55 Арм дневник срочника СССР 4 часть 15 гл

Часть четвёртая

Глава пятнадцатая

Сейф для кедрового ореха — личный враг №1 — дембель отменяется

Сейф для кедрового ореха

Под осень я много хожу в лес заготавливать кедровые шишки, никому ничего не говорю, зачем. Это бесполезно! Одними разговорами как я уже знаю всё это и заканчивается. А чтобы ближе к зиме порадовать маму вкусным кедровым орехом это самый неожиданный подарок они не понимают, пока не навалит снега выше колена, а там уже поздно колошматиться стоя на толстых ветвях. Уцелевшие от набегов кедровок шишки  при ударах по ветвям пикируют в снег и, поди, найди их там. Я свои шишки прячу в железном ящике от трансформатора.

В таком надёжном сейфе никакой бурундук их недостанет. Я его приметил ещё летом, когда шарился по разбитому рыбному заводу. Выкинул из ящика все потроха и доставил на лодке глубоким вечером на наш берег и потихоньку уволок на окраину леса, где и припрятал до утра в березняке. Тяжёлый он был зараза килограммов под двадцать пять, все руки растянул. И куда его такой сделали непонятно, не могли, как будто сварить из более тонкого листа, нет надо, чтобы было на века! Да и сам ящик был приличных размеров, если исчислять литрами так выходило все двести пятьдесят.

Потом притащил поближе к скальному обрыву, где наш народ опасается ходить, слушая мои басни, что я там постоянно нахожу медвежьи следы в своих выходах за грибами. Один раз я действительно наткнулся на свежий медвежий след, так позвал лайку Зверева Волчка пошугать того медведя за конфеты батончики если он ещё где-то гуляет по нашей сопке.

Иду в лес, голова чумовая без ружья и что удивительно не боюсь. Толи я привык к этим косолапым, что весь страх растерял или меня тот медведь, что загнал на кедр в экспедиции, недостаточно сильно напугал. Волчок след взял и удрал чёрте куда, а я покрутился по ельнику, да так и ушёл обратно. Спустя часа два примчался Волчок и давай подавать голос. Ну, я выхожу на двор, а он так и крутится как пружина и бежит на сопку с оглядкой на меня, тут я, конечно, оробел и всё рассказал Назарову, тот позвал двух охотников из посёлка погонять медведя.

Оказалось, это медвежья мамка погуляла вдоль обрыва, да так и ушла обратно на Луговую. Мне сами охотники потом сказали, чтобы я там в эту пору там не ходил, потому что дело к зиме и медведи ищут запасы бурундуков по старым их кладовкам, а стоит им найти такие кладовки они будут постоянно к ним возвращаться. А бурундук существо неразумное собирает кедровый орех и в кладовку как в бездонную бочку складывает,  думая, наверное, что другого такого места нет. А у медведя когти загребущие он раз вывернет, кладовку на изнанку весь орех съест и всё завернёт обратно. Как будто, так и было. А бурундук опять старается, забивает её орехом.

Железный ящик я спрятал рядом с ледником чуть выше родника, надеясь, что медвежий дядя так близко не подойдёт, да ещё смоченную соляркой старую фуфайку положил сверху. Зверь такие запахи не очень жалует ну и обходит стороной.
 
Так и было в последующие дни, когда медведица, проторённой тропой прогуливалась до самого ледника и возвращалась обратно тем же путём с завидной регулярностью, пока моё терпение не лопнуло. Поделившись этой проблемой с Бессоновым,  я не ожидал, что всё разрешится достаточно быстро. Старый охотник выделил мне старый капкан на волка, и я его поставил на её тропе больше для пуганья, чем для поимки медвежьей лапы. Бессонов предупредил меня, что пружина слабая и медведица освободится без проблем, но дорогу леднику забудет.

