О колыбельной песне

               
 
  Выражаю благодарность профессору А.Берлянту, подсказавшему мне некоторые мысли, и моей жене П.Скоморовской за редактирование.


  Каждый рождённый в России ребёнок с детства слышал слова "Баюшки, баю".
"Баю, баюшки баю, Баю деточку мою". Количество колыбельных огромно. Их сочиняют известные писатели, их сочиняют матери бессонными ночами. Композиторы кладут их на музыку.

Тихо вечер догорает,
Горы золотя.
Знойный воздух холодaет —
Спи, моё дитя! — пишет Фет.

Спи, дитя моё, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла. – вторит ему Майков.

Композитор Балакирев пишет музыку к немножко корявому тексту Арсеньева с прагматическим уклоном :

...Спи, пока забот не знаешь,
Баю-баюшки, баю,
Спи, пока не добываешь
Хлеб насущный на семью.

Казачья колыбельная песня М. Лермонтова настолько великолепна, настолько поэтична и наполнена дикой красотой, что далее, разбирая ее, должен привести ее всю. Она стала подлинно народной.
Существует версия, что слова этой колыбельной поэт написал под впечатлением пения казачки, баюкавшей своего "казачонка", хотя, имеется и другое мнение.
(С прискорбием отмечаю  выпад в сторону чеченцев. Такие были времена, и дружба между русским и чеченским народами только ковалась.)

К.Бальмонт обещал детям рай во сне:

Детка, хочешь видеть Рай?
Все забудь и засыпай.
Лишь храни мечту свою,
Баю-баюшки-баю.

А вот трогательная колыбельная, написанная для к/ф "Гусарская баллада". (А. Гладков, Т.Хренников):

Лунные поляны,
Ночь, как день, светла...
Спи, моя Светлана,
Спи, как я спала;
В уголок подушки
Носиком уткнись...
Звёзды, как веснушки,
Мирно светят вниз.

И.Сельвинский тоже подключился к проблеме убаюкивания:

Баю-баю-баю-баю
Ты уже напился чаю
Кашку съел и наигрался
Нашалился, наболтался
Так теперь уж засыпай
Баю-баю-баю-бай.

Талантливая колыбельная известного современного поэта Михаила Щербакова  начинается так:

Спит Гавана, спят Афины,
спят осенние цветы.
В Чёрном море спят дельфины,
в Белом море спят киты.
И подбитая собака
улеглась под сонный куст,
и собаке снятся знаки Зодиака,
сладковатые на вкус.

Часто в колыбельной песне присутствуют добрые зверюшки, что должно способствовать переходу ребёнка в спокойное состояние:

Баю баю баиньки, прискакали заиньки...

Баю баюшки баю,
Ты усни, а я спою
Про весёлых медвежат,
Что на солнышке лежат...

А иногда  - и недобрые. Иногда в колыбельной прослеживаются нотки легкой угрозы, с намёком на то, что может с младенцем произойти, если он не намерен уснуть:

Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю —
Придёт серенький волчок,
И укусит за бочок,
И утащит во лесок...

Или Б.Корнилов пугает злым медведем:

Спят берёзы в лёгких платьях,
спят собаки со двора,
пчеловоды на полатях.
И тебе заснуть пора.
Спи, мальчишка, не реветь,
заберёт тебя медведь.

Очень тёплый и мягкий оттенок присутствует в колыбельной из к/ф "Цирк" (В. Лебедев-Кумач, И.Дунаевский):

Сон приходит на порог.
Крепко-крепко спи ты.
Сто путей,
Сто дорог,
Для тебя открыты.

Спят медведи и слоны,
Дяди спят и тети.
Все вокруг
Спать должны,
Но не на работе.

Пожалуй, самую трогательную колыбельную написала Вера Инбер, весьма злой человек, навсегда запуганная родством со Львом Троцким, но неплохой поэт:

   Колыбельная
 Сыну, которого нет

Ночь идет на мягких лапах,
Дышит, как медведь.
Мальчик создан, чтобы плакать,
Мама — чтобы петь...

Горло перехватывает: когда слышишь:

И, бледнея, как бумага,
Смутный, как печать,
Мальчик будет горько плакать,
Мама — будет спать.

