Дачная история
Доходило и до того, что в субботний вечер, изрядно надравшись с товарищами бодрящих душу напитков, хозяин дома, плюнув на законы природы и здравого разумения, отправлялся в пивную за добавкой в махровом халате и сланцах, не получив даже намека на обморожение или озноб по случаю возвращения.
В такие времена происходят порой истории, которые потом еще долго переходят из уст в уста, от одного к другому, пока наконец не превратятся в какой-нибудь народный анекдот, и никто уже не догадается, с чего и как все начиналось.
На протяжении трех месяцев с изрядной частотой меня одолевал своим насущным вопросом мужчина по имени... скажем, Григорий. Содержание его вопроса облекалось в два простых русских слова — «узаконить землю». С настойчивостью ребенка, требующего у родителя игрушку, он задавал одни и те же вопросы по кругу, взвешивал, обдумывал, не забывая при этом просить скидки на услуги.
За утомительными разговорами ничего не следовало, и, потеряв надежду на серьезные намерения, я вяло отвечал на его назойливые звонки. Говоря проще, нужно было оформить в собственность землю на даче и дачный домик, находящиеся в черте города, между прочим, не самой бедной.
И вот один воскресный вечер был торжественно ознаменован звонком, возвещающим о необходимости приступить к выполнению работы и, само собой разумеется, не без обдирающей дырявый карман беднейшего риелтора, растратившего все средства на женщин и «Вискарик», скидки.
Договорились узреть друг друга на месте расположения дачи. Для воплощения желаемого в реальность волшебник Никита должен был взять с собой кадастрового инженера для измерения границ земли и площади дома, что и было сделано.
Понедельник был теплый, разленившаяся зима для пущего вида приправляла землю мягкой и пушистой пудрой. Добравшись до места с инженером, мы нашли нужный участок, за забором которого вырастало строение в два этажа совсем не бедной наружности.
Крепкий фундамент основательно уходил в землю, надежно удерживая стены, обшитые утеплителем и обтянутые добротной панелью, сделанной под дерево. Крыша из черепицы блестела, отражая яркие блики солнца, заставляя глаз мутно щуриться. Дом-красавец с удивлением смотрел на посетителей рядом пластиковых окон. Одна часть окон смотрела на нас, другая присматривала за владениями участка, где находилась деревянная резная беседка, баня и хозяйственные постройки.
Из посадок на усадьбе находилось все, что только могло находиться в таких местах: и кусты малины, прикрывающие забор, и яблони с вишнями, расцветающие всей красой по весне, вечнозеленые туи в метр высотой, смородина, ярга, виктория и много чего еще под снегом. Дорожки были уложены декоративным камнем и вели во все концы участка приятными изгибами.
Поживши на своем веку и нахлебавшись риелторских щей вдоволь, я заимел к своим годам тонкую способность улавливать все особенности человека по его поведению, речи и многим другим деталям.
Хозяин дома видом был щеголеват, в приемах трусоват, и наружностью своей наводил ощущение чрезмерной приторности, что отторгало. Не без чувства гордости, но в то же время постоянно оглядываясь по сторонам, он поведал нам о том, что многое на этой даче сделал сам и все лето любит проводить в живописном месте с женой и ребенком.
В поведении его прослеживалось что-то особенное. С видом малыша, не жаждущего делиться своими игрушками с другими детьми, которых привели гости родителей, наш субъект долго раздумывал, пожевывая губы, стоит ли вводить нас к себе в дом.
Говоря о доме, можно сказать, что стоил он примерно как однокомнатная квартира без ремонта, что придавало ему солидного веса. Однако же это были не царские хоромы, а всего-навсего хороший дом. Хозяин строения был человеком не богатым и имел средний достаток; дом же достался ему от дедов в изначально более скудном виде.
И вот, получив в свое распоряжение недвижимое имущество от предков и заручившись самыми благовидными помыслами, новый владелец на протяжении долгого времени, как трудолюбивый муравей, вкладывал в улучшение этого дома все свои силы.
Наконец, наш трусоватый помещик решился впустить посетителей в дом, так как это было совершенно необходимо, и с бегающими глазами на лице подал нам тапки для того, чтобы обследовать все комнаты. Осязая своим божественным зрением убранство дома, я не нашел ничего особенного и предоставил возможность инженеру замерить площадь электронной рулеткой.
