Старые письма

Григорий был очень пожилым человеком. Настолько, что помнил, как коптит примус на кухне и дымит печка-буржуйка в комнате, а еще знал, где находилась в свое время керосиновая лавка, и где размещался дровяной склад. Хотя на месте второго давно уже стояло двухэтажное здание городсого почтампта.
Сколько бы раз он не проходил мимо него, никогда не видел такой необычной суетни, как сегодня. Почтовые служащие выносили из дверей большие коробки старых письменных и печатных принадлежностей, связки телеграфных и других устаревшей формы бланков, а больше всего cтарых невостребованных писем. Работники ставили их возле мусорного бака, где выросла целая пирамида этих ненужных бумаг.
Григорий подошел к одному из почтарей:
- Что совсем закрываетесь, или ремонт какой?
- Да нет, - ответил тот, - очередная ревизионная комиссия, блин, прибадалась, пожарная безопасность, якобы, у нас не соблюдается, крупный штраф вырисовывается. Вот и выносим на выброс... 
 Вобще-то, Григорий почти никаких дел с почтой не имел – давно никто ему не писал, и он никому ничего не отправлял. Но теперь непонятное ему самому любопытство толкнуло его почему-то взглянуть на ту бумажную рухлядь.
Среди ее перезрелой ненужности его старческая дальнозоркось неожиданно вычленила небольшую пачку пожелтевших от времени писем, туго перевязанных короткой серой бечевкой. Он с усилием вызволил ее из-под плотной кучи застарелых бумаг. Под ее веревочным узлом лежала картонка - «адресат и отправитель не найдены». А на верхнем конверте увидел написанное его собственным почерком знакомый адрес.
«Нина!», - ахнул он, и его глаза затуманились неожиданной влагой.

Они познакомились еще в институте, он готовился к защите диплома, она только что поступила на первый курс. Их любовь развивалась быстро? Нет, она развивалась стремительно. Все свободное от учебы и работы время они проводили вместе, он помогал ей сдавать зачеты, писать курсовые, а она, любившая кулинарить, пекла ему вкусные пирожки с мясом и капустой. Они ходили на каток, ездили в лес, на пляж, смотрели новые фильмы и постановки в театрах. Но главное, делились друг с другом своими заботами, радостями и неприятностями. Вскоре она познакомила его со своим папой, а он со своей мамой. У обоих были неполные семьи.
Их счастье длилось долгие годы. До тех пор, пока в его казенном очень закрытом учреждении не появились некие «совершенно секретные» объекты в горных районах одной из латино-американских стран, куда Григорию настойчиво предложили поехать работать. Он сразу же пришел к Нине:
- Понимаешь какое дело, - сказал он, грустно склонив голову, - отказаться мне никак нельзя, а тебя с собой взять не разрешают. – Обнял ее, поцеловал и добавил, - Но, надеюсь, через несколько месяцев вернусь.
Однако, увы, эти несколько месяцев обернулись многими годами. Он поначалу писал ей почти каждый день, рассказывал о своем кочевом быте, переездах с одного объекта на другой, о красотах местной природы и трудностях, с которыми приходилось сталкиваться. И ни одно его послание не обходилось без обязательного объяснения в неизменной к ней любви.
Но случилось нечто непредвиденное. Ее письма, кроме первых двух, к нему не приходили. Скорее всего из-за того, что при постоянных переездах с объекта на объект у него определенного места жительства не было, и на конвертах, в которых отсылалась его корреспонденция, обратный адрес не указывался. А еще из-за строгого цензурирования их режимным предприятием частной переписки. Почти то же самое произошло и с его письмами Нине, потому что она переехала на новое место жительства – они с родителями поменяли свою трехкомнатную квартиру на две однушки. Он этого не знал и писал ей на старый адрес.
Не получая писем, они обиделись друг на друга, решив, что каждый из них изменил и завел себе новую привязанность или даже семью. А потому, решил тогда Григорий, надо постараться забыть их любовь, казавшуюся раньше такой вечной, такой нерасторжимой.

