Кольские археологические рассказы. Эпизод десятый

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ.    

     С того момента, как мы возвратились из похода в Ивановскую губу, прошла ещё неделя. Дел было не так, чтобы много, но каждый день мы чем – то с утра до вечера занимались. Сначала мы готовились проводить Лену, которая вдруг срочно засобиралась в Москву, хотя до этого совсем не торопилась. Странные они – эти женщины из Москвы. Настроение у них меняется, ну совсем, как погода на Севере. Только, что светило на лице солнце, а через минуту – на щеках уже ливень. Совсем другое деле мужики. Как говорится: «уж если я чего решил, то выпью обязательно!».             Потом вдруг засобирался Сакса. Ему из дома пришло письмо, в котором его сестра сообщала, что отец попал в больницу. Повод собраться домой железобетонный. Только мы втроём никуда не торопились. Капитан и его ближайшие помощники решили покинуть корабль последними.
     Наступила среда. Сегодня по расписанию в бухту Дроздовка должен зайти теплоход «Клавдия Еланская» и отвезти пассажиров в Мурманск. Ребята заранее собрали вещички и побродили по окрестностям лагеря. Сакса на прощание решил закинуть удочку в реку, но поймал только несколько мелких форелин, которые конечно же отпустил обратно, подрастать. Когда он рассказал нам об этом благородном поступке, шеф вдруг вспомнил про рыбу.
     - Сакса, ты уже сложил рюкзак?
     - Да, ещё вчера вечером.
     - А рыбу – то мы тебе не положили! Вываливай всё в зад. Её надо положить на самое дно рюкзака. Ты же в Питер самолётом полетишь? Вот и сдашь его в багаж, рюкзак проверять не будут, а вот ручную кладь – вполне возможно.
     Через час всё было разобрано, переупаковано и собрано заново, так, что рыбка (пять шикарных хвостов) мирно лежала на самом дне Сашкиного мешка и тихонько дожидалась, когда она украсит большую тарелку на домашнем праздничном столе.
     Ребят провожали всем оставшимся лагерем. Печально стояли на берегу бухты, обнимались, клялись в дружбе, бросали в воду мелочь. Ещё договорились, что в конце сентября по первому зову шефа сходим в Питере в ресторан.
     Наконец показался белоснежный теплоход. Он дал протяжный гудок и встал на якорь в полутора сотне метров от берега. Ожидающие его пассажиры, засуетились, занимая места в Доре. Ещё раз пожав друг другу руки, мы пожелали ребятам счастливого пути и одиноко стояли на берегу, пока Дора не причалила к борту. Ещё минут через двадцать мы их увидели в Володькин бинокль. Они поднялись на палубу и долго махали нам руками, пока «Еланская» не скрылась за ближайшим мысом.
     Вот, казалось бы, чего так расстраиваться? Через пару недель все встретимся в нашем любимом городе, пойдём в ресторан. Нет! Предательский ком подкатил к горлу и зачесался правый глаз. Я всегда плохо переношу процесс прощания. Так уж устроен мой мозг, ведь это он даёт команды организму так или иначе реагировать на сложившуюся ситуацию. Поэтому, чтобы не «тянуть кота за его подробности» мы быстренько засобирались домой. По дороге встретили одного знакомого погранца, того самого, который поймал меня за штаны. Поприветствовав друг друга он спросил:
     - Ну, а вы, когда планируете?
     - Да, скорее всего следующим рейсом – ответил начальник. Через недельку.
     - Как дела, прыгун? – это он уже обратился ко мне.
     - Всё хорошо – бодро ответил я и добавил: а я всё – же искупался в Баренцевом море!
     - Ну, вот видишь, одной мечтой стало меньше – неожиданно философски сказал погранец. Перед убытием, не забудьте отметиться – это он уже шефу.
