На летней практике

В нашем девятом классе для мальчишек был дополнительный урок по подготовке юных матросов и мотористов к плаванию на рейсовых пассажирских катерах.
  И вот наступил первый день летней практики. Утром, у причала, нас встретил Пётр Борисович, наш преподаватель. Раздал голубые нарукавные повязки, чтобы мы выделялись из толпы отдыхающих. Разбил по парам и отправил на суда. Мне достался «Нырок» в компании с Костей. Учитель представил нас команде, строго покачав пальцем:
– Шланговать, чтоб я не видел!
– Это как? – не понял Костя.
– Бездельничать, – пояснил Пётр Борисович и махнул рукой. – На борт!
– А тельняшки! – возмутился Костя.
Учитель усмехнулся:
– Красоваться надумал?
– Хочется почувствовать себя настоящим моряком!
– Стань им сперва. Не положены вам тельняшки. Пока так походите.
Над нами, оглашая воздух хриплым смехом, пронеслась огромная черноголовая чайка – хохотун.
На палубе нас встретил капитан «Нырка», Валериан Николаевич Востров, мужчина средних лет в безупречной морской форме.
– Наблюдайте за матросом Игорем, – скомандовал он, – а потом будете повторять за ним.
Игорь – молодой парень лет двадцати, загорелый, мускулистый, с выгоревшими на солнце волосами, одетый в простую белую футболку и синие джинсы. Он работал молча, а мы с Костей лишь следовали за ним, впитывая каждое движение. Вот он проверяет билеты у пассажиров, помогая им подняться на борт. Вот ловко снимает швартовый канат с кнехта, установленного на причале. Затем исчезает в машинном отделении, куда нам с Костей пока путь заказан.
Заурчал двигатель. Катер задрожал. Потянуло дымком и гарью. «Нырок» медленно отплыл кормой от причала, развернулся в бухте и, набирая ход, проплыл мимо стройного, белого, семнадцатиметрового маяка, возвышающегося на краю бетонного мола. Оставляя за собой сверкающую акваторию порта, он устремился к правому берегу – к мысу Ай-Тодор.
Катер рассекал морскую гладь, словно острым ножом, волны расходились клином по бокам. За кормой, в бурлящем кильватерном следе, над клокочущей пеной, низко парила стая чаек.
С замиранием сердца мы смотрели на открывшуюся панораму родного города: старинные домики, прижавшиеся друг к другу, и высотки. Пышная зелень, каскадом спускающая к морю, создавая удивительное сочетание, к которому невозможно привыкнуть.
– Смотрите за порядком, – окликнул нас внезапно появившийся Игорь. – Чтобы никто из пассажиров не курил, не мусорил и, главное, не свалился за борт.
Мы распределили обязанности: Костя – пятнадцать минут дежурства на корме и в передней части салона, а я – на верхней палубе. Затем мы менялись.
В пути, между Алупкой и Симеизом, морская болезнь начала терзать меня. Я отправился на поиски Кости.
– В следующий раз запасись леденцами, – посоветовал он.
– Да, монпансье! – воскликнул я, вспомнив детство. – Когда папа брал меня на рыбалку, он давал мне круглую железную коробочку с разноцветными леденцами, чтобы не укачивало.
Катер мерно покачивался на волнах, рассекая морскую гладь лёгким рокотом мотора. Встречный ветер ласкал лица. Мы с Костей, важные, с повязками на рукавах, расхаживали по палубе, демонстрируя пассажирам, что мы здесь не просто так, а часть команды. Как же хотелось, чтобы наше плавание обернулось настоящим приключением! Представлялось, как кто-то случайно падает за борт, а мы, словно герои, бросаемся на помощь. О нас напишут в газетах, покажут по телевизору! Или, скажем, симпатичной девушке станет плохо от качки, а мы тут как тут: проводим её на нос катера, чтобы стало легче. Я бы рассказывал ей крымские легенды, и не только их. С пятого класса я увлечённо изучал историю родного края, не раз побеждал на олимпиадах.
В Симеизе Игорь повёл меня в машинное отделение, где обитал моторист Михалыч. Он лукаво улыбнулся и сказал:
– Вот кнопка стартера. Нажми.
