Далекая и близкая Слобода

              - Вот это через двадцать минут она будет у нас, - воскликнула Галина Александровна, впуская меня в их дом. - А мы  ждем, ждем тебя, а ты, словно обойдя Колыму, шла пешком к нам? - улыбнулась она,  освободив  меня из своих объятий. Затем я подошла и к дяде Саше, поприветствовав, обняла и его.
               Перед тем, как прийти к ним,  я звонила и предупреждала их о своем визите. 
«Люди они в возрасте,  передвигаются на тросточке не совсем быстро», - подумала я и не стала слишком спешно шагать по ухабистым дорожкам, чтобы не дай Бог, не подвернуть себе ноги.
             В семье родного дяди моего бывшего мужа меня всегда радушно принимали, хотя с его племянником мы были в разводе очень давно. Но почти все полвека семья дяди Саши были, есть и остаются для меня родными. И, судя по их отношению, они всё также тепло относятся ко мне и к моей дочери.
- Галинушка, я не просто так рвалась к вам, ведь скоро твой день рождения. Но  вряд ли на тот значимый для тебя день, смогу вырваться к вам в вашу деревню. Поэтому прими от меня мой скромный подарочек уже сегодня. Не обессудь, я от чистого сердца, - сказала я.
Галина застеснялась, словно, юная девица.
- Не стоило, не стоило, спасибо, спасибо, -  еще больше смутившись, вымолвила она.
- Тогда примерь же обнову, ведь и расцветку я выбирала по цвету твоих глаз.
Она  еще больше засмущалась, мне показалось, что не часто она получала подобного рода подарки.
- Ой, уже все остыло, ты и так долго к нам шла, да и сейчас тянем время. Давайте к столу уже, - спохватилась она и еще больше засуетилась, не зная, что можно было бы еще ответить мне за неожиданный подарок и что полагается по этикету в таких случаях говорить.
- Подождите, подождите, пожалуйста, ведь у меня еще есть подарочек -  и, вытащив из сумки теплые, связанные моими руками большие, теплые мужские носочки, надела их прямо поверх тонких носков на ноги дяде Саше.- Носи на здоровье, дядя Саша, - сказала ему.
- К столу, к столу,- позвала Галина. Не обессудь, пожалуйста, за наш скромный столик, мы тоже от чистого сердца.
                И они  вдвоем наперебой пытались угостить меня тем, что Бог послал. А послал им Господь всё своё, своими руками выращенное. Я не могла отказаться от угощения. Смотрела в их сияющие добротой глаза, улыбки, в них читалась чистота и широта их души. И я не могла отказать себе в удовольствии, мне хотелось посидеть с ними в непринужденной, домашней обстановке, послушать их, почувствовать себя частичкой этой семьи.
                Вместо запланированных мной минут двадцать, я засиделась у них допоздна.
- Ой, как же ты дойдешь, у нас тут темень, ни одного фонаря в округе, - ворковала  Галина.
- В моем телефоне фонарик работает, дойду, дорогу еще помню. Всё будет хорошо, - с уверенностью сказала я.
- Только позвони, как дойдешь, а то мы с дядей Сашей будем  волноваться.
- Обязательно позвоню.
                Я  шла по узким деревенским тропинкам и с сожалением думала, что так и не смогла многое сказать этой добрейшей души человеку, жене дяди Саши  -  Галине. А хотелось сказать ей, что она всегда была и остается для меня эталоном доброты, красоты, добропорядочности. Эталоном наивысшей наивности. Её изумительно милая внешность ассоциировалась во мне с капелькой утренней росы на тоненьких стебельках травы, такой же прозрачной и незащищенной. Стоило чуть задеть этот стебелёк, как тут же капелька могла соскользнуть и упасть на землю. Мне всегда искренне было её жаль, когда видела, как она страдала от незаслуженных обид. Пытаясь скрыть свои слезы, она незаметно смахивала их и вновь улыбалась. А что творилось у нее в душе, было известно лишь ей одной.
              Увы. На тот момент я была слишком молода. И я, и она были невестками, не имеющих право своего голоса, то есть, на птичьих правах.
              Прошло почти полвека с тех пор. Я очень редко приезжала в этот  населенный пункт, чтобы увидеться с дорогими для меня людьми - с моей прекрасной Галиной Александровной и с моей дорогой подружкой, которая вместе со своим супругом стояла в церкви с моей маленькой дочуркой на руках.
                Почему меня тянуло сюда? Возможно потому, что моя семейная жизнь со своей первой любовью начиналась здесь? Но, увы. Недолго она смогла продержаться. Мой супруг оказался абсолютно не приспособленным ни к чему: ни топор держать в руках, ни молоток. Самостоятельности для принятия жизненных, семейных вопросов совершенно не было, просто отсутствовала. Во всем правила его мать. Ей казалось, только она всё понимает и знает, как и с кем ему жить. В её понимании я была неугодной прежде для нее, ей хотелось, чтобы невестка была из местных хохлушек. А я была совершенно другая и совершенно из другого региона. Не своя, а значит чужая. А чужие ей были не нужны. Моего терпения и силы хватило на три года жизни с ним. Свекровь оказалась сильнее, она обладала большой властной силой над своим сыном. В один прекрасный день она просто выгнала меня с маленьким ребенком из их дома, крикнув мне вслед:
- Я для своего сына сама жену-хохлушку подберу, а ты уматывай, и чтобы духу твоего не было в моем доме!
                Мы с дочечкой оказалась на улице, буквально зимой на снегу, без денег, без крыши над головой в чужом краю. Это очень больная тема для меня. Вспоминая те прошедшие годы, уже давно не плачу, а радуюсь, и благодарю  свекровь, что она избавила меня от себя и от своей семьи. Но зато у меня от этого брака, от этой первой любви осталась прекрасная дочь. Ни бывший муж, ни его мать, ни его родная сестра, которая была крестной, за все почти пятьдесят лет ни разу не вспомнили за нашу кровинушку. Но я все равно счастлива. Возможно, моя свекровь была права, когда разводила нас. Мы были совершенно разные с ним, с разным уровнем воспитания, взглядами и совершенно с разным менталитетом.
                Есть прекрасная поговорка: «все, что случается, всё к лучшему».
                Мой бывший супруг давно женился, и я думаю, он счастлив. Потому что выбор сына одобрила его мать. Я давно простила и своего бывшего мужа, и свою бывшую свекровь. Пусть живут счастливо, а бывшей свекрови желаю долгих лет жизни. И всем им желаю только добра.