     - Так точно, товарищ старший лейтенант, не забудем – в один голос каркнули мы, а лейтенант козырнул нам и, поправив на плече карабин, пошагал к себе на заставу.
     - Вот мы и остались одни – одинёшеньки – голосом кликуш и плакальщиц, заламывая себе руки, запричитал начальник. Как мы будем дальше - то жить? Кого я теперь буду по утрам бранить? На ком зло своё срывать? Осиротели мы, братцы, осиротели! Ведь не все же дела доделали, не все песни перепели! И остался у нас не решённым один очень важный вопрос:
     - Какой вопрос? – вытерев слёзы, брызнувшие из глаз, тут же спросили мы с Люсей.
     - Что делать с тазом икры?
     Я, наверное, не говорил, что за время нашего пребывания в лагере, у нас скопилось большое количество красной икры. Целый таз, примерно килограмма три. Рыбу мы в основном готовили к поездке в Ленинград, а, вот с перевозкой икры были проблемы. По уму её надо было герметично закатывать в стеклянные банки, заливать маслом и в таком виде очень аккуратно перевозить. Поскольку решили обратно лететь самолётом, багаж пришлось бы сдавать, а везти икру в ручной клади было опасно. Тут пахнет уже не рыбой, а криминалом. Перевозка стекла в багажном отделении – тоже дело тухлое. Перебили бы все наши банки. Таких пластиковых контейнеров, в которых современные браконьеры доставляют икру с Дальнего востока к новогоднему столу, в наше время не было. Да и стеклянных банок с крышками – тоже не было. Оставалось либо её съесть, либо выбросить. Сами понимаете, что выбросить икру – просто рука не поднималась, да и мысли такой в головах даже не возникало. Оставалось - есть!!! Был ещё и третий вариант: выкинуть её в речку в надежде, что какой – нибудь запоздалый шальной самец, проплывая мимо горы икры, решит, на всякий случай, её оплодотворить. Но этот вариант скорее был теоретический, чем практический. Скорее всего он её просто сожрёт. Поэтому мы единогласно остановились на втором варианте, тем более, что он был ещё и приятным на вкус.
     Никогда не думал, даже представить себе не мог, что съесть таз икры за неделю втроём будет так трудно. Сначала мы ели её по утрам, намазывая на мягкий серый хлеб, потом, видя, что количество икры не уменьшается – три раза в день. На четвёртый день за подписью начальника Кольской экспедиции вышел приказ по лагерю есть икру столовыми ложками три раза в день. Нарушившего приказ – ждало жестокое наказание: в присутствии свидетелей, он вместо одной ложки должен был съесть три. Потом решили прекратить издевательство над собой и стали на икру играть в карты в дурака. Проигравший – ест столовую ложку. Логика железобетонная: раз дурак – ешь икру! К концу недели наш тазик заметно полегчал, но организм от переедания белка просто отказывался от деликатеса.
     Первой сдалась Люся:
      - Всё, ребята, я больше не могу на неё даже смотреть. Делайте со мной, что хотите, но больше ни ложки!
     Мы с шефом переглянулись, и он то ли серьёзно, то ли в шутку спросил:
     - А за деньги?
     - Да, ну, что вы, товарищ начальник, какие деньги – засмеялась Люся. Даже за деньги не буду.
     В голове всплыл образ таможенника Верещагина и прозвучала его коронная фраза: «Опять ты мне эту икру поставила. Не могу я её каждый день, проклятую есть! Хоть бы хлеба достала».
     Я продолжал играть с шефом с переменным успехом. Когда за два дня до отплытия таз опустел, я понял, что наелся икрой на всю оставшуюся жизнь. Но я оказался не прав. Уже за новогодним столом, встречая 1985 год, моя рука самопроизвольно тянулась к тарелке с икорными бутербродами. Таким образом на восстановление организма ушло всего три месяца.