Я нажал. И в тот же миг дизельный мотор ожил, задрожал, затрясся, разразившись оглушительным грохотом.
– Молодчина! – прогремел Михалыч, довольный произведённым эффектом.
В машинном отделении, пропитанном спёртым запахом солярки, едва хватало воздуха. Вырвавшись на палубу, я жадно вдохнул свежий, солоноватый морской бриз. Радость плескалась внутри: не зря проделал этот путь до Симеиза, не зря! Что-то важное, нужное – сделано!
– Теперь твоя очередь, – сказал я Косте, – завести этого зверя. Так и вышло. В Алупке Костя, с нескрываемым волнением, спустился в душное машинное отделение.
Больше нас не приглашали заводить мотор. Да и к чему? Одного раза хватило, чтобы навсегда запечатлеть в памяти запуск дизельного мотора теплохода.
Набрав полные борта новых пассажиров в Алупке, Мисхоре, у Ласточкиного гнезда и на Золотом пляже, теплоход, словно уставший кит, неспешно пополз обратно в ялтинский порт. Так завершался наш первый трудовой день летней практики.
– Завтра к четырнадцати часам, – бросил помощник капитана, – в Гурзуф пойдёте.
На следующий день Игорь, матрос с обветренным лицом, доверил мне проверять билеты, сам же помогал пассажирам ступить на палубу. Косте досталось снять швартовый конец с кнехта. Задача оказалась не из лёгких – поддался канат только с третьей попытки. Я подумал, что справился бы лучше, но в Никитском ботаническом саду канат упрямо не хотел покидать причал, сдавшись лишь на пятый раз.
Теплоход, отчалив от ялтинского порта, развернулся носом к берегу и заскользил на северо-восток, мимо Массандровского пляжа к мысу Мартьян. Причалил к Никитскому ботаническому саду. Затем, словно утолённый путник, направился к Гурзуфу.
Глядя на прибывающих пассажиров, я поймал себя на мысли: они приезжают издалека, из разных уголков нашей огромной страны, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Южный берег Крыма, окунуться в его ласковые волны. А мы с Костей здесь родились, здесь живём, купаемся в этих волнах до посинения, каждый день, впитывая в себя красоту родной земли.
Вернувшись в порт, мы за вчерашний и сегодняшний день завершили с Костей полный рейс теплохода вдоль всего побережья Большой Ялты. Остальные дни так и проходили для нас: то до Симеиза и обратно, то до Гурзуфа и назад.
На пятый день практики Игорь повёл меня в святая святых – рулевую рубку, расположенную на самой вершине катера. Капитан, словно посвящая в тайну, показал как держать штурвал, велев так направлять судно, чтобы фонарная вешка на носу теплохода неустанно касалась краешка мыса, выступающего в море. Сначала нос корабля метался из стороны в сторону, словно норовил вырваться из-под контроля. Оказалось, нужна не яростная схватка, а лишь лёгкое, едва заметное движение рук.
Несколько минут я, затаив дыхание, сам вёл судно. Капитан, делая вид, то поглощён разговором с помощником, будто бы и не смотрел в мою сторону. Но я-то нутром чуял – не доверил бы он просто так управление кораблём мне, салаге-практиканту! Конечно, он исподтишка следил за каждым моим движением.
Вдруг, словно по волшебству, передо мной возникла стайка дельфинов. Они, играючи, неслись впереди катера, словно приветствуя меня – новоиспечённого капитана, стоящего за штурвалом!
После мня корабль вёл Костя. Практическое обучение набирало обороты, превращаясь в захватывающее приключение.
Когда мы с Костей стояли на палубе, репродуктор пронзила короткая сирена – так наш капитан приветствовал встречный катер. Костя, заметив на борту одноклассников-практикантов, радостно замахал им рукой. Те ответили тем же.
В один из рейсов, в штормовой день, Костя подбежал ко мне взволнованный.
– Ты видел, какая обалденная девчонка поднялась на наш катер? – выпалил он.
– Где? – я начал озираться по сторонам.
– Да вон же, на верхней палубе.
