Тим и лето. Пролог к Сказке о Тиме

1.

  - А когда-то я тебя поймаю, - с азартом сказал Тим, ковыряя палкой маленький холмик сухой черной земли.
 Вид мальчик имел решительный, но очень сильно подозревал, что и сегодня, как и в другие дни, результата не будет. На самом деле никого особо ловить он и не собирался. Может статься, даже испугался бы, если вдруг.
 Но игра была интересной. За длинным, почти бесконечным огородом, в самом дальнем его углу Тим сидел на корточках и методично втыкал палку в кротовую нору. Если бы всерьез считал, что может угодить в кого-нибудь живого, наверное, не стал бы. Он и вовсе не был уверен, что это именно кротовая нора. Но ведь похожа. Почти как в том многосерийном мультике. И какой-то крохотный лаз под землю определенно просматривался. Несколько дней назад, когда Тим впервые случайно обнаружил этот секретный «домик», он пытался заглядывать внутрь, остро жалея, что у него нет при себе верного фонарика с квадратной батарейкой «планета», который он забыл дома в городе, далеко-далеко отсюда. Представлялось, что там, под землей – целый город с запутанными коридорами, по которым снуют маленькие человечки. Почему-то. Но если это и вправду дом крота, то крот там и должен жить, разве нет? Никаких человечков, но коридоры, наверное, все же есть. Извилистые, темные, но какие-то, что ли, уютные. И такая же уютная спальня с мягкой соломой вместо кровати. И еще кладовая с горкой зерна. Конечно, крот не ходит по этим коридорам в смокинге, цилиндре и черных очках, как в другом мультике, но все-таки. Как ни крути, Тим хотел оказаться там, понимая, впрочем, что это невозможно.
 Но всегда можно просто представить.
 Однако же в тот первый раз Тим вдруг испугался, что крот неожиданно выпрыгнет из норы прямо ему в лицо, и сам стремительно вскочил на ноги, чуть ли не отпрыгнув. А потом разозлился. Больше на себя, но от этой злости захотелось пнуть маленький холмик, сровнять его с прочей землей, засыпать нору.
 Впрочем, Тим не стал. Просто ушел, пожав плечами. И никому не рассказал – ни бабушке, ни дедушке.
 А вот сегодня долго сидел в засаде, надеясь, что из холмика покажется любопытная черная мордочка. Ждал, наверное, целый час. Или несколько минут, но все равно долго. Ждал, пока это занятие основательно не наскучило. Оттого, со скуки и нетерпения, и принялся ковырять палкой. Но надо сказать, что и здесь он старался ничего не разрушить. Просто пытался прощупать глубину, и, судя по всему, дно было совсем неглубоко. Тим немного подумал, но все же руку совать было боязно. Живого крота он никогда не видел, но даже в мультиках у них были зубы. Или зубы были у зайца? Все равно.
 Ничего не поделаешь, видно, и сегодня он не увидит ни крота, ни маленьких человечков. Потому что впереди еще столько увлекательных дел. Посвятить целый летний день или хотя бы утро какому-то одному занятию – это слишком.

  В свои девять лет Тим был гибким, подвижным мальчиком, что было, в общем-то, неудивительно, но не отличался внушительным ростом. Если честно, в своем классе, из мальчиков, он был самый маленький. На уроке физкультуры они становились в шеренгу по росту – сначала мальчики, потом девочки. Получалось так, что Тим всегда оказывался рядом с самой высокой девочкой в классе – она вообще была выше всех, и стояла бы первой, если бы их расставляли вперемешку. С этой девочкой Тим дружил.

  Два шага, и кротовый домик был забыт. До следующего раза. Тим легко пролез между двумя серыми от времени жердинами покосившейся ограды и оказался на воле. Сразу за огородом начинался плодосад. Так его называли все, и был он общим, но Тим всегда считал его своей собственностью, как бы продолжением двора. Может быть потому, - и эту историю Тим знал, - что это его родной дедушка когда-то очень давно (не без помощи других людей, конечно) расчистил широкую полосу между дорогой, ведущей в деревню и ручьем, бегущим через лес с высоченными шумящими деревьями до самой Дальней плотины, и высадил аккуратными рядами все эти плодовые деревья и ягодные кустарники. Теперь деревья в саду были высокими, не такими, конечно, как в лесу за ручьем, но тоже достаточно старыми. Дедушка иногда вздыхал, что сад уже давно дичает сам по себе, но Тима это не сильно беспокоило.
  Плодосад был действительно огромный, как отдельная страна, как целый лес, и, если уж возникали в нем посторонние деревца и кусты, нарушая частоту рядов, тем интересней и загадочней он становился. Через некоторые кусты приходилось буквально продираться, отчего на загорелых ногах и руках появлялись белые полосы, как боевые шрамы.
 Сегодня Тим вознамерился пересечь весь сад повдоль до самой Дальней плотины, а это – ни много ни мало – почти два километра. Вот таким огромным был плодосад! В ширину, конечно, он был намного скромнее, чем в длину, но оно и понятно. Справа, если стоять спиной к огороду и дому, где жил Тим, естественной границей сада был ручей, а слева по высокой насыпи тянулась белая грунтовая дорога. Дорогу эту все называли «грейдер», и Тим тоже, хотя и не знал, что это значит. Причем понизу насыпи вдоль всего сада, огороженного с этой стороны сквозным забором, тянулась еще одна дорога видом попроще – просто две колеи, местами поросшие травой. А в лесу за ручьем была еще одна дорога – тенистая и тихая, и все дороги вели в сторону Дальней плотины, а на самом деле к другой деревне, которая находилась еще дальше.
 Лесная дорога была загадочной и манящей, но в одиночку ходить по ней было боязно. Вдоль «грейдера» до плотины можно было добраться легко и быстро, но не так уж интересно. Другое дело прямиком через сад! Здесь всегда было светло, совсем не страшно, а еще можно было и задержаться, потому что поводов находилось не счесть.
 В саду росла ирга, и черемуха, и вишня, и яблоки, и колючие кусты малины; ближе к ручью можно было найти викторию. Всё поспевало своим чередом и бесконечно менялось. Может быть, сегодня ягоды будут уже не такими зелеными и кислыми? Впрочем, это было не так уж важно. В любом случае, идти сквозь сад было весело, спокойно и радостно. Тим свято верил, что все еще находится в своих угодьях и смотрел по сторонам взором хозяина. Вот, например, на его замысловатом, сильно петляющем пути появился огромный муравейник, который Тим обнаружил давно и с тех пор не забывал навещать. Муравейник он тоже считал своей собственностью, а его обитателей – своими питомцами. Периодически приносил им каких-нибудь мух или гусениц и подолгу наблюдал за слаженной, неутомимой работой. Сегодня, как и всегда, муравьи деловито и без устали сновали туда-сюда своими привычными дорожками по каким-то очень важным муравьиным делам. Тим подобрал сухую веточку, наслюнявил ее и воткнул в муравейник, а сам уселся на корточках неподалеку.
 Впереди был целый день – длинный, солнечный, летний, еще один насыщенный, наполненный жизнью день в деревне Раздольное.

2.

  Дальняя плотина была не слишком большим круглым озером с маленьким островком посередине. Островок на самом деле был просто большим валуном, торчащим из воды. Озеро было в основном мелким. Даже маленький Тим мог дойти до острова вброд. Правда, дальше за валуном было одно глубокое место. Позапрошлым летом именно на этом озере Тим научился плавать – поначалу неловко, по-собачьи, а потом все более уверенно, как-то разом осознав, что отныне и навсегда он это умеет. Почти как на велосипеде научиться ездить.
 С утра было не очень жарко – здесь вообще не бывало чрезмерной жары, - но все равно хотелось окунуться. За этим Тим и пришел. Солнце на почти безоблачном небе поднялось уже довольно высоко – значит, времени на все про все оставалось не так уж много: скоро Тима будут ждать к обеду, и нужно еще успеть вернуться. Тим не слишком задумывался о времени, но решил искупаться совсем чуть-чуть, а потом возвращаться домой быстрой и прямой дорогой – вдоль забора и «грейдера». Успокоив тем самым свою совесть, мальчик беззаботно скинул шорты, футболку и сандалии и побежал в воду.
 Кроме него на озере никого не было – на это Тим и рассчитывал. Иногда здесь бывали люди, но обычно не в это время. Сам Тим приходил сюда в основном с бабушкой или с мамой, реже с дедушкой, или с двоюродными сестрами и братьями. С ними он и дружил, а ни с кем из местной детворы даже не был особо знаком. Сейчас в их большом деревенском доме никого из детей, кроме него, не было, поэтому все свои вылазки на природу Тим совершал в одиночестве. Иногда это и вправду было скучно, особенно когда погода была не очень, но чаще всего Тим находил, чем себя занять. Здесь у него был целый таинственный мир, открытый для исследования. Здесь было Лето. Не просто лето, а именно с большой буквы. С шумливым высоким лесом, с солнечными полями и с этим вот безмятежным озером, с запахами и вкусом ягод, даже с деревенским хлебом из печи – для Тима это была целая сказочная страна, совершенно особенная и незабываемая. Тим никогда не был здесь зимой, не мог даже и представить, как это все выглядит под глубоким снежным покрывалом, почти и не верил, что так может быть, и у себя в городе самыми холодными зимними вечерами, думая о лете, вспоминал именно эту деревню среди полей лесов и озер. Место, где всегда лето.

3.

  Вода была теплая и неподвижная. Зачем-то высоко подняв руки, как сдающийся фриц, Тим осторожно шел к огромному камню, ощупывая ногами илистое дно. На камне можно будет немного посидеть, представляя себя Робинзоном на необитаемом острове посреди бескрайнего моря. А может, это и не остров вовсе, и не камень, а подводная лодка, как в «Тайне двух океанов», или как «Наутилус». Но Тим так и не успел решить. Едва добравшись до валуна, только коснувшись его рукой, мальчик зачем-то обернулся и почти сразу увидел посторонних. Три человека внезапно появились со стороны той дороги, что вела через лес. От неожиданности Тим так и замер возле камня. Следом нахлынуло предательское смущение, потому что на самом-то деле Тим не очень умел знакомиться. Скорее всего, первый никогда бы не заговорил. А еще больше сковало его то, что незнакомцы, появившиеся на каменистом берегу, были детьми примерно одного с ним возраста – мальчик и две девочки. Мальчик, наверное, все же был немного помладше, а насчет девочек трудно было сказать. Кажется, всю эту троицу Тим видел пару раз возле магазина, но все равно они были незнакомцами.
 Тим отвернулся, сделав вид, что никого не заметил, но это было глупо, и от этого мальчик смутился совсем уже окончательно. Он опустил голову и не в силах был повернуться обратно.
 - Привет! – вдруг услышал он веселый голос, звонко разнесшийся над озером.
 Кажется, это была одна из девочек – непонятно, какая именно. Одна из них была черненькая, а другая совершенно белая, но обе были на голову выше еще одного белобрысого – вплоть до бровей и ресниц – мальчика, который пришел вместе с ними. Конечно же, они были выше и самого Тима.
 Он все же заставил себя обернуться и неловко махнул рукой.
 - А мы рысь видели! – закричал мальчик. – Настоящую! В лесу!
 Видимо, это событие настолько распирало его, что трудно было удержать в себе. Он даже раскраснелся.
 - Правда? – ахнул Тим, на секунду забыв о своем смущении, но потом засомневался, что его слабый возглас был услышан с берега, и ему снова сделалось неловко.
 - Честное слово! – воскликнул мальчик.
 - Это был кот, наверно, - прыснула в ладошку одна из девочек – та, которая была темненькой.
 Мальчик посмотрел на нее очень высокомерно.
 - Откуда здесь кот?
 - А откуда рысь?
 - Вы сами видели! – разозлился мальчик и раскраснелся еще больше. – А вот и была рысь! Не веришь?
 Этот последний вопрос он адресовал почему-то именно Тиму.
 - Верю, - сказал Тим. Неожиданно он почувствовал себя намного легче. Но он по-прежнему стоял у камня – в этом месте вода доходила ему до самого горла, - все еще не зная, что делать. – Дедушка говорил, что здесь бывают рыси.
 - То-то! – мальчик торжественно поднял вверх палец.
 - Ты же Воротовский внук? – спросила теперь другая девочка – белобрысая. – Твой дед – лесник?
 - Был, - отозвался Тим.
 - Вот-вот! – обрадовался мальчик. – Уж он-то знает!
 Вообще-то, фамилия у Тима была другая, но здесь, в доме бабушки и дедушки, все они – дяди и тети, братья и сестры – были – Воротовы. И он этим гордился. Это в городе он был единственным ребенком, а тут у него была большая семья. Правда, не так уж часто собирались они все вместе. Если уж совсем честно, то Тим более-менее помнил всего один раз – в свой прошлый приезд.
 
  - Айда купаться! – закричал мальчик.
 В два счета он разделся и шумно забежал в воду. Девочки, однако, остались на берегу, словно прицениваясь. Впрочем, ненадолго. Вскоре вся ватага собралась возле камня. Тим узнал, что девочек зовут Катя (темненькую с короткой стрижкой) и Лена (светленькую с косичками), а мальчика зовут Геной, и он – само собой – оказался младшим братом Лены. Гена и Лена. Тиму захотелось спросить, не путаются ли они, кого из них позвали, если не слишком четко расслышат, но сформулировать вопрос так и не смог. Зато стало как-то весело.
 - Смотри, как я умею! – в своей привычной манере закричал Гена, ловко забираясь на камень.
 Он развел руки в стороны, как заправский гимнаст, потом оттолкнулся ногами и кувыркнулся назад – в ту сторону, где была глубина. Получилось почти идеальное сальто, правда и брызг поднялось порядочно.
 - Прекрати! – прикрикнула Лена, когда ее гордый собой брат, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность.
 - Видал? – громко спросил Гена, игнорируя сестру.
 - Здорово! – воскликнул Тим.
 Он действительно был впечатлен. И немного позавидовал, но тут же пообещал себе, что научится так же. Но только не сегодня – не хотелось опозориться перед девочками.
 - Не брызгай! – завопила Катя.
 - Только попробуй! – вторила ей Лена.
 Эти слова предназначались неугомонному Гене, но, как ни странно, вскоре они брызгались уже все вместе, весело смеясь. И Тим вместе с ними. О своем первоначальном стеснении он и думать забыл.
 
  Так и получилось, что совершенно неожиданно, но самым естественным образом, как это бывает, у Тима появились новые друзья.

4.

  Домой возвращались лесной дорогой. Настоял Гена, хоть он и был самым младшим – на целый год младше остальных. Он надеялся еще раз увидеть рысь. Тим тоже не отказался бы посмотреть. На самом деле его подобная возможность прямо завораживала. И совсем не было страшно. Почему-то сейчас он не боялся никого и ничего.
 Вообще-то, лесная дорога считалась довольно безопасной. Как и «грейдер», она связывала две деревни, будучи даже более прямой и короткой, и здесь много кто ходил. А еще в эту сторону приходили за ягодами и грибами. Дедушка говорил, что все окрестные леса в принципе безопасны. Но бдительности терять никогда нельзя. Все-таки, это лес. Совсем безопасным он быть не может по определению. Дедушка хотел, чтобы Тим это хорошенечко запомнил. С другой стороны, ему никто не запрещал гулять, где захочет. Не маленький ведь – своя голова на плечах есть.
 Вдоль дороги чередовались облитые солнцем поляны и тенистые рощи; высокие деревья привычно шумели. Идти было легко и беззаботно. Они разговаривали и много смеялись. На одной из полян девочки задержались, чтобы сплести венки из солнечно-желтых одуванчиков. Мальчики в это время рыскали вдоль границы леса в поисках подходящих веток. Тим вознамерился сделать себе настоящую трость – такую же, как у бабушки – гладкую, отполированную руками до темного блеска. Гена тоже захотел, и не удивительно: хорошая палка может быть, чем угодно – хоть рыцарским мечом, хоть винтовкой.
Нужные ветки нашлись почти сразу, но на этом дело застопорилось, потому что ни у кого не оказалось ножа, а без него привести палки в правильный вид было почти немыслимо, ведь сухие ветки, которые легко ломались, совершенно не устраивали. Тима это очень раздосадовало – больше всего то, что вообще-то перочинный ножик у него был, но только дома, в городе. А так хотелось небрежно достать его из кармана шорт. Ножик у него был классный. Гена бы точно обзавидовался.
 Впрочем, и это вскоре забылось. Девочки сплели венки и пожелали нацепить их на головы ребятам. Гена тут же начал убегать, а Тим великодушно – он же не маленький – позволил Кате торжественно водрузить ему на голову такую своеобразную лесную корону. Трудно было бы описать его чувства в этот момент, но они были очень теплыми. Тим смущенно улыбнулся, но быстро напустил на себя небрежный вид – словно ничего особенного не произошло, хотя на самом деле так не считал.  Это было именно что-то особенное. Еще утром, уходя в свой одинокий поход, он и представить ничего такого не мог. Вот только стоило ли этому удивляться? Каждый длинный летний день легко и запросто приносил что-то необычайное и запоминающееся.

  Никакой рыси или хотя бы кого-то похожего так им и не встретилось, но к тому времени, как дошли до деревни, они об этом уже совершенно забыли.

5.

  Дорога, выныривая из леса, вела к самому центру деревни мимо озера, которое все называли Ближней плотиной, но Тиму надо было сворачивать раньше – на короткий деревянный мост из темных бревен под дощатым настилом. Мост был переброшен через ручей почти в том месте, где он вытекал из озера. Далее нужно было пройти немного по заросшей травой и ивняком насыпи, и вот он – родной дом. Самый первый в деревне. Можно даже было сказать, что дом и вовсе находился за деревней. Или перед ней, как посмотреть. Все говорили – «за кордоном». Дальше расположилась огороженная высоким забором пилорама, протянувшаяся вдоль всей Ближней плотины, и только потом, там, где «грейдер», спускаясь с насыпи, поворачивал у дальнего берега озера, начиналась сама деревня.

  Настало время Тиму попрощаться со своими новыми друзьями. Ближе к этому моменту Тим начал испытывать что-то, похожее на грусть и опасения.  Да еще Гена безмятежно убежал вперед по дороге. Тим остановился.
 - А! – Гена быстро вернулся. – Тебе сюда ведь!
 Он важно протянул руку.
 - Тогда пока?
 - Пока, - сказал Тим, и сердце его немного упало.
 - До завтра? – легко и весело произнес Гена и повернулся к сестре. – Завтра же пойдем гулять?
 Лена фыркнула и зачем-то слегка лукаво глянула на Тима.
 - Посмотрим на твое поведение, - сказала она через плечо.
 Гена заулыбался.
 - Подумаешь, - заупрямился он, - я теперь и без вас могу пойти. Да, Тима?
 Тим совсем не был против, но по-настоящему он хотел, чтобы они гуляли все вместе.
 - Ой-ой! – воскликнула Лена. – А кто родителям помочь обещал?
 - А ты тоже! – Гена аж подпрыгнул, тыча в сестру пальцем.
 - Вот и поможем.
 - У-у-у! – Гена поскучнел. – Это же не на целый день?
 - Посмотрим.
 - Тогда пойдем гулять! – Гена снова просиял, словно уже разрешил проблему, и повернулся к Тиму. – Мы за тобой завтра зайдем, слышишь?
 - Хорошо. – Тим кивнул, даже не осознавая, насколько это его обрадовало.
 - До завтра, - улыбнулась Лена.
 - До завтра, - сказала Катя.
 - Пока! – крикнул Гена и, не дожидаясь ответа, вприпрыжку побежал по дороге.
 - До свидания! – помахал рукой Тим.