Глубокую личную трагедию несут провидческие строки колыбельной А.Ахматовой:

... Долетают редко вести
К нашему крыльцу,
Подарили белый крестик
Твоему отцу.

Было горе, будет горе,
Горю нет конца,
Да хранит святой Егорий
Твоего отца.

 Жанр колыбельной песни настолько широко известен, что используется авторами для сатирического отображения "отрицательных сторон жизни".
Вот, например, сатирическая пародия Н. Некрасова на колыбельную М. Лермонтова:

Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою...

Будешь ты чиновник с виду
И подлец душой,
Провожать тебя я выйду —
И махну рукой!...

Или сатирическая колыбельная Лебедев-Кумача в духе журнала "Крокодил" советских лет:

"Спи, мой мальчик, спи, малыш!"
Тихо в вашей спаленке.
В уголке скребётся мышь.
"Ты не бойся, маленький."

Не откусит мышка вдруг
Пальчики-мизинчики.
Эта мышка — папин друг
В новом магазинчике...


А вот бездарный, что совершенно нехарактерно для таланта Твардовского, перевод "колыбельной под Лермонтова" с черкесского. Даже перевод не может выручить подобострастную поэтическую импотенцию.

"Ты себя еще покажешь -
Время впереди.
Ты носить за подвиг будешь,
Орден на груди.
Отличишься на работе
И не сдашь в бою.
И пожмет наш Сталин руку,
Рученьку твою."               
(1947г.)
        Не добавлю больше ни слова.




Перебирая колыбельные песни, я обнаружил, что все колыбельные на русском языке, какие я знаю, подчиняются одному правилу - они созданы в стихотворном размере хорей, где стопа состоит из двух слогов, где первый слог — ударный, второй — безударный.
Почему возник такой размер? На мой взгляд, все связано со способом укачивания младенца в колыбели.
Укачивание производится в два такта, на счет - раз-два. Первому такту соответствует сильный толчок колыбели от себя, второму - более легкое возвратное движение.  Ударение на первый такт, требующий больших усилий. И все колыбельные хорошо накладываются на ритм качания.

 Единственное исключение, которое я пока встретил, ошибочно отнесенное мной к русской поэзии - это колыбельная "Спи, моя радость, усни."

Спи, моя радость, усни!
В доме погасли огни;
Пчелки затихли в саду,
Рыбки уснули в пруду,
Месяц на небе блестит,
 Месяц в окошко глядит...
 Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни!
Усни, усни!

Размер ее двухстопный дактиль, и этот размер никак не подходит для ритма укачивания в колыбели. Оказалось, что она немецкого происхождения (слова Фридриха Вильгельма Готтера, музыка Бернхарда Флиса, перевод Софии Свириденко). Подчиняется ли ее подлинник найденному мной закону, или это - самодеятельность переводчика, установить не удалось.

Свою версию я посчитал открытием, но, занимаясь поиском, обнаружил замечание, высказанное Г.Н. Гинцбургом (1915 год) относительно "Казачьей колыбельной песни". Вот, что пишет об этом В.Головин в статье "Фольклоризация и литературная традиция «Казачьей колыбельной песни М.  Лермонтова":
"В 1915 году Г.Н. Гинцбург, рассматривая стихотворение М. Лермонтова, первым сопоставил тонику и размер песни с тактами качания подвешенной на веревке или толкания стоящей на полу люльки." Оказывается, мое открытие уже было сделано! (Новое - хорошо забытое старое). Правда, Гинцбург отнес свою версию только к "Колыбельной" Лермонтова, не сделав обобщения на все русские колыбельные песни. Кроме того у него отсутствует пояснение, почему в колыбельных используется именно хорей. 

Характерно, что колыбельные "за бугром" плохо подчиняются этому закону. Для примера, кроме вышеприведенного, можно привести колыбельную с ломаным размером с преобладанием ямба - "Спи, мой бэби ("Ма сuгlу-headed ЬаЬу", музыка Джорджада Клатсэма.
Автора английского текста не знаю. Русский текст Александра Безыменского.)

Спи, мой бэби,
Мой милый славный бэби,
Легли все люди до утра
И нам уснуть пора.

Или: "Колыбельная птичьего острова",
 
Lullaby of Birdland

Oh, lullaby of birdland that's what I
Always heаг, when уоu sigh,
Never in ту wordland  could there be ways to reveal
In а рhгазе how I feel.