     С рыбой дела обстояли попроще. У нас было готовых к транспортировке около пятнадцати хвостов и хвостиков. Оставалось только хорошенько и надёжно её спрятать. Обернув каждую рыбинку плотной бумагой ещё одним слоем, мы положили её в полиэтиленовые пакеты, а пакеты, в свою очередь - закрутили в спальники. Спальники обернули палаткой, а палатку засунули в резиновую лодку. Попробуй, таможня, её найди теперь. Но, как оказалось позже, проверять нас в аэропорту никто и не собирался. Так, что все наши опасения оказались напрасными, и наша рыбка благополучно добралась до Ленинграда. А пока мы, привыкая к мысли об одиночестве, делали последние приготовления к отъезду.
     Наконец наступила среда. В этот день нас обещала забрать в своё чрево «Клавдия Еланская» и отвезти в Мурманск. Законсервировать лагерь было делом нескольких часов. Последний раз всё перепроверив и осмотрев, шеф сказал:
     - Ну, что, коллеги, присядем на дорожку.
     Думая каждый о своём, мы посидели минут пять, затем мы с Люсей помочили ноги в холодной реке и кинули в неё по пятаку.
     - Оставьте деньги на такси до Чернышевской – шутя крикнул нам шеф. Именно у метро Чернышевская находилась наша камеральная кладовая, в которой я впервые познакомился с Володькой и именно туда и прибудет большая часть, найденных нами, находок.
     - Меня отец обещал на машине встретить – с гордостью сообщил я. Что же я на поезде повезу все эти мешки с вёдрами?
     «Дама сдавала в багаж…» - помните этот стишок?  Мой же багаж состоял из следующих шести мест: Большой рюкзак, набитый грязным постельным бельём и одеждой, сумка с рыбой (пять отменных хвостов, общим весом килограмм восемь, два пластиковых восьмилитровых ведра, одолженных у шефа, с клюквой и брусникой, рыболовный комплект с удочками и спиннингом и моя старенькая гитара. Даже, если что – то взять в зубы, для переноса всего этого барахла двух моих рук было явно маловато.
     Ну, а пока мы с трудом за два захода перетащили весь наш скарб к пирсу. У воды уже суетились люди и две знакомые местные собаки, которые нас встречали два месяца назад. И, похоже, что грустное настроение передалось даже животным. Они прижимались к нам своими задами, виляли хвостами, совали морды в наши ладони, что бы мы их гладили и, как - то обречённо смотрели своими выразительными собачьими глазами, как будто прощались. Я вытащил из кармана, завалявшийся кусочек печенья, и угостил одну из них. Другая собака уже жевала угощение. Удивительно, но пёс отказался от угощения и всё смотрел мне в глаза.  Невыносимая минута прощания с собакой, даче с чужой - не для моей нежной и тонкой натуры. Поэтому, чтобы как - то отвлечься, я нашёл в другом кармане ещё одну монетку в десять копеек и, загадав желание вернуться сюда ещё раз, кинул её в воду. Начальник с Люсей последовали моему примеру, и в это время прогудел прибывающий теплоход. Перед самой погрузкой в Дору к причалу прибежал запыхавшийся Пашка, наш новый знакомый с метеостанции.
     - Подождите, археологи! Я специально отпросился с работы, чтобы вас проводить.
     Откуда он узнал, что именно сегодня мы уезжаем в Мурманск – осталось тайной. Видимо, кто –то из погранцов доложил. Тем не менее, крепко пожав нам руки, он сунул шефу небольшой пакет.
     - Это вам на дорожку, ребята! Приезжайте к нам на следующий год. В пакете оказалась пара небольших кумжин горячего копчения, но об этом мы узнали, находясь уже на борту теплохода.