Так и случилось, капкан сработал и, как говорил Бессонов, медведица легко его скинула, и больше я её следов на нашей сопке не видел и даже Волчок Зверева равнодушно смотрел на густой ельник. Поначалу я немного робел, собирая в одного кедровый орех, а потом как-то успокоился и уже не обращал внимания на орущих соек и гаркающих воронов. Кто их там беспокоил или они летели за каким-то зверем, мне было неведомо.

Чтобы чувствовать себя хоть как-то в безопасности я завёл себе свисток с резким звуком и посвистывал им, иногда зная, что дикий зверь такие резкие звуки не любит и старается избегать. За неполную неделю я забил весь ящик орехом и когда был свободен от работы лущил его с помощью машинки с ручкой данную мне Бессоновым во временное пользование. Ореха мне собственно много не было нужно разве что на две-три посылки ну и для себя зимой погрызть. И пока наши лентяи щупались у меня всё было готово к отправкам. Всё шелуху я сбросил с обрыва, чтобы его не обнаружили мои сослуживцы, а внизу его подлижет налетающая морская волна во время хорошего шторма.

Личный враг №1

Скоро зима и я забиваю небольшой сарай, дровами зная свою прожорливую печь. Ведь при трёх разовом приготовлении пищи мне этого недостаточно, а у нашего водителя машина ещё не  скоро будет собрана. На запрос в полк, когда привезут мотор для шишиги, в ответ следуют отписки типа, бегемот рожает, а кенгуру в отпуске. Водитель Юрка Дьяченко от безделья уже не знает что делать. Машины нет, за дровами в тайгу он ехать не может и на этом всё, а для чего на точке нужно машина кроме как вывоза древесины на дрова мне вообще непонятно. Дорога до Сов гавани убита огромными лесовозами, ведь кроме такой техники там даже Уралы проехать, не могут. Жижа на дороге по самую макушку кабины  и попробуй, шагни в неё с подножки, засосёт!

Я, наверное, все сучья в округе подобрал и весь береговой плавник, а носить сухару из леса стало далеко. И чтобы хоть как-то выкрутится, прежний призыв придумал высверливать в стволах сосен косые отверстия для заливки керосина. Дерево, простояв сезон на следующий год усыхает, и готово для спиливания. Главное сделать так чтобы лесничий ничего не заметил. Сам спил сосны производился очень низко, сначала отрезались верхние толстые корни, потом срезался комель. Дерево быстро распиливалось по два метра для удобства переноски. Можно конечно и по три метра, но сосны на сопки все были одинаковые по толщине одна к одной до 40 см. Даже такие были не очень-то готовы к поднятию на плечо. И готовить впрок для вывоза даже речи не было, такие керосиновые брёвна нужно было как можно быстрее вывезти и поколоть на дрова.

Помнится Гесс, когда заглянул в мой дровяник, сказал.
— Ты бы тут свой ГСМ не хранил, а то где бензин там и спичка кстати.
Керосином там не пахло только чем-то неопределённым близким к этому, но я, заранее зная в каком месте, было сделано косое сверление в брёвнах, избавлялся от этих частей в первую очередь. Эти места я отмечал и утилизировал отдельно без последующего хранения. Но всё равно дров мне катастрофически не хватало. Стоял когда-то в начале моей службы забор во дворе, так его съело прожорливое брюшко кухонной печи. Даже командир не сразу заметил, что он каким-то таинственным образом исчез. А исчезал он по доске, и как это не замечать для меня это было и вовсе удивительно. Сначала пропала калитка, и так же никто этого не заметил, вроде была, а тут нет её.

— А где забор? — спросил меня однажды Назаров, наконец, обратив внимание, что во дворе при кухне чего-то не хватает.
— Не знаю я за ним не хожу, — отвечал я.
— Погоди, он же был, — оглядывается Назаров.
— Был да сплыл вместе с борщом.
— Ты что же его в печку бросил.
— А вы как будто не знате что у меня вечная нехватка дров! Собираю по лесу всякие гнилушки!
— Ладно, ладно не кипишись будут тебе дрова, вот привезут мотор и дрова будут.

