Красивая

После работы я стоял на остановке, ждал своего людовоза. Духота не угнетала, а солнце летело за облаками, время от времени обнажаясь. На остановке толпилось много народу, человек двадцать-двадцать пять. Мимо меня прошла женщина в аляповатом тёмном платье, метрах в пяти от меня свернула в канаву, хрустя сухими сучьями, и справила малую нужду. Её не смущало, что сквозь ивняк я вижу её естество.

После этого женщина вернулась на остановку, подошла к молодой девушке лет пятнадцати. Они были цыганками, мать и дочь. Меня поразила красота молодой девушки (хотя в случае с цыганами возраст – штука относительная: шестнадцать лет у них – это примерно как двадцать пять у нас). Я никогда не видел красивых цыганок. Представительницы этого народа, как правило, некрасивы, не лишены безвкусицы, рано стареют, постоянно кричат, матерятся, курят, скандалят, часто воруют, почти не работают, учиться не хотят. Это стереотип, конечно, но стереотип самими ими же и создан.

А эта была по-настоящему красива. Нос правильной формы, миндалевидные глаза с поволокой, губы… О нет, про такие губы невозможно рассказать, их можно только целовать ночи напролёт. Или слушать горючий шёпот из них. Чёрная футболка с белым орнаментом, бейсболка, хвостик. Крупные золотые серьги в ушах.
Цыганка, что постарше, спрашивала у ожидающих, докуда идёт этот рейс. Потом сказала дочери: «Выйдешь на конечной, это как раз автостанция, и пересядешь на свой автобус».

Пришёл людовоз, все сели в него. Старшая цыганка, провожая дочь, помахала девушке рукой, перекрестила её, затем перекрестилась сама и пошла восвояси.

Девушка села лицом ко мне, спиной к движению, я иногда посматривал на неё и не переставал удивляться. Вскоре она задремала и глядела сон. Я тоже закемарил и как-то оказалось, что я вижу её сон.

Она встречается с мужчиной намного старше себя. Ему слегка за тридцать. Он не цыган, мать его ровесница, и она сугубо против. Этот мужчина ездит на дорогой машине, не жадный, балует подарками. Золото, бриллианты, айфончики. Но он её бьёт. Унижает, относится как к животному. Один раз в метро схватил за волосы и чуть не столкнул под прибывающий поезд. Потом просит прощения и задаривает, обещает больше не пить. Потом беременность, аборт, переезд в другой город, чтобы не нашёл. Можно же было родить, пусть «без отца». Но нет, он не «их», чужой.
 
Потом ей тринадцать лет. Она живёт со своей сводной сестрой у своего отчима. Он откинулся из тюрьмы и постоянно употребляет вещества. Дома всегда есть специальное вещество, которое нужно колоть отчиму прямо в сердце при его передозировке, это он такой наказ сделал, научил, что и как. Два раза уже приходилось это делать. В школу ходить он не разрешает, гулять тоже. Жрать нечего, грязь и нищета. Он постоянно на отходняках, его часто мучат адские боли и страхи. Всегда что-то чудится: то полиция, то шпионы-преследователи, то потенциальные убийцы. Однажды они с сестрой решают сбежать: его угрозы и приступы невыносимы.

Вечером они незаметно покидают его, прячутся в высокой траве заброшенного парка. Он сразу же это обнаруживает, начинает орать, звать: «Вернитесь, падлы, хуже будет!!! Убью же…» И судорожно бегает по парку, прочёсывает. И находит девочек. Они лежат под кустом и трясутся. Он достаёт нож и вонзает его ей прямо в грудь. Девочки убегают, нож ещё не вытащен, кровь хлещет. Удаётся скрыться, вызвать «Скорую», впоследствии врачи с трудом спасают жизнь девочки, но одно лёгкое удаляют. Нож лишь на сантиметр разминулся с сердцем. Шрам ужасен.

Вот и приехал незаметно, чуть не прозевал свою остановку. Перед моим выходом наши взгляды пересекаются. В салоне щёлкает искра. Мне надо сочинять музыку, а цыганке – владеть миром. Своим маленьким миром-табором.

  30.05.2025