      Дальнейшие события, связанные с погрузкой на борт «Клавдии» были самыми обыденными и не оставили яркого, запоминающегося следа. Заняв три места в четырёхместной каюте, мы, расталкивая друг друга, ринулись в душ. Вот оно, ещё одно простое человеческое проявление счастья, такое же, как унитаз. Долгожданная горячая вода и душистое мыло! После душа сходили в бар, выпили по пятьдесят коньяка и вернулись в каюту. На наше счастье, моряков - подводников, отправляющихся в очередной отпуск, мы на борту не встретили. После бара Люсёк заварила нам крепкого чая со своими травками, мы поклевали немного Пашкиной рыбы, и я завалился в койку, даже не став смотреть телевизор, который оказался на теплоходе. Через пол – часа ласковые в этот раз волны убаюкали меня, как младенца и я проспал весь оставшийся вечер и всю ночь, почти до самого Мурманска. Мне снился лохматый пёс, который заглядывал мне в глаза и спрашивал меня человеческим голосом.
     - Приедешь ещё?
     - Приеду - отвечал я, потрепал пса за холку и почесал у него за ушком. Он долго на меня смотрел, а затем отвернулся и, совсем, как старый человек, вздохнул.
     - Ни фига ты не приедешь – вдруг обречённо сделал вывод пёс, опустил голову к земле и медленно побрёл в посёлок.
      А в Мурманске уже началась гонка. В качестве такси мы сняли микроавтобус и пулей в аэропорт Мурмаши. До вылета рейса на Питер оставалось пара часов. За это время надо было зарегистрировать наши билеты, купленные ещё в Ленинграде, сдать в багаж всё наше барахло и желательно чем – то перекусить. Поэтому все дела делались быстро, на ходу, постоянно глядя на часы.
     К своему удивлению я заметил, что два месяца, проведённые в дали от цивилизации крепко засели у меня в башке. Но самым интересным была реакция организма на некоторые события. Первый раз я понял это, когда, спустившись с трапа теплохода, над нашими головами вдруг низко в сторону Североморска пролетел вертолёт. Я непроизвольно присел на асфальте и закрыл голову руками, но через секунду под Володькин смех выпрямился.
     - Как тебя торкнуло – то, дружище! – весело заржал шеф.
     - Я тоже испугалась – сказала Люся. Вот, что значит инстинкт – засмеялась она. Я смущенно улыбался, а сквозь стеклянное окно аэропорта на меня уже смотрела морда моего знакомого пса, который провожал нас в Дроздовке.
     А второй раз перед тем, как зайти в здание аэровокзала, Володька попросил меня спрятать подальше охотничий нож, висевший у меня на боку. Видя наши бородатые лица, наши просоленные потом штормовки, штаны с заплатами, любой человек безошибочно определял в нас людей, вернувшихся с тундры. Но висевший сбоку здоровенный охотничий нож в здании аэропорта – это уже было слишком.
     - Игорёха, привыкай к цивилизации – сказал шеф и хлопнул меня по спине.
     - А где твоя берданка – с опозданием в два дня спросил я.
     - Ну, ты даёшь! – засмеялся шеф – вместе же укладывали её в лодку.
     - А, ну да, ну да - рассеянно ответил я и почесал затылок.
     Два часа пролетело очень быстро и, вот мы, уже сидя в мягких креслах Ту – 154, набираем высоту и пытаемся рассмотреть в иллюминатор бескрайний зелёный океан тундры, граничащий с бескрайним голубым водным океаном. Где - то под нами медленно проплывали тысячи озёр и болот, Ивановская бухта с избушкой оленеводов, наша, ставшая нам на два месяца домом, река Дроздовка, наш лагерь, наш раскоп со своими, ещё не поднятыми артефактами. В небе, как будто специально для нас не было ни облачка. Но солнце быстро садилось, самолёт поднимался всё выше и выше, и скоро уже ничего не было видно кроме огромного диска Луны.
