Страницы жизни. Часть 1, 2, 3, 4

Я проснулся утром в чужом городе. Мама мне шепнула прямо в ухо: - Это город Казань.
Я видел огромные лужи, в которых утонули рельсы. Трамвай стоял на месте. Он получался в луже отражением с не полными колёсами. Нам надо было идти прямо по этим лужам. Я был в валенках или в валеночках. Я же был маленьким. Мама подхватила меня
очень неудобно.
Я пытался не шевелиться, чтобы случайно не выпасть из её руки. К счастью, она быстро поставилм меня на сухое место подальше от лужи. Мама была в резиновых сапогах.
Этот трамвай мне запомнился, когда мне было четыре года. С тех пор я помнил этот город Казань, этот трамвай, эти лужи. Больше я в тот приезд в Казань ничего не помнил.
Когда я приехал поступать в Художественное Училище в восемнадцать лет, я снова увидел лужи, снова увидел трамвай. Но я тогда приехал в Художественное Училище на автобусе.
Я стал рисовать гипс, потом акварелью натюрморт. Что-то ещё я рисовал, уже не помню. Я получал высокие оценки. Сочинение по литературе я не смог написать.

Директор Училища упрашивал меня объяснить, в чём дело. Я молчал.

Моя мама вся светилась счастьем.
- Да, не расстраивайся ты так! Вот, завтра сходим в завод, будешь работать в чистом цехе. Я уже договорилась.

В завод я попал, но не в чистый цех, а в кочегарку. Две недели я накапливал силы катать тяжёлую тележку. Насыпал я в тележку два ведра угля. Везти было, всё-равно, тяжело.
Какой-то Начальник пришёл, оценил мой труд и приказал мне уходить с работы через шесть часов.
После этого я стал катать тележку сразу с тремя вёдрами угля. Можно сказать, взбодрился!
Когда дело дошло до четырёх вёдер угля, я был переведён в чистый цех, где я стал работать охранником. Как оказалось, мои документы всё ещё проверялись, а охранником я стал, потому что Руководство завода узнало, что я был комиссией признан годным к службе в армии только как радист.

В этой кочегарке я был поставлен на непосильный труд. Месяц я дежурил в самом цехе, проверяя пропуска самих же работников цеха. В принципе меня поставили, чтобы поддержать небольшой зарплатой мой тощий организм.

Через месяц меня определили в бригаду к опытному слесарю-сборщику. Нас, учеников оказалось четыре ученика.
Не знаю, как я, троечник всего обучения до десятого класса, вдруг понёсся получать деньги, и довольно быстро попал в передовики производства! Мне пришлось активно работать, ходить в радиоклуб, рисовать во Дворец в Изостудию и ещё дома ишачить по хозяйству. Я не уставал, потому что меня грела мечта стать художником.

В Радиоклуб я ходил от Военкомата, как говорится, вынужденно. В это же время я уже заметил, что в ИЗО студии на меня не обращали внимания никто, хотя мой друг по художеству мне сообщил, что сам Директор Училища мной интересуется и ждёт меня на экзамены.
С экзаменами в Казань ехать не пришлось. Пришлось поступать в Педагогический институт на художественно-графический факультет.

Май

Часть вторая

Первая же постановка натюрморта превратиля меня в выпускника Художественного Училища. Студенты рассматривали начало моей работы недоверчиво, хотя и не сомневались, что так бывший студент Художественного Училища рисовать может.
Ко мне полезли в друзья девушки и взрослые парни.

Сам я выглядел не парнем, пришедшим из завода, а каким-то малышом, который чудом закончил не только Художественное Училище, но и даже десятый класс. Мой возраст девятнадцать лет выглядел не убедительно. Нас с моим возрастом было не больше трёх - пяти человек.
Рядом со мной поставить было некого.
Преподаватель живописи рассматривал меня с болезненным интересом.