Дело было сделано, и мы вышли на улицу, где хозяин дома начал престранный разговор, после которого перед читателями начинает раскрываться весь характер героя, словно одуванчик под солнцем на широком лугу.
Хозяин дома спросил, можно ли оформить дом как объект незавершенного строительства. Я и инженер переглянулись, не понимая смысла этого предприятия, ответили, что можно, но какой в этом смысл? Хозяин пояснил, что его сосед таким образом оформил дом: так как объект строительством не завершен, то он не облагается налогом. В то же время заказчик хочет завести в дом газ, который подвели на улицу. Вот сосед завел газ в дом, и тот у него не оформлен. Рассказ был занимательный и, проникая в уши наивного слушателя, мог произвести в голове его много несбыточных надежд, полностью расходившихся с реальностью.
Кадастровый инженер тут же развеял все сомнения, как ветер туман, посмотрев на кадастровой карте в телефоне дом соседа, где черным по белому было отражено, что дом полностью узаконен. К тому же газовая служба никогда не заведет газ в дом, который не оформлен документально. Наш помещик все еще сомневался в сказанных словах, пытаясь в отчаянной попытке не упустить из рук ускользающую надежду.
— А какой будет налог? — спросил заказчик с видом человека, покушавшегося на принятие сложного решения, от которого зависела судьба.
— Тысяча рублей в год, но это вряд ли, вернее всего, даже меньше тысячи, — ответил я.
— Тт... ты... ты... тысяча????!!!
Его непритворное удивление вызвало ответное удивление у онемевших посетителей. В глазах несчастного отражался крах зыбких убеждений.
— Дело в том, что дача оформлена на мою маму, она пенсионер, и... тысяча... в год...
Далее на лице последнего сама собой смастерилась горестная досада. Одуванчик раскрылся, и я все понял.
Когда-то, в беззаботном, как июльское небо, детстве маленький Гриша был хорошим мальчиком, жил на радость родителей, любил игрушки, играл с друзьями в прятки, догонялки и, в общем и целом, жил как все дети.
Но беспощадное время обтачивает людей, как вода камень. Наш мальчик рос и мужал, а между тем в обширных туннелях его сознания росла и мужала одна мыслишка быстрее остальных мыслишек. Называлась она жадностью. Оставим тщетные попытки найти источники поддержки этой мыслишки: возможно, это были талоны на усиленное питание, а может, еще Бог знает что. Вот только стала она расти быстрее других и почувствовала силу. Заслонив спиной вход другим мыслишкам к здравому смыслу, она дала под дых мыслишке по имени Совесть, удушающим приемом дагестанского борца нейтрализовала робкую мыслишку Справедливость, надавала тумаков Заботе и многим другим.
Захватив власть в разуме уже не мыслишка, а мыслища Жадность шептала завораживающе сладкие речи здравому смыслу в уши, попутно отпинывая остальные мысли. Лишь Справедливость иногда скулила из-за угла, но ее никто не слышал. Прошли годы, и жадность стала ленивой, крупной и рыхлозадой.
В случае даже если бы другие мысли одолели Жадность, никто не смог бы добраться до здравого смысла, поскольку рыхлое тело ее полностью застряло в туннеле, закрыв проход.
Осознав изложенное в долю секунды после слов о матери заказчика, я с печальным сожалением наблюдал боковым зрением правого глаза, как мое уважение к этому человеку сигануло через забор и понеслось во всю прыть в сторону остановки общественного транспорта с целью доехать до аэропорта и улететь на Северный полюс.
Левым глазом при экстрасенсорном включении я увидел, как на шее у нашего друга сидела огромная зеленая жаба и крепким захватом Хабиба душила жертву, приотпуская кадык лишь в те моменты, когда нужно было говорить или есть.
Зима, услышав гимн жадности, снова всплакнула снегом. Белые хлопья падали к ногам вместе с моей последней верой в людей. На себя любимого у меня уже давно была потеряна надежда, поскольку моя тушка была аналогично обременена различными подлыми мыслишками под верховным началом эгоизма, но надежда на то, что есть другие, все-таки теплилась в душе, с каждым разом угасая.
Создавая это чадо, Творец вкладывал лучшие надежды, но в который раз отвлекся, рука дрогнула, сотворив очередной брак.
— «Тьфу ты! Опять жмот получился!» — воскликнул Творец. — «Из этих людей никогда ничего не получается, лишь раз в десять веков можно сладить что-то годное. Живи, сын мой. Любовь — единственное лекарство, способное исправить положение вещей. Ищи ее». — И выпустил в жизнь его душу, словно молька в воду.
