029. Г. Захарьин 1829-1897 гг

Григорий Антонович Захарьин  - великий русский врач-терапевт. А.П. Чехов писал в одном из своих писем: «В русской медицине Боткин то же самое, что Тургенев в литературе. А Захарьина я уподобляю Толстому — по таланту…». Слава Захарьина далеко перешагнула границы не только Московского университета, но и границы Российской империи. В музее Московского университета хранится темно-синяя, с позолотой,  ваза севрского фарфора, присланная парижскими врачами в знак восхищения достижениями профессора Захарьина и терапевтической клиники, которой он руководил более тридцати лет. Вместе с тем вокруг имени знаменитого доктора клубился рой завистливых слухов и домыслов.      

Родился  будущий медицинский корифей 8 февраля 1829 года в Пензенской губернии в семье помещика. Его отец Антон Захарьин происходил из древнего боярского рода, известного с начала  XVII столетия. Женился помещик на дочери надворного советника,  выкреста из евреев, Людмиле Григорьевне Гейман. Семейная жизнь у родителей Григория не сложилась, они расстались, и мальчик воспитывался без матери, в отцовском имении, находившемся в Саратовской губернии. В Саратове Григорий окончил гимназию и шестнадцати лет поступил на  медицинский факультет Московского университета. Юноша учился очень хорошо, и после окончания курса был оставлен ординатором факультетской терапевтической клиники. В 1854 году  Захарьин защитил на латинском языке докторскую  диссертацию о послеродовых заболеваниях и был командирован на усовершенствование в Европу. Молодой доктор стажировался у тогдашних медицинских корифеев -  Р. Вирхова, А. Труссо, Й. Шкоды. Вернувшись в Россию, он читает курс диагностики внутренних заболеваний, а в тридцать лет становится профессором терапевтической клиники Московского университета.

Захарьин ежедневно посещал родную клинику на Страстном бульваре и консультировал больных.  Делал он это, не исключая праздников, поскольку, по его словам, «в страданиях больного таких перерывов нет». С 10 до 12 часов он, опять же ежедневно, читал лекции для студентов. В Большой медицинской энциклопедии говорится, что в этом качестве  он «работал почти до самой смерти». Клинические лекции Захарьина  по диагностике и общей терапии  были переведены на английский, немецкий и французский языки.  Это успех, редко выпадавший на долю русских профессоров-медиков.

В основу своего подхода к терапии  Захарьин положил достаточно простой, но крайне действенный принцип — лечить больного человека, а не отвлеченную болезнь какого-либо органа. При этом Захарьин  старался придерживаться проверенных временем способов  лечения, не увлекаясь модными методиками и нововведениями, и часто повторял знаменитое суворовское изречение: «Ты, брат, тактик, а я – практик».
В плане диагностики заболеваний, он создал свой собственный клинический метод, основу которого составляет тщательное и всестороннее изучение пациента, стремление проникнуть в его жизнь, в его психологию, тщательный сбор информации о всех деталях работы и быта больного. У врачей это называется сбором анамнеза, что в переводе с греческого  означает воспоминания. Обычно анамнез состоит из двух частей: истории жизни - анамнеза вите  (anamnes vita) и истории болезни - анамнеза морби (anamnes morbi).

Захарьина интересовало все, какая у больного семья, куда выходят окна его комнаты, что он ест утром и что вечером, на каком боку спит, что пережил в прошлом и как представляет свое будущее. Он презирал врачей, не способных лечить человека без предварительных лабораторных анализов. По мнению Захарьина, только всестороннее знание всех особенностей жизни, быта, прежних заболеваний,  полученное после обстоятельной беседы с пациентом, позволяет  выяснить этапы развития заболевания, определить причины его возникновения, установить вредные  факторы  воздействия среды, привычки, наследственные особенности человека.  Таким образом, врач получает целостную картину внутреннего состояния больного человека, выясняет природу его заболевания.