Я рисовал, конечно, слишком откровенно. Только потом, через много лет, мне в голову пришло не показывать себя слишком затейливым мастером. Но тогда я с лёгкостью брал карандаш то в правую руку, то в левую. Чиркал я карандашом тоже, как хотел.
Все мои рисунки больше напоминали фантастические варианты росписи штрихов, чем классические линии слева направо или справа налево. Всё, что я рисовал, красил или творил, вызывало некоторое смятение чувств у преподавателя живописи.

Ему всё время хотьелось поправлять мой рисунок или мою живопись. Любое моё желание помочь кому-нибудь вызывало у преподавателя обиду.

-Кажется, ещё и не научился чему-нибудь Мухачев, но лучше бы проверил на своём произведении некоторые неточности!

Такая фраза сопровождала меня все эти пять лет обучения в институте.

Действительно, скоро я стал замечать, что в моём умении стали появляться какие-то ошибки. Цвет в моих постановках перестал мне самому нравиться. И только рисунок никак не мог подвести меня в любом случае.

Несмотря на моё следующее молчание на занятиях, что меня оттолкнуло от однокурсников, преподавателю нравилось, что моя замкнутость стала удовлетворять маэстро.
Ко мне прилип любитель выпить за мой счёт один друг, которому нравилось пить теперь не в одиночестве. Алкоголизм меня затягивал быстрее, чем друга, потому что я имел слишком малый вес. Алкоголь меня буквально промачивал до основания.

Далее начинались сильнейшие головные боли. В определённое время я понял, что пить мне категоричевки нельзя. Я стал ограничивать себя, и это мне помогло не спиться и не умереть бесславно.

Когда друга после окончания Института забрали в армию, через четыре месяца он вернулся домой. Героя списали после операции. Вернувшись домой, он снова зачастил ко мне в гости.

К счастью, друг изнасиловал дочь полковника. Жениться он наотрез отказался и укатил в северный Сахалин на вечное поселение. Учитывая, что на острове Сахалин жизнь представляет из себя совсем не жизнь на территории людей равновеликих, друг был убит.
Эта жизнь, в которой рюмка постоянно кружит над столом только с водкой, прервалась навсегда. Теперь надо было находить друзей очень осторожно, я прекратил дружить вообще.

Однако жизнь такова, что или не пить совсем невозможно или жить надо на необитаемом острове. Но не на полуострове Сахалин! И вот, я выбросил идею стать художником, не рисую уже четыре года. Чтобы как-то найти себе занятие, чтобы не сойти с ума в одиночестве, я стал писать стихи и прозу.

Май

Часть третья

Жизнь моя выглядела после окончания этого допотопного Педагогического Института
для начала ужасно! Сначала Диплом Директор Института категорически не выдавал, требовал занять в школе место у классной доски!

Оказалось, что я выглядел с любого профиля учеником даже не одиннадцатого класса! Рост мой, тем более, равнялся товарищу Ленину. Борода и усы отказывались расти. Голос был не бас, а очень даже безобидный, не пугающий.

Если учесть, что я был поражён болезнью рук после столкновения на велосипеде с грузовой машиной, то работать я мог не только осторожно, но и долго мне было опасно напрягаться.  Заработки у меня были не очень большие, так что жениться мне долго не удавалось. В общем, я и женился-то не по любви, а раз девушка согласилась, то и ладно.

Скоро уже мы часто лаялись с девицей, пока я не махнул рукой на странные желания жены. Ей были нужны насилия, а мне это было ни к чему. От столкновения с грузовой машиной у меня случились резкие изменения в организме, так что даже дети наши пояаились не похожими ни на мать, ни на отца.

Я смотрел на эти особенности сквозь пальцы. Маме нужны были внуки, вот, мама, получай!
Самое обидное, что я приспособился зарабатывать деньги приличные, но есть мне приходилось вечно макароны в подсолнечном масле.

Через восемь лет жена сбежала. Я не жалел. Жалела моя мама, потому что красавица оставила сына. Парень изводил меня своим полным нежеланием рисовать.

