи нечестивого идола заставляет дрожь пробежать по оставленному за рамками видений позвоночнику, наполняя восторгом почти неотличимым от моего собственного. Только мгновения спустя я чувствую посреди ощущений ещё и спину Акаши — изгибаясь, ощерившись, неземной зверь дыбит шерсть и разъярённо шипит.

Мечтательная поволока нехотя покидает взор, развеивается как дым вместе с картинами неясного прошлого, постепенно скрадываясь спиральными отблесками грибного света. На прежние места возвращаются стены, друзья, парочка дерро и мои мельтешащие перед лицом руки. Обелиск застыл на возвышении, нависая мрачный шпилем, чернеющим меж вереницы огней. Никуда не девается не-змеиная голова на длинном вытянутом теле объёмного рисунка, теперь её невозможно игнорировать. Пара недобрых глаз так и сверлят мою душу из темноты своего обсидианового покрова.

Рука нащупывает нос и утирает поток багрового телесного сока прежде чем слабость накатывает. Алая липкая лента протягивается от костяшек пальцев до сгиба локтя, заставляя волоски прилипнуть к коже. Всё равно наблюдать за этим приятнее чем созерцать вращение мира, в котором так мало точек для опоры. Большинство из них и вовсе - живые существа застывшие рядом. Вряд ли они способны будут оценить груз моей признательности, воплотившийся в вес всего обрушившегося на них тела.

Друзья приходят в движение за которым следовало бы потянуться и мне. Это помогло бы избежать той мучительной боли, которая ударяет в нервно вздымающуюся грудь, распространяясь немеющей дрожью по каждой клеточке тела. Обычно я такой резвый и подвижный… теперь мне понадобился белоснежный росчерк хищной кусачей молнии, прежде чем тело сдвинулось с места.

Рванувший словно ветер, словно быстроногий Джар’Ра Холторн, мой товарищ Сарит загнал миконидов обратно в расщелину, после чего затаился позади Персиваля, там где стояла Ханаан. Куда опять подевалась Ханаан? Неужели рассказы о наших приключениях настолько упоительнее участия в них? Я стараюсь поспеть за остальными, устремляя стопы вперёд пока в щёку впечатывается нечто напоминающее снежок, если бы те лепились из крохотных ледяных лезвий исключительно по случаю войны. Я всё ещё не поспеваю. Отвратительное чувство. Головокружительная усталость сменяется крепостью духа и убеждений, которыми вполне буквально делятся со мной соратники. Я слушаю молитвы прильнув спиной к стене, голова запрокинута, губы обхватывают стеклянный флакон и втягивают целебное зелье жадными глотками, как если бы я пытался высосать самую душу красноватого эликсира. Именно так пустыни приучают вкушать жизнь. Степенный и вкрадчивый голос Аханы набирает силу, её слова приобретают нотки неподдельной уверенности, пока она обращается к своему божеству, а пронзительно-свежее прикосновение связывает меня с источником неизбывной уверенности. Тончайшая нить поблёскивает множеством оттенков, становясь отчётливее по мере того как я отслеживаю взглядом путь крохотного спектрального плавника до точки назначения - рыжеволосого воителя, чья тень медленно приобретает медные оттенки. Парень чувствует присутствие потустороннего. Его взгляд устремлён в пустоту пещер, а голос призывает не кормить демонических исчадий даже намёком на испуг. Установившаяся связь, натягивающаяся словно струна делает героическое воззвание громогласным. Пронзительным. Физически ощутимым.