Костик, обычно равнодушный к девчонкам в нашей школе, вдруг выдал такое! Любопытство взяло верх.
– Её случайно не укачало? – поинтересовался я, машинально нашаривая в кармане коробочку с монпансье.
Костя опешил:
– С чего бы это?
– Жаль.
– Что её не укачало?! – ещё больше удивился он.
– Поднимусь, гляну, – сказал я, стараясь скрыть волнение.
Костя, не отставая, полез за мной по лестнице.
Наверху, среди множества пассажиров, я сразу выделил её – самую «классную» девчонку в лёгком розовом платье. Не раздумывая, я поспешил вниз. Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди. Дыхание перехватило. Никогда прежде со мной такого не случалось.
– Что с тобой? Опять волны душу вытрясли? – встревожился Костя.
Мне вдруг захотелось обнять весь мир. Но это длилось лишь мгновение – яркая вспышка, оставившая после себя лишь горькое разочарование: кто я есть, и что значу – особенно сейчас, перед этой незнакомкой. В школе я заглядывался на девочек, но эта…
Вдруг небо нахмурилось. Катер взбесился в объятиях разбушевавшегося моря. Солёные брызги хлестали в лицо, а меня тошнило, несмотря на леденцы. Шторм отрезал нас от берега, новых пассажиров не предвиделось. Море почернело, лишь злобные белые барашки пенились на гребнях волн. «Нырок» с отчаянным упорством врезался в бушующую стихию, то взлетая  к небесам, то проваливаясь в пучину, и каждый раз окатывая нас ледяным душем. Тревожный колокол надрывно звенел, отсчитывая секунды нашего противостояния с морем.
Но взгляд снова упрямо тянулся к девушке. Собрав остатки мужества, я шагнул к ней, протягивая коробку с леденцами. Она звонко рассмеялась: «Я же не ребёнок!». Смущённо пробормотал в ответ: «Разве только детей укачивает…».
В этот момент катер бросило так, что я едва удержал леденцы, вызвав новую волну её смеха. Подступающая тошнота заставила меня отступить. Я пулей вылетел вниз Костя – за мной.
– Держись! Мы же моряки! – крикнул он, пытаясь подбодрить.
Игорь посоветовал:
– Идите на корму. Там меньше болтает.
Меня вывернуло за борт. Костя, ухватив сзади, удержал от неминуемого падения в бушующее море. Обессиленный, я рухнул на скамейку. Пассажиры попрятались в закрытом салоне. Казалось, «Нырок» проваливался в бездну, и этому падению не будет конца. Колокол надрывался всё громче.
Наконец, мы пришвартовались к ялтинскому пирсу. Костя тряхнул меня за плечо:
– Ну что, ожил?
– Голова раскалывается, – простонал я.
– Ладно, пойду осмотрю катер. А ты тут пригляди.
– Чего тут смотреть? И так видно, что чисто, – недовольно пробурчал я, раздумывая, позволить себе ещё немного полежать, или поскорее сбежать с этого проклятого катера, чтобы никто не видел меня в таком плачевном состоянии.
И тут, взгляд зацепился за что-то под скамейкой напротив. Кожаный, коричневый бумажник! Сердце бешено заколотилось. Заглянув внутрь и обнаружив пачку купюр, я торопливо сунул находку за пояс, прикрыв футболкой, и рванул к выходу.
На палубе, у трапа, стояла она – в своём розовом платье. Матрос Игорь, проныра, уже успел подставить ей руку. Она грациозно сошла на пирс и, проходя мимо меня, усмехнулась:
– Что, конфетки не помогли?
Сердце ёкнуло, едва не выронив бумажник в пропасть брюк, но я вовремя перехватил его, прижав руку к поясу. «Вот позор! – казнил я себя. – Не выдержал испытания, слабак».
Дождавшись Костю, мы двинулись в сторону дома. Но настоящая буря разразилась уже в моей душе. Поначалу я отчаянно пытался скрыть находку от Кости. Но не прошёл и десяти шагов, терзаемый тайной. Пришлось открыться – всё-таки он мой друг, или кто?
Костя уже сверлил меня испытующим взглядом.
– Ты что, из-за слов той девчонки так скис? – спросил он.