И пока он вёз из полка мотор, мне приходится подворовывать дрова у отцов командиров по два-три полешка каждый день через одного. Они этого не замечают, дровяники у них забиты под завязку, армия обеспечивает, а на солдатскую столовую она положила своё морщинистое вето.

Но я нашёл место, где можно брать дрова до  самого дембеля, если я буду ими не обеспечен в суровое зимнее время. Мне главное народ прокормить до моего отбытия, а весь головняк, что случится после меня, пусть сам Назаров расхлёбывает. На сарай новый большой досок дровяник не нашёл, дровами не обеспечил до следующего лета вот пусть ему и расчёсывают задницу штабные волки, когда я буду на Урале чай на кухне с братьями прихлёбывать да посмеиваться над ним.

Но это будет потом, а пока я ломаю бочки обухом топора с трёх ударов по обеим сторонам донья и в остов, а обручи сами слетают. Только остаётся перенести вечером на чердак гостиницы вязанку досок от четырёх бочек, где я устроил вроде дровяного схрона, зная, что туда никто не ходите, дверь на замочке, а кривой гвоздик его отпирающий припрятан рядом. Ведь с началом сугробов особой часто к дальнему рыбацкому сараю не походишь, почуют хитрую лису, а там устроят проверку и ждёт меня хорошая трёпка. Но у меня под рукой всегда веский аргумент, а кто меня обеспечил дровами? Кто тот подлый негодяй кто плевал, как я обеспечиваю солдат горячей пищей!

В дальнем рыбацком сарае хранятся рыбацкие бочки, завезённые ещё летом до начала путины. Вот на них-то я и провёл свой эксперимент в кухонной печи с последующим бойким их возгоранием с обеспечением стабильного горения. 

Бессонов меня просветил знаниями о бочках, иначе бы я не взялся за них. Оказывается древесина на бочки идёт только лиственная,  чтобы смола хвойных деревьев не сказывалась негативно на хранящихся в ней продуктах рыбе, виноградного спирта и других не сухих пищевых продуктов.   В общем-то, Бессонов и натолкнул меня на мысль растапливать мою печь именно досками от бочек.

— Тут ведь что главное при растопке печи не дышать смоляной гарью, а то долго не проживёшь, загнёшься, — объяснял мне старик Бессонов. — Это знают те, кто пользуется домашними печами, хотя сейчас далеко не все толи забыли толи лень обеспечить себя лиственной растопкой.   Сунут чадящую берёзовую кору и готово, а лёгкие уже заполнены дёгтем. Ведь дверцу печи не сразу закрывают, смотрят, как загораются и дымят дрова, а тут как раз лёгким и подстава. И это может быть похуже всякого табака вызывающего кучу заболеваний вплоть до рака.

В общем, не зря я внял словам знающего старика Бессонова и стал заготавливать себе лиственную растопку. Ещё я понимал то, что остатки моей заготовки после моего дембеля перейдут в собственность моего приемника, вот тут-то ему и будет помощь во время длиной зимы, а то надеяться на нашего скупердяя командира, надежды нет, и не будет.

Липовые бочки для хранения солёной рыбы дёшевы и практичны, продукты не вбирают в себя из этой древесины ничего вредного. У меня так же возникли подозрения, что внутреннюю часть бочек покрывали воском, был в них некий белесый налёт, уж быстро они начинали гореть.  Старик Бессонов меня просветил, что в основном для домашних заготовок использовали пчелиный воск,  но где напасёшься его на масштабное покрытие при массовом изготовлении. Может быть, что-то и мудрили, если бы знать что, а сам он свои бочки делал сам, так надёжнее что не пропадут.

Я уже представлял, как рыбаки открывают ворота склада и, не обнаруживают что вместо двух сотен бочек только лежащие ржавые обручи аккуратно сложенные в дальнем углу. А поскольку рыбацкий склад был на левой стороне реки, то бишь, на территории воинской части то должен был следовать вопрос, а кто спи*дил такое огромное количество бочек. Не на воздушном же шаре, они улетели!