Стрелы, болты и разряды электричества взмывают под своды пещер. Теперь недругам придётся затаиться… по крайней мере именно на это я надеялся, пока не увидел Нечто, в той стороне куда настойчиво вглядывался Персиваль. Из-за угла пещеры выпорхнуло отвратительное существо его: искажённая голова, невнятный комок со множеством бугров и впадин, вперилась в нас безумным взором единственного ока. Ком плоти летел по воздуху, деловито вращая кожистыми отростками, прежде чем проявление не заставило его распасться на две половины, выпуская длинную ленту мускулистого языка, порождающего… нет, не голос, но вереницу кровожадных смыслов, впивающуюся в наши умы. Стебельки существа напрягаются и выстреливают вереницей дёргающихся лучей. Прошедшийся по мне оставляет липкое чувство безнадёги, но ему просто негде угнездиться среди чувственного хаоса мятежной души. Следующий заставляет Персиваля застыть, замереть каменным истуканом до боли стиснувшим оружие, прежде чем через несколько мгновений небывалая воля отталкивает зловредное воздействие. По-настоящему страшное происходит когда две чёрных линии проходятся росчерком по моим ещё более низкорослым друзьям. Свет, или скорее его противоположность, оставляет глубокие борозды на корпусе Тенебрис и перекидывается на Джимджара. Ужасные раны открываются изнутри, плоть распахивается порезами, прежде чем подземный гном не пресекает этот поток нечестивой энергии безупречным выстрелом из арбалета. Чудовищный ментальный вой на секунду ослепляет нас, вновь оставляя наедине лишь с парой зловредных дерро.

Мудрая Тенебрис, безупречная в своей гениальности, прислоняет к стене увесистый щит. Выпадая из-под влияния грибных чар, последнее напоминание об Эльдет начинает расти, формируя надёжный трамплин для наших крохотных фигур.

— Напрягите свои извилины наконец! Или хотя бы обратите внимание на сталактиты на потолке! Используйте окружение! — доносится до окружающих вредный металлизированный голос, в то время как его обладательница бережно прикрывала наши перемещения.

Белёсая метка вспыхивает на моей руке. Кожа болезненно чешется, пока я карабкаюсь следом за Персивалем, преодолевая барьеры каменистых платформ. Влажные камни оставляют на пальцах ощущение грязи и глубоких порезов. Можно было потерпеть и не обращать на булыжники такого внимания, если бы из одного из них в мою сторону не устремилось коварное щупальце, оплетая талию чешуйчатой удавкой, немало напоминающей огромный змеиный хвост. Тут уже Акаша не выдержала. Протяжный вой вытесняет из головы всё постороннее, всё хоть сколько-нибудь лишнее, а могучие астральные длани разжимают захват и отбрасывают моё тело в сторону. Благодаря этому, очередной огненный всплеск награждает меня ожогами, а не смертью.

Мой бронированный товарищ испуганно наблюдает за моим поединком с живой плетью. Боль неудачливого Джар’Ры недвусмысленно отдаётся в нём чувством бессильной обиды на подлых противников, притаившимся подле обелиска. Как вдруг! - его рука взметается за спину, а ноги заставляют тяжеловесную фигуру прочертить стремительную дугу, устремляя выхваченный пилум куда-то в темноту. Движимый одним лишь наитием, парень умудряется насквозь продырявить одноглазую пакость и тут же продолжает лезть дальше, как мне кажется и сам всё ещё не до конца осознавая произошедшее.

С приоткрытым ртом я отворачиваюсь от этого мистического зрелища в поисках хоть чего-нибудь более обыденного, только чтобы узреть как с другой стороны показывается огромная голова Аханы. Взметнувшаяся вверх девушка растёт прямо на глазах и приземляется уже той девчушкой, которую мне впервые довелось увидеть в темнице у дроу. Может быть она стала чуть более худой за время нашего путешествия, но при текущем положении дел она всё равно казалась огромной. Встревоженные фонарики глаз смотрят сверху вниз, спешно оценивая состояние моего искалеченного тела, но на это нет времени, её помощь нужна Там, ещё выше. Стоит нам поравняться, и я пытаюсь вновь поднять жрицу в воздух, удлиняя её полёт. Тело предательски дрожит от натуги, пока длани Акаши неприязненным шлепком отгоняют очередное цепкое щупальце, после чего делают за меня всю работу. Это всё ещё стоит безумных усилий, но затем силовая волна проносится через сознание, вырываясь наружу чудовищным вихрем, словно порыв штормового ветра забрасывая девчушку наверх к Персивалю. За какие-то секунды обожженный холодом, электричеством и пламенем Джар’Ра пытается отдышаться.