Однажды его вызвали к  купцу, изнемогавшему от постоянных простуд и кашля. Едва взглянув на тяжко кашлявшего больного, профессор сказал: «Отлежись неделю, а потом перестань ездить на лихаче  через Ильинку…»  И забрал тысячный гонорар. И вскоре купчина с удивлением рассказывал приятелям о чудном докторе, исцелившим его от затяжной хвори. Один из ассистентов Захарьина поинтересовался, в чем заключался секрет этого совета. «Все очень просто,  молодой человек, - отвечал  Захарьин. – Я увидал в комнате у купца множество икон, понял, что человек он богомольный, а когда едет к себе в контору до Ильинки, то обязательно крестится на каждую церковь, снимая  при этом шапку – это в нынешний-то мороз! Вот отсюда и его постоянные простуды!» Он высоко ставил значение гигиены, и считал что без гигиены борьба за здоровье не имеет смысла. Как-то приехав по вызову в дом  фабрикантов Хлудовых, профессор палкой разбил окна, которые годами не открывались, вспорол ножом перины и подушки, кишащие клопами, перебил посуду на  кухне, обнаружив там остатки вчерашнего ужина, которые «жаль выбросить, коли деньги-то плачены». В довершение всего он приказал отправить на помойку бочки с прошлогодней квашеной капустой. В этих устоявшихся привычках в семье богатого фабриканте и лежала причина  недомоганий его домашних.

В эти годы студентов даже больше, чем занятия, привлекала политическая деятельность, участие в революционных кружках, распространение прокламаций, осуждающих  правительство, акты терроризма. Захарьин не только не симпатизировал революционным веяниям, дувшим  с запада, но был упрямый консерватор, дружил  с обер-прокурором К.П. Победоносцевым, лечил высшие чины империи.

В  марте 1896 года Московский университет, а затем и всю Москву поразила сенсационное известие: знаменитый профессор Г.А. Захарьин,  возглавлявший кафедру и клинику более 30 лет, объявил о своем намерении выйти в отставку. Причиной отставки стал извечный «конфликт отцов и детей». К концу 1895 года тлеющий конфликт между заведующим кафедрой и студентами вспыхнул ярким пламенем. На студенческой сходке еще в  ноябре 1895 года была вынесена резолюция о наказании консервативного профессора и об объявлении ему бойкота. О своем постановлении студенческая депутация уведомила Захарьина 12 ноября. Изумленный профессор растерялся и промолчал. На следующий день, 13 ноября, профессор вошел в пустой зал: вместо обычных двухсот человек на лекции пришло  только четыре студента - остальные горланили  за дверями аудитории. Но не только это обстоятельство задело Захарьина – его поразило поведение коллег по университету,  трусливо смолчавших или злорадно посмеивающихся над тем, кого еще вчера они почтительно именовали величайшим клиницистом и диагностом.

Этот моральный удар надломил, казалось бы, железного Захарьина. Он и до этого  не отличался богатырским здоровьем, страдал тяжелым ишиасом (невритом седалищного нерва), который  он сравнивал с пушечным ядром, прикованным к ноге каторжника. 22 декабря 1897 года у Захарьина неожиданно появилось поперхивание, смазанность речи, резкая слабость. Больного врача уложили в постель. Для профессора не был загадкой диагноз сразившего его рокового недуга – инсульт. Весь день он слабеющим языком сделал все нужные распоряжения и спокойно  простился с родными. На следующий день Григорий Антонович Захарьин умер от повторного кровоизлияния в мозг…

Обычно заслуженных  профессоров Императорского Московского университета  отпевали в университетской церкви святой Татианы, потом студенты на руках несли гроб на кладбище, здесь говорили речи, возлагали венки… На этот раз все произошло иначе. В скромной приходской церкви, неподалеку от дома отпели того, кто был одним из создателей русской клинической школы. «Странная судьба,  -  писал профессор В.Д. Шервинский. - Странно то, что профессора, создавшего новую медицинскую русскую школу и оставившего глубокий след в русской врачебной жизни, наказали, - я прямо выговариваю это слово, - неуважением  при конце его жизни».
Рядом с храмом Владимирской иконы Божией Матери в Куркино под Москвой построенном  в память спасения Белокаменной от нашествия крымского хана Мехмеда Гирея, находится склеп-часовня. Она была возведена  академиком  архитектуры Ф.О. Шехтелем, и в ней  покоится тело великого терапевта.