 Оставшись один, он перешел мостик и практически сразу, за кустами, растущими вдоль обочины тропинки, увидел свой дом. До сих пор настроение его было самым радужным, но вдруг Тим почувствовал легкий укол вины. Обещался быть домой к обеду, а сейчас сколько уже? Солнце было еще высоко, но что-то безошибочно подсказывало, что дело идет к вечеру. К тому же Тим уже был голоден, как волк. Не то, чтобы здесь был сильный повод для беспокойства – в конце концов, это был не первый раз, когда он задерживался. Вот если бы он гулял до темноты, да еще и один, тогда конечно. Но все равно было немножечко стыдно. Никто ведь из родных не знал, что сегодня Тим был не один. С несколько виноватым видом он зашел во двор.

6.

  Мама и бабушка что-то делали на открытой летней кухне, а это значило, что Тим вышел прямиком на них.
 Из трубы железной печурки поднимался ароматный белый дымок. Простой деревянный стол под навесом был заставлен посудой и продуктами; на печке что-то аппетитно готовилось. Завидев Тима, мама подбоченилась.
 - Явился, чудо! – сказала она. – Нагулялся?
 Если и переживала она за сына – конечно же, да, - то виду особенно не показала. Но будь Тим повнимательнее, наверное, почувствовал бы в ее голосе облегчение.
 - Я с друзьям был! – радостно объявил Тим.
 Мама подняла брови, возможно, думая, что Тим опять расскажет о каких-нибудь муравьях или зверушках.
 - Какими друзьями?
 - Генка, Лена и Катя!
 Мама уехала из деревни очень давно и приезжала только на лето, да и то не каждый раз, потому что жили они очень далеко, дальше всех остальных родственников, - неудивительно, что о многом и о многих она не знала.
 - Какие еще Генка, Лена и Катя? – спросила мама.
 Бабушка сидела за столом и что-то лепила из теста.
 - Матвеевские ребятишки, - сказала она, вытирая перепачканные в муке руки. – А Катька – Васькина внучка.
 - Дяди Васи? – переспросила мама.
 - А кого ж еще? Он у нас один.
 - Так я их видала, наверно, детей-то.
 - Да уж, поди, видала, - усмехнулась бабушка. – Окромя них, и нет больше детей-то. Подходящего возраста. – Она с улыбкой глянула на Тима. – Другие-то – кто постарше, кто совсем сопля. Значит, и познакомился. Ну и хорошо.
 - Погоди-ка, - сказала мама, - Матвеевские? Это не Володькины?
 - Они самые.
 - Ух, ты! Так они же совсем маленькие! Погодки, кажется! Ах, ну да!
 - Вот то-то и оно! – Покачала головой бабушка. – Чаще надо бывать.
 - Эх, если бы получалось, - вздохнула мама.
 Тим еще кое-что помнил про свой прошлый приезд с мамой – правда, все больше урывками, например, как он учился плавать, или игры со своими сестрами и братьями, - это было два года назад, и он тогда только собирался пойти в первый класс. А уж дальше в памяти все и вовсе было смутным. Просто солнечные и теплые летние фрагменты.
 Мама посмотрела на Тима.
 - Понимаешь, Тимочка, я с их отцом в школе училась. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Надо бы в гости сходить.
 Тим попытался уложить это в голове, но, несмотря на все свое богатое воображение, получалось не очень. Он как-то не мог представить маму маленькой.
 - Голодный, поди? – спросила бабушка.
 Ароматные запахи от печки и вправду вызывали у Тима бурчание в животе.
 - Потерпит до ужина, гуляка, - строго сказала мама. – Скоро уже.
 - Потому он у тебя и не растет, - качнула головой бабушка.
 «Я расту!» - хотел возразить Тим. Он даже немного обиделся и решил ни за что не признаваться, что голоден.
 - Иди молочка попей, - сказала бабушка. – С пирожком.
 - Вот зачем аппетит перебивать? – притворно нахмурилась мама.
 - Не перебьется.
 А Тим уже резво бежал к столу.

7.

  Вечером мама сидела на крыльце их добротного бревенчатого дома и лузгала семечки в ожидании Зорьки. Тим подсел рядышком. Мама протянула руку и взъерошила его темно-каштановые вихры.
 - Постричь тебя надо. Совсем оброс.
 Тим недовольно повел плечами. Угасающий свет падал длинными, косыми лучами; обращенное к ручью и лесу крыльцо и вовсе было уже в тени. Но свет еще золотился на крышах бани и сарая и в кронах высоких деревьев вдалеке.
 Мама улыбнулась.
 - Расскажи о своих новых друзьях.
 - Друзья как друзья, - сказал Тим.
 Теперь мама легко рассмеялась в голос.
 - А девочки как тебе?
 - Обычные девчонки! – насупился Тим.
 - Ладно-ладно! – сдалась мама. – Не заводись! Друзья – это хорошо. Скучно не будет.
 Неожиданно Тим подумал, что у самой мамы в деревне нет никого из друзей, с кем можно было бы проводить время. Ожидалось, конечно, что приедут еще родственники – мамины старшие сестры и братья с детьми, и тогда в доме станет по-настоящему весело, но когда еще это будет. Где-нибудь ближе к маминому дню рождения, а он еще не скоро. Неужели маме тоже одиноко? Захотелось утешить ее, сказать, чтобы она не грустила, ведь у нее есть Тим, а еще бабушка и дедушка – разве с ними можно заскучать?
 - А ты калитку открыл? – спросила мама.
 Тим не помнил, хотя это была его обязанность: каждый вечер открывать калитку для Зорьки – их единственной тихой и задумчивой рыжей коровы.
 Во дворе у них, ограниченном с одной стороны высоким забором пилорамы, было три калитки: одна вела в огород, другая в сторону Ближней плотины, а третья как раз-таки выводила на широкое поле и на «грейдер» вдалеке – ее и надо было открыть. Правда там, под окнами дома, был еще небольшой палисадник со своей калиткой, получается, четвертой.
 Тим вскочил с крыльца, быстро обежал дом и распахнул калитку. Задержался, забравшись ногами на жердину забора, и вскоре увидел, как на далекой насыпи совершенно пустого в этот час «грейдера» появляется корова, а после осторожно спускается по довольно крутому склону.
 - Зорька идет! – крикнул Тим.
 За «грейдером» было большое-большое поле, а за ним еще один лес, и там, где из леса, ветвясь рукавами среди редких сосен, выходила широкая дорога, вечерами собиралось много жителей – встречать стадо, которое пастух гнал с дальних пастбищ. Но Зорька всегда приходила домой сама.
 А вот чего Тим не знал, так это того, что калитка с этой стороны вообще редко когда закрывалась, а это дедушка специально придумал ему такую работу.
 Дедушка прошел Великую Отечественную, командовал артиллерийским расчетом, был ранен и контужен. К каждому юбилею, к каждой памятной дате на его и без того тяжелом кителе прибавлялась новая медаль. Тим очень любил их разглядывать, когда дедушка, как бы неохотно, позволял ему достать из шифоньера свой парадный китель.
 Тим еще помнил, как в прошлый раз они часто гуляли с дедушкой по окрестностям, помнил, как дедушка выкапывал из земли какой-то корень, чистил его ножом и угощал Тима – корень был очень сладким и вкусным; показывал другие съедобные травы – щавель и «заячью капусту», растущую на камнях, как мох. А бывало, что вечерами они, как бы украдкой, ходили на плотину, где дедушка иногда прятал в воде мордушки, в которые попадались маленькие карасики и гольяны. Что на Ближней, что на Дальней плотине особо ничего больше и не водилось.
 А еще Тим любил смотреть, как дедушка бреется. Это было целое действие. Он степенно раскладывал на столе всякие чашечки-тарелочки, разводил мыльный раствор, взбивая его до густой пены, ставил зеркало, брал помазок, а потом опасную, очень острую бритву, к которой Тиму нельзя было даже прикасаться. Зато дедушка всегда намыливал и ему щеки и подбородок, а потом делал вид, что сбривает закрытой бритвой. Так и брились вдвоем.
 В этом году дедушка сильно болел и уже мало двигался.  По большому счету Тим оказался предоставлен сам себе. Для бабушки ведь как? Главное, чтобы внук был накормлен, чист и опрятен. Кормили Тима от души, а вот с чистотой часто бывали проблемы. Даже сейчас колени Тима были черны от земли – когда только успел испачкаться? Вроде бы, недавно перед ужином умывался, в том числе и ноги в большом оцинкованном тазу. Баню топили не каждый день, но умываться все равно приходилось регулярно – прямо на улице, – с этим было строго.

  Вечерняя тишина всегда была какой-то особенной. Казалось бы, и днем-то не бывало шумно – не то, что в городе, - даже когда работала пилорама, а работала она редко, но все равно тишина на закате была совсем не такой и воспринималась иначе. Словно само пространство раздвигалось, и звукам становилось просторней и легче разноситься по воздуху.
 Вот Зорька, с усталым топотом, покорно зашла в свое стойло. Следом прошла мама, негромко позвякивая ведром. Тим приготовил свою любимую алюминиевую кружку – армейскую, как сказал дедушка. Когда мама выйдет из сарая с ведром молока, Тим зачерпнет полкружки и с важным видом выпьет – прямо как есть, душистым и теплым. Мама почему-то воротила нос, а Тиму парное молоко нравилось. И это была еще одна его ответственная работа. Иногда случалось, что молоко отдает сильной горечью, - это значило, что корова умудрилась перехватить где-то полыни. Надо бы взяться и повыдергать всю полынь вдоль забора. Так Тим уже поступил с высоченной, выше головы, крапивой за сараем – сначала протоптал в не по размеру больших сапогах себе тропинку вниз до самого ручья, а после расширил её большим кругом в одном месте посреди зарослей. Но сколько-то крапивы оставил – получилось что-то вроде секретного штаба, защищенного со всех сторон естественной и очень жгучей преградой. В процессе Тиму неоднократно довелось испытать ее неприступность на себе.
 За сараем двор кончался сам собой в этой самой крапиве. Никакого забора с этой стороны не было. Земля здесь, полого спускаясь к ручью, становилась все влажнее и жирнее. У самого ручья после дождей бывало даже скользко, и можно было с чавканьем погрузиться в черную грязь по самую щиколотку.  А так-то ручей можно было перепрыгнуть, к тому же он не отличался глубиной. Наиболее широким он был только в одном месте – под мостом, там, где вытекал из Ближней плотины. На мосту можно было рыбачить с удочкой, сделанной из длинной ветки. Иногда ловились все те же гольяны.

8.

  Сегодня баня не топилась, и Тим, прежде чем окончательно зайти в дом, был вынужден еще раз помыть ноги. На улице все еще было хорошо и прохладно, вот только темно. Редкие уличные фонари были в самой деревне, да и то возле клуба, а здесь, на окраине, темнота была почти абсолютной. Она была почти живой. И, хотя Тим не особенно боялся темноты, делать во дворе было уже совершенно нечего.
 Все ложились спать. Дедушка уже давно лежал в постели, и было непонятно, спит он или нет. Бабушка в углу шептала молитву. Тим тихонечко прошел мимо них в другую комнату, где спал он и мама. В этой комнате было несколько коек, застеленных мягкой периной. Койки располагались вдоль стен, а посередине на окрашенном дощатом полу стоял круглый стол. Когда приедут еще родственники, все койки окажутся заняты, а если места все равно не будет хватать, дети отправятся спать на печку или на пол. На печке было здорово; можно задернуться занавеской и взять с собой сухарей, словно в укромную берлогу. Тим бы и сейчас там спал, но мама не разрешила, сказав, что это глупости – есть же нормальная постель. Оставалось только надеяться, что родственников – маминых старших сестер и братьев со своими детьми – приедет достаточно.

  Был в доме еще один человек – дедушкина мама, прабабушка Тима. Она всегда лежала в своем отгороженном закутке как раз за печкой, и совсем уж редко, даже реже, чем дедушка этим летом, покидала свое логово. Ухаживала за ней в основном бабушка, и, бывало, на нее привычно, но беззлобно покрикивала. Прабабушка плохо слышала или уже плохо понимала. Ей было больше ста лет, она, как и этот старый дом, была всегда, как часть самой природы. Откровенно говоря, Тим ее побаивался и старался лишний раз даже не приближаться. Выдержать ее сухой поцелуй в лоб и в щеку при встрече, когда он приехал, было то еще испытание. Пропасть времени между ними была велика, невероятна и непреодолима.
 Если неожиданно по какой-то причине проснуться ночью, почти наверняка можно было услышать, как прабабушка довольно громко что-то шепчет в своем закутке. Что именно она шептала, всегда оставалось загадкой, потому что слов нельзя было разобрать, но это было страшновато. Может быть, поэтому Тим не сильно возражал против того, чтобы спать в постели, а не на печке. Там прабабушка оказывалась чересчур близко – практически под ним. Но если в компании, то на печке было весело. В любом случае, к бесконечному монотонному шепоту можно было привыкнуть, а уж сон Тима всегда был крепким. Раньше мама постоянно читала ему сказку на ночь или пела колыбельную – Тим особенно любил про разноцветные дожди, где в одном месте можно было вступить в диалог, становясь участником и героем песни, - но теперь он был уже взрослый. Давно уже Тим спокойно засыпал без всяких сказок и колыбельных. Иногда – слишком быстро, даже не успевая додумать какую-нибудь интересную мысль. Вот и сейчас Тим собирался заново прокрутить в голове события насыщенного дня, помечтать о дне завтрашнем или о своей таинственной сказочной стране, но почти сразу провалился в сон и уже не услышал, как бабушка зашла пожелать спокойной ночи, а потом они с мамой еще немного поговорили.
 Потом уснули все, а прабабушка проснулась и начала шептать.

9.

  Бабушку, как и дедушку, Тим, конечно, очень любил. А бабушка любила посмеяться, еще любила нюхать табак, от которого громко чихала, и знала много историй.
 - Раньше-то люди у нас глупые были, - например, рассказывала она со смехом. – Помню, заходит к нам один. А мы сидим, горчицу на краюху намазываем. «А что у вас?» Да вот, говорим, медок едим. А мне, говорит, можно? «Да угощайся, разве жалко?» И уж так он хватанул от жадности – насилу откачали. Горчица-то ядреная была.
 - Неужели не замечал? – не верила, например, мама.
 - Глупые были люди, - повторяла бабушка, словно присказку.
 Все смеялись, хотя слышали обо всем этом далеко не первый раз.
 Или рассказывала, как еще молодой ходила с подружками на танцы. А время было голодное, и, чтобы не слишком урчало в животе, наелись редьки, а всем говорили, что ели блины, специально измазав уголки губ маслом. Но выдала отрыжка.
 В эту историю Тиму поверить было труднее всего, особенно про молодую бабушку.

  Бабушка просыпалась раньше всех. Едва начинало светать, а она уже была на ногах. И трудилась вовсю. К тому времени, когда на своей смятой и сбитой за ночь перине просыпался Тим, разбуженный ласковыми лучами солнца, завтрак уже стоял на столе.
 Тим наскоро делал свои утренние дела, а потом садился за стол. В основном они завтракали с мамой. Бабушка тоже подсаживалась, но она только прихлебывала чай из большой чашки. Иногда брала конфету из капроновой миски, больше похожей на маленький тазик. Прабабушка за общим столом никогда не ела. Как и дедушка этим летом. Кажется, он вообще ничего не ел, а только пил изредка бульон, который ему ставили на табуретку возле постели. Мама, глядя на отца, всегда хмурилась, и в глазах ее появлялось непонятное выражение, но Тим относился ко всему просто и не слишком печалился о таких вещах. Он был уверен, что дедушка обязательно поправится.

  Сегодня с утра Тим был как на иголках. Зайдут ли за ним Гена, Лена и Катя? И когда они зайдут?
 Тим, чуть ли не давясь, запихнул в себя завтрак, словно очень спешил и куда-то опаздывал. Как будто друзья могли прийти с минуты на минуту.
 - Я на улицу! – воскликнул он наконец.
 - Куда же еще? – хмыкнула мама.
 Тим побежал во двор.

10.

  Утро было превосходным – солнечным, но не жарким; ясным и благоухающим всеми красками лета.
 Но очень долгим. Тим это понял уже совсем скоро. По понятной причине он не отлучался со двора, но здесь никак не мог найти себе нескучное и интересное занятие – просто слонялся туда-сюда, переживая и беспокоясь, но скрывая от себя этот факт.
 К счастью, вскоре на улицу вышла мама с ворохом белья. Затевалась стирка.
 - Где ты там? – сказала мама, расставляя ванну, тазы и ведра. – Давай-ка за водой.
 Тим даже обрадовался.
 - Я водовоз! – воскликнул он.
 Поскольку их дом стоял на отшибе, вода была привозная, как и газ в баллонах. «Водовозка» приезжала раз в неделю со стороны «грейдера», из забора вынимались жерди, и машина с цистерной заезжала прямо во двор. А потом улыбчивый молодой водитель, хорошо знавший бабушку, наполнял все емкости – бочки, включая бочку в бане, фляги, тазики и ведра, и еще большой каменный круглый бассейн за баней. Тим, наблюдая, как холодная чистая вода льется из широкого ребристого рукава, всегда слега удивлялся. Цистерна на «Газике» не выглядела такой уж большой, а воды, тем не менее, хватало.
 Однако сейчас просьба мамы означала, что нужно идти к колодцу. Совсем недалеко от дома, а точнее за мостом, там, где лес уступал место небольшой искусственной аллее, имелся на всякий случай еще и старый общий колодец. За аллеей уже начиналась деревенская улица, так что, к колодцу ходили многие.
 Тим подхватил два ведра, коромысло, и отправился по тропинке мимо Ближней плотины. Работа была не самая легкая, но и не слишком обременительная.

  Ведро в колодце было небольшим, и, чтобы наполнить два собственных ведра, приходилось раскручивать и поднимать цепь четыре раза. Но Тиму это нравилось. Нравилось вращать за ручку деревянный валик и наблюдать, как поднимается или опускается цепь, как ведро плюхается об воду где-то далеко внизу. Еще нравилось заглядывать и кричать внутрь. Однажды он слышал одну страшилку – кажется, от кого-то из двоюродных сестер – о том, как некий мальчик спустился в пересохший колодец, а когда выбрался следующим утром, то оказался совершенно седым. И никому не рассказал, что там видел, потому что вообще больше не разговаривал. Тим подозревал, что в глубине этого старого колодца, как будто спрятанного среди вечных теней и прохлады, может скрываться целая темная и страшная страна. Неизвестная и оттого притягательная. Заглядывая внутрь, он втайне надеялся, что колодец обмелеет хотя бы немного, и тогда возможно будет увидеть некие уводящие в стороны тоннели. Но темные бревенчатые стены всегда оказывались сырыми, а Тим неизменно ловил свое дрожащее удивленное отражение в глубине. Из колодца веяло не летним холодом, отчего сразу вспоминалась далекая и не реальная сейчас зима – без всякого сомнения, там был другой мир.