Наверху разливаются отблески буйного пламени, намекая на ожесточённость битвы, но и оставшиеся внизу товарищи не теряют времени даром. Перевязав раны, они вынуждают противников занять оборонительную позицию, ливень стрел и заклинаний кажется особенно злым в этот день, прерываясь только ради попыток взобраться повыше. Стрекочущие потоки электричества становятся привычной музыкой и пока она звучит ничто не потеряно. От истеричного биения сердца отвлекает движение сверху - прямо надо мной вытягивается знакомая синяя рука, выставляя свою непривычно крупную ладошку окутанную целебными молитвенными течениями.

Прежде чем в голове проносится “Ты это серьёзно?”, мои ноги берут короткий разбег и отталкиваются от стены. Стремительные прыжок миниатюрного тела заканчивается звонким хлопком от соударения ладоней, чудотворная энергия перескакивает с синих пальцев, прокатываясь по моему телу живительным прибоем. Дыхание приходит в норму, надоедливая боль перестаёт угнетать конечности, делая их такими боязливо неповоротливыми. Я карабкаюсь выше, туда, где подрагивает тонкая нить благословенных вод.

Уже добравшись до самого обелиска, Персиваль сражался с той дерро, чей голос встретил нас у входа в пещеру. Глядя на его пламенеющий щи, я с любопытством оцениваю каким новым трюком обзавёлся юноша, запоздало распознавая в этом внушительном фокусе последствия невыносимого жара, которым его окатила противница. На голову ведьмы обрушивается клинок. Какую-то секунду лезвие спорит с трепещущей скорлупой нематериального барьера, прежде чем продавливает чары, оставляя болезненные рубцы между многочисленными предметами на её тунике. В мерзкий хохот неприятельницы наконец просачиваются испуганные нотки, дерро обращается в бегство под укрытием маскирующих чар. Остался ещё один. Снизу мне едва удаётся расслышать разрозненные шлепки босых ног, но голос Аханы доносящийся из ниши слева призывает сосредоточиться на втором заклинателе.

Эта просьба - даже больше чем мне сейчас необходимо. Стремясь поравняться с летящими в ту сторону стрелами я бросаюсь по каменистому настилу, восходящему всё выше. Красный ореол света изначально освещавший дальнюю оконечность моста слабо пульсирует в собственном ритме, источая едва ощутимое тепло. Мне впервые довелось увидеть подобное, но ошибки случиться не может, передо мной яйцо дракона. Всего одна мысль и лишь мне видимый хвост, усеянный неповторимым набором звёзд, аккуратно обвивает его, подталкивая в мою сторону. Овеянное мягким сиянием оно катится срываясь вниз, когда опережая меня из-за платформы появляется дерро. Подхватывая яйцо, заклинатель потрясает грибным посохом и несётся в мою сторону, взрываясь мощной силовой волной. Мои стопы протаскивает по направлению к обрыву, прежде чем я застываю у самого края благодаря дланям Акаши, вонзившимся в землю по обе стороны подобно когтистым якорям. Ментально и физически поистрепавшийся под непрекращающимся дождём побоев, сегодня я позволяю себе злобу, рьяную, клокочущую. Ведомое раскатистым рыком тело обращается живым снарядом, опрокидываясь на неприятеля. Принимаясь теснить его я скоро замечаю как силы покидают противника и готовлюсь нанести решающий удар, но дерро неожиданно застывает, как громом поражённый. Из его горла торчит стрела. Надоедливое бормотание низводится до нестройного бульканья, переходящего в хрип. Когда заклинатель падает, его обмякшее тело кубарем скатывается вниз, а мне открывается вид на торжествующего Сарита. Совладав с отупляющими мигренями, дроу опускает лук и наблюдает с удовольствием за полётом жертвы, прежде чем вновь прижаться плечом к стене и вцепиться пальцами в виски.