– Давай присядем, – предложил я, чувствуя, что разговор предстоит непростой.
Мы опустились на скамейку под тенью пальм, росших вдоль набережной. Дрожащей рукой я протянул Косте бумажник.
– Вот, на катере нашёл.
– Портмоне?! Выдохнул Костя, изумлённо округлив глаза. Заглянув внутрь, он присвистнул: - Да тут целое состояние! Вот это удача!
– Не удача, а чья-то потеря, - возразил я, чувствуя, как комок подступает к горлу.
- Да тут ни документов, ничего, кроме денег. Радуйся, чудак! Смотри, теперь ты сможешь купить тот велик, о котором мечтал. Да тут на два хватит! Будем гонять вместе!
– По нашим горным трассам, – добавил я, невольно поддаваясь искушению. – И палатку купим. Объездим весь край!
– Точно!
Я представил, как мы с Костиком, ветер в лицо, мчимся наперегонки по извилистым тропам. Но тут же мысль обожгла сознание: каждое утро, садясь на велосипед, я буду помнить, какой ценой он мне достался. Ведь, по сути, это равносильно краже.
– Надо было Игорю сказать о находке, – пробормотал я, чувствуя угрызения совести.
– Ага, сейчас! Да он бы мигом все деньги прикарманил.
– Тогда капитану. Вдруг кто вернётся за бумажником.
– А если нет? Будем дураками! Такая удача раз в жизни выпадает!
Я смотрел на катер, мерно покачивающийся на волнах. Казалось, «Нырок» знал о моей подлости и укоризненно смотрел на меня. Тускло поблескивали стёкла округлых окон пассажирского салона, рулевой рубки, словно потускнел и колокол. Мир вокруг поблек, как во время того неполного солнечного затмения, которое я наблюдал два года назад. Для меня всё стало черно-белым.
Да, в детстве я, конечно, проказничал, как и все мальчишки, – кто из нас ни разу не обманывал и не хитрил? – Но чтобы так…
В моём воображении вдруг возникло лицо девушки с катера. Мне стало дурно. И не важно, что она даже не подозревает о существовании этого бумажника, что я решил его присвоить. Было стыдно до тошноты, как если бы и знала. И ещё досаднее – так быстро исчезла. Ни имени, ни адреса не узнал – сбил меня с толку этот проклятый бумажник!
– А если и правда, придёт человек, потерявший, а ему скажут: нет, мол, никто ничего не находил? – вопрошал я скорее себя, чем Костю. – А у него, может, последние деньги на билет или на жильё. Качка-то, какая была, немудрено бумажник выронить. Да он и не потерял, уронил просто. Потерял – это когда уже не сыщешь. И что я родителям скажу? Как объясню им, откуда велосипед взялся? Совру, что деньги нашёл и купил?
Я вырвал у Кости бумажник из рук. Вскочил и помчался к причалу. Перемахнул через штирборт катера, влетел в рулевую рубку.
– Вот, вспомнил! Увидел, когда укачало, а потом забыл. А тут вдруг опять вспомнил, – выпалил я, задыхаясь.
– Молодец! – улыбнулся капитан и крепко пожал мне руку.
Вдруг ослепительно вспыхнуло солнце. Мир вокруг обрёл яркие, сочные цвета. И так хорошо стало на душе! Словно камень с сердца упал… Оглянулся на катер. Он сверкал начищенной медью колокола и весело покачивался на волнах, словно одобряюще кивал.
Костя ждал меня на том же месте. Я думал, что страшно его разочаровал. Но он, хитро прищурившись и потрясая клочком бумаги, произнёс:
– А я у Риты телефончик выпросил…
Через два дня, когда море успокоилось и движение судов возобновилось, учитель объявил:
– И я с вами разок прокачусь. Сегодня ведь не штормит.
– В прошлый раз с утра тоже не штормило, – вставил я.
– Это точно, – подтвердил Костя.
Я достал из кармана брюк баночку с леденцами и открыл крышку:
– Угощайтесь.
– Конфеты?! – удивился Пётр Борисович.
– Это монпансье, – пояснил я. – Держу на всякий случай…