  Немного вихляя под тяжестью коромысла, Тим возвращался от колодца уже третий раз, когда его, со стороны моста, нагнали девочки.
 - Привет! – весело сказали они хором.
 Тим поздоровался в ответ, продолжая осторожно идти по тропинке. Почему-то сейчас эта встреча оказалась для него неожиданной.
 - А где Гена? – спросил он, немного смущаясь.
 - Дома остался дела доделывать, - сказала Лена. – Позже за ним сходим. Наверно. Ты тоже помогаешь?
 - Да вот… - буркнул Тим. Без Гены он и вправду чувствовал себя слегка неловко.
 - Мы поможем, - сказала Катя. – Есть еще ведра?
 - Да нет, я… Немного осталось.
 Тим боком протиснулся сквозь открытую калитку. Девочки зашли следом.
 Мама, увидев их, сначала удивленно подняла брови, потом улыбнулась.
 - Ой, у нас гости?
 Отчего-то этот простой вопрос, а вернее, голос мамы, заставил Тима смутиться еще больше.
 - Здравствуйте! – поздоровались девочки.
 - Здравствуйте! – сказала мама и с какой-то хитрецой глянула на Тима, который аккуратно ставил ведра. – Не представишь нас?
 - Лена, - все так же буркнул Тим, не поднимая головы. – Катя.
 Мама пришла ему на помощь:
 - А меня зовут…
 - Мы вас знаем, тетя Марина, - сказала Лена.
 Мама рассмеялась.
 - Ну вот и ладно! – Она повернулась к Тиму. – Тимочка, хватит воды. Давайте чай пить.
 Тим замешкался, не зная, как поступить. В этот момент на крыльцо вышла бабушка.
 - Что за шум, а драки нет?
 - Здрасте, баба Лера! – закричали девочки.
 - Ох, оглашенные! – всплеснула руками бабушка. – Тьфу на вас!
 - Тимоша подружек привел, - вставила мама.
 - Вижу, чего ж.
 Тиму стало как-то совсем неловко. Но девочки, по-видимому, чувствовали себя вполне свободно – они улыбались, с интересом вертелись, а потом даже пытались помогать, когда мама и бабушка начали накрывать стол прямо на летней кухне.
 А после мама засыпала девочек вопросами о них самих, о родителях, о деревне и обо всем на свете. Девочки переглядывались, но старались отвечать с серьезным видом. В свою очередь и мама начала что-то рассказывать – в основном о Тиме. Тим не мог дождаться, когда можно будет уйти куда подальше.

  Если полностью, то его звали Тимофей. Тим – это было сокращение.
Когда наконец Тиму и девочкам было позволено уйти, и они неспешно пошли в сторону «грейдера», Лена как бы мечтательно протянула:
 - Тимофеюшка!
  Девочки рассмеялись. Тим покраснел.
 - Хорошая у тебя мама, - сказала Катя. – Добрая.
 Они дошли до края забора пилорамы. Отсюда можно было подняться на насыпь к полям за дорогой или просто пойти в сторону деревни.
 - Куда пойдем? – спросила Лена.
 Тим все больше молчал, но сейчас подал голос:
 - А за Геной не надо?
 - Да ну его! – засмеялась Лена. Захочет, сам найдет!
 - Как же? – испугался Тим.
 - А с нами тебе не интересно? – спросила Катя.
 - Тимочке скучно! – воскликнула Лена.
 Девочки снова засмеялись.
 - Мы не над тобой, - сказала Лена, хотя Тим был уверен, что как раз над ним. Впрочем, он ни капельки не обижался. Только по-прежнему немного смущался. Но веселое настроение девочек заражало и его.
 - Так и быть, - решила Лена, - пошли к нам. Заберем этого оболтуса. А-то будет ныть неделю. Да и приглядеть за ним надо, что б не натворил чего-нибудь. Да и Тимочку надо чаем напоить.
 - А потом ко мне, - сказала Катя. – Чаю попьем.
 - Да ну вас! – махнул рукой Тим, впрочем, расплываясь в широкой улыбке.

11.

  - Вечером пошли стадо встречать, - сказал Генка.
 - Наша сама приходит, - отвечал Тим не без гордости.
 - Да я знаю. Просто так приходи. Погуляем еще.
 Гену они благополучно забрали, даже пришлось еще немного подождать, а потом долго решали, куда податься, но в итоге так и не ушли из деревни. Посидели возле клуба. Поглядели на афишу нового фильма – сегодня вечерним сеансом в двадцать два ноль-ноль обещали крутить индийскую двухсерийку «Танцуй, танцуй».
 - А почему ты с мамой в кино не ходишь? – спросила Катя.
 Тим пожал плечами.
 - Не знаю.
 В прошлый раз они часто ходили в кино – мама, ее сестры, двоюродные сестры Тима, и сам Тим. Он это хорошо помнил. Особенно, как они возвращались в ночи через аллею с колодцем, по мосту и тропинке. В темноте все было загадочным, даже аллея, и без того всегда тенистая, казалась целым первобытным, нехоженым лесом. А плотина и вовсе становилась черным провалом, в котором таинственно плескалось что-то неведомое. Может быть, поэтому, возвращаясь, они всегда громко разговаривали, шутили и смеялись. Чтобы не поддаться страху. И только возле самого дома становились тихими, как мышки, потому что в доме все уже спали.
 Тим немного подумал и решил, что сейчас, наверное, маме боязно ходить в кино с одним Тимом. Почему-то стало чуть-чуть обидно. Разве она должна чего-то бояться с ним?
 Но ни о чем таком Тим Кате не сказал.

  В целом день получился интересным. Они почти ничего не делали и никуда не ходили, но все равно было не скучно. Много разговаривали, иногда перебивая друг дружку, и Тим понимал, что ему очень хорошо со своими новыми друзьями. Прошло совсем немного времени, а ему уже казалось, что они знакомы сто лет. Больше он не смущался в обществе девочек, и не потому, что Генка был рядом. Просто все они вдруг стали какими-то родными. А еще девочки ему очень нравились – кареглазая, как и сам Тим, острая на язык Катя и веселая, светловолосая и светлоглазая Лена, - и он не мог решить, какая из них нравится больше. Хотелось произвести впечатление на обеих, чтобы они смотрели на него восхищенно.
 Ну и Генка – что ж, Гена тоже был классным. Несмотря на то, что младше на год. С ним было легко и просто. Как с настоящим другом.

  За разговорами и смехом день проходил незаметно. Ни у кого не было часов, но все прекрасно знали, что дело идет к ужину. Это было видно по солнцу, да и вообще.
 Мимо прошла компания ребят и девушек постарше. Поздоровались друг с другом. Одна незнакомая девушка спросила прямо у Тима:
 - Аня когда приезжает?
 Тим догадался, что речь идет о его самой старшей двоюродной сестре, хотя других тоже звали Анями.
 - Не знаю, - отвечал он.
 - Но приедет?
 - Приедет.
 Девушка кивнула и ушла.
 А когда из маленького магазина вышла продавщица и закрыла его на висячий замок, Катя посмотрела в глаза Тиму и сказала:
 - Пойдем к нам ужинать.
 - А пойдем к нам, - сказала Лена.
 Что Катя, что Лена с Геной жили совсем рядом с клубом, и их дома было видно отовсюду.
 - Да, пошли! – вылез вперед Гена.
 Тим неуверенно пожал плечами.
 - Не, я домой.
 - Тогда пока, - сказали девочки.
 Тим пошел в сторону аллеи – эта дорога была самой короткой.
 - Вечером на стадо приходи! – крикнул Генка вдогонку.
 Тим, так и не дав ответа, только неопределенно махнул рукой.

12.

  Вечером Зорька не пришла домой.
 Это случилось не в тот же день, но на следующий.
 А вчера после ужина Тим все же отпросился погулять еще и стремглав побежал в сторону «грейдера». Там поднялся на насыпь, пересек дорогу и спустился к большому полю и лесам за ним. На этом поле находились мастерские, где можно было увидеть трактора и комбайны. Помимо мастерских, на поле также была самая настоящая волейбольная площадка, а где-то в дальнем конце пряталась свалка мусора. Про эту свалку Тим помнил хорошо, потому что в прошлый приезд его старший двоюродный брат Валерка, найдя какую-то раму, почему-то решил, что может собрать целый велосипед, и они с Тимом немало времени провели на свалке. Бывали и в мастерских, где Валерка договаривался о том, чтобы расточить втулки или приварить звездочку, или еще что-нибудь. В итоге велосипед так и не получился, хотя колеса они тоже нашли – правда, разного размера. Рама и сейчас валялась где-то за сараем.

  Генка очень обрадовался тому, что Тим все-таки пришел. Люди собирались у леса, переговаривались. Гена, лениво размахивая веткой, сидел на траве в одиночестве, потому что среди взрослых и подростков он был единственным ребенком. Завидев Тима, он заранее подскочил и начал приплясывать.
 Тим подошел, поздоровался со всеми, ловя на себе не то чтобы любопытные, но заинтересованные взгляды, и они стали ждать не особенно великое стадо. Было еще светло, хотя солнце находилось уже где-то у горизонта. Мама, провожая Тима, сказала, напустив в голос строгости: «Только не до темноты». Но светло будет еще долго – достаточно, чтобы успеть погулять.
 Вскоре, загодя дав знать о себе протяжным мычанием, среди красивых сосен показалось стадо. А еще раньше стали слышны раскатистые, резкие удары хлыста, отдающиеся эхом, как выстрелы.
 Вслед за стадом появился и пастух в длинном плаще верхом на лошади. Остановился, неспешно закурил папиросу – его работа на сегодня закончилась.
 - Вон наши! – крикнул Генка.
 Побежал и ловко отделил от разбредающегося стада двух коров, бычка и теленка. Тим пошел следом, но увидел Зорьку. Зорька тоже его увидела и, наверное, узнала. Потому что она остановилась и уставилась на него задумчивым взглядом.
 Генка уже ушел далеко, время от времени хлестко припечатывая веткой бока своих коров.
 - Зорька, домой! – строго приказал Тим.
 Она продолжала смотреть на него безразличными глазами. Тим махнул рукой и припустил вслед за Генкой. Когда оглянулся уже издали, корова все так же стояла в поле, но потом неспешно пошла в сторону дома. Тим успокоился, но не до конца – остаток вечера сердце все равно было не на месте. Гена загнал домой свое маленькое стадо, и они с Тимом еще немного погуляли возле Ближней плотины. В какой-то момент к ним присоединилась Лена, но Катя сегодня уже не вышла. В Ближней плотине никто не купался, берега ее были дикими, а местами и вовсе заросшими колючим чертополохом. Гена сказал, что здесь можно найти ужей и их можно брать, только руки потом воняют. Поэтому ребята почти до самой темноты бродили по тропинкам возле воды, попутно срубая ветками шапки чертополоха, но ни одной змеи так и не увидели.

  Когда Тим вернулся домой – берегом, вдоль забора пилорамы, то с облегчением узнал, что Зорька давно уже пришла домой. Свежее молоко попробовали на вкус без Тима, но он все равно выпил свои полкружки.
 А на следующий вечер корова пропала. В тот день Тим вообще не видел своих друзей, потому что у них оказались дела. Тим скучал, но все же нашел себе кое-какие занятия. Проведал неуловимого крота и снова его не увидел, навестил большой муравейник, немного послонялся в саду, но на Дальнюю плотину не пошел. Зато у него появилась одна идея. Он вернулся домой и пошел в небольшой палисадник. По забору там с одной стороны рос неухоженный хмель. Кто-то говорил Тиму, что растение это умеет ползать, и можно сделать целую декоративную стену. Тим решил это проверить. Он нашел немного бечевки и привязал ее к забору и к углу дома, но не на том углу, где висела красная пятиконечная звезда. Потом стал наблюдать. Хмель никуда не полз. Когда Тиму надоело, он пошел и спросил у дедушки.
 Дедушка сидел на своей койке, держа в руках газету.
 - Все бы тебе сразу, - сказал он, улыбнувшись. – Тут время надо.
 - Долго? – спросил Тим.
 - Да уж так просто глазами не увидишь. Но если будешь наблюдать, то заметишь. Любое растение растет, вот как ты. А некоторые даже ходят.
 Сегодня дедушка был в настроении. Говорил он пусть и через силу, но с удовольствием, и даже потрепал Тима по волосам.
 - Завтра посмотрю, - решил Тим. – И послезавтра.
 - Все лето смотри, - сказал дедушка.

  Вечером Тим снова собирался пойти встречать стадо, надеясь увидеть там Генку, но так и не пошел. Но когда в положенное время не вернулась Зорька, все начали волноваться, и Тим больше всех. Теперь он жалел, что остался дома. А еще думал, что именно он виноват в том, что Зорька не пришла. Кажется, вчера он сбил ее с толку, а может быть, так и было.
 - Сбегай, глянь-ка, - сказала мама, когда пропажа обнаружилась.
 Почему-то именно в этот день все оказались чем-то заняты, и не сразу заметили, что Зорьки нет. Тим, как положено, открыл калитку, но после убежал в дом. Мама тоже немного задержалась, но потом спохватилась и вышла с одним ведром отходов для коровы – всякими картофельными очистками и прочей ботвой, плавающей в воде, - и одним пустым – для молока.
 Когда мама позвала его, Тим без всяких раздумий побежал на поле. Не то чтобы он был сильно испуган, но смутное чувство вины придавало его ногам дополнительной скорости. Тим поднялся на насыпь. Вид оттуда открывался хороший – далеко во все стороны. Стадо вместе с встречающими уже ушло, и Зорьки тоже нигде не было видно. Глядя с высоты по сторонам, Тим подумал, что Зорька могла пойти куда угодно, хоть в деревню, хоть в лес. А что если на нее напали волки? Дедушка говорил, что волков здесь нет, но вдруг?
 Он спустился с насыпи и побежал в сторону леса. Там немного покричал, не решаясь углубиться в сам лес, потому что уже вечерело. Потом посмотрел за мастерскими. И за свалкой. Дорожки в поле уводили дальше и дальше, и их было не счесть.

  Тим вернулся домой совсем уже на закате. Мама стояла у открытой калитки, бабушка сидела на лавочке.
 - Не нашел? – зачем-то спросила мама, хотя все видели, что Тим вернулся один.
 - Сама вернется, глупая скотина, - сказала бабушка. – Не впервой убегает.
 - Правда? – спросил Тим.
 В этот момент из-за дома показался дедушка. Шел он очень прямо, но мелкой и шаркающей походкой.
 - Пойду, поищу, - сказал он тихо.
 Бабушка всполошилась.
 - Ну куда тебе, старый? До нужника еле ходишь! Упал давеча!
 - Пройтись хочу, - не сдавался дедушка.
 - Дома сиди! Ничего с твоей коровой не случится!
 - Оставайся, папа, - сказала мама. – Я пойду.
 - Пустое это, - махнула рукой бабушка. – Но, коли так надо, посмотри вдоль плодосада. Она, небось, мимо дома промахнулась. Да далеко-то не ходи, пока совсем не стемнело.
 Дедушка наконец сдался.
 - Здесь посижу, - сказал он.
 - Уж посиди, - сказала бабушка.
 - Ты со мной? – спросила мама.
 Она пошла вперед, а Тим, конечно же, за ней.
 Потом они шли вдоль плодосада, и наконец мама предложила подняться на «грейдер», потому что оттуда лучше будет видно. Еще не окончательно стемнело, но в сером сумраке, все уже стало казаться зыбким и обманчивым.
 Тим не выдержал и признался, что вчера видел Зорьку и запутал ее.
 - Это из-за меня, - добавил он.
 - Господи, в чем ты виноват? – воскликнула мама. – Ну видел и видел. Это же корова! Что у нее на уме?
 Так они продолжали идти по пустынной дороге в сторону Дальней плотины, и неожиданно мама остановилась.
 - Что это там? – спросила она. – Не вижу.
 Там вдали стоял большой щит с выцветшим рисунком и надписью «берегите лес от пожара», а прямо под ним…
 - Зорька! – крикнул Тим.

13.

  Дружба с Катей, Леной и Геной, прогулки по деревне, помощь по дому, даже поиски коровы – все это было настоящим, неподдельным и живым. Кто-то мог бы сказать, что это и есть реальность. Но вместе с тем никуда не делась таинственная, сказочная страна, тот укромный, неизученный мир, который Тим выстроил вокруг себя. Леса все так же дышали загадкой, среди листвы прятались целые миры, а под каждым камнем таилась история.
 Где-то под землей по-прежнему жил неуловимый крот в своем запутанном лабиринте коридоров и переходов, который, к сожалению, был Тиму недоступен. Но что могло остановить воображение? В своих мечтах Тим уже давно там побывал. И много где еще. Например, был у Тима один значок из серии про животных, занесенных в Красную книгу. Значок назывался «Снежный барс», и этот самый барс был на нем изображен. Само название звучало для Тима как-то загадочно, необыкновенно. И Тим придумал много историй с барсом, в которых тот был не просто большой кошкой, а каким-то могущественным существом, необъяснимым, как стихия, как сила природы, но неизменно добрым.

  А однажды в лесу за ручьем поселился ворон.
 Может быть, он всегда там жил, а Тим его не замечал. Впервые он увидел ворона, когда тот сидел прямо на высоком скворечнике на дереве за сараем. Да и то, не увидел бы, если бы ворон не дал о себе знать хриплым и громким голосом.
 Ворон был огромным и абсолютно черным. Тим даже чуть-чуть испугался. И этот страх оказался не таким, как страх перед гусями, к примеру, - было в нем что-то более глубокое и темное, хотя Тим не смог бы это объяснить. Но мурашки по рукам пробежали. А вот сам ворон его не боялся ни капельки – это было сразу видно. Он повел острым клювом, склонил голову и посмотрел прямо на Тима блестящим черным глазом. Потом странно моргнул, издал какой-то клекот и грузно, тяжело полетел в сторону леса.
 Тим перевел дыхание. Он даже не знал, почему его так напугала простая, хоть и крупная, птица. Может быть, просто от неожиданности.
 Но Тим сразу решил для себя, что ворон – злой, и уже никто не смог бы его переубедить. К тому же, кто-то однажды сказал ему, что нужно прикоснуться к чему-нибудь черному, если видишь ворона, иначе будет беда. А сейчас на Тиме не было ничего черного, и он поспешно вернулся назад, к крыльцу, и там прикоснулся к дедушкиным галошам. На этом Тим успокоился, но ворон все же не забылся.
 С тех пор Тим завел себе привычку: выходя на двор, он внимательно оглядывал все скворечники – на деревьях и на длинных жердях, - беспокойные верхушки берез и даже небо над головой в поисках страшной птицы. Иногда ему только казалось, что он видит ворона, прячущегося среди листвы, но иногда он действительно его видел. Как правило, когда тот совершенно открыто сидел на скворечнике или на крыше бани, притворяясь безразличным. И тогда Тим брал что-нибудь тяжелое, замахивался и кричал:
 - Кыш! Кыш отсюда!
 На что ворон порой даже не реагировал, но неизменно продолжал сверлить Тима любопытным и одновременно злобным взглядом. Словно насмехаясь.
 Неизвестно, о чем думал ворон, но он – желал того или нет – стал частью чудесного и немного пугающего мира, который был скрыт от большинства глаз. В каждой сказке есть добро и зло – так уж заведено.

14.

  Один из долгой череды солнечных дней неожиданно с самого утра отметился событием из того ряда, что надолго остаются в памяти.
 Тим пошел в палисадник проверить, как там ползет его хмель. Понаблюдал некоторое время, а потом на одной из грядок, прямо под серой доской вдруг увидел такое же серое, непримечательное осиное гнездо. На глазах Тима из кокона вылезла оса и куда-то улетела, издавая пугающее жужжание.
 Тим побежал в дом. В голове его немедленно выстроился хитроумный план. В сенях Тим откопал среди хлама старую фуфайку, куцую зимнюю шапку и варежки. А в кладовке, забравшись на сундук с мукой, на полках с маслом и простоквашей нашел пустую стеклянную банку. После этого обстоятельно, но нетерпеливо оделся, подумал немного и залез, не снимая сандалий, в огромные валенки. Вот теперь можно было идти в бой. Если бы мама увидела его в этот момент, то обязательно бы спросила, не собрался ли он на северный полюс. Но сам Тим чувствовал себя скорее рыцарем в доспехах. Или космонавтом в скафандре. Он взял банку и неуклюжей походкой побрел в палисадник, представляя, как будет показывать осиное гнездо завидующему Генке и восхищенным девочкам.