Особо можно отметить необычайно музыкальную колыбельную Гершвина в мюзикле "Порги и Бэсс".

  Summertime,
And the livin' iz easy   
 Fish are jumpin'
And the cotton is high
Your daddy is rich
And your mother is good lookin'...

Наряду с хореем здесь прослушиваются дактиль и более сложные вариации, типа пеона, состоящие из ударного и трех безударных слогов и еще более сложные размеры.
Сложность эта определяется традициями негритянской народной музыки, спиричуэлс и т.д. Эти песни далеки от монотонности русских колыбельных.
Похоже, что они предназначены больше для демонстрации голосовых данных,  чем для укачивания младенцев. А, может, у них там не пользуются колыбелями. Тут я остановлюсь, поскольку могу и ошибаться, где я не специалист.

В поисках зарубежных колыбельных я наткнулся на "Колыбельную сына вождя" ("Lullaby of ап infant chief»") В. Скотта. И она тоже написана не в хорее. Но не на это я хочу обратить внимание.

Вот текст В.Скотта. Имеются стихотворные переводы Чуминой и Шмакова, но для аутентичности я привожу подстрочник.

O, hush thee, my babie, thy sire was a knight,
Thy mother a lady, both lovely and bright;
The woods and the glens, from the towers which we see,
They are all belonging, dear babie, to thee.
O ho ro, i ri ri, cadul gu lo.

O, fear not the bugle, though loudly it blows,
It calls but the warders that guard thy repose;
Their bows would be bended, their blades would be red,
Ere the step of a foeman draws near to thy bed.
O ho ro, i ri ri, cadul gu lo.

O, hush thee, my babie, the time soon will come,
When thy sleep shall be broken by trumpet and drum;
Then hush thee, my darling, take rest while you may,
For strife comes with manhood, and waking with day.
O ho ro, i ri ri, cadul gu lo.

(1815)

 О, успокойся, мой
 Малыш, твой отец был рыцарем,
 Твоя мать - леди, прекрасная и яркая;
 Леса и долины,  которые мы видим с башен,
 Все они  принадлежат тебе, дорогой малыш.
 О, не бойся горна,  хоть и громко он трубит,
 Он зовет лишь  стражей, охраняющих твой покой;
 Их луки согнуты,  их клинки будут красными,
 Прежде чем враг на шаг приблизился к твоему ложу.
 О, успокойся,  мой малыш, скоро придет время, 
 Когда твой сон
 будет нарушен трубой и барабаном;
 Теперь же  успокойся, мой дорогой, отдохни, пока можешь,
 Ибо бой приходит с мужеством, а пробуждение - с днем.
 

(Отметим кстати, как строчки колыбельной Клары из "Порги и Бесс"  "Отец твой богат, а мать хорошо выглядит. Плещется рыба, и хлопок высок." пародийно - комически повторяют первую строфу В.Скотта!Признаки высокого происхождения малыша у В.Скотта здесь
подменяются образами родителей, о которых может мечтать мальчик из негритянской бедноты. Похоже, составитель текста для мюзикла Гершвина был знаком с творчеством В.Скотта.)

А вот "Казачья колыбельная песня" М.Лермонтова:

Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью…
Спи, дитя мое родное,
Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду —
Ты махнешь рукой…
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю…
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою…
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
(1938)
 Приведенные здесь тексты явно выдают сюжетное и содержательное соответствие колыбельных Лермонтова и - В.Скотта.

         М .Лермонтов                В .Скотт               
--------------------------     --------------------------               
 Спи, младенец мой прекрасный;        О, успокойся, малыш   
 
 По камням струится Терек;            Леса и долины  принадлежат тебе               
 
 Злой чечен ползет на берег;          Прежде, чем враг приблизился к твоему ложу               
 
 рыцарем был твой отец                Но отец твой старый воин, Закален в бою 
 
 Спи, малютка, будь спокоен,          О,не бойся горна
 
 Сам узнаешь, будет время,            скоро придет время,когда твой сон
 Бранное житье                будет нарушен трубой и барабаном               