Озираться в поисках новых противников или второй дерро я принимаюсь как раз когда рушатся маскирующие чары последней. Прежде чем мне удаётся сформулировать саму мысль, открыть рот, с её коротких узловатых пальцев срывается шар стихийной энергии. Бурлящая сфера совсем как та, что недавно обварила мою грудь, устремляется вперёд, однако медная тень Персиваля уходит вбок, уворачиваясь от незримого снаряда, а следом за ней подныривает и сам юноша. Испуг от происходящего сменяется уверенностью. Миниатюрный воитель устремляется к раскрывшейся злодейке. Матовая поверхность чернёных лат загораживает мне вид на хихикающую ведьму. Я жду того как клинок опустится, прекращая поток мерзкого хохота и с удивлением чувствую вспышку невыносимой боли. Жилы натягиваются подобно струнам, вот только играют на них совсем не музыку. Электрическая вспышка раскалывает зал на две неравные части.

Вероятно её вела тонкая нить воды, которую мы так бережно поддерживали. Связь рвётся. Боль застилает глаза из которых разве что искры не идут. Фигура Персиваля оседает в одной площадке от меня, вмиг лишившись способности выдерживать вес собственного доспеха. Меня и самого ожидала бы подобная судьба, если бы две астральные конечности не впились в землю бугрясь мускулами - пара воображаемых подпорок не иначе, костыли для горемычного Джар’Ры, пытающегося обнаружить в себе хотя бы каплю сил и смелости для спасения друга. От трясущей боли закладывает уши и мне даже не слышно громовой раскат, заполнивший пещеру. Глаза отчаянно слезятся не то от шока, не то от чрезмерного усилия, прожигая фигуру коварной ведьмы… очень хочется принять смерть не отводя взгляда.

Потолок высвечивает очередная вспышка. Вопреки желанию смотреть до конца, я машинально зажмуриваюсь от невыносимой яркости. Поверхность кожи предварительно принимается ощущать надвигающийся поток страдания, уносящий сознание в небытие, но в следующий миг отчаянный возглас дерро пробивается через пульс в ушах, застрявший как маленький безумный грызун в пылающей клетке. Секунды тянутся. Мутная неясность приобретает очертания. Впереди виднеется только тело поверженного Персиваля, подпалины от электрической дуги расчертили склон, возносясь до самых сталактитов. Прослеживая чернёную дорожку до самого подножия, я замечаю Тенебрис. Миниатюрный автоматон наконец нашёл способ забраться - кажется её всё это время тащили, судя по верёвке которую она волочила за собой. Латунный корпус ритмично приподнимался и опадал, как если бы машина запыхалась, а на пальцах всё ещё играли остатки того непомерного статического разряда, который поставил жирную точку в сегодняшней битве.

Все мы невольно притихли, уступая место опасливому ожиданию новой беды, вместо которой стали отчётливо слышны язвительные высказывания Джимджара. Томительные минуты сражения обернулись для уменьшенного гнома долгой прогулкой в поисках подъёма на платформы, и сейчас он во всех красках расписывал пещере степень своего недовольства её конструкцией. Невольная улыбка проступает на моём лице, сменяясь испуганной гримасой, когда я устремляюсь к неподвижному Персивалю. Правда, куда мне в таком состоянии поспеть за исполинкой Аханой, несущейся со всех ног к телу воителя, застывшему у подножия обелиска?

Ковыляя следом, я невольно утопаю взглядом в матовой обсидиановой поверхности, чей слабый блеск умудряется отрицать количество света вокруг. Змеиные путы больше не пытаются наброситься на путников, кто бы ни скрывался внутри, он напряжённо выжидает и всё ещё время от времени пытается обратиться ко мне в обход ушей Акаши. Назойливый незнакомец предлагает мне силу, сулит мне огромную власть, порождая всплески неудовольствия багровой пантеры, мечущейся по сознанию в поисках незваного гостя.