  Гнездо располагалось не слишком удобно, но Тим все рассчитал. Немного выждал, примеряясь, а потом быстро и ловко накрыл серый бумажный кокон банкой снизу.
 Все получилось, как нельзя лучше.
 Невероятно гордясь собой, Тим поднес к банке любопытное лицо. Ушанка сбилась на одну сторону. Злые осы вылезали из гнезда, и даже сквозь стекло было слышно их недовольное жужжание. Но Тим уже совсем не боялся, потому что был под надежной защитой. Держа банку двумя руками, он с интересом разглядывал сердито кружащихся в замкнутом пространстве ос, радуясь возможности увидеть их вблизи.
 Но неожиданно пришла пугающая мысль: а что дальше? Как вообще он сможет унести отсюда гнездо? Молниеносно создавая свой успешный план, об этом Тим не подумал. Первым и вполне понятным позывом стало желание бросить все и убежать, но Тим понимал, что в безразмерных валенках вряд ли успеет это сделать.
 На секунду даже руки Тима стали предательски ватными, но по-настоящему испугаться он не успел.
 Все произошло мгновенно и очень-очень неожиданно.
 Внезапно Тим получил мощнейший удар прямо в неосторожно открывшееся ухо – да такой силы, словно его со всего размаху огрели палкой.
 Тим полетел в одну сторону, а банка в другую. Совершенно ослепнув от боли и ужаса, мальчик вскочил и с криком побежал прочь, теряя валенки и хлопая себя по пульсирующему уху.
 Почти мгновенно на улице оказалась мама.
 - Что случилось?
 - А-а-а! – орал Тим, бегая вокруг нее.
 Лицо мамы было бледным и испуганным.
 - Что с тобой?
 На крыльцо вышла бабушка, а следом и дедушка.
 - Оса! Оса! – закричал Тим, размахивая длинными рукавами фуфайки.
 - Остановись, я посмотрю, - велела мама.
 Первая боль уже прошла, испуг тоже, но обида осталась. Ухо пульсировало, наливалось и твердело. Тим предстал перед родней словно покрасневший сердитый мужичок в длинной фуфайке и одном валенке. С левым ухом, как у Чебурашки.
 Мама поднесла ладони к губам, а потом не выдержала и начала смеяться.
 - Вот отчебучил! – сказала бабушка и тоже засмеялась.
 Даже дедушка усмехнулся пару раз, сдерживаясь, чтобы не закашляться.
 - Эдуард Хиль, - почему-то вспомнила мама.
 Она неоднократно рассказывала, что, когда Тим родился, акушерка, увидев, как он кричит, назвала его этим именем.
 Тим насупился. 

15.

  В тот же день к Тиму пришли Генка и Лена с Катей. Тим ожидал, что и они будут смеяться над его ухом, и так и произошло.
 Само ухо уже не болело, но стало огромным, торчащим и очень выделялось.
 - Ты такой смешной! – вырвалось у Кати.
 Тим смотрел на друзей сердито, как на предателей, но на самом деле совсем не обижался. Он бы и сам смеялся.
 - Это еще что, - наконец сказал Гена. – Меня вот тогда пчела в глаз ужалила. Пол лица опухло. А глаз вообще не открывался.
 Какое-то время мальчики увлеченно хвастались своими «болячками».
 - А вот это видал?
 - А вот это? Бутылочное стекло!
 Неожиданно Тим начал воспринимать свое «боевое ранение» иначе и даже немного загордился.
 А уж в каких красках он описал свое приключение! Друзья с уважением внимали. Под конец Тим тоже начал смеяться.

  Но все это совершенно забылось и стало уже не важным, когда в небе раздался еле слышный неопределенный стрекот.
 Тим поначалу не понял, а Генка сообразил сразу.
 - Бежим! – крикнул он возбужденно. – Быстрее! Вертолет!
 На поле за «грейдером», помимо волейбольной, была еще и вертолетная площадка – на самом деле просто большой круг, отмеченный редкими белыми камнями. Вертолет садился там очень редко и по совершенно неизвестной надобности. Но всякий раз это было настоящее событие. Которое нельзя было пропустить.
 Девочки сделали вид, что им все это не очень интересно, но все равно побежали за мальчиками.
 Звук винтов нарастал.
 Когда ребята поднялись на насыпь, вертолет вдруг вынырнул из-за дальнего леса, сделал круг в небе, а вскоре завис над площадкой. После чего начал плавно опускаться вниз. Наконец колеса коснулись земли, и звук изменился: винты останавливались.
 - Здорово! – крикнул Генка. – Это «Ми-2»!
 - Я знаю, - сказал Тим.
 Оранжевый, с синей полосой вертолет был не очень большим, Тим видел и побольше, - в конце концов, из своего города они с мамой прилетели на самолете, и только потом долго ехали на автобусе, - но все равно был рад.
 - Айда ближе! – крикнул Гена.
 Они спустились с насыпи и побежали к вертолету, возле которого уже собирались люди – просто зеваки или по делу. Подъехал председательский «Газ-69». Показался пилот, а с ним еще какие-то люди.
 - Сейчас Генка, - сказала Лена язвительно, - опять начнет клянчить, чтоб покатали!
 - И совсем не начну! – возмутился Гена. – Я же понимаю!
 Потом он добавил мечтательно:
 - Вот бы полетать!
 - А я летал, - сказал Тим как бы небрежно, но с гордостью.
 Генка посмотрел на него с неприкрытой завистью и немного с недоверием.
 - На вертолетах – нет, - признал Тим, - а на самолетах – да. Много раз.
 - Да ну!
 - На самолете быстрее, чем на поезде, - добавил Тим веско.
 - А на каком? – спросил Генка.
 - Да на всяких, - отвечал Тим все так же небрежно.
 Сделав паузу, словно не стоит об этом даже и разговаривать, он начал перечислять названия самолетов:
 - «Ил-18», «Як-40», «Ан-24», а еще «Тушки».
 Самое восхитительное и вызывающее гордость в этом было то, что Тим ни капельки не врал – он действительно летал на всех этих самолетах.
 Взгляд Гены все еще был недоверчивым, но было понятно, что у него нет причин сомневаться. Он так ничего и не сказал, хотя Тим внутренне приготовился горячо спорить. Спустя время Генка тяжело вздохнул и промолвил:
 - Вот бы мне так.
 - Полетаешь еще, - сказал Тим великодушно, смутно осознавая, что сам, наверное, кажется друзьям пришельцем из какого-то далекого и чужого мира. Это было одновременно интересно и странно. А в целом почему-то грустно. Потому что было правдой.
 Тим покосился на девочек: они по-прежнему делали вид, что их все эти дела совершенно не касаются.
 Высоко в небе пролетел черный ворон, и Тим проводил его взглядом.

16.

  У Тима было одно увлечение: фотография. Он даже в кружок записался в прошлом году.
 Эта страсть перешла к нему от отца, который занимался этим делом, конечно, не профессионально, но очень серьезно. В их доме можно было найти практически все необходимое для изготовления снимков, начиная с кассет, пленок и фотобумаги, и заканчивая фотоувеличителем, реактивами, бачками для проявки, кюветами с щипцами, фонарями и реле времени. Не считая всяких экспонометров, фотовспышек, сменных объективов, глянцевателя и фоторезака. И все это окружало Тима с самого рождения.
 У отца было два фотоаппарата – старый «Зоркий» в потертом кожаном коричневом чехле и более новый «Киев», а в последнее время папа засматривался на совсем уж новенький «Зенит».
 Многие мальчишки, как и Тим, увлекались фотоделом, многие ходили с фотоаппаратами. У кого-то была «Смена-8» или «Смена-8М», у кого-то и вовсе «Школьник» или «Этюд». У самого Тима был «Смена-символ», и он считал его лучшим.
 Естественно, что Тим привез фотоаппарат в деревню, и в первые же дни истратил три пленки, фотографируя все подряд – то бабушку с дедушкой, то баню и лес.
 Папа говорил, что к каждому кадру нужно подходить ответственно, потому что это и история, и искусство, но Тим тратил их в основном бездумно. Или, быть может, просто искал свое «искусство» интуитивно. А когда надоело, он на время отложил фотоаппарат, тем более, что осталось всего две пленки, а он еще обещал пофотографировать на дне рождения мамы, да и сестер, когда они приедут, хотелось запечатлеть. А в деревне пленки не продавались.
 Но очень скоро Тим вспомнил о фотоаппарате, потому что, с одной стороны, не мог не похвастаться перед друзьями, а с другой – ему зачем-то настоятельно захотелось сфотографировать ворона. Может быть, потому, что тот его пугал и притягивал одновременно.
 И вот однажды Тим, как бы между делом, обронил, что у него есть «фотик».
 - Ух-ты! – тут же восхитился Генка. – Закежь!
 - Дома, - сказал Тим. – Пошли ко мне.
 - Ой! – воскликнула Катя. – Пофотаемся?
 - А то!
 - Надо переодеться, - сказала Лена. – Что ты раньше не сказал?
 Видя такое воодушевление, Тим и сам уже жалел, что не вспомнил раньше.
 - Дуры! – сказал Генка и немедленно получил от сестры по башке.

  Так или иначе, вскоре ребята собрались у Тима. Он вынес на крыльцо фотоаппарат с пустой кассетой, коробочку с пленкой, ножницы и плотную куртку.
 - Сейчас, - важным тоном сказал Тим, усаживаясь на крыльцо и скатывая куртку на коленях.
 Аккуратно и без спешки сделав из куртки подобие конверта, Тим критически оглядел, что получилось, и наконец просунул руки в пустые рукава. Генка и девочки внимательно наблюдали за ним, и под их взглядами Тим приосанился, осознавая важность момента. Единственное, чего он еще не умел, это заряжать барабан для проявки. В остальном он справлялся сам – мог даже самостоятельно печатать фотографии, запершись в ванной. А уж поменять кассету было для него раз плюнуть.
 Молча и ловко, но не особенно торопясь, Тим, рассеянно глядя перед собой, возился внутри свернутой куртки. Ребята следили за его невидимыми действиями, как за колдовством, и Тим был очень горд.
 - Готово! – наконец сказал он.
 Генка громко выдохнул, как будто задерживал дыхание.
 Уже на свету Тим закончил заряжать сам фотоаппарат, потом закрыл крышку и небрежно прощелкал пару засвеченных кадров.
 - Вот теперь можно снимать, - добавил он. – Тридцать шесть кадров.
 - Здорово! – воскликнул Генка. – А куда пойдем?
 - Пошли в центр, - предложила Лена. – Там начнем.
 - Это чтоб вы переоделись? – заподозрил Гена. – Чур домой не заходить!
 - Пошли, - улыбнулся Тим, чувствуя себя настоящим королем этого дня.

  Когда вечером Тим вспомнил, что хотел оставить хотя бы один кадр на ворона, пленка уже закончилась. А черная птица, словно нарочно, уселась на крыше бани и как будто позировала на закате.
 - Вот я тебя! – не вполне определенно пообещал Тим.

17.

  Оранжевый автобус «Паз» с закругленной крышей и дополнительными окошками в ней приезжал в Раздольное утром и вечером. Часто пустой, но здесь была конечная точка его маршрута. Возле клуба он разворачивался и уезжал обратно в районный центр – расположенный среди красивых сопок поселок Балашин. А из райцентра до города ходил уже «Икарус». Так и приходилось добираться до деревни – как минимум, на двух автобусах, в лучшем случае пару часов ожидая на автостанции Балашина вечернего рейса. И обратно примерно так же. Но практически никогда не бывало так, чтобы приходилось заночевать на автостанции, поэтому все гости приезжали в Раздольное, как правило, вечером.
 Ближе к маминому дню рождения в середине июля бабушка начала каждый вечер выглядывать из окна автобус. Здесь была одна хитрость: никто из их родни не ехал до самого клуба, а все просили остановить напротив дома или пилорамы, где спуск с «грейдера» был уже более пологим.
 Но пока что всякий раз автобус проезжал мимо, заставляя бабушку и маму вздыхать. Тим тоже периодически высматривал «Пазик», потому что и он соскучился. Друзья – это хорошо, но родные есть родные. Впрочем, как ни странно, Лена, Катя и даже Генка знали его сестер и тоже с нетерпением их ждали. Хотя удивляться тут было нечему, - сестры и братья бывали здесь чаще, чем сам Тим, потому что жили не так уж далеко. Это мама Тима, самая младшая, забралась в свое время на самый край света, как говорила бабушка. И там, далеко на севере, однажды родился Тим. Зато на летние каникулы он летал на самолете. А потом еще надо было ехать на поезде или на автобусе. Дорога в деревню была сама по себе приключением. Не говоря уже о том, что всякий раз предстояла еще дорога обратная.
 В основном Тим ездил только с мамой. Папа был в деревне всего два раза – один раз еще до рождения Тима, и другой, когда Тим был совсем маленьким. Но до сих пор все помнили папину модную рубашку и шляпу, его неизменный фотоаппарат на груди и его «Спидолу».

  Тим ждал сестер еще и потому, что тогда ему, может быть, и не пришлось бы таскаться с мамой, а иногда и с бабушкой за ягодами. За клубникой и земляникой. Ягоды он любил, но не собирать их. Грибы – другое дело, но только не ягоды. Хуже ягод, наверное, была только прополка огорода.
 Они приходили на какую-нибудь поляну в лесу и надолго там застревали. Очень быстро Тиму становилось скучно сидеть практически на одном месте, и хотелось убежать куда-нибудь в чащу. И ведерко его совершенно отказывалось наполняться.
 Мама собирала душистые ягоды ловко и быстро. Потом что-то шло на варенье, а что-то сушилось на солнышке.
 - Зимой какой ароматный чай пить будем, - говорила мама. – Не ленись.
 Зима была очень далеко, и Тим о ней не хотел даже думать.
 Лена и Катя тоже бегали за ягодами, а Генка отказывался. А вот Тим отказать маме не мог. Потому и страдал молча. Мама наполняла свои два ведра, а потом еще и ведерко Тима. К счастью, мама действительно была быстрой, и к обеду они уже возвращались, а после Тим мог заняться уже своими делами. Только все равно это было долго. Лесные дорожки обещали заманчивые приключения, но никогда еще Тиму так не хотелось уйти из леса. Ничего, когда пойдут грибы, он себя еще покажет. Искать и находить грибы он любил. Собирал только те, которые знал, и поэтому никогда не ошибался. Даже в прошлый свой приезд, когда был значительно младше, Тим и то регулярно и с гордостью, получая заслуженную похвалу, приносил домой немало грибов. Однажды, правда, приключился казус, и Тим до сих пор о нем помнил. Как-то бабушка обмолвилась, что вареники с лисичками очень хороши, и надо бы их приготовить. А на следующий день, когда все пошли по грибы, Тим специально собирал одни лисички, а все прочие грибы игнорировал. И за это ему не сильно, но досталось, потому что мама заметила, как он походя пнул крепкий и красивый боровичок.
 Но вареники на ужин и в самом деле были очень вкусные. И их было много.
 Сушеные ягоды и грибы были теми немногими дарами леса, которые мама и Тим привозили из отпуска домой. И, если уж говорить честно, наваристый грибной суп, пахнущий летом и такой же ароматный землянично-клубничный чай, словно бы по волшебству возвращали на время солнечные и беззаботные дни посреди темной и холодной зимы.

 Впрочем, несмотря на все эти дела и прочие домашние заботы, свободного времени у Тима оставалось достаточно, потому что летние дни – долгие и насыщенные. При каждом удобном случае он старался увидеться с Геной, Леной и Катей – со всеми вместе, а иногда по-отдельности, если кто-то оказывался занят. Теперь уже Тим не мог и представить, что до встречи с ними маялся в одиночестве. Он бы не признался себе, что скучал, и может быть, и не скучал вовсе, но, когда у тебя есть друзья – это же совсем другое. Его одинокий сказочный, придуманный мир ничуть не поблек, но стал только шире, живее и красочнее, потому что было с кем его разделить.

  И еще более расширился он, когда одним ясным вечером маленький «Пазик», одиноко проезжая вдали по пустой дороге, вдруг остановился почти точно напротив дома.

18.

  Сказать по правде, Тим даже не знал точно, сколько у него родственников. Сколько дядь, тёть, двоюродных, а-то и троюродных братьев и сестер. Мамина семья была очень большая. То есть, у дедушки и бабушки было семь или восемь детей, из которых мама Тима была младшей. И у всех из них были свои дети. Кого-то Тим никогда не видел, кто-то, как, например, один из маминых братьев, умер еще до его рождения.
 Но тех, кто приехал сейчас, Тим знал очень хорошо. Жили они в разных местах, но так получилось, что приехали все вместе на одном автобусе.
 В тот вечер довольно просторный дом стал каким-то тесноватым и при этом шумным.
 Приехал мамин старший брат дядя Вова с женой тетей Ниной и дочкой Аней, но, к сожалению, без младшего сына Коли, который гостил у другой бабушки.
 Приехала старшая сестра мамы тетя Ира с дочками Аней и Валей.
 И отдельно приехала еще одна двоюродная сестра Тима – тоже Аня, - которая была уже взрослой. Это с ее родным братом Валеркой Тим в прошлый раз пытался собрать велик. Остальные две Ани были ровесницами Тима, а Валя на два года младше.
 В обычное время все бы уже давно легли спать, но в этот особенный вечер засиделись допоздна. Взрослые беседовали за столом, а дети – в основном Тим – вспоминали друг друга после долгой разлуки. Сестры, конечно, изменились за это время, и поначалу Тим по привычке немного смущался, потому что выглядели они старше, как-то серьезней и почти незнакомо, но довольно быстро общий язык был найден. И уже очень скоро начало казаться, что они и не разлучались.
 Тим был рад. Он чувствовал, что именно сейчас стал частью какой-то своей, особенной команды. Наверное, будучи единственным ребенком, он всегда немного скучал по этому.
 Рада была и мама. Тим не очень-то замечал, но иногда даже ему казалось, что мама скучает. И он давно не видел ее такой веселой.
 Конечно, рады были и дедушка с бабушкой. Дедушка даже ненадолго сел за общий стол, а бабушка, хоть и ворчала временами, но тоже улыбалась.
 
  За сбивчивыми, горячими разговорами и общей суматохой время пролетало незаметно. Под конец Тим даже устал от впечатлений. Когда ему постелили на полу, он не возражал, хотя до этого говорил, что будет спать на печке. На полу тоже было интересно.
 Какое-то недолгое время Тим еще посопротивлялся сну, заново переживая все события долгого дня. Сестры, несмотря на то, что были с дороги, еще тихонечко шушукались о чем-то в темноте. Наверное, секретничали, но Тим не пытался вникнуть в этот еле слышный шелест. С другой стороны уже давно привычно шептала прабабушка.
 И вот так, чувствуя удивительное спокойствие, когда все на свете как-то правильно, Тим незаметно засыпал.

19.