— Вот же сукин сын! — скажет Назаров, догадавшись, кто, упёр все эти бочки. — Такое мог отмочить его личный враг №1, уехавший в запас поварюга!..

Ну, а дальше следует девиз – народ и партия едины, а с армией так вдвойне и платить рыбакам за спижженные бочки будет армия.

Дембель отменяется

Однажды на разводе Назаров объявил мне, что в полку формируется рейс самолёта на Средний Урал в Свердловск и мне нужно собираться на дембель. А поскольку у меня уже было всё готово, я быстро переоделся в парадную форму и с портфелем забитым под завязку копчёной горбуши и изготовленными собственноручно сувенирами отправился к вертолётной площадке. Я даже как-то растерялся, что всё происходило обыденно без какого-то торжества. Вышел я на площадку и жду прилёта вертолёта, а тут как на грех с моря стал надвигаться туман да такой плотный, что я сам потерялся на площадке.

Скоро надо мной послышался стрекот вертолёта. Назарову передали, что туман над Нельмой распространился на большую территорию и лётчики не видят, куда сажать машину. Из опасения разбиться на прибрежных валунах они отказались  садиться, не зная, куда и полетели дальше на юг по точкам собирать моих земляков на уральский самолёт. Я же ещё долго стоял на бетонной площадке в ожидании, что туман сорвёт ветром, и вертолёт по возвращении заберёт меня, но ничего не случилось. Туман разошёлся только под утро следующего дня.

В общем, сдал я старшине Мулюкову парадку и надел свою повседневную форму не успевшую перейти кому-то в собственность, а то бы пришлось мне отнимать её обратно на кулаках.

Вечером все кто был свободен от дежурства, включая тунеядца Юрку Пиго, собрались у меня на кухне обсудить всё, что произошло за этот день. Во-первых, обсудили непонятно откуда взявшийся на мою голову туман, и что мне придётся куковать, ещё чёрт знает сколько на точке. Во-вторых, как отправить наши посылки, чтобы избежать, их вскрытия в штабе на случай утечки некой «секретности». Ну, там понятно для чего это делали, досматривали дембелей на случай воровства чего-нибудь из оружия и других вещей, но этим мог заняться только круглый дурак, если не конченый идиот. Кто же посылку тащит в штаб перед дембелем!

Пришлось обременить и так замученного нашими просьбами старика Бессонова ставшего нам уже родным. После отбоя дождавшись ночи, мы сели в лодки и повезли наши посылки на другой берег Нельмы. Потом в полной темноте шли до посёлка и так же  шарашились в поисках дома Бессонова. Он не спал и ожидал нас. Отдав ему все наши посылки и водку в знак благодарности, мы вернулись в казарму, где на шухере стояли молодые. Назаров ничего, не подозревая спал рядом со своей Надей, а если бы застукал, то вскрытие посылок показало, что кое-кто отправлял два рукава от белого полушубка. Ещё была пара офицерских яловых сапог, ну я не буду раскрывать, кто их увёл со склада. Я же кроме красной икры и копчёного лосося ещё отправлял свои раковины и прочие морские гидробионты, высушенные на солнце.
Жена Бессонова глядя на сложенный в сарае штабель из посылок сказала.
— Что никогда ей ещё не доводилось заниматься такой контрабандой.
— Зато если захватят, сядем все! — засмеялся Бессонов.

Ещё я до самого ледостава занимался поиском, в реке раковин жемчужниц. Бессонов говорил, что они там стали там большой редкостью, одна жемчужина у меня уже была, как сказал Бессонов, что это какая-то шелудивая раковина меня дожидалась. Он очень хотел её у меня выменять на шкурку кидуса, но я упёрся рогами и ни в какую.
— Да ты подумай у тебя она одна, а у меня собрано по речкам побережья целая нитка хорошее приданое на свадьбу внучке.
— Ну, вот пусть её родитель и ищет раковины, а я тут ни причём! — упирался я. — А может, я её своей невесте подарю в кулоне!
— Знать бы, что ты такой неблагодарный я бы тебе нашу тайгу не показывал! — сердился на меня старик.