От тягостных раздумий отвлекает холодный душ. Живительная влага унимает нервную дрожь, прогоняя чувство близящейся смерти. Мои спутники успели собраться вокруг, их взгляды напряжены, из чего можно сделать вывод, что им досталось куда меньше и они способны тратить ценнейшие жизненные силы не на выживание. Восхитительная роскошь. Персиваль закашливается, поднимаясь с земли. Надеюсь, мне удаётся выглядеть хоть немного лучше, чем он сейчас, но верится в подобное с трудом - истерзанное сердце порой забывает совершать удары. Сухая наждачка губ расступается с непосильной тяжестью, а вместо слов я просто выталкиваю сдавленную порцию воздуха. Язык еле ворочается. Спутники не сразу распознают слова в сиплом бормотании - пределе моих сил, коим я склонен безмерно гордится. Лучи света отталкиваемые идолом, подсвечивают лица друзей, перекошенные усталостью.

— Я… рад, что все целы… но не время отдыхать… пока ещё нет. Там… засела эта тварь…

Это был один бесконечный изнурительный день, которому не видно ни конца ни края, поэтому я понимаю их неудовольствие, когда призываю сейчас же взяться за разрушение проклЯтой каменюки. Или прОклятой, поди разберись. Драконье яйцо услужливо уменьшилось, как только вороватые пальцы подхватили его с земли. Сейчас я держу его подмышкой как военачальник хранит свой шлем, выступая перед воинством, прежде чем повести его в битву. Но вместо этого, подкрашенный слабой алой пульсацией, бледный как смерть Джар’Ра рычит на них, призывая воевать с блестящим чёрным идолом. Фарс, да и только.

Деловитость нашей изобретательницы вызывает зависть в подобные моменты. Задумчиво водя ладонью вдоль поверхности обелиска, она отделяет домыслы от потоков магии, переплетающихся в зловещем артефакте. Жемчужина, которую механическая кошка успела инкрустировать в свою ладонь, извлекает тайны из самых глубин идола, пока металлизированный голос повествует о сущности угнездившейся внутри.

Гм… Гм! Офидиан! Ну, да, Офидиан. Потусторонний змей, сущность, что старше самого Греклстью и опаснее любых скверных побрякушек оставшихся позади. Судя по всему бешеные гномики намеревались использовать силу обелиска чтобы начинить ею яйцо и вытеснить дракончика… вероятно чтобы получить эдакого чешуйчатого демонического змеёныша! — разглагольствует Тенебрис, — не устаю поражаться извращённой логике идолопоклонников

Атеистичная изобретательница пренебрежительно похлопывает по гладкой обсидиановой поверхности, не скрывая разочарования. Игнорируя жалкое состояние своего подопечного, Акаша зловредно шипит при любых упоминаниях мощи Офидиана. Её непомерное тело мечется вокруг моего ментального “Я”, переполненное стервозной энергией, а тон становится довольным лишь когда разговор возвращается к уничтожению обсидиановой глыбы. Я говорю долго, хотя может быть просто медленно. Сбивчивая плеяда сиплых хрипов пытается донести до внимания слушателей рассуждения об испытаниях, которым осколки этой дряни подвергают души предрасположенных к этому людей, достаточно чувствительных, достаточно чутких… достаточно слабых. Мне приходится упомянуть о притяжении и навязчивых откровениях сулящих величие. Голос постепенно возвращается ко мне, пока разрозненные факты выстраиваются во всё более целостную цепь размышлений. Когда я заканчиваю бормотать, в руках уже подрагивает кинжал, который я упираю в одну из щербатых выбоин на поверхности камня. К сожалению обелиск не рушится под одним лишь нажатием, как я это наивно себе вообразил, чёртов мечтатель.

Клинок способный пить кровь демонов и крошить в пыль осквернённые реликвии то и дело норовит соскользнуть под весом тела, оставляя еле заметные царапины. Ватные руки плохо слушаются, я начинаю всерьёз бояться пораниться на глазах у всех, так и не добившись результата. Приходится просить Акашу покрепче вцепиться в гладкую поверхность, гадая выдержит ли клинок подобный нажим. Стоит астральным дланям усилить хватку моих дрожащих ладоней, пот градом нисходит со лба, а голова упирается в матовую гладь черноты, в поисках желанной прохлады.