    Несмотря на то, что рейс был ночной, стюардессы стали разносить лимонад и бутерброды с колбасой, сыром и красной рыбой. Боже мой! Что это была за рыба! Сухая, костлявая, совершенно не вкусная. Её, видимо, выловили года два назад на Дальнем востоке, потому, что это явно был не лосось. И, провалявшись всё это время на складах, она наконец – то попала в цех питания Аэрофлота. Самые лучшие куски были, конечно разобраны сотрудниками этого цеха, поварами и экспедиторами. Кое – что досталось экипажу. Оставшиеся ошмётки торжественно были поданы пассажирам рейса в качестве бесплатного деликатеса. Откуда я это всё знаю? Да была одна история, как я, будучи ещё студентом третьекурсником ЛИАПа, подрабатывал как раз в этом самом цеху питания Аэрофлота в течении трёх зимних месяцев 1977 – 1978 годов. Но, как говорится, это уже совсем другая история.
      Мы, проигнорировав рыбу по всей поверхности, немного поели сыра и забылись на часик. Во время полёта нас слегка потряхивало, но это было ничто, по сравнению с волнами Баренцева моря, так, что мы даже не обратили на это внимание.
     А через полтора часа в салоне включили свет и голос командира корабля объявил всем пассажирам о том, что рейс заканчивается, просьба не курить, пристегнуть ремни безопасности, самолёт снижается и через десять минут совершит посадку в ленинградском аэропорту Пулково. Ещё миг, и колёса самолёта задымились, коснувшись взлётно – посадочной полосы. Посадка прошла штатно. Чуть больше часа времени ушло на рулёжку, остановку и получение багажа. Выходя в город через зал прибытия, я сразу же увидел своего отца. Он стоял в первых рядах, встречающих вместе с хозяином машины и махал мне рукой.
     - Ну, здравствуй, Ленинград, здравствуй, папа, здравствуй моя настоящая жизнь. Как ни печально это констатировать, но отпуск подошёл к концу. Слава Богу – все живы и здоровы. Теперь осталось совсем немного проехать на Жигулях, через весь город и ещё километров восемьдесят по Ленинградской области и я – дома!
     Со своей девушкой мы договорились, что я сначала заеду к моим родителям, оставлю там шмотки, схожу в местную баньку, и только после этого – приеду к ней. Но первым адресом, куда мы заехали сразу после аэропорта, была, конечно, камералка на Чернышевской. Там мы выгрузили наше казённое барахло: спальники, палатку, лодку. Справедливо разделили нашу добычу. Всем досталось поровну, по пять рыбин.
     Вот и всё! В ближайший понедельник я уже должен буду прибыть на рабочее место в свой родной НИИ, где встречусь с коллегами по работе и за сигареткой в курилке расскажу им о том, как я интересно и полезно провёл свой отпуск.
     А через пару недель позвонил Володька и сообщил, что сбор участников Кольской археологической экспедиции 1984 года состоится в ближайшую пятницу в 17-00 в маленьком итальянском ресторанчике на проспекте Чернышевского. В программе будет встреча друзей, доклад, ужин и, даже, выдача каких –то небольших денег. Доклад мы с большим вниманием выслушали. Все мы отлично поработали и вернули на поверхность земли сотни замечательных артефактов. Некоторые из них, включая и мой наконечник для стрел, достойно займут стеллажи музеев, другие пополнят запасники.  Правда о результатах поиска древней Гипербореи не было сказано ни слова. Каждый из нас прекрасно понимал, что найти Гиперборею - это как полететь в космос. Это, всё же, была глубоко личная Володькина мечта. Что же касается меня, то я свою Гиперборею нашёл. И это был Кольский полуостров!
      Через пару часов всё, что было на столе – мы благополучно съели, а выданные деньги тут же, не отходя от кассы – пропили!
     Ну, вот теперь, действительно всё. Мои Кольские рассказы закончены. Страницы  перевёрнуты, чернила на них высохли, но память моя, как жёсткий диск, будет бережно хранить события лета 1984 года.

КОНЕЦ
Апрель - Май 2025 года.