  Однажды Аня, которая была дочкой дяди Вовы, спросила Тима:
 - А тебе кто больше нравится, Катя или Лена?
 Вопрос застал Тима врасплох. Чувствуя, как начинают гореть уши, он пробурчал что-то невнятное и выбежал на улицу.
 Настырная Аня не отставала. А тут еще другая Аня – сестра Вали – охотно к ней присоединилась.
 А маленькая Валя – вчерашняя первоклашка – не разобралась что к чему и весело закричала:
 - Тимка влюбился!
 Тим готов был провалиться сквозь землю. Иногда девчачье общество становилось просто невыносимым. С девочками и без того непросто, а с сестрами – вдвойне, потому что они совершенно не стеснялись быть назойливыми. В такие моменты Тим жалел, что рядом нет никого из братьев, и не у кого найти поддержки. Даже самая старшая сестра Аня, у которой где-то в армии уже был жених, загадочно и понимающе улыбнулась, проходя мимо и видя, как сестры с гомоном загоняют бедного Тима в угол.
 - Отстаньте! – не выдержал он наконец. – И вовсе мне никто не нравится!
 - Совсем-совсем? – не сдавались Ани.
 Они были похожи: русоволосые, с одинаковыми косами – только Валина сестра чуть потемнее, - обе тонкие и подвижные и обе не выше Тима – хоть и двоюродные, но сразу было видно, что сестры. Валя, когда подрастет, будет такая же. Да она уже была такая же, только ростом поменьше. И, наверное, все они, когда вырастут, будут похожи на Аню-старшую. Даже Тим, несмотря на то, что был темнее всех, нес в себе какие-то общие с остальными черты. Здесь они все были – Воротовы, и только так их в деревне и знали.
 Пришлось Тиму срочно придумать себе важное дело. Он взял палку и ушел в свое «крапивное убежище», якобы с целью его поправить, а заодно посмотреть, не появилось ли в крапиве куриных яиц – одна глупая курица повадилась нестись там.
 Сестры не собирались оставлять его в покое. Конечно, пошли за ним, осторожно ступая по высохшей и пожелтевшей крапиве.
 - А Катя такая красивая, - сказала одна Аня.
 А другая Аня вторила:
 - А Лена? Тоже красивая!
 - Дылды! – сказала Валя и засмеялась.
 - Зато красивые, - возразила ее родная сестра. – А тебе какие больше нравятся, Тим?
 У Тима появилось довольно оправданное подозрение, и он выпалил:
 - Это они вас подговорили?
 - Никто нас не подговаривал!
 - Просто интересно.
 - А мне не интересно, - сказал Тим, упершийся, как Мальчиш-Кибальчиш. Потому что он и сам не знал ответа на их вопросы.

  Но в целом Тим и сестры были очень дружны, и, конечно же, это была никакая не ссора.
 Настоящая ссора случилась на другой день, да и то не между Тимом и сестрами, и даже не между Тимом и его друзьями, он вообще был не причем, но все равно оказался втянут. Потому что споры порой возникают на ровном месте, и иногда приходится принять чью-то сторону. Даже если этот выбор очень трудный.

20.

  В тот день дети все вместе пошли на Дальнюю плотину.
 Какое-то время побыли там, а потом, как-то разом решив, отправились еще дальше – в сторону села Добринское, которое находилось примерно в четырех километрах к западу от родной деревни. Дальняя плотина была как раз на половине пути. Вскоре там, за плотиной, лес кончался и начинались поля. Поля пшеницы и просто поля, а по ним плавной дугой тянулась зеленая и белая насыпь дороги.
 Само Добринское было гораздо больше Раздольного и являлось центром сельского округа. Ребята бывали там, потому что оно манило всякими интересностями, но все же не часто. Просто там была уже какая-то другая жизнь.
 Хотя из своего прошлого приезда Тим еще помнил, как старший брат Валерка таскал его за собой в Добринское, в особенности на свалку, в поисках неуловимых запчастей для велосипеда, который в воображении превращался то в мопед, а то и в целый мотоцикл.

  В этот раз до села даже и не дошли, потому что на пути им встретились огромные стога колхозного сена. Оказалось, это все, что им было нужно – по крайней мере, для мальчиков-то уж точно. К зависти Тима, Генка снова показал свое сальто, а потом предложил:
 - Давай в войнушку!
 - С кем? – произнес Тим с сомнением, покосившись на девочек.
 - Мы тоже будем! – неожиданно заявила Аня – сестра Вали.
 - Вот! – обрадовался Генка и повернулся к Тиму. – Мы вдвоем, а они все вместе. Мы партизаны, они – фашисты.
 - Почему это? – возмутилась вдруг Катя.
 - Что? – не понял Гена.
 - Почему мы – фашисты?
 И вот тут Генка, невинно распахнув глаза, выдал:
 - А что такого? У тебя же дед немец!
 Катин дед действительно был из каких-то там обрусевших немецких переселенцев, и по-настоящему его звали даже не Василием. Это ни для кого не было секретом и в принципе никого не интересовало. Даже Тим об этом знал, но никогда не задумывался.
 - Я не фашистка! – закричала Катя, стремительно бледнея.
 - А вот и фашистка! – закричал Генка в ответ, напротив, краснея, как рак.
 - Ты сам фашист!
 - Фашистка! Фашистка!
 Все это случилось настолько быстро, что Тим только и успел, что открыть рот.
 Из глаз Кати брызнули слезы, она стремительно развернулась и помчалась через поле, а вскоре скрылась в лесу.
 Остальные ошарашенно смотрели ей вслед.
 Потом Лена обернулась и грозно посмотрела на брата.
 - Сейчас ты у меня получишь! – прошипела она.
 Генка побежал за стог сена.
 Аня – дочь дяди Вовы – посмотрела на Тима и сказала одними губами:
 - Догоняй!
 Конечно, она имела в виду не Генку, за которым уже погналась Лена.
 Что-то горячее обожгло Тима. Несколько секунд он беспомощно озирался, словно столкнулся с чем-то непреодолимым, а потом все же сорвался с места и побежал вслед за Катей.

  Он догнал ее на лесной дороге – совсем недалеко. Катя уже никуда не бежала, а сидела на обочине и плакала. Одна ее коленка была в крови.
 Чувствуя себя очень странно и неловко, и не зная, что сказать, Тим растерянно стоял возле Кати.
 - Уходи, - прошептала она, давясь слезами.
 - Не уйду, - сказал Тим, наконец, среди прочих бурлящих чувств, испытав твердую решимость.
 Рядом он нашел подорожник, потом молча опустился на колени и осторожно приложил лист к ране. Ссадина была не сильной, но кровь струйкой бежала по ноге.
 - Болит, - сказала Катя.
 Тим молчал, все еще не находя каких-то правильных слов. Но, может быть, слова были не нужны.
 - Пойдем домой, - наконец сказала Катя, вытирая слезы.
 - Ты сможешь? – забеспокоился Тим.
 - Если поможешь. – Катя слегка улыбнулась.
 Тим решил, что, если надо, понесет ее на руках до самого дома, несмотря на то, что она была на голову выше. Он был готов сделать для нее что угодно.

  Только домой они не пошли.
 И подставить твердое плечо ему довелось лишь в самом начале и совсем недолго. Но и это было незабываемо.
 Они гуляли по плодосаду почти до самого вечера, и Тим совершенно не жалел, что они остались вдвоем. О том, почему так вышло, они даже не вспоминали или сделали вид, что забыли. Тим и вправду почти забыл, потому что ему было уже легко и радостно.
 Катя тоже смеялась.
 Тим пытался развеселить ее, как мог. В нем проснулось красноречие, и он все время болтал без умолку обо всем на свете.
 Сейчас, как никогда, Тиму казалось, что они незаметно перенеслись в его волшебную страну, и это было так хорошо, что ни о чем другом не хотелось думать – ни о том, как дальше быть с Генкой, ни о том, что скажет Лена или сестры, ни об остальном.
 В этом сказочном мире хватило бы места для всех его друзей и родных, но быть здесь вдвоем – с Катей, - в этом было что-то особенное.

  Тим показал Кате большой муравейник, а потом, когда они были уже у бабушкиного огорода, и кротовый домик. Он почему-то просел и уже не впечатлял.
 Катя посмотрела через огород.
 - Ты дома, - сказала она.
 Тим тоже посмотрел, почувствовав неожиданную грусть. Конечно, плодосад незаметным образом вывел их к самому дому.
 - Да, - вздохнул он.
 - Мне пора, - сказала Катя.
 - Пойдем к нам, - отчего-то краснея, предложил Тим.
 - Мне пора, - повторила Катя.
 Тим решился.
 - Я тебя провожу.
 Катя посмотрела на него с непонятной улыбкой.
 - Вот еще! – сказала она, но улыбка продолжала мягко светиться на ее загорелом и красивом лице.

  Когда Катя уходила, Тим, стоя у калитки, ведущей на Ближнюю плотину, захотел крикнуть ей вслед, что совсем-совсем не считает ее фашисткой, и никогда не считал, и никто так на самом деле не считает, и даже Генка.
Но Тим промолчал, в кои-то веки вовремя сообразив, что это ни к чему. И просто ему не очень хотелось вот так сразу возвращаться из сказочной страны в настоящее.

21.

  Мамин День рождения выдался, как и большинство дней, ясным и солнечным.
 В этом году у мамы был юбилей – тридцать лет. По такому случаю Тим сильно заранее приготовил подарок – лунный камень. Который старательно прятал до сего дня.
 Маленький этот камешек в виде матово-белой, переливающейся капельки на простой цепочке, был очень красивый. А еще Тиму нравилось само название. Отчего-то верилось, что камень по-настоящему с Луны. Даже представлялись россыпи в холодных и темных кратерах, которые вдруг начинают сиять, когда их коснется Солнце.
 Вдобавок к этому, Тим решил подарить маме букет и с этой целью встал с утра пораньше.  Мама всегда говорила, как ей нравятся полевые цветы, и уж с чем-чем, а с этим здесь проблем не было.
 Тим думал, что проснется раньше всех и тихонько выскользнет из дома, а потом поставит цветы в вазу, пока еще все спят, но оказалось, что спали только сестры и, может быть, прабабушка. Тетя Ира –  мама Ани и Вали, - бабушка, старшая Аня и даже мама уже вовсю что-то делали на кухне. Дедушка сидел на койке, а дядя Вова куда-то ушел.
 - Я скоро, - крикнул Тим, немного жалея, что такой сюрприз испорчен.
 На него почти не обратили внимания, только мама улыбнулась, но ничего не сказала.

  Недалеко от дома, за ручьем и чуть в сторону как раз была одна подходящая поляна, и туда Тим отправился. Можно было и еще ближе, потому что на самом деле цветы росли везде, но в прошлый раз Тиму понравилось красивое разноцветье на поляне, и он еще тогда ее приметил. Довольно быстро он нарвал вполне приличный букет, за который было не стыдно. Из всех названий старательно собранных цветов он знал только ромашки и васильки, хотя насчет последних уже не был уверен.
 Уже уходя, Тим вдруг заметил краем глаза какую-то быструю тень в еще слегка влажной траве. Может быть, это была мышка, а может… Тим увидел новый кротовый домик, когда приблизился.
 - Вот ты где! – радостно воскликнул Тим.
 Он уселся на корточки рядом с норкой, забыв обо всем остальном.
 Все-таки какой замечательный день! Даже крота, за которым охотился столько времени, почти увидел. Нет, точно увидел, это считается. Возможно, это был какой-нибудь другой крот, но Тим был уверен, что тот же самый, что и возле огорода. Так и знал, что там под землей целый город!
 Считая праздник уже удавшимся, Тим вернулся домой, и здесь предстояла еще одна секретная операция. Лунный камень был спрятан в кармане его парадных брюк, а сами штаны хранились в чемодане. Нужно было незаметно достать подарок, а потом так же незаметно взять букет и подарить маме все вместе.
 С секретностью получилось не до конца, потому что, наверное, Тим пробыл на поляне чуть больше времени, чем рассчитывал. Две Ани и Валя уже проснулись и крутились у летней кухни, кстати сказать, с уже вьющимся от печки дымком.
 К счастью, никого из взрослых на улице не было.
 - Ух ты! – закричала Валя.  – Цветы!
 -Тихо! – шикнул на нее Тим.
 - Это кому? – спросила Валя.
 - Дурочка, что ли? – сказала ее сестра.
 А другая Аня воскликнула:
 - Это ты хорошо придумал! Нам тоже надо!
 - Ага! – согласилась Аня – Побежали!
Девочки убежали в сторону огорода, а Тим спрятал букет возле крыльца.
 Все остальное было делом техники, тем более, что взрослые были заняты. А тетя Ира сказала:
 - Дети, завтракать! Тимочка, позови девочек!
 - Сейчас! – с готовностью согласился Тим, потому что уже успел тайно сделать свои дела, и теперь кулончик лежал в кармане его шорт.

  Так и получилось, что, когда Тим и сестры снова зашли в дом, все они были уже при букетах. Тим нисколько не ревновал, что изначально это была его идея – подарить маме цветы. Чем больше цветов, тем лучше.
 - С Днем рождения, тетя Марина! – закричали девочки в один голос.
 - С Днем рождения, мама! – сказал Тим, протягивая букет и цепочку с камешком.
 - Какая красота! – Глаза мамы заблестели. – Спасибо вам! Девочки, спасибо вам, родные мои! Спасибо тебе, сыночек мой!
 Она обняла всех по очереди, потом взяла в руку цепочку.
 - Ой, а это что?
 - Это тебе! – гордо сказал Тим.
 - Как красиво!
 Может быть, удивление получилось сыграть не очень, поскольку подарок мама нашла уже давно – правда, совершенно случайно, а сейчас просто сделала вид. Но этого никто не заметил, потому что радость была искренней.

  Праздничный обед был еще впереди, но и завтрак получился великолепным. Бабушка заранее завела тесто и уже испекла хлеб в печи. Бабушкин хлеб Тим любил безмерно. А уж если на него, еще горячий, намазать масло, а сверху варенье, то это просто чудо, которое само тает во рту!
 Чудом был и сам Тим. Мама так и сказала:
 - Футболку поменяй, чудо мое. Уже весь извазюкался.
 Сложно было не испачкаться.
 - Потом, - сказал Тим.

 Вечером, когда праздник прошел и уже почти стемнело, Тим случайно подслушал один неприятный разговор. Мама и старшая Аня присели на лавочке возле бани, а Тим просто оказался поблизости, и его не заметили. Подслушивать он совсем не собирался, можно сказать, просто проходил мимо, но, услышав мамин голос, остановился, прислонившись к бревенчатой стене бани.
 Что-то такое было в мамином голосе, что не понравилось Тиму. Не понравился сам голос – то, как он звучал. Как будто мама очень-очень устала. Тиму даже не нужно было понимать смысла слов, да он и не понял и даже не хотел вникать. Все равно разговор был неприятный.
 - Уйду от него, - тихо сказала мама.
 - Куда ты пойдешь? – спросила взрослая Аня.
 - Куда-нибудь.
 Тим так ничего и не понял.
 - Так нельзя, - сказала Аня, как будто это она, а не мама была старше.
 Тим вообще не мог представить, о ком или о чем они говорят, но ему сделалось как-то нехорошо, он даже пожалел, что услышал, и в этот момент почти над самой его головой громко, с пугающим щелкающим звуком прокаркал ворон. Оказывается, он сидел на крыше бани.
 Мама и Аня тоже словно испугались чего-то и на время замерли.
 - Пойдем в дом, - сказала мама потом.
 Они ушли.
 Тим вспомнил, что хотел сфотографировать наглую птицу, и, кажется, у него еще осталась пара кадров.
 Гоня от себя все прочие мысли, Тим побежал за фотоаппаратом. Получится, наверное, только силуэт на фоне тускнеющего неба, но это ничего. Главное, сфотографировать.
 Почему-то сейчас только это было важно.

22.

  Вскоре после маминого Дня рождения приключилась гроза.
 К тому времени дядя Вова уже уехал, но его дочка Аня еще осталась погостить у бабушки. Тетя Ира тоже уехала, и, к большому сожалению, своих дочек – Аню и Валю – она забрала с собой.
 Тиму было грустно, но в целом он отнесся ко всему этому довольно легкомысленно, не задумываясь о том, какой может быть разлука. Какой она бывает. Кажется, другая Аня и то грустила больше, несмотря на то, что виделась с сестрами чаще. Но хорошо, что хоть она осталась, иначе бы Тим действительно заскучал.
 Еще осталась старшая Аня, и это тоже было хорошо, потому что с ней маме было не так скучно, хотя Тим не слишком задумывался и об этом. Но, по крайней мере, маме было с кем пойти, например, в кино, или просто погулять по деревне.

 После отъезда гостей дом словно бы опустел, и первое время это было очень заметно и непривычно. Хоть и не все еще разъехались, а все равно.
 Каково же здесь, когда в доме нет никого, кроме бабушки, дедушки, и прабабушки? Наверное, очень-очень тихо. Тим даже задумался об этом, и на какое-то время ему опять стало грустно. Впрочем, ненадолго. Этот дом и долгая одинокая зима не складывались в его голове. Он вообще не любил думать об одиночестве. Хотя и был единственным ребенком.

  Гроза началась во второй половине дня, а уже с утра небо хмурилось, и даже стало холоднее. Тим и Аня сидели дома, изредка выходя во двор, потому что гулять особо не хотелось. Наверное, настроение было такое.
 Тим читал изрядно потертую книжку «Остров погибших кораблей» Александра Беляева, Аня что-то делала.
 В доме было тихо.
 Тим переместился ближе к окну, потому что становилось темнее, а свет не включали. То, что происходило на улице, было, конечно, очень интересно, но и книжка тоже, и Тим с неохотой отложил ее, когда стало казаться, что наступил поздний вечер. Чтобы убедиться в обратном, Тим даже с недоверием поднял голову и посмотрел на часы, тиканье которых в тишине стало вдруг отчетливым и громким. Под такое Тим обычно засыпал. Большая стрелка показывала на тройку, а это значило, что день продолжался, но стал чуть-чуть более таинственным, и пока еще смутно готовил к чему-то тревожному, но захватывающему.
 От всего этого Тиму показалось, что он как будто очутился во сне, и, сразу включившись в новую игру, пошел к выходу. Прабабушка вздохнула в своем закутке, когда Тим проходил мимо.

  Кроме прабабушки, в доме были только младшая Аня, бабушка и дедушка. Мама со старшей Аней ушли в деревню, в магазин, и еще не вернулись.
 Бабушка молча сидела у окна, дедушка, кажется, дремал. Аня рисовала за столом при тусклом, падающем сбоку свете. Увидев Тима, она немного оживилась, но потом молча вернулась к своему занятию.
 И, тоже не сказав ни слова, Тим вышел в сени, а потом на крыльцо. Он по-прежнему был внутри своей никому не понятной, секретной игры. Здесь и одновременно не здесь.

  На улице было светлее, чем в доме, но ненамного. Огромные тучи на небе пугали своим грозным видом, возносясь, словно беспокойные горы. Высокие деревья за ручьем шумели, а их верхушки отчетливо гнулись под порывами ветра. Но в остальном все словно замерло в ожидании. Попрятались даже куры, и двор был абсолютно пуст. Если не считать Тима.
 Он стоял на крыльце, впитывая в себя невероятно свежий воздух, и не мог решить, что делать дальше. Внезапно захотелось многого. Например, пойти к плотине и посмотреть, как ветер гонит свинцовые волны. С крыльца был виден только краешек темной воды в просветах кустов. Или пойти на мост. Или и вовсе в лес, и там задрать голову и смотреть, как деревья стонут в вышине.
 Тим испытал восторг и ему захотелось позвать Аню, чтобы и она восхитилась этой красотой.