Исследователь Дальневосточного края Владимир Клавдиевич Арсеньев так описывал добычу речного жемчуга китайцами:
«Возвращаясь, я сбился с дороги и попал к Фудзину ныне – река Павловка. Здесь, на реке, я увидел двух китайцев, занимающихся добыванием жемчуга. Один из них стоял на берегу и изо всей силы упирал шест в дно реки, а другой опускался по нему в воду. Правой рукой он собирал раковины, а левой держался за палку. Необходимость работать с шестом вызывается быстрым течением реки. Водолаз бывает под водой не более полминуты. Задержанное дыхание позволило бы ему пробыть там и дольше, но низкая температура воды заставляет его скоро всплывать наверх. Вследствие этого китайцы ныряют в одежде.

На задаваемые вопросы китайцы объяснили, что примерно из пятидесяти раковин одна бывает с жемчугом. За лето они добывают около двухсот жемчужин на сумму 500–600 рублей. Китайцы не ограничиваются одним Фудзином, ходят по всему краю и выискивают старые тенистые протоки. Самым лучшим местом жемчужного лова считается река Ваку ныне – Малиновка, приток Уссури.

Вскоре китайцы приостановили свою работу, надели сухую одежду и выпили немного подогретой водки. Затем они уселись на берегу, стали молотками разбивать раковины и искать в них жемчуг. Я вспомнил, что раньше по берегам рек мне случалось встречать такие кучи битых раковин. Тогда я не мог найти этому объяснения. Теперь мне все стало понятным. Конечно, искание жемчуга ведется хищнически. Раковины разбиваются и тут же бросаются на месте».

Спустя какое-то время, когда я был в посёлке по делам, ко мне подошла жена Бессонова и сунула маленький свёрток.
— Отдай жемчужину моему старому, пусть успокоится, а свою скатанную своей невесте подаришь, — сказала она.
— А если они у него сосчитаны? — спросил я.
— Да будет он их считать, там у него их штук тридцать накоплено и нет ни одной нормальной как у тебя. Все немного овальные их бы надо в мастерской доводить до ума, а он боится что испортят. Вот эта самая круглая и такая как у тебя, отдашь ему так он для тебя и спляшет.

Уговорившись на такой обман, я согласился и, найдя Бессонова в клубе, отдал ему «мою» жемчужину, отчего тот чуть не прослезился. Ну, а я, получив шкурку кидуса, отдал её жене Бессонова в знак благодарности.
— Да куда мне она у нас их вон весь чердак забит, был бы это соболь. А эту рухлядь я лучше твоей маме отправлю бандеролью да ещё из своих прибавлю ей на воротник.
Вот так я и привёз, не обидев старика Бессонова, домой свою самую круглую жемчужину.

Прошёл месяц, как я задержался на точке и вот вечером на кухню пришёл Назаров и с порога заявил, чтобы я передал своё хозяйство Темирову, давно просящемуся мне в приемники.

— А мне чем заниматься? — спросил я.
— Отдыхай твоя служба подошла к концу, ты, когда призывался?  — спросил Назаров.
— 18 октября 1978 года
— Ну, так вот все твои два года вышли ещё месяц назад, так что собирай манатки и вали в посёлок, там найдёшь себе какой-нибудь угол там и живи до дембеля.
— Как это живи, мне, что улитками питаться, — удивился я.
— На пляже можно рыбку поудить, сваришь вот тебе и еда.