Несомненное сходство!
 Должен указать  и на различие текстов. Лермонтов перенес действие на российскую почву. У него нет стражи, окружающей семью младенца, (не тот социальный слой),  у В.Скотта же полностью отсутствует упоминание о тоске матери, проводившей сына! Нет "святого образка", не звучит упование на бога!
 Как, Лермонтов с его фатализмом, постоянно бросавший вызов судьбе! Именно Лермонтов, с его почти богохульственным интересом к демонизму, с его богоборчеством, с его притягательно-отталкивающим образом падшего ангела, именно он оказывается пронизан глубоко религиозным чувством? Ну, конечно же, это вхождение в образ, это -  чувства его литературной героини!
   Кроме этого, имеется еще одно, очень глубокое отличие, характеризующее если - не страну, так самих поэтов. У Лермонтова кинжал находится в руках врага, а о6 отце младенца сообщается лишь, что он опытный воин и закален в бою; здесь речь идет лишь о защите от угрозы. Да и сам "чечен" несколько условен, скорее  напоминает сказочный образ "серенького волчка, который придет и укусит за бочок". У  В.Скотта же мы наблюдаем совсем другую картину: враг вполне реален, но  клинками вооружен не он, а охрана рыцаря, звучит угроза окрасить их кровью врага еще до его приближения. Подходят ли такие образы младенцу? Не странны ли слова об окрашенных кровью клинках для молодой матери, чьи мысли должны быть посвящены только что родившемуся  ребенку? Лермонтов оказывается гораздо гуманнее, человечнее В.Скотта.

  Возвращаясь к поднятой теме, хочу отметить, что, сам я укачивал своего внука под собственную колыбельную:

Начинающему писуну:

Можно писать стоя,
Сидя- можно тоже.
Только писать лежа
Никому не стоит.

Только писать лежа,
Никому не гоже,
Так как это может
Вызвать прелость кожи.

И, наконец, цель моей статьи не была 6ы достигнута, если 6ы я не привел здесь не без гордости колыбельную, написанную моим сыном, Юрием Скоморовским, которую я назвал 6ы:

Постмодернистская колыбельная

Спит усталая подруга
С юга дует кали-юга *
Ворошит страницы мифов
Ахиллесов и Сизифов.

Снится старцу Моисею
По Синаю одиссея:
Будто средь песков белёсых
Моисей посеял посох.

Спит с Улиссом Пенелопа
На постели у Циклопа,
Взяв на съем его пещеру-
Недешевую, но в меру.

В полусне ведет беседу
С Чингачгуком Кастанеда,
Чингачгук от сонной травки
в пыль роняет томагавки.

Спи любимая подруга,
Спи, как цитрус в чащах юга, **
Спи под шапкой-невидимкой,
Как вулкан, укрытый дымкой.

Сон глубок у римских воинов.
Вильгельм Телля сон спокойный:
Сны как стрелы в цели Телля
Выше статуй Церетели.

Посмотри, как за кулисой
Сладко спит Лиса-Алиса,
Как пушистый хвост расправил
Дикий Рики- Тики-Тави!

 В школе спят на задней парте
 Шерлок Холмс и Мориарти,
 Ватсон спит и Хадсон - тоже-
 В именах их сон заложен.

 Спит, с ферзем обнявшись, пешка,
 Спит в ночлежке Белоснежка,
 Вашингтон храпит и Ликольн,   i.
Спит который год Ван Винкль.

Крот, к рассвету безразличен,
Безмятежный Затоичи ***
И Гомер (но не Овидий)
Спят втроем, но снов не видя.

Сном могучим самурайским
И японским и китайским
Панасоник спит и Сони.
Спид не спит, но тих спросонья.

Виснет парус корабельный,
Убаюкан колыбельной.
Дремлет ночь, матрас, перина...
Я не сплю, качаю сына.
Я не сплю, качаю сына.
Я не сплю, качаю сына...

* Кали-юга - четвёртая из четырёх юг, или эпох, в индуистском временном цикле.
Характеризуется падением нравственности.
** Аллюзия на телеграфную кодовую комбинацию - "В чащах юга жил 6ы цитрус? Да, но
фальшивый экземпляр" - панграмма, короткий текст, содержащий все буквы русского
алфавита и используемый для проверки линиий связи.
*** Затоичи - главный герой японского сериала, слепой массажист и фехтовальщик,
мастер кэндзюцу и иайдо.