  Внезапно зарокотал гром. Пока что где-то вдали, и дождя еще не было, да и молнии Тим не увидел, но в нем вдруг проснулась смутная тревога.
 Мамы и большой Ани до сих пор не было. Где они? Почему так задерживаются?
 Где мама?
 Тим смотрел в сторону плотины, где была дорожка к мосту, аллее с колодцем и деревне, начиная по-настоящему беспокоиться.
 Игра про таинственный мир забылась. Возникло непреодолимое желание побежать навстречу, найти их, привести домой, в тишину, покой и безопасность.
 Не раздумывая, Тим бросился к калитке, а потом по тропинке.
 На деревянном мосту его настиг второй раскат грома, и почти сразу упали первые капли дождя. Тим нырнул в сумрак аллеи. Почти добежал до колодца, когда весь мир словно моргнул – это где-то не очень далеко свернула молния, а следом прогремело с такой силой, что, казалось, все вокруг содрогнулось.
 Тим вскрикнул.
 На секунду он словно бы заблудился в этой темной аллее. Вертел головой и не узнавал ничего, хотя все, вроде бы, было знакомо: тропинка, стволы деревьев, колодец. Все было настоящим, но как будто не из этого мира. Как в игре, только игрой это уже не казалось.
 В игре не бывает так страшно.

  Снова сверкнула молния. Загремел гром, но сейчас Тим был к этому готов и почти не испугался. Не больше, чем уже был испуган.
 На какие-то мгновения вдруг стало совсем тихо. Успокоился ветер, перестала шелестеть листва. Все словно застыло.
 Тим слышал, как бьется его сердце.
 И вдруг началось!
 Сначала появился шорох, который очень быстро нарастал, становился сильнее, а потом сплошным потоком пролился дождь.
 Под сенью старых тополей Тима достало не сразу, но все равно за какие-то секунды он промок насквозь. Может быть, потому, что начал бестолково метаться по тропинке, и деревья стояли довольно редко – стройными рядами, а не как попало.
 Молнии начали бить с какой-то ужасающей скоростью. Тим не знал, куда ему бежать – то ли вперед, то ли вернуться домой.
 К счастью, после очередного раската он услышал голоса – сначала вскрик, а потом смех. Это были мама и Аня. Они бежали по тропинке навстречу, вскрикивая и смеясь при каждой вспышке. Обе вымокли еще больше, чем Тим.
 - Ты что здесь делаешь? – закричала мама.
 - Встречаешь? – развеселилась Аня.
 Губы Тима дрожали. С волос и по лицу скатывались капли.
 - Горе ты луковое! – Мама порывисто обняла его и схватила за руку.
 Все вместе они побежали к мосту, вода под которым превратилась в бурлящий поток. Мост стал скользким, как и дорожка за ним, а дождь здесь, когда они покинули какую-никакую защиту деревьев, лился просто неимоверно, но дом был совсем близко, и это расстояние они благополучно преодолели.
 И это было весело.
 Сердце Тима по-прежнему колотилось в груди, но теперь его охватило радостное чувство. Теперь это было настоящее приключение.

  Гроза продолжалась достаточно долго. Переодевшись в сухое, Тим упрямо выбрался на улицу – под навес летней кухни. Дождь здесь тоже временами доставал, когда порывы ветра заставляли струи лететь косо, но не так уж – скорее, это были просто брызги. Зато отсюда интереснее было наблюдать. Намного интереснее, чем из окна. Здесь Тим был в центре всего и видел, как шумно бьет вода по бидонам и чугункам, как пенится и пузырится в лужах и переполненных бочках, как меняются клубящиеся черные тучи, как вздрагивает и волнуется лес и как все озаряется светом. И воздух был упоительным.
 Тим не боялся уже ничего, и никому бы ни за что не признался, что ему было страшно. Сейчас гроза вызывала у него только восторг.
 Приоткрыв дверь, мама выглянула на улицу.
 - Вот ты где! А ну домой!
 Тим заулыбался, потому что все было хорошо и правильно.
 - Мама, я еще побуду немножечко!
 - Простудиться хочешь?
 - Не простужусь.
 Мама посмотрела на него оценивающе и тоже улыбнулась. В сенях Тим нашел старый плащ, а на голову водрузил тоже старенькую дедовскую фуражку лесника.
 - Только не убегай никуда, - сказала мама и скрылась в доме.
 Тим вздохнул полной грудью. Этот воздух можно было пить.
 
  Неожиданно ему стало интересно, где сейчас большой и страшный ворон. Тим с любопытством завертел головой. Ворона нигде не было. Небось, прячется где-то. Трусливо прячется. Тогда как Тим совершенно открыт всему и ничего не боится.
 Не такой уж он и страшный.
 От этой мысли Тиму стало хорошо и легко.
 Но вдруг – и совсем не известно, почему так совпало – тот, о котором он только что вспомнил, внезапно появился прямо перед ним.
 Шумно хлопая крыльями, черная птица непонятно откуда спикировала под навес и упала на длинный стол.
 - Ай! – закричал Тим, и сам чуть не полетел на спину.
 Ворон ударил клювом по алюминиевой миске, поднял голову и посмотрел на Тима. Глаз его моргнул, как затвор фотоаппарата.
 Забыв про все на свете, Тим бросился в дом.

23.

  Может быть, это происходило не нарочно, но после того дня, который провел с Катей, Тим стал реже видеться со своими друзьями. Особенно почему-то с Леной.
 Генка давно помирился с Катей, даже извинился за тот случай, так как понял, что был не прав. Может быть, не до конца, потому что ничего плохого на самом деле не желал, а просто наговорил лишнего по глупости. Но извинился. И, к счастью, Катя его простила.
 Казалось бы, все должно стать, как прежде, но что-то все равно изменилось.
 Тим и сам это смутно чувствовал и в глубине души знал, что иначе не могло быть. После того дня все стало по-другому.
 Что-то замирало в груди Тима, когда он видел Катю, и становилось теплее. Ему хотелось видеть ее.
 Ему нравилось украдкой смотреть на нее, ловить ее улыбку, но он стал чаще отводить взгляд, когда она смотрела на него.
 И при этом краснел. Стараясь изо всех сил делать вид, что ничего не происходит.
 Он сам не знал, что происходит.
 Но очень надеялся, что никто ничего не замечает.
 Почему-то Тим стыдился, а в итоге чувствовал себя не очень хорошо.

  Если Катя что-то замечала, то тоже не показывала вида. Наверное, это было даже к лучшему. Не ровен час, Тим мог начать и вовсе избегать ее.
 А так хоть виделись.
 Правда, уже не выпадало случая, чтобы Катя и Тим оставались наедине, а тем более провели вместе почти целый день.
 Нельзя сказать, что втайне Тим об этом не мечтал.
 Все его мысли были очень противоречивыми, а мир стал немного сложнее. Иногда это заставляло беспричинно злиться.
 А что вообще он мог с этим поделать?
 Лучше вообще не думать. Тем более, если не знаешь, о чем.

  Но чаще всего, конечно, Тим гулял с Аней. К счастью, и она ничего такого не говорила, а только иногда хитро поглядывала на Тима, когда речь заходила о Кате. А о Кате она почему-то заговаривала часто. Однажды, правда, спросила:
 - А ты будешь мне писать? А Кате будешь?
 На что Тим только пробурчал что-то невнятное.
 А вот Лена отчего-то пропадала. Все время у нее находились какие-то дела. Может, так и было. Тим этого не замечал, поглощенный своим собственным миром.
 Бывало, что Аня виделась с девочками без Тима, а он гулял с Генкой без девочек, но, кажется, и вправду больше не случилось так, чтобы они собрались все вместе.
 Просто иногда так бывает.
 Просто все так, как есть.

24.

  О том, что лето постепенно проходит, Тим впервые задумался, когда мама вдруг заговорила о школе. О том, что нужно покупать тетрадки, новый дневник, карандаши, ручки, линейки и прочее. У мамы был целый список.
 Новый портфель или ранец. Тим сказал, что ему нужен дипломат, и они с мамой немного поспорили. Аргументы у мамы были сильные.
 - Как ты его таскать будешь? – спросила она.
 Но неожиданно заступилась бабушка, хотя, кажется, она вообще не знала, что такое дипломат.
 Она просто посмотрела на Тима каким-то новым взглядом и неожиданно сказала:
 - Вымахал-то как. Мать почти перегнал. А приехал-то совсем маленький!
 Кажется, мама сдалась.
 Она тоже посмотрела на Тима и улыбнулась. Отец Тима, как и сама мама, на были высокими, а вот мамин папа, который сейчас, отвернувшись, лежал на своей койке, всегда был высоким, и даже сейчас, потому что по-прежнему ходил хоть и немного, но очень прямо.
 - Когда успел? – удивилась бабушка.
 И это было еще одним знаком, что все меняется.
 Права была бабушка или ей просто показалось, но Тим вдруг и в самом деле почувствовал себя внезапно выросшим и повзрослевшим.
 Мама с улыбкой погладила его по непокорным вихрам.
 - Растет мой сынок, - сказала она.
 На ровном месте у него появился повод для гордости. Надо же! Он и сам не замечал!
 Но даже это не смогло отменить мыслей, которые уже закрались в голову Тима.

  В тот же день Тим вышел на улицу и долго стоял, наблюдая. Просто смотрел и больше ничего не делал.
 Казалось, все было как всегда. Дожди прошли, и погода снова была ясной. Лес по-прежнему стоял зеленый, и трава была все так же зелена и обильна.
 Кажется, ничего не изменилось.
 Вот только не уходило это грустное чувство, от которого все вокруг виделось уже немного иначе.
 Может быть, рано было задумываться о том, что лето проходит, но именно об этом Тим и думал.  Уже не мог он сказать, что еще целый месяц впереди, потому что осталось гораздо меньше. И вроде бы достаточно еще летних дней впереди, но ведь и они когда-нибудь пройдут.
 Это были какие-то совершенно новые для Тима мысли, и они ему не нравились. Они обещали скорую разлуку, а в этот раз ему как-то особенно не хотелось ни с кем прощаться.
 Где-то впереди, и уже не за горами, ждала обратная дорога. Которая тоже бывала интересной, как маленькое приключение. И не такое уж маленькое. С автобусами, иногда поездами и самолётами. Конечно, это тоже будет незабываемое приключение, но все же это будет дорога обратно. И этим все сказано.
Нельзя сказать, что Тим этого не ждал. Дома было немало интересного. Друзья, увлечения, даже по школе он немного скучал.
 Дома была своя жизнь.
 Но и уезжать отсюда не хотелось.
 Очень.
 Как жаль, что все заканчивается!

25.

  Воскресный день, когда все собрались идти на кладбище, начался с переполоха.
 Дедушка снова упал во дворе. И на этот раз не смог подняться сам.
 Мама и Аня выбежали на бабушкин крик.
 Тим и младшая Аня поспешили следом, потому что уже не спали.
 Во дворе бабушка ругалась на дедушку, который беспомощно сидел на земле в своем теплом нательном белье.
 - Что ты шарохаешься? – кричала бабушка. – Куда вылез?
 - Маленько упал, - сказал дедушка, чуть не плача. – Споткнулся тут.
 - А палка тебе на что?
 Мама и старшая Аня подхватили дедушку и повели в дом.
 - Я сам, - сказал дедушка.
 Он было начал сопротивляться, но сил не было.
 - Шагай уж! «Сам»! – прикрикнула бабушка.
 Тим тоже хотел помочь хоть чем-нибудь, но только мешался. В итоге даже входную дверь вместо него открыла младшая Аня.

  В доме дедушку усадили на его койку, и там он сидел, потирая плечо, с потерянным и смущенным видом. Бабушка ходила из угла в угол, не прекращая ворчать.  Младшая Аня села подле дедушки и обняла его. Тим неловко крутился рядом.
 - Не зашибся хоть? – спросила наконец бабушка, немного успокаиваясь.
 - Эх, - вздохнул дедушка.
 - Ох, Царица небесная! – воскликнула мама. Она говорила так, когда была чем-то удивлена или расстроена.
 Расстроенными были все, не исключая Тима. Внезапно он осознал, что дедушка стал слаб, и это ему совсем не нравилось. Не нравилось видеть маму такой грустной. А больше всего не нравилось понимать, что ничего он с этим сделать не может. Он этого не осознавал посреди волнения, но ему было по-настоящему страшно.
 Но ведь все обошлось?
 Это была единственная мысль, в которой Тим мог найти утешение.
 И, кажется, так и было.
 Дедушка немного повздыхал, но больше от стыда, чем от боли. Бабушка почти перестала ворчать. Постепенно все вернулись к своим занятиям. Только мама в какой-то момент спросила:
 - Может, никуда не пойдем?
 - Еще чего! – категорично возразила бабушка, складывая в корзинку вареные яйца.
 - Я могу остаться, - предложила большая Аня.
 - Да идите уже! – не выдержал, в свою очередь, дедушка. – Я вам маленький, что ли?
 Тим украдкой глянул на дедушку, как бы на секунду засомневавшись.
 - Ничего с ним не случится, - заявила бабушка. – Если будет слушаться.
 Конечно, никаким маленьким дедушка не был и не мог быть, в конце концов, это был дедушка, просто… Тим даже не смог бы объяснить, что он на мгновенье смутно почувствовал.
 И это тоже ему не нравилось.
 Оказывается, таких вещей было так много.

  Но на кладбище, как ни странно, Тиму всегда нравилось. Взрослые там становились другими – задумчивыми и спокойными, и Тим тоже смутно чувствовал что-то такое необъяснимое. Но это было действительно спокойное чувство. Здесь не хотелось шуметь и бегать, а только неспешно бродить и с каким-то непонятным интересом разглядывать надгробия.
 И окунаться в тишину.

  Чтобы попасть на маленькое деревенское кладбище, нужно было пойти все той же известной дорогой мимо Ближней плотины, а потом по мосту и аллее с колодцем. Дальше на пути были магазин и клуб. Потом нужно было пройти еще немного вверх по одной из немногих улиц, и там, где улица заканчивалась, за небольшой поляной начиналась кладбищенская ограда.
 Это было недалеко, но бабушка ходила медленно, опираясь на свою палку. С другой стороны, спешить было некуда.
 Все, кроме Тима, были в платках. Младшая Аня в платке выглядела смешно, как настоящая деревенская девочка. Маму, с ее прической, которая почему-то называлась «химия», Тим тоже почти никогда не видел в платке. Только вот на кладбище, да еще когда ходили за ягодами. Тогда как бабушка платок носила всегда.
Такой вот маленькой и медленной процессией они и шли. Тим периодически забегал вперед и возвращался. Ему было доверено нести корзинку с гостинцами, но та была не слишком тяжелой.
По дороге встретилось несколько человек, с которыми взрослые перебрасывались то парой слов, а то останавливались и подолгу разговаривали, так что Тиму становилось скучно. В основном разговаривала бабушка. Она не слишком часто выбиралась в деревню.
 Встретился даже Катин дедушка, но самой Кати Тим не увидел – ни возле ее дома, ни где еще.

  Для бабушки, для мамы и, может быть, для старшей Ани поход на кладбище был как возвращение в прошлое, к воспоминаниям, к каким-то светлым и грустным мыслям. К общей памяти. На маленьком кладбище все были или родственниками, или друзьями и знакомыми. Но, конечно, Тим никого здесь не знал, если только со слов старших, из их сбивчивых и не всегда понятных рассказов. Но все же он понимал, что это были не чужие для него люди. И отчего-то это родство вызывало в нем что-то похожее на гордость. Еще большую гордость он испытывал, когда видел фамилию «Воротов», выбитую на обелиске памяти возле клуба. То был еще один родственник, которого не застала даже мама и даже никто из ее старших братьев и сестер, - дедушкин дядя, погибший на Войне.
 Бабушка присела на лавочку у могилки своего старшего сына, маминого брата. Мама и старшая Аня руками дергали сорняки.
 - Вот здесь и нас положат, - сказала бабушка. – Скоро уже.
 - Не говори так, - подняла голову мама.
 - А если это правда? – Неожиданно голос бабушки стал даже каким-то веселым. – Сначала дед, а я следом.
Мама покачала головой, отворачиваясь.
 - А может статься, - совсем развеселилась бабушка, - свекровь еще останется.
Глаза мамы были красными, но даже она улыбнулась.

26.

  Было ли это странно, но во всем плохом или просто грустном, что происходило вокруг, Тим начал винить одну черную и страшную птицу. Знал об этом ворон или нет, но у Тима с ним была война. И, похоже, птица пока выигрывала.
 Тим был почти уверен, при этом зная, что это тоже игра, что ворон специально строит ему всякие козни, создает зловещие планы и воплощает их каким-то своим загадочным вороньим способом. Даже тот случай, когда Тима ужалила оса, и потом он долго ходил с огромным ухом, тоже был делом рук ворона. Пусть даже не рук, а крыльев.
 Может быть, у него была целая армия.
 Еще больше убедился в этом Тим, когда его ужалили во второй раз.
Произошло это, можно сказать, во дворе, когда он пошел проведать свое крапивное убежище. Домик, а вернее, просто пятачок в окружении зарослей полюбился и Ане, и у них там было что-то вроде штаба. Аня даже принесла туда какие-то вещи, а Тим прикатил большое полено, чтобы получился стол.
 Естественно, идя в убежище, Тим ничего плохого не ожидал. А зря, потому что ворон наверняка не дремал и, должно быть, внимательно следил откуда-то злым глазом.
 Едва ступив на секретную и узкую тропу в зарослях, Тим услышал короткое низкое жужжание, а следом – практически сразу – получил удар прямо в лоб. Да такой силы, что тут же упал на спину, даже не успев вскрикнуть.
 Ошеломленный мальчик далеко не сразу пришел в себя, и лежал на пожухлой траве, как подстреленный – скорее, удивленный, чем испуганный. Первое время он не мог понять, что вообще это было, потом пришла боль, и Тим догадался, что его снова укусили, причем самым предательским образом – без предупреждения и не дав шанса убежать. Непонятно только, кто это был – шершень или еще кто-нибудь?
 Но какая разница, виноват, конечно, был ворон.
 Еще лежа на спине, Тим, кажется, услышал хлопанье крыльев, и, хоть самой птицы не увидел, уверился, что это довольный и торжествующий ворон пролетел мимо.
 На лбу вздувалась большая и твердая шишка. Было больно, но сильнее этого была обида.
 Давно ли ухо прошло?
 Но что поделать, бывает. Пропустил удар, подумаешь. В следующий раз надо быть готовым. Тим, конечно, не был уверен, что к такому можно подготовиться, но пообещал себе впредь быть очень внимательным.
 Если не забудет.
 Он встал на ноги, со злостью посмотрел вокруг и побрел себе дальше, осторожно трогая внушительную шишку.

  К сожалению, никакого плана, как победить ворона, у Тима не было. Это значило, что битва была изначально неравной.
 Нельзя сказать, что Тим не пытался. В голове его то и дело возникали сцены грандиозных сражений, но все это были только неосуществимые мечты. Правда, среди них встречались и более реалистичные идеи.
 Например, одно время Тим присматривал ветку с подходящей развилкой, из которой собирался сделать хорошую рогатку. Но он не знал, где взять надежный жгут, и в итоге вся идея заглохла. Еще можно было сделать «венгерку» из проволоки и резинки, и из той же проволоки наделать для нее пулек. Но это оружие было слишком слабым – если только попугать.
 А на самом деле Тим, не признаваясь себе в этом, все же сомневался, что вообще сможет выстрелить в ворона. Как-то это было нехорошо.
 Играть в «войнушку» и стрелять понарошку было легко и весело. Дома у Тима был целый арсенал, начиная от «брызгалок», сделанных из пустых флаконов, и заканчивая игрушечным оружием. Особенно Тим гордился автоматом на батарейках и револьвером с пистонами. Револьвер был как настоящий.
 Но взять и по-настоящему выстрелить в кого-то – пускай даже в плохого ворона и пускай из рогатки, - это было неправильно и, наверное, страшно.
 Оставалось сражаться в воображении.