От усталости сознание ускользает и покидает меня. Вместо блаженного забвения приходит падение, нарочито медленный спуск в темноту, откуда жадно таращатся всё те же хищные фонарики. Кроме них на крохотной сцене, в маленьком кружке света посреди незнакомой пещеры, виднеется только кончик хвоста. Раздаётся Нечто - не звук, но вибрация, заставляющая смыслы разносится в голове словами чуждого голоса. Незнакомец пытается занять место кровавой пантеры. Его медовые речи заволакивают пространство мысли, отторгая иные идеи.

Офидиан молвил без устали десятками голосов, обещая небывалую мощь. Точно так же как Та, Другая, он способен укрепить вервие моей судьбы.



“Будь Моим Чемпионом. Немыслимым. Несокрушимым. Неотвратимым.”



“...Бесполезно Влачащий Жизнь Под Гнётом Потусторонней Кошки…”



“...Крыса Выкормленная Объедками Существования…”



“... Отринь Её. Отринь Оковы Смертного Тела…”



“…Гибель Отступит. Безумие Отступит…”



“Прими Великий Дар”


“Спаси их”

Сила чтобы больше не бояться, чтобы выбраться и всех спасти - мог ли я помыслить о подарке более желанном? Вот только… бедный Джар’Ра слишком хорошо знает цену истинным сокровищам. Настоящих друзей не выбирают, их нельзя искусственно состряпать из песка и звёздной пыли, подменив искренние чувства щедрыми обещаниями. Нет. Истинное союзное родство даруется только Судьбой… кажется даже Боги не способны раздобыть себе родных и любимых раньше срока, как бы ни орошали своей мощью тысячи тысяч последователей. С моим отказом дрожь покидает тело, уступая пылкой твёрдости убеждений. Спустя столько лет я наконец готов проверить их прочность и увидеть приведут ли они меня к падению или величию. Обойдёмся без очередного сладкоречивого незнакомца.

Стоило ответу прозвучать в моей голове, прежде чем он срывается с губ змеиная голова вторгается в скромный круг света. Хлёсткий выпад упругого тела предсказуем, но слишком стремителен - я продолжаю стоять, а беспросветные мягкие лапы грубо оттаскивают меня за шиворот, как котёнка. Наваждение спадает. Пробуждение сопровождается стуком и скрежетом. Моргнув пелену я наблюдаю как когти Акаши крошат нечестивый обелиск. Преисполнившись нашего общего остервенения, они рвут обсидиан словно плоть, зарываясь всё глубже. Основание истончается, вся глыба начинает гулко стонать, напоминая вековые деревья, медленно подающиеся под ударами топоров.

Друзья застыли поодаль, их испытующие взгляды переполнены смесью чувств чуть менее бурных, чем мои собственные… меньше всего сейчас хочется, чтобы эта многотонная каменюка рухнула на них. Не прекращая своего занятия, я перехожу к лицевой части идола. Правая верхняя лапа жадно цепляется за поверхность, оставляя рваный росчерк вдоль граней. Нематериальные когти режут породу словно масло, подбираясь к изысканному барельефу. Боль пронизывает кожу сотнями игл там, где отпечаталась татуировка. Убрав кинжал на пояс, рука упирается в гладкую преграду, а змея прорисовывается на ней сопровождая своё явление неприятным жжением. Кольца наворачиваются на кольца. Панические укусы усеивают тело, пока обладатель клыков пытается спрятаться. Затаиться.

Треск. Стеклянный треск сменяется невыносимым хрустом и я запоздало отскакиваю за миг до того как чёрный обелиск начинает рушиться. Сосульки сталактитов срываются с потолка дождём, предвестником чудовищного грома. Обратившись в исполинское каменное копьё идол накреняется, осыпается под собственным весом прежде чем сорваться с платформы и пропороть стену. Многомерный грохот разрастается каменистыми раскатами, свидетельствуя о разрушении расщелины через которую мы пробрались в каверну.