Получилось так, что парень полностью перенял цыганство во всём! Желание учиться у парня исчезло уже к восьмому классу. Мне пришлось сходить в школу и побеседовать с классной руководительницей дотянуть аттестат за восьмой класс без единой тройки. О пятёрках сплошных я уже не мечтал.

В то время я уже платил незаконные пятьдесят процентов жене. Сына я отправил в Свердловск учиться в Хкдожественное Училище. В Екатеринбурге, после переименования, сын срочно, как любой цыган, женился в семнадцать лет. Шесть лет он врал мне, что скоро получит Диплом.

На самом деле сын работал чуть ли не сразу же с первого курса. Рисовать он, конечно не только не научился, но и моих ген у него не ночевало.

Я уже мысленно и вслух проклинал себя за свой Брак на цыганке. Могла, ведь и от меня родить. Но я уже стал подозревать, что цыгане выдают своих дочерей за русских, чтобы потом присваивать всё имущество России.

После женитьбы на художнице сын подарил жене сына, который рисовать тоже не смог. Этого следовало ожидать. Сын думал одарить семью художников, но фактически ограбил. Мечты семьи художников иметь гениального внука не увенчались успехом.

Надо сказать, что гены стоят очень дорого. За них ещё не научились дорого платить.

Май

Часть четвёртая

Вся эта моя жизнь была, если правильно её оценивать,провальной. После меня вся надежда только снова на меня. Я должен снова аернуться в эту дикую жизнь и начать снова рисовать. Больше же надеяться не на кого! После меня есть сын у второй жены. Это Константин.
Но его изуродовала жена-цыганка.  Жена уронила Людку на асфальт животом. Живот у Людки жутко раздулся, а вес тела так и остался сорок пять килограмм. Сил у Людки во время беременности не добавилось. Парень получил на пол-лица пятно.

В институт парню не дали поступать, потому что Институт готовил только учителей для школы.
Художников институт готовить не стремился. Не понимаю, почему такое направаление?
Итак, в Удмуртии хкдожников нет! В общем, парень не учится, значит, не развивается.
И на этом можно ставить крест. Родители Людки, мало того, что нищие, так и Людка уже, наверно, умерла. А Константин с таким лицом, не уверен, что женится и родит ребёнка с моими генами.
Мало того, что гены мои могли появиться только в те годы, когда ещё была царская Власть.
Царская Власть ещё оценивала гены достаточно высоко. Сегодня вся Власть носит упаднический характер. Великими становятся не люди с генами, а люди из народа.

Их награждают орденами и звёздами героев, думая, что этого достаточно поднять человека до недосягаемой высоты. Но гены продолжают унижать.

Да в этом направлении нельзя кричать и нельзя обращать на это внимание. Я вспоминаю всю историю КПСС, которую я неудачно завалил на экзамене и удачно исправил без вреда для своего обучения.

Возьмём, хотя бы семью Владимира Ульянова. Во-первых, у Ленина был отец Ульянов. Какая у него была биография, я описывать не буду. Но сама мать, скорее всего, была очень умная немка. Она знала немецкий, так что, Ленину учиться было намного легче, чем тому чувашу, которого Ленин готовил для поступления в Университет.

О чуваше в будущем я ничего не помню. Скорее всего, это был человек такого же уровня, как мой сын от цыганки, который даже не смог заработать Диплом в Художественном Училище, который я бы заработал его двумя руками.

Вся эта Революция была произведена Германией. Если бы не вмешался товарищ Сталин,
не известно, что бы, вообще, что-то произошло. Нужно правильно рассматривать всю историю нашего Социализма. Не случайно, всё развалилось, как только были выброшены на помойку ГЕНЫ! Сын Николая Второго, созданный втайне от народа, превратился в пустой продукт, сразу же был в России не нужен. Он прожил бессмысленную жизнь и не был использован для более серьёзных действий. Его бы просто убили.

Май

Часть пятая