  В последнее время подлая птица стала попадаться на глаза гораздо чаще. Наверное, ворон специально следил за Тимом, преследовал его, насмехался и упивался своей безнаказанностью. То он сидел на коньке крыши, то на скворечнике, а один раз даже прямо на земле перед крыльцом. Кажется, с каждым днем он становился все наглее.
 Видел его Тим и в деревне, и в лесу, когда ходили за грибами.
 Повсюду он преследовал мальчика – кружа высоко в небе или скрываясь в ветвях, но даже его незримое присутствие начало ощущаться почти постоянно, когда Тим выходил из дома.
 Это была захватывающая игра, которая, наверное, даже чересчур поглотила Тима.
 Однако, если он и побаивался ворона, то старался этого не показывать. Иногда грозил черной птице, но в целом относился с уважением, как сильному и грозному врагу. А иногда смотрел со снисхождением, потому что в своей тайной сказочной стране он всегда побеждал ворона – сам или с помощью Снежного барса.
 А как еще можно смотреть на поверженного врага, если не с благородством и прощающей силой победителя?

  И все же это была такая игра, которой просто необходимо было с кем-нибудь поделиться. Одно время Тим думал рассказать Генке, но не стал. Генка был младше и на некоторые вещи смотрел совсем не так, как Тим. Тим боялся, что он станет смеяться, а это было бы обидно.
 Рассказать Лене, а тем более Кате Тим попросту постеснялся. Или случая подходящего не было.
 Но и молчать не мог.
 В конце концов поделился со своей сестрой Аней.  Как бы между делом. Если подумать, кому еще рассказать, как не ей, пусть даже она девчонка?
 - Тут один ворон за мной все время летает, - сказал он, тщательно отрепетировав, как он это скажет.
 Аня всегда была впечатлительной и верила во всякое такое – потустороннее и вообще. Верила даже в гномика, которого можно приманить ночью, что для Тима было совсем уж сказкой. Уже пару лет как. Небось, и в гроб на колесиках верила, и в Черную руку, и в прочие глупости.
 - Ворон? – переспросила Аня. – Большой?
 - Большой, - сказал Тим.
 - Черный?
 - А какой еще?
 Он с подозрением посмотрел на сестру, но никакой насмешки в ее лице не заметил – Аня казалась очень серьезной.
 - Черный? – зачем-то переспросила она.
 - Сама не видела? Все время здесь летает.
 Тим огляделся, но сейчас ворона нигде не было. Сейчас дети были не во дворе, но совсем не далеко, а именно внизу у ручья – здесь Тим надеялся поймать лягушку.
 Аня тоже покрутила головой и приняла задумчивый вид.
 - А когда ты его видел? – спросила она.
 - Да всегда, - отвечал Тим, немного растерявшись.
 Он с недоверием глянул на Аню, а потом добавил:
 - Один раз даже на крыльцо садился.
 Здесь Тим, конечно, соврал: именно на крыльце ворона он не видел ни разу. Но очень нужно было убедить Аню.
 В мысли непрошено закрались новые подозрения, и на секунду стало как-то, что ли, холодно.
 - Ты что, его не видела? – спросил Тим.
 Аня пожала плечиками.
 - Никогда? – наседал Тим.
 Ему казалось, что Аня его обманывает, и он не мог понять, почему. Становилось обидно, и появилось сожаление, что зря вообще завел об этом речь.
 Но честный и серьезный взгляд сестры говорил о том, что она не шутит.
 Аня помотала головой.
 - Ты врешь! – возмутился Тим, так и не дав себе поверить.
 Но вот Аня, кажется, ему верила.
 - А вдруг он только тебе показывается? – предположила она.
 Тим даже осекся. На какое-то время задумался об этом.
 - Ну… он следит за мной, - произнес мальчик, приоткрывая чуть больше тайны.
 Внезапно глаза Ани широко распахнулись.
 - Это проклятье! – воскликнула она.
 - Что? – изумился Тим.
 - Проклятье! – повторила Аня.
 Слово звучало внушительно и загадочно, от него веяло чем-то очень древним и неизведанным.
 - Какое проклятье? – Голос Тима сам по себе стал тише, потому что на вкус слово тоже было жутковатым.
 - Тебя прокляла ведьма!
 Аня произнесла это с такой убежденностью, что Тим невольно начал ей проникаться.
 - Какая ведьма? – тихо спросил он, пораженный тем, какие, оказывается, глубины за всем этим скрывались.
 Аня задумалась. Потом честно призналась:
 - Я не знаю.
 Все еще испытывая недоверие, Тим присел на какое-то подобие кочки на берегу ручья. При слове «ведьма» ему представилась какая-нибудь Бастинда или Гингема с обязательной волосатой бородавкой на длинном крючковатом носу. Все это было так таинственно и захватывающе, что, вообще-то, верить очень хотелось.
 Аня осталась стоять, опасаясь испачкать платье – земля здесь в основном была черной и жирной. Вдруг лицо девочки озарилось догадкой.
 - Я поняла! – воскликнула она, от волнения всплескивая руками.
 Захваченный этим Тим вскочил, оступился и чуть не шагнул в мелкий ручей. Ничего, конечно, страшного, он сто раз переходил его вброд, перепрыгивал, а один раз даже падал.
 - Это наша прабабушка! – сказала Аня с еще большей убежденностью.
 Это было очень похоже на правду. Тим сразу вспомнил, как бабушка однажды назвала ее «старой ведьмой», а может, и не однажды. И все же…
 - Но она ведь наша прабабушка, - произнес Тим, все еще сохраняя капельку сомнения.
 - Ну и что? Она же ста-а-рая!
 Старыми были бабушка и дедушка, а прабабушка даже более того. Она была… Тим знал это слово.
 - Древняя, - почти шепотом сказал он.
 - Точно! – радостно согласилась Аня. Она воодушевилась настолько, что, наверное, забыла обо всем остальном.
 Воодушевление передалось и Тиму, и он был готов во всем согласиться. Кажется, он тоже забыл, что изначально хотел поговорить всего лишь о своей неравной битве с одной наглой черной птицей и, может быть, найти в этом союзника. Союзник и вправду нашелся, причем очень легко, но сама битва оказывалась даже серьезнее, чем он думал.
 - Она тебя целовала? – спросила Аня.
 - Ну да. – По спине Тима пробежал холодок.
 - Вот! Чувствовал, как от нее пахнет?
 Тим очень хорошо помнил, что тот поцелуй был ему неприятен, его даже немножечко затошнило, и от запаха в том числе. Больше он вообще не приближался к прабабушке.
 - Она тебя прокляла! – заявила Аня.
 Тим уже верил, но все равно не мог понять.
 - Зачем?
 Аня в возбуждении тряхнула косичками.
 - Откуда я знаю? Она ведь ведьма! Захотела!
 Захватив все внимание, Аня пошла вдоль берега, а Тим немного потерянно и обреченно поплелся за ней.
 - Она точно ведьма, - говорила Аня. – Что она все время шепчет?
 - Молитву? – подсказал Тим. Он думал так, потому что и бабушка периодически молилась в углу.
 - Это заговор!
 - Чего?
 - Наговор! Я не знаю! Ведьмы читают все время.
 - Заклинание, - догадался Тим.
 - Да!
 - Но почему? – Тим все еще не мог взять в толк.
 - А вот сам спроси!
 Тим едва ли испытывал какие-нибудь особенные чувства к прабабушке, не сказать, что горячо любил и обожал ее, где-то даже побаивался. Она просто всегда была. Как этот старый деревенский дом, как деревья во дворе. Тим, конечно, не мог и представить, что когда-то она тоже была молодой. Слишком огромной была между ними разница. В годах и во всем. Но все-таки она тоже была родней, Тим это понимал, и оттого его чувства к ней были какими-то двоякими. Во всяком случае он относился к прабабушке с почтением. Потому ему трудно было поверить, что она может причинить ему вред. Или хотя бы пожелать для него чего-то дурного.
 Не то, чтобы он боялся этого заклятия или проклятия. Если подумать, это было даже интересно. Почему-то сразу почувствовал себя героем какой-то увлекательной книги. Это обещало таинственные события, в этом была загадка.
 - Не спрашивай! – сказала Аня, словно испугавшись. – Только хуже будет.
 Тим не знал, что сейчас плохо, если может стать еще хуже.
 - Не бойся, - сказала Аня, думая, что успокаивает. – Мы будем за ней следить.
 Тим и не боялся. Нисколько. Но это и вправду было очень увлекательно. Он уже и не вспомнил, зачем они пришли на ручей и зачем шли вдоль него.

  Идти здесь, когда они уже ушли со двора, вдоль плодосада и леса было легко; ручей был спокойным, иногда с пологими, иногда с обрывистыми берегами, и довольно узким. На самом деле широким, да и то не так уж, он был только в одном месте – у моста, и там были заросли, которые подходили вплотную к берегу.
 Аня остановилась, и, когда она повернулась к Тиму, лицо ее буквально сияло.
 - Классно как! – воскликнула она. Видимо, ей в голову пришла какая-то новая мысль.
 Тим молча посмотрел на нее, уже не зная, чего ждать.
 - Получается, - сказала Аня, - я тоже ведьма!
 - Почему?
 - У меня же в роду ведьма! Значит, и я тоже!
 - Почему это?
 - Это же передается. По наследству.
 - Откуда ты знаешь?
 - Знаю и всё, вот! – Аня даже показала ему язык.
 - А бабушка тоже ведьма? – нахмурился Тим.
 Аня отвечала без раздумий:
 - Бабушка – нет.  А мне передалось, я знаю.
 - Откуда?
 - Знаю!
 Тим не поверил, что Аня тоже ведьма, но почему-то ему стало немножко завидно.

27.

  В сказочной стране Тима, в его игре, раньше не было никаких ведьм, а вот теперь появились. Он не очень хорошо понимал, что это значит и не ломает ли все остальное. Раньше здесь были загадочные звери, дружелюбные и не очень. Были подземные города, затерянные острова, глубины океанов и даже тропинки других планет. А теперь получалось так, что в его маленькой, но бесконечной стране появилось что-то, в чем он плохо разбирался. Что-то неподвластное. Выходило, что и ворон не главный.
 И вот это Тиму не нравилось больше всего. Ворона он считал своим врагом – умным, хитрым, а потому очень достойным. Было здорово воображать, как можно переиграть такого серьезного, злодейского противника.
 Но как считать врагом родную прабабушку? Разве она желает ему плохого? Ее годы и ее мысли были слишком далеки от Тима, но в глубине души он все-таки думал, что она его любит. Как может быть по-другому?
 А тут еще Аня тоже решила стать ведьмой. Разве ведьмы бывают добрыми? А разве Аня злая?
 И все же игра была интересной. Хоть уже и не принадлежала ему одному. Как будто он ей поделился, а она стала чуть-чуть чужой.
 Какое-то время Тим усердно наблюдал за прабабушкой, а вернее, делал вид, потому что следить за ней в ее закутке было сложно, тем более, что оттуда она практически не выходила.
 Но они с Аней слушали прабабушкин шепот и многозначительно переглядывались.
 Пару раз Тим ночевал на печке и пытался оттуда что-нибудь подслушать, потому что ночью все должно было становиться явным, поскольку именно ночью пробуждаются темные силы, но сам очень быстро засыпал.
 Наблюдал Тим и за вороном, но с ним все было еще сложнее, чем с прабабушкой.

  Правда, все это продолжалось недолго. То ли им наскучило наблюдать там, где ничего не происходит, то ли они переключились на что-то другое, как это постоянно бывает. Тайна прабабушкиного шепота осталась неразгаданной.
 Впрочем, игра забылась не совсем.
 Однажды Аня сказала:
 - Может, это не она.
  - Кто? – не понял Тим.
 - Может, не прабабушка прокляла тебя. Я подумала, зачем ей это? Но она точно ведьма, и я тоже.
 - А кто тогда? – спросил Тим, уже совсем не думая, что ворон может быть сам по себе, и изначально, вроде бы, так и было. Где-то он даже боялся услышать, что никто его не проклинал.
 Было бы жаль расставаться с таким замечательным проклятием. Неизвестно, каким, но очень впечатляющим.
 - Кажется, это Ленка, - сказала Аня.
 Тим этого не ожидал и очень удивился.
 - Лена? – переспросил он.
 - Я следила за ней.
 - Зачем?
 - Я за всеми слежу, - сказала Аня таинственно. – Я же ведьма.
 Тим поджал губы.
 - Точно тебе говорю, - пришла в возбуждение Аня. – Ленка тоже ведьма. Говорят, у ее мамы дурной глаз. Это знаешь, что значит? То, что она может сглазить!
 - Кто говорит? – растерялся Тим.
 - Мама твоя говорила! Я сама слышала! – Аня заявила это таким тоном, как будто других доказательств больше не требовалось.
 Но Тим все равно не верил.
 - Мама не могла, - сказал он. – Откуда она знает?
 - Она ведь с их папой в школе училась, - произнесла Аня, имея в виду отца Лены и Гены, и таким тоном, словно выдавала большой секрет. – И она говорила, не мне, я просто слышала, что он нашел себе бабу с дурным глазом. Так и сказала.
 Тиму становилось грустнее и грустнее. Он не хотел, чтобы все было так.
 - Значит, мы с Леной ведьмы! – Аня отчего-то была очень рада. – Это же здорово!
 - А почему она меня?.. – Тим нахмурился и так и не смог закончить фразу.
 - Это же ежу понятно! – рассмеялась Аня.
 - Почему?
 - Видал, как она на тебя смотрела?
 - Как?
 - Точно сглазила! Ты можешь даже заболеть.
 - Ну как смотрела?
 - Вот так! Как ты на Катю!
 - Ничего я не смотрел!
 - А вот и смотрел!
 - Не смотрел!
 Тим понял, что сейчас они с Аней поссорятся. Он глубоко вздохнул. Что толку с ней вообще спорить? Да и как-то, что ли, стыдно было спорить о таком.
 Аня, кажется, тоже не собиралась углубляться в эту тему. Гораздо интересней ей было то, что она, по всей видимости, нашла подружку по ведьмовству.
 - Ничего, - сказала она великодушно. – Я все узнаю. Тебе нечего бояться.
 Выглядело все так, словно Аня собралась его защищать. Причем, непонятно от чего. Казалось, что все меньше и меньше остается здесь от игры Тима. Аня нашла свою собственную игру, а Тим был в ней только второстепенным персонажем.
 - Побежали обедать, - сказала Аня, ставя точку в так и не начавшемся споре.
  Сегодня на обед был «зеленый борщ» и пельмени. Пельменями Аня особенно гордилась, потому что помогала их лепить. Тим, впрочем, тоже немного поучаствовал, пока мама снова не отправила менять футболку. Пельмени Тим любил со сметаной и маслом, а Аня с уксусом.

  С тех пор Аня стала проводить с Леной больше времени. Часто Тим замечал, что они о чем-то шепчутся, а когда он подходил, замолкали или смеялись.
 Стало понятно, что из этой игры Тима исключили вообще.
 Ну и пусть, не очень-то хотелось. Все равно это глупости.
 Девчачьи игры.
 Так и вышло, что Тим снова остался один на один с вороном. Пришел к тому, с чего начал.
 Может, так и должно было быть. Ворон ни чей не пособник, он сам по себе, и Тим тоже сам по себе.

28.

  Мама начала потихоньку собирать вещи, и только теперь Тим по-настоящему осознал, что уже совсем скоро им действительно придется уезжать.
 Это было очень печально. Настолько, что временами не хотелось даже играть. Не хотелось веселиться, следить за вороном или делать что-нибудь менее важное.
 Хотелось просто впитать в себя как можно больше всего. Этого солнца, шума листвы, пения птиц, запахов, разговоров и тихой улыбки Кати.
 Еще недавно ему казалось, что лето продлится бесконечно, а вот, оказывается, как быстро пролетело время.
 Тим все еще не хотел даже думать о зиме.

 Нечего спорить, зимой тоже много всего интересного. Например, Новый год. С пушистой елкой и стеклянными игрушками. С домиком, который прячется в белой вате и со щелчком перемигивается окошками. С бенгальскими огоньками, конфетти и «дождиком».
 А еще будут санки, хоккей во дворе, снежки и лед. Да много всего.
 Но все-таки пусть бы лето не уходило как можно дольше.
 Окончательно погрустнел Тим, когда мама сказала:
 - Вот эти вещи в дорогу наденешь.
 И не убрала их куда-нибудь подальше, а положила отдельно.
 Что и говорить, это было грустно. Не радовало даже, что он снова полетит на самолете, что окажется в городе и там пойдет в «Детский мир». Что будет пить газировку из автомата и играть в «морской бой» и в тир. Или есть мороженое. Для этих целей у него был отдельный личный кошелечек с накопленными сбережениями – монетами по три, пятнадцать и двадцать копеек.
 Это было замечательно, но если бы можно было остаться подольше!
 Оглядываясь назад и вспоминая самое начало лета, Тим никак не мог понять, куда все это делось. Куда исчезли все долгие солнечные дни и почему он вдруг оказался здесь. Где впереди была осень.
 
  В один из этих последних дней в деревне случилось так, что Тим был один в палисаднике за домом. Мама просила принести огурцы, но Тим задержался, чтобы посмотреть, как там поживает его вьюн.
  Растение и в самом деле заметно разрослось. С упорством ползло по забору, по той веревочке, которую привязал Тим и по тем, которые добавила Аня. Или это была другая Аня с Валей. Кому-то из них, или всем сразу, Тим точно рассказывал о своем эксперименте и даже показывал. Бабушка однажды сказала, что это дурость, и от сорняков потом не избавишься, но получалось ведь красиво.
 Глядя на крупные листья хмеля, Тим невольно подумал о том, что, наверное, действительно прошло уже много времени, как он здесь. Раньше об этом как-то не думалось. Как будто он всегда был только в этой деревне и нигде больше.

  И здесь, пока он любовался делами своих рук, а заодно высматривал не появилось ли новое осиное гнездо, Тима нашла Катя.
 Он, конечно, удивился, но почему-то не очень. Больше всего тому, что она была одна.
 - Привет, - сказала Катя.
 - Привет.
 - Чего делаешь?
 - Да так. Ничего.
 Тим замялся, отчего-то не зная, о чем говорить дальше.
 - Аня ушла, - сказал он после паузы.
 - Я к тебе, - улыбнулась Катя. – Пойдем погуляем?
 - Я сейчас, - засуетился Тим. – Отнесу только.
 - Подожду.