Но теперь, остро восприняв нелепость происшедшего, он понял, как сильно все прошедшие годы ее любил, и это чувство никуда не исчезло. А еще подумал, что несмотря на уже настигшую их старость и вопреки случившемуся, надо все исправить – найти Нину и все ей объяснить.
Сначала он пошел в ее прежний дом, откуда она много лет назад выехала, однако никто из соседей ничего о ней не знал. Потом, пораскинув мозгами, решил обратиться к одной своей приятельнице, работавшей когда-то в городском «Справочном бюро».
- Ничем помочь не могу, - сказала она, - все мои бывшие связи давно сыграли в ящик или унеслись в далекие края, - она задумалась, помолчала, затем догадливо улыбнулсь: – Впрочем, попрошу-ка я внучку, она работает в информационной фирме, владеет всякими там гуглами, чат-джипитимами и прочими интернет чудами. Ничего не обещаю, но, может, и найдет твою зазнобу. Давай, пиши ее имя, фамилию, возраст, старый адрес - все, что знаешь.
Потянулись длинные недели и месяцы томительных ожиданий. И вот – удача! Внучка оказалась весьма продвинутой девочкой, и благодаря ее в буквальном и переносном смысле находчивости, пальцы Григория теперь смогли ласково прикоснуться к листку бумаги с нынешним адресом Нины. 
На следующий день он уже стоял перед небольшим одноэтажным строением сарайного типа, стоявшим у леса на окраине города. Это был дом для престарелых, пораженных злосчастным недугом, слабоумием -  деменцией, алцгеймером и другими болезнями мозга.
Григорий вытер об коврик ноги в передней, вошел в большую комнату-гостиную. То, что он увидел, привело его в замешательство. Картина была прискорбной - сильно пожилые мужчины и женищины, молча и грустно уставившись в пол, сидели кто на стуле, кто в инвалидном кресле. Некоторые, подъехав на своих каталках поближе к двери, с тревогой и надеждой ожидания смотрели на вход. Друг с другом они почти не разговаривали и, когда Григорий вошел, даже головы в его сторону не повернули.
Потом он увидел ее. Нина сидела у окна, пристально смотрела вдаль, будто хотела кого-то увидеть. Вид у нее был отрешенный, потерянный, внутрь повернутый. Она сначала коротко на него взглянула, потом еще раз посмотрела подольше, но не узнала. Григорий взял стоявшую неподалеку табуретку, подсел к ней, но Нина уже снова отвернулась к окну.
Лечащий врач совсем его расстроил:
- Этот проклятый алцгеймер почти не лечится. Мы пичкаем ее таблетками, но, увы, пока никакого результата.
И все же Григорий опять навестил Нину. Теперь уже не один, а с теми своими старыми письмами. Как и в первый раз, он близко к ней подсел и стал читать:
«Милая, любимая, дорогая моя девочка, как же мне плохо без тебя. Как не хватает мне твоих голубых глазок, твоих теплых улыбок, твоих ласковых пальчиков. Я работаю в такой глухомани и так часто переезжаю с объекта  на объект, что обратного адреса не даю. Вот вернемся на базу, тогда...».
Через пару дней он снова к ней приехал.
«Милая Ниночка, такая близкая и такая далекая, - читал он очередное свое письмо, - не могу забыть такое счастливое время, когда мы были вместе. Очень тоскую, скучаю по тебе, жду не дождусь возвращения. Вчера ходил к начальству, снова кляньчил, чтобы меня отпустили, но все напрасно – работы по горло, людей не хватает...».
Почти целый месяц ездил Григорий к Нине. Наконец, настал час его последнего письма:
«Дорогая моя, родная, любимая, что же ты мне совсем не пишешь? Кроме тех давних двух весточек я ничего от тебя не получал. Что случилось, неужели у тебя кто-то еще возник? Я этого не перенесу. Но, чтобы не случилось, знай, я тебя никогда не разлюблю, ты, как и сейчас, всегда будешь со мной...»   
При этих словах Нина вдруг встрепенулась, оторвалась от окна и тихо выдохнула:
- Гриша...
Он обнял ее за плечи, и она прильнула щекой к его груди. У обоих глаза замокрились слезами.