Я поверить не мог, что Назаров выгоняет меня из части, обидевшись, ушёл к замполиту. Тот засмеялся и сказал, что Назаров меня разыграл, мол, это старая шутка над дембелями с вышедшим сроком службы.
— Иди, отдыхай никто тебя никуда не гонит, ты это заслужил, тем более отпуска у тебя не было. И зря ты отказался от звания ефрейтора, в штабе бы получил ещё по одной лычке. Хотя я бы тоже отказался, а Назаров по жизни прибитый доской по голове. Будь я командиром, всё было иначе, но назначили этого карьериста.

Я об откровениях замполита Щегольщина, о Назарове много был, слышал и этому не удивлялся. Все наши офицеры и прапорщики Назарова не любили за его высокомерие и чванливость, и часто не стесняясь солдат, ругались с ним на повышенных тонах, если только не срывались на крик с матом. После чего Назаров ходил красный как варёный краб.

Темиров как-то сразу поменял ко мне своё отношение и на кухню заходить не разрешил от чего я несколько опешил. За каких-то несколько часов он обурел и решил что он уже на кухне сам себе хозяин и сам чёрт ему не брат. Это кому он запрещает скотина такая, мне? Я конечно первым делом завёл его в чулан и поговорил с ним по-своему, дав хорошего тычка, после чего он стал привычно заискивать и соглашаться. Словом я дал ему понять, что пока я на точке он никто и зовут его никак!

— Так ты сам мне говорил, чтобы я никого не пускал на кухню даже тебя и что здесь должен был только один хозяин повар, а иначе половником по башке! — сказал мне Темиров.
— Мало ли что я говорил и если себя не исключал, то говорил образно, а не по факту. И пока я здесь ты не хозяин, вот уеду, тогда делай что хочешь. А сейчас пожарь мне картошки с рыбой, а то я так и не позавтракал до вертолёта. И побольше жареного лука.
По расстроенной морде этого обормота было видно что, закусив удила ему было непросто их отпускать, почти стал хозяином и тут такой облом.

Оставив этого засранца, я отправился прятать в скалах свои сувениры, а то им тут быстро приделают ноги. Из крупных сувениров меня были готовы королевский краб и серебристый сарган длиной до 60 сантиметров плывущий на двух гвоздях. Под ним на дощечке имитируя дно, были приклеены мелкие камешки, звёзды, тонкие кустики кораллов и мелкие крабики найденные на пляже уже в сухом виде, так что никого умерщвлять не пришлось. Всё это было покрыто лаком с чуть заметной пыльцой алюминиевой пудры и смотрелось на все 100!

Были ещё ветки кораллов и полутораметровый хвост акулы лисицы, сохнущий на чердаке. Кроме этого было несколько морских двенадцати лучевых звёзд синего цвета, раковины гребешка величиной с мою пятерню и другие небольшие трубящие раковины с переливающимся перламутром. Собирая  такую богатую коллекцию, я частично отправлял всё непосильно найденное на пляжах в посылках. Ещё хотел отправить домой японский резиновый мяч, выловленный в море, да с посылками произошла заминка МРСы ушли в Совгавань ввиду закрытия путины, а больше отправить посылки мне было не с кем. Отправлять же через полк это как подарить всё содержимое почтарям.

Один такой умный вскрывал посылки сослуживцев ну и оказался на дизеле для ума. Так что доверять почтарям уже не приходилось, эти козлы даже после этого случая заниматься такими делами не перестали. Ворошили и крали! Я раз послал весточку в полк с предупреждением почтарям что если ещё хоть раз будет вскрыта моя посылка я пожалуюсь в штаб, ну, а им нужно будет делать выводы мой дембель не за горами, мол, разборки будут самые жёсткие. После посылки от мамы приходили невскрытые и с деньгами.
.
Продолжение следует...
.
Ворд 5А с абзацами 586 стр.
.
Осталась последняя глава №16 — 622 стр. и рОман будет закончен.
Может быть что-то ещё будет дописано из пропущенного чтобы "углУбить" тему
но и этого хватит чтобы хоть как-то отдохнуть от такого материала по старым армейским дневникам.