  Они пошли за «грейдер», в сторону волейбольной площадки. Здесь никого не было, и даже деревня пропала из вида. В последнее время случались прохладные дни, но сегодня было почти жарко. Лето еще продолжалось.
 Тим не спросил, как так вышло, что Катя пришла одна, а она, в свою очередь, не поинтересовалась, куда и с кем ушла Аня.
 Они просто гуляли.
 - И как там в городе? – спросила вдруг Катя.
 Тим сто раз об этом рассказывал – не без хвастовства. О том, куда можно сходить, что можно сделать, и как это здорово, о том, что «у вас такого нет». В общем, обо всем, о чем мог вспомнить. Даже о том же лимонаде из автомата.
 Но сейчас он просто не знал, что сказать. Кажется, любая история, любая мелочь будет звучать грустно.
 Катю воспитывал дедушка, а родителей у нее то ли не было, то ли они были где-то далеко. И ведь Катя никогда не была в городе.
 Раньше Тим об этом не думал, а сейчас почувствовал себя неловко.
 Катя смотрела на него как-то странно.
 - Да так, - пожал плечами Тим. – Обыкновенно.
 - Не обыкновенно, - качнула головой Катя.
 Она даже не делала вид, что ей все равно, а спросила она будто просто так.
 Тим отвернулся. Ему вообще не хотелось говорить об этом – только лишний раз напоминать себе, что скоро придется прощаться.
 Но вот Катя эту тему никак не отпускала.
 - А в городе лучше, чем у нас? – спросила она.
 Еще недавно, может быть, минуту назад Тим бы только фыркнул на это, а то и заявил категорично: «Спрашиваешь!», но сейчас вопрос застал его врасплох.
 Кажется, Катя плохо представляла себе, где вообще живет Тим, насколько далеко отсюда и сколько всего нужно проехать, чтобы добраться до его северного города. Тим и сам с трудом представлял эти огромные, невообразимые расстояния, тем более, что на самолете, даже с пересадками, не так заметно – он словно разом переносит в какую-то другую жизнь.
 Именно другая жизнь там и была.
 Тим вздохнул.
 - И совсем не лучше, - сказал он.
 И он знал, что нисколечко не врет. Правда, если подумать, домой тоже тянуло и, если бы у него был выбор, он бы все равно уехал.
 Катя недоверчиво улыбнулась.
 - Ты шутишь.
 - А вот и нет.
 Тим сам верил в то, что говорит, и, кажется, это было правдой. А еще ему показалось, что Кате приятно это слышать.
 - Значит, уезжаешь, - произнесла она задумчиво спустя какое-то время. – А ты будешь приезжать?
 Вот здесь никаких сомнений и быть не могло.
 - А-то! Всегда приезжаю. Здесь же бабушка с дедушкой.
 Катя помолчала, прикусив губу. Потом спросила:
 - И мы будем дружить? Раньше ведь мы не дружили.
 Тим почувствовал такую легкость, что готов был пробежать до вон того леса и обратно.
 Ему захотелось крикнуть это громко, но он просто сказал:
 - Конечно, будем!
 Катя засмеялась, став похожей на луч солнца, когда он проглядывает из-за туч.
 - Всегда?
 - Всегда!
 В этом Тим был уверен, как никогда. И было так хорошо и радостно.
 Внезапно ушло всякое смущение, и стало спокойно и просто.

  Они не очень долго гуляли, даже не до вечера. Кате надо было домой. Тим совсем не думал о расставании и не замечал времени, но оно пролетело быстро.
 Слишком быстро.
 
   На этот раз Катя не возражала, чтобы Тим проводил ее до дома. Он даже не спрашивал, а просто пошел с ней.
 Сам не зная отчего, Тим чувствовал себя очень счастливым.
 И как-то так само получилось, что часть этого пути они прошли, держась за руки.
 Жаль, что здесь, в деревне, все так близко, и Катин дом тоже!
 У калитки они простились, ничего не пообещав, просто сказав друг другу «пока». Катя ушла в дом, Тим тоже побежал домой – мимо клуба, через аллею с колодцем. Все еще чувствуя себя счастливым, не зная, что больше они не увидятся.

29.

  Тим часто просыпался рано, но почему-то именно этим утром особенно не хотелось вставать.
 Может быть, потому, что это было утро отъезда. Казалось, если поспать еще немножечко, все как-то пройдет само собой.
 Только от него ничего уже не зависело.
 Вместе с тем, в доме было удивительно тихо, и от этого тоже хотелось спать. Обычно бабушка уже суетилась вовсю, а сейчас было слышно только громкое тиканье часов.
 Это, и еще мама, которая настойчиво будила Тима, целуя в нос и в щеки, как всегда будила в школу. И говорила она тоже шепотом:
 - Вставай, засоня!
 На большом сундуке рядом со своей койкой Тим увидел вещи, приготовленные ему в дорогу. От этого стало еще грустнее.
 Сама дорога, в какую бы сторону ни ехал, всегда была увлекательным событием, но вот именно эти моменты – сборов и прощаний – Тим не любил. Да и кто любит?
 Хочешь не хочешь, а приходится вставать.
 Тим выбрался из-под одеяла. Даже прохлада, которую он почувствовал, была уже какой-то не летней.
 Видя, как он кряхтит и вздыхает, мама улыбнулась.
 - Вот умница, - сказала она ласково. – Умывайся и завтракать.
  Немного пошатываясь, Тим пошел к умывальнику. На столе уже стоял завтрак. Дедушка сидел на своей койке, сложив руки на коленях. На лице его появилась легкая улыбка, когда он увидел Тима.
 - Доброе утро, - сказал Тим.
 - Доброе, - отозвался дедушка.
 Тим, подчиняясь внезапному порыву, подошел к нему и приобнял. Дедушка погладил его по голове, а потом, чего никогда не делал, поцеловал в макушку.
 Тим пошел дальше, все еще не до конца проснувшись.
 Пока он умывался, с улицы зашли бабушка и старшая Аня. Аня тоже сегодня уезжала, она жила в том городе, в который мама с Тимом поедут сначала, с пересадкой на «Икарус» в Балашине. Оттуда на автобусе или поезде они поедут в другой город и только там сядут на самолет.
 Младшая Аня еще оставалась. Позже за ней приедет папа, а заодно привезет что-то для бабушки и дедушки.
 Сонная Аня появилась, когда Тим в трусах и майке уже сидел за столом. Он крутил в руках кусок хлеба с маслом, посыпанный сахаром, но еще даже не откусил. Аппетита не было совсем.
 - Ешь быстрее, - сказала старшая Аня, заметив, что он просто сидит.
 Тим чуть-чуть надкусил кусочек.
 Младшая Аня села рядом, нечаянно пихнув его локтем в бок. Мама уже наливала ей чай.
 Бабушка сидела на табуретке и как-то странно смотрела на детей, чуть склонив голову набок.
 Аня начала есть с аппетитом, немного заразив этим и Тима. По крайней мере свой кусок хлеба он осилил. Правда, от каши отказался, только поковырял ложкой. И чай не допил.
 - Ты всё? – спросила мама, бросив взгляд на часы.
 - Пускай чай допьет, - сказала старшая Аня.
 - Ой, пусть не допивает. Меньше пописает. В туалет сходил?
 Тим переглядывался с младшей Аней и не спешил вставать из-за стола.
 - Иди одевайся, - поторопила мама. – Пошевелись маленько.
 Сама мама и старшая Аня уже были нарядные, как будто собрались не в дорогу, а на танцы.
 Тим вздохнул и медленно пошел в другую комнату.
  Бабушка засмеялась ему вслед, но лишь делая вид, что ей весело:
 - Не хочет уезжать от бабушки!
 - Спать он хочет, - сказала мама. – В автобусе отоспится.
 На самом деле Тим уже совсем не хотел спать. Просто сейчас, когда все-таки наступило это время отъезда, в голове было столько всего. Он ждал этого момента и как бы готовился, но все равно оказался не готов. Только сейчас он начал по-настоящему осознавать, что уже не пойдет сегодня куда-нибудь, куда угодно, да хоть на плотину, хоть в плодосад. Не будет вечером встречать Зорьку, не погуляет с друзьями, не увидит Катю.
 Все это останется, а он уедет.
 Было в этом что-то непостижимое.
 Но и ворон останется здесь. Не полетит же он следом?
 Тим кое-как натянул чистые и выглаженные вещи и поспешил на улицу.
 - Ты куда? – попыталась остановить мама.
 - Я только на крыльцо.
 - Не пачкайся.

  Зачем-то Тиму очень нужно было увидеть ворона именно сейчас, чтобы убедиться в чем-то смутном, чего он и сам не понимал.
 Тим стоял на крыльце, обшаривая взглядом окрестности.
 Глупой птицы нигде не было.
 Внизу у крыльца стояли уже собранные в дорогу сумки и один чемодан.
 На улице, особенно над плотиной низко висел легкий туман. Раньше Тим, такого не замечал, может быть, потому, что просыпался чуть позже, чем сегодня.  И почему-то даже этот туман, от которого все становилось чуть неземным и загадочным, а значит, и интересным, все равно навевал неявную грусть. Словно сама осень показалась самым краешком.
 Тим спустился с крыльца, дошел до бани.
 Отчего-то он был уверен, что ворон покажется. Он просто обязан в такой день.
 Тим не знал, зачем стоит здесь и ждет какую-то птицу, и почему испытывает досаду.
 Что ему нужно?
 Не затем же он вышел, чтобы попрощаться?
 Было тихо до звона. Вдруг где-то рядом прокричал бабушкин петух. А где-то далеко-далеко, в деревне, ему отозвался другой. Слышимость была такая, что звук этой переклички отчетливо донесся до Тима.
 Проснулись все птицы, и только ворон где-то скрывался.
 Надо бы сказать Ане, чтобы она передала ему, что он трус и предатель, а значит, Тим все равно победил.
 Но Аня так и не видела ворона. Наверное, он от нее прятался. Может, и правда, она какая-нибудь ведьма.
 Но сейчас ворон прятался и от Тима. Почему-то это было обидно. Как будто между ними была тайна, и это не могло, не должно было закончиться просто так.

  На улицу выглянула старшая Аня.
 - Тимка, заходи, - позвала она. – Прощаться пора.
 Тим вздохнул и еще раз обвел взглядом окрестности. И сейчас он не столько искал птицу, сколько просто старался запечатлеть все это, словно фотографировал без фотоаппарата. Все привычное, но вдруг какое-то новое, будто видел впервые: высокий лес за ручьем, баню, сарай, летнюю кухню, огород.
 Захотелось сбегать в секретный штаб в крапиве, но, кажется, он уже не успевал. Старшая сестра была настойчивой и не уходила без него.
 Пришлось идти за ней.

  Прощаться всегда плохо, но этот момент все равно наступает.
 Мама легонько толкнула Тима за занавеску к прабабушке. Он не сопротивлялся, понимая, что это нужно.
 Когда-то прабабушка, наверное, была такой же высокой, как дедушка, а сейчас почему-то показалась маленькой. Может быть, из-за её худобы, как будто она была совсем невесомой. Сейчас она не лежала, как обычно, а сидела и словно ждала его.
 Конечно, ждала.
 Хотя Тим, стоя, был почти вровень с ней, все равно не мог отделаться от ощущения, что она маленькая и хрупкая. Прабабушка больше не пугала, скорее, Тим почувствовал какую-то смутную жалость.
 И вместе с тем было все равно жутковато. Особенно, когда она потянулась к нему своими сухими, похожими на куриные лапки, руками.
 Тим напрягся.
Прабабушка взяла его за плечи и придвинула к себе. Не то, чтобы в этих руках было много силы, скорее, наоборот, но не подчиниться было невозможно.
 Прабабушка поцеловала его в щеку сморщенными губами, а потом что-то зашептала в ухо. Тим покрылся мурашками, однако он не понял ни слова. Для него это был просто шелестящий звук.
 Стараясь не дышать, он бледно улыбнулся и даже сделал несмелую попытку слегка приобнять прабабушку. Вот бы Аня поразилась!
 Наконец она, не сказав больше ни слова, легонько оттолкнула Тима, и он почти с благодарностью вывалился за занавеску.

  С дедушкой он прощался по-другому. Тот все так же сидел на своей койке, а когда Тим побежал к нему, поднял руки и сделал попытку подняться. Но не успел, потому что внук уже подскочил и обнял его от всей души.
 Дедушка что-то сказал, похлопывая его по спине, но и здесь Тим не расслышал. Щека дедушки была колючей.
 Когда Тим наконец отстранился, то с удивлением заметил, что улыбающиеся глаза дедушки как-то подозрительно блестят, как бывает на сильном ветру.
 Но дедушка ведь не плачет.
 Тим почувствовал какой-то спазм в горле, и неожиданно у него тоже защипало глаза.
 Мальчики тоже не плачут.
 Тим опустил голову, отворачиваясь, и начал ненужно суетиться, сделав вид, что у него срочное дело, например, проверить в другой комнате, не забыл ли чего. Только бы Аня не увидела, засмеет.

  С остальными предстояло прощаться немногим позже. Бабушка и младшая Аня пошли провожать их до самого автобуса.
 Обычно автобус забирал людей у клуба, но запросто мог остановиться где угодно. Для мамы Тима и остальных удобно было на выезде из деревни, там, где насыпь дороги спускалась к земле, чтобы не пришлось подниматься в гору. До клуба с вещами было далековато. Но и здесь какое-то расстояние приходилось пройти.
 Пока они шли вдоль «грейдера» и забора пилорамы, знакомый автобус, пустой, как раз проехал мимо них в сторону деревни. Это значило, что через какие-то минуты он поедет обратно. Именно столько времени оставалось Тиму здесь находиться. Он шел, чуть сгибаясь под тяжестью объемной сумки, и наконец поставил ее на землю, когда все остановились.
 От самого дома мама молчала, а сейчас Тим посмотрел на нее и как будто не узнал – настолько незнакомым показалось ее лицо. Словно она знала что-то очень, очень плохое, какой-то огромный секрет, и не могла об этом говорить. В глазах ее блестели слезы, и в этом не приходилось сомневаться.
 Тим совсем упал духом, ему и до этого было грустно, не прельщала и дорога со всеми ее приключениями.
 В тишине утра послышался протяжный, чуть заунывный, с каким-то надрывом звук автобуса, а потом показался он сам.
 Автобус остановился на дороге недалеко от них.
 - Пора, - сказала бабушка. – С Богом.
 Этот момент наступил неумолимо.
 Бабушка обняла маму, и вдруг обе заплакали почти навзрыд.
 Тиму стало совсем нехорошо.
 Младшая Аня сказала:
 - Пока, братик.
 А потом как-то странно шмыгнула носом и неожиданно крепко обняла Тима. Тим не мог вспомнить случая, чтобы они обнимались вот так. Почему-то ему представилось, что она пойдет без него – одна или с Леной – в их крапивное убежище, будет «варить» там ведьмовские зелья или делать что-то еще, когда Тим будет уже далеко. Стало как-то завидно, к тому же, это вообще плохо умещалось в голове. Но больше всего было грустно, больше всего было просто жаль расставаться.
 
  Потом его обнимала бабушка, все еще плача, а Тим старался держаться изо-всех сил, чтобы не заплакать тоже.
 Потом они снова обнимались, а автобус терпеливо и неизбежно ждал.
 В последней суматохе они что-то горячо говорили друг другу, словно не успели сказать раньше, заносили вещи в автобус, и наконец двери закрылись, разом отгородив от всего родного, что здесь оставалось.

30.

  Поздоровавшись, Тим прошел в самый конец автобуса, где любил ездить больше всего – иногда здесь классно подбрасывало. Мама села посередине, но у окна. И она все махала рукой и всхлипывала. Рядом с ней села старшая Аня и тоже подалась к окну, чтобы помахать. Тим тоже махал.
 Бабушка и младшая Аня сиротливо стояли внизу у дороги и обе выглядели несчастными.
 Что-то заскрежетало впереди, и автобус тронулся, вроде как неспешно, но все равно быстро поднимаясь на насыпь «грейдера». Бабушка и Аня остались позади и все еще махали вслед. А еще Тиму показалось, что будто бы кто-то бежит со стороны деревни, но он отвлекся, когда мимо промелькнул забор пилорамы, вдоль которого они совсем недавно шли, а потом на какие-то секунды показался родной одинокий дом с маленьким палисадником перед ним. На миг Тиму показалось, что он увидел на крыше, на самом коньке, неподвижно застывшего ворона, но потом мимо проплыл огород, а сразу за ним начался плодосад, и Тим уже не был уверен.
 Когда Тим снова посмотрел в заднее окошко, забравшись коленями на сиденье, то уже никого не увидел – ни бабушки с Аней, ни тех, кто там мог бежать из деревни, ни ворона.
 Все уходило вдаль и терялось в пыли.

  В автобусе было еще два пассажира. Одного из них Тим, вроде бы, слегка знал. Кажется, его звали дядя Семён.  Сейчас этот дядя Семён сказал:
 - Вот и Воротовы разъезжаются поманеньку.
 Мама тяжело вздохнула. Тим обернулся на голос, а дядя Семён с улыбкой посмотрел прямо на него.
 - А тебя ведь там ребятишки стояли ждали у клуба. А вы вон где сели.
 - Значит, не судьба, - сказала мама бесцветным голосом, думая о чем-то своем.
 Тим отвернулся, почувствовав, как у него предательски кривятся губы.

  Плодосад закончился, осталась позади Дальняя плотина, и начались поля. Все уходило.
 Если бы кто-нибудь сказал Тиму, что он видит все это в последний раз, он бы точно ни за что не поверил. Или кто-то сообщил бы, к примеру, что никого из людей, которые остались позади, за окошком автобуса, где-то там в конце дороги, он больше никогда не встретит, то, наверное, Тим бы просто рассмеялся. Но, в любом случае, это было расставание, и он смотрел в окно с непонятной самому щемящей грустью, и в памяти оживали еще такие недавние моменты. Здесь они купались, а Генка здоровски прыгал с камня. А вон там они собирались играть в войнушку, а потом Тим бежал за Катей. Тот день он вспоминал с особенной теплотой, несмотря на короткую и некрасивую размолвку.

  Вскоре Тим уже настолько увлекся самой дорогой, что перестал грустить и просто с интересом разглядывал пейзажи. Спать совсем не хотелось.
 Обязательно будет новое лето, потому что иначе не бывает. Ждать долго, спору нет, но, как ни странно, все проходит, и всегда приходит что-то новое. Все, что оставалось позади, уже казалось смутным и далеким.
 Что-то всегда уходит, избежать этого нельзя.
 

  Иногда кажется, что некоторые дела остаются недоделанными, а дороги обрываются и никуда не ведут, но, если честно, каждая из них что-нибудь да значит. Если ты ребенок, скорее всего, твои дороги определяют взрослые. Можно не вникать в их разговоры, в то, о чем они молчат или говорят не при тебе. Можно не обращать внимания и пропускать это через себя, как непонятный фон. Жизнь взрослых вообще загадочна и непостижима, она проходит где-то в стороне, но именно то, чего не замечаешь, в конце концов имеет значение.
 Прабабушка умерла в начале зимы. Мама, а потом и Тим, узнали об этом из письма, даже не из телеграммы. Мамина сестра тетя Ира, от которой было письмо, сообщала, что могила провалилась на третий день. Тим не знал, что это значит и куда она могла провалиться, но, возможно, прабабушка все-таки была ведьмой.
 Дедушка скончался по весне, но мама об этом так и не узнала, потому что ее самой не стало еще раньше.  Некоторые взрослые решения приводят к трагедии. Никогда не знаешь, можно ли было чего-то избежать или исправить, и какой в этом смысл. Известно только, что все заканчивается. Как день и ночь. Как хорошее и плохое.
 И как это лето.
 И точно также не бывает так, чтобы потом, как всегда, не приходило что-то другое. Что-нибудь для кого-нибудь. Не обязательно хорошее или плохое, просто новое. Как новая дорога, например. Неизвестная и неизведанная, но всегда узнаваемая, как продолжение всех старых дорог.
 Но это, как говорят понимающие люди, уже совсем другая история.