Сердце ударяется в горло. Ошалело оглядываясь я с облегчением замечаю Стуула и Рампадампа, спрятавшихся позади Персиваля. Нагруженный как вьючный мул, с железной глыбой по одну сторону и Дроки по другую, он умудрился принести огромный мешок с разнообразным скарбом отряда и забрать миконидов. Наличие парочки пилумов, оттёртых от крови и чёрного ихора, красноречиво высказывалось о продолжительности моего общения с монументом. Цвет начал возвращаться к задумчивому лицу воителя, не желая уступать я прячу страх и киваю вздёргивая подбородок, мол “Видел, как я разобрался с этой пакостью, наш любитель воевать с потусторонним?”.

Произошедшее никто особенно не комментирует, видимо подобные события становятся нормой для нашего маленького отряда, а может быть мы все слишком устали. Повторно убедившись во всеобщей сохранности мы отправляемся дальше. Туда, где по мнению неунимающейся Тенебрис уже много-много-много часов назад погиб Ирвин.

Навевая отвратные ассоциации, проход то и дело уходит влево, заворачивается по спирали, разве только в кольца не укладывается, выводя нас к массивным двустворчатым дверям. Две створки изготовленные из уже примелькавшегося Зархвуда были запечатаны с нашей стороны - когда бы ни имели место, а вернее время, события с квазитами и пленным дварфом, любители обелисков и змеёнышей явно не забыли позаботиться о приватности вечеринки. Что ж, у нас, чужаков, свои способы развлекаться.

Предостерегающе раскинув руки, механическая кошка останавливает нас, решаясь изучить добротные ворота на предмет ловушек и оповещающих сигналов. Я был бы совершенно несправедлив, назвав подобный благородный порыв несвойственным для Артемис, однако первопричина подобных интенций остаётся прежней. С каждым разом это всё более смехотворно. Легкомысленный Джар’Ра никогда не был сторонником затянутых представлений, а потому правильный ответ на загадку, если вы его искали, должен содержать словосочетание “голем-котёл”. Каждый справившийся может рассчитывать на добрую порцию эля от старика Холта, если вас угораздит оказаться со мной в одном трактире. Да, всё так - кровопролитные битвы, толстостенные двери и даже минуты проведённые за отдыхом уменьшали шансы на выживание второго мастера, способного починить сосуд для чародейского зельеварения. Первая тем временем со всем тщанием изучала дверь. Медленно и с чувством, она проверяла каждый изгиб, любую трещинку, только подсадить себя повыше не попросила. Когда раздаётся щелчок и быстро гаснущий звон преграда наконец расступается, открывая волшебный, неповторимый, во всех смыслах уникальный вид на… неумолимо однообразные грибные заросли. Разноцветная поросль устилает полы и стены, устремляясь в двух разных направлениях. Благо, добрая половина из нас уже знает какие следы стоит искать - не прибегая к детальному осмотру я обнаруживаю отпечатки ног нескольких дерро, прошаркавших по грибным шляпкам направо.

К моим деятельным спутникам понемногу возвращаются силы. Застыв посреди развилки, Тенебрис принимается размышлять о демонических видениях. Их вреде и пользе. Происходящее в этих пещерах действительно подталкивает поразмыслить о природе скверны без видимого труда преодолевающей не только внутренние барьеры, но и загадочное искусство стирания памяти. Поначалу я улыбаюсь, у попытку хитроумной изобретательницы потянуть время. Что ни говори, а шастать по этим унылым пещерам действительно легче прислушиваясь к болтовне друзей, вот только уже через миг улыбку приходится спрятать очень и очень глубоко…

Вы должно быть уже заметили, излишняя самоуверенность не входит в число моих пороков. О, не поймите меня неправильно, - ноша которую силится взвалить на себя отчаянный Джар’Ра нередко оказывается непосильной, но именно подобные потуги закалили меня и дали возможность выжить. Тут дело иное, грубое, высокомерное и потому совсем не свойственное трепетному сердцу уроженца пустыни до последнего момента воспринимавшего своё паршивое состояние после наблюдения видений за банальную слабость. Некую… уязвимость к событиям подобного рода или вроде того. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что Ахана и Персиваль большую часть времени попросту отталкивали эту тошнотворную волну демонического наития, отказываясь и от знания и от тяжести последствий! Судя по произошедшему сегодня - каждый раз эти последствия приходилось вкушать оставшимся, то есть нам с Тенебрис. Было бы слепым и грубым, считать неразумным подобное поведение, но спустя месяцы в течение которых нам приходилось делить боль, слёзы и голод, я не могу промолчать - осознание происходящего умудрилось больно укусить нечто глубоко внутри меня. Что же до Тенебрис, в силу собственного прагматизма или ещё каких соображений она просто не оценила принципиальную позицию Персиваля и религиозную осторожность Аханы. Прости Ирвин, теперь тебе действительно придётся подождать.