«Где ее взять, эту любовь? Мелькнет на горизонте еле зримой дымкой, покружится и улетит под дуновением легкого ветерка, оставляя лишь горечь потери», — бормотал я, будто подслушав разговор Творца.
— Что, простите? — На меня, бормочущего, смотрели инженер с заказчиком.
— Извините, я так... сон рассказывал.
Понимая тщетность положения, утратив дар надежды и досадуя на зря потраченное время, я вполне с серьезным видом объяснил заказчику, что, раз положение вещей принимает такой оборот, то ему необходимо все взвесить, провести семейный совет (обратиться к шаманам в конце концов) и принять решение, поскольку тысяча в год, да еще и с мамы (к тому же надо учитывать, что она дачей не пользуется), — сумма весьма влиятельная на жизнь. Ну, в общем, я передавал маме поклоны и был готов самым покорным образом разрешить вопрос оформления дома при положительном ответе, ожидать который буду со всенепременной готовностью. Моя тушка и тушка инженера с ловкой быстротой скрылись в пелене снегопада.
Бедолага, видимо, копил на мои услуги последние 20 лет, продавая на «Авито» ветки от деревьев под видом рук для снеговика, мороженое в лютый мороз и кипяток в знойное лето, что, вероятно, приносило приплод очень скудный и с большим скрипом.
На следующий день мой телефон был истерзан сообщениями с расспросами по поводу суммы налога. Стоимость кадастровую я определить мог, но вот сумму налога толком объяснить не могли даже в налоговой. Суть в том, что была она смехотворной, но не для человека, шагавшего по жизни под знаменами скупости. Если бы я сказал 900 рублей, а налог пришел бы на 950? Кара настигла бы меня в виде непрекращающихся проклятий до конца отмерянного мне века. В итоге, плюнув на все и поддавшись духу авантюризма, я назвал сумму наугад в надежде прекратить мучения, но проклятый скупердяй согласился оформлять, разорвав все предрассудки.
Дело стало набирать ход. Документы были изготовлены самым честнейшим способом; необходимо было передать бумаги формальной хозяйке дома и забрать деньги за свою работу. Сумма услуг составляла 15 тыщ, политых кровью, потом, слезами от безвозвратно потерянных нервных клеток и посыпанных сверху для вкуса крупицами утерянной надежды в человечество с терпким оттенком непередаваемой горечи.
Далее произошло второе событие, пробившее дно человеческих взаимоотношений, прибавившее еще больше сумасшествия в моем взгляде.
Григорий позвонил и сказал, что 10 тыщ за работу он переведет мне на карту, а остальные 5 мне при передаче документов отдаст его мама, пояснив, что они долго торговались по поводу того, кто сколько заплатит.
— А-че-шу-ееееть! Прости, Хоспади! — прокричало на Северном полюсе мое сбежавшее уважение и побежало куда-то дальше, пытаясь найти еще более дальний уголок.
Я ехал к матери заказчика домой. Хотелось увидеть несчастную женщину и просто знать, как выглядит лицо человека, переживающего такую жизненную драму. Дверь мне открыла приятная женщина и завела в квартиру, которая оказалась трехкомнатной, с двумя балконами и производимым в ней ремонтом из весьма неплохих материалов. Квартира выглядела недурно.
— Да вот решила сделать ремонт. Думала поменять окна на балконе. Было два варианта: поменять просто или убрать плиту и сделать окна в пол. Сын настоял делать до пола — 600 тыщ отдала.
— Да жеваный крооот! — плотнее кутаясь в клечатый плед, вскрикнуло мое уважение на краю Северного полюса, решив двигать в сторону Байконура, чтобы пробраться с космонавтами на борт ракеты, улететь на Луну или хотя бы в открытый космос.
О сожалении не могло быть и речи. Это был клан скупердяев, весьма древний, не богатых деньгами, но и совершенно не нищих. Нищие они были чем-то другим.Я забрал свою прибыль и исчез в неизвестном направлении, не желая более возвращаться к этим людям ни в жизнь, вспоминая минувшее как страшный сон.
Кончина рассказа.
Теперь можно переводить на карту псевдописателя деньги с комментариями: «Божественно!», «Восхитительно!», «Непомерный талант заключен в столь светлом образе!», «На самый дорогой вискарик!» и т. д.
Свидетельство о публикации №225053101438