Наверное стоило бы во всех нюансах передать подробности того разговора, этой словесной баталии, способной сравниться в судьбоносной острастке с потасовкой у чёрного обелиска, но правда была куда проще и безжалостнее:

Мы всё ещё были потерянными и одинокими, посреди чуждого и недружелюбного мира, живущего собственными законами. На пути, утомляющем и уродливом, нам пришлось расстаться с изрядным количеством сил, пота, крови, не говоря уже о добрых попутчиках и собственных мечтательных иллюзиях. Пускай каждый новый день после спасения наставал чтобы по щепотке возвращать нам власть над собственной судьбой, - от свободы мы оставались всё так же далеки. Далеки мы были и от понимания скверны, избравшей нас, нас четверых, для каких-то бесчеловечных игр.

Измождённые и напуганные мы собачились и причитали, хотя в сущности не ругались друг с другом вовсе, так… пытались поделить на всех стресс застоявшийся внутри. Принципы смешивались с неоправданными ожиданиями. Будущее казалось мрачным, а мысли о Демоническом Безумии, медленно подступающем к самому сердцу и вовсе не хотелось вынимать из самых удалённых тайников сознания. Мы всего лишь беглецы, вынужденные становиться героями этой истории по вине неизвестного кукловода, затаившегося в темноте. Поднимите руку те, кто мечтает о подобной доле и я назову вас лжецами или безумцами, а моя совесть при этом не шелохнётся. Одно остаётся верным - неприятной беседы нельзя было сторониться, чтобы рана зарастала, её всегда в первую очередь необходимо очистить.

Тимора, моя благословенная Госпожа Удача, благослови Джимджара и его шебутной нрав, ибо подземного гнома происходящая не беспокоило вовсе.

— Погодите-погодите! Будет вам! Рассудите сами! С вами весело, типа, взаправду весело! Все вы интересные ребята с которыми невозможно заскучать. За такое сокровище стоит требовать любой помощи и поддержки, я готов даже за ручку подержать или утереть идущую носом кровь, когда вы очередной раз застынете с остекленевшим взглядом! Такие Серьёзные Морды! Даже если вы решите сбрендить все как один, мне всё равно будет чего припомнить…

Смешно, но именно его поток залихватской бравады и шуток оказывается тем конструктивным мнением, которого нам недоставало. Голоса тут же смягчаются, кровь перестаёт стучать в висках, а камень на душе сбрасывает в весе, стремясь уподобиться пёрышку. Неожиданная мрачность, та неописуемая жуть, что назойливо отравляла настроение выпадает из души, оставаясь только снаружи, вокруг разношёрстного отряда.

Пещера расступается, забивая ноздри тошнотворно-сладостными запахами разложения и смерти. Тусклые фонарики грибов фезресс обязанные освещать каверну вместо этого нагнетают серого мрака, подсвечивая тёмные силуэты шаркающие по дну ямы. Неясный видимый горизонт оплывает туманом, огибая каменные выступы среди которых бездумно скитаются неясные фигуры. Новые проходы виднеются вдоль стен, заставляя задуматься о нескончаемости пещер, который раз. Отпечатки ног резко забирают вправо, огибая яму и скрываясь в темноте, но ещё раньше чем двинуться по следу, раньше чем проследить их направление, я случайно замечаю отрубленную руку на середине оврага. Одинокая конечность лежит без движения, а на её пальце покоится крупный перстень, инкрустированный чудесно поблёскивающим обсидианом.