Благодать

БЛАГОДАТЬ
По завершении весьма удачного фильма «Срезки очередной войны», получившего призы на 14 международных кинофестивалях и «Серебряного голубя» в Лейпциге, Виталий Манский задумал снять фильм на свои собственные деньги.
Шёл 1996 год, весьма смутный период времени, когда можно было кое-какие вещи просто обделывать. Ну, например, можно было учредить за 10 000 рублей маленькую студию «МВ студия», не вставать на учёт в налоговую инспекцию и таким образом, обладая печатью, начинать действовать, не платя налоги и не светясь нигде. Главное, можно было писать официальные письма и обращаться в разные инстанции.
Виталий долго выбирал тему – всё-таки потратить, как он прикинул, на съёмки плёночного фильма порядка 30 000 долларов – это была не шутка по тем временам.
И вот он мне и говорит: Слушай, я тут совершенно случайно посмотрел по телеку передачу «Крестьянский вопрос», это российское телевидение. И там был очень интересный сюжет: где-то в тульской области на селе живёт дочка народного артиста СССР Сергачёва и работает там фельдшером. Но главное, она там в отдалённой деревне делает обход пожилых жителей и заходит в дом к одной пожилой бабки, которая живёт с сестрой-карлицей, всячески ухаживая за ней. Говорит, что они так живут последние лет 50. Представляешь? Вдали от всякой цивилизации и прочего последние 50 лет выживают две старухи, да ещё такие экзотичные… Это изобразительно можно очень хорошо подать. Я бы снял. Но они, заразы, даже точного названия деревни не сказали. Я был бы рад, если ты возьмёшься, всё разведаешь – может, на телевидение сходить в редакцию программы и прикинуться как-нибудь? А то я уже звонил, а они отказались мне что-либо говорить… Говорят, Сергачёв не хочет, чтоб кто-то знал, где конкретно его дочь. А я имел неосторожность засветиться. Может, у тебя получится? А потом туда съездишь, напишешь сценарий, и мы в мае уже сможем туда поехать на съёмки…
- Какая цена вопроса?
- Гонорар – 500 долларов, это же мои деньги! Поэтому сколько могу. Разумеется, ознакомительную поездку я оплачу. Только когда поедешь, обязательно постарайся всё сфотографировать по максимуму.
Я немного подумал и собрался идти на российское телевидение. По телефону наплёл, что мои коллеги-иностранцы хотят приобрести фрагмент той самой передачи. Мне тут же сказали, что весь материал у режиссёра, и надо бы с ней переговорить, чтоб она Вам показала, а Вы отобрали. Режиссёра звали Наталья Сергеева.
Я позвонил ей и пришёл в монтажную, располагавшуюся на Ленинградском проспекте.
Наташа мне показала все съёмки на мониторе и даже без вопросов сказала, что это Ефремовский район Тульской области, деревня Сторожа. Я обещал рассказать об увиденном моим иностранным коллегам, и мы расстались.
Так я узнал, куда надо ехать. Сообразив, что 7 марта будет субботой, я отбил телеграмму Прасковье Петровой, что я приеду к ней с телевидения. Не хотелось ехать и никого не застать.
Удивительно, но телеграмма дошла и Прасковья со своей сестрой-карлицей меня ждали. Но перед этим я доехал ночным донецким поездом до Ефремова, на автовокзале сел на автобус, и в 7 часов утра сошёл на остановке практически в поле – это было село Благодать с действующим храмом.
А далее, следуя полученной инструкции, прошёл пешком по просёлочной дороге 10 километров до деревни Иванниково, и ещё 2 километра практически по бездорожью, утопая в мокром снеге, до деревни Сторожа.
В Иванниково прямо на моих глазах приехала автолавка – такой фургон на колёсах, из которого всем желающим продают всё, начиная от хлеба и продуктов и кончая женскими халатами. Я даже повстречал девушку с ребёнком, которая фигурировала в программе «Крестьянский час» - она покупала тот самый халат в автолавке. Она сообщила мне, что их фельдшерица не выдержала трудностей жизни в глуши и уже уехала обратно в Москву. Речь как раз и шла о той самой дочери артиста Сергачёва.
Но моей целью было дойти до Прасковьи. Сфотографировав окрестности, я прошёл те два километра, и Прасковья меня уже просто обнимала, так она рада была нашей встрече.
Сторожа была удивительной заброшенной деревней. На входе всех встречал только что сожжённый зимой дом московских дачников – так мне объяснила Прасковья: У нас тут оне покупают, обрадовавшись дешевизне, всего-то 50 000 каких-то рублей за каменный дом дореволюционной ещё постройки (по тогдашнему курсу это было где-то в районе одной тысячи долларов), ну, там подновят чего-то, побелят, подремонтируют, даже лето проведут здесь…А как только съедут, мы их зимой жжём, потому что не нужны они нам здесь! Не надо… А если ты такой дурак и не понимаешь, что лезешь со своим в чужой огород, ну, это уже твоё личное дело!
А вокруг стояло ещё десятка четыре каменных домов разного вида, да ещё с каменными погребами рядышком.
- А чего же ты хочешь, - говорит Прасковья, - ведь до революции вон мои родители богато жили, могли себе дом и из камня построить – ведь земля-то чернозём! Здесь, знаешь, какие урожаи были? Любо-дорого! Да у нас, когда колхозы начались, никто и вступать-то не хотел добровольно, всех загоняли! А после сталинской статьи о головокружении от успехов, слыхал такую, все аккурат и вышли! А потом ещё пять раз вступали и выходили, вот такая была жизнь… А ты не смотри, что у нас тут ещё деревянные дома вперемешку с избами стоят – это уже в позднее время люди построились. Вон Хрущёв с тунеядцами боролся и высылали их, якобы, на 101-й километр, а на самом деле, их к нам присылали – это с конца 50-х годов… А у нас магазина-то нет, до магазина и тогда было все пятнадцать километров, водки-то не больно попьёшь, намаешься за ней бегать! Вот люди и обживались, скотину заводили, овец с поросятами… Земля-то богатая, выпусти их за плетень, они сами себе пропитание найдут… Я бы и сама сейчас держала бы поросёнка, да уже умаялась, а у меня ещё Мария на руках… Так что в моём хозяйстве одни куры да индюки…
Дом у Прасковьи с Марией был каменный, разделённый на две части: на одной они жили, на другой, где и потолка не было, жила птица, которая то и дела взлетала на разные жерди под крышей… Здесь, на этой половине, всё было в помёте.
- Да, в исконной деревне всегда так и было, - уверенно говорила Прасковья, - Так-то вот скотину всегда и держали, телят ещё поросят…
А когда мне вздумалось сходить по нужде, и я ничего такого во дворе не нашёл, Прасковья только рассмеялась:
- Да, мы сызмальства всегда ходили в кустики, и у дедов также было, какие тебе ещё уборные?..
Прасковья тут же что-то собрала на стол, я выложил свою коробку конфет, которую тащил с самой Москвы, она – квашеную капусту с огурцами, варёные яйца…
-  Только у нас вот бутылки сейчас нет… У тебя денег-то, Витя, не найдётся? Я б к куме за самогоном быстро сбегала – у неё он очень хороший, да и недорого…
Конечно, у меня нашлось…
И Прасковья меня начала живо спрашивать, чем же это они нас заинтересовали, да что за кино, да где будут показывать и как нужно подготовиться?..
Я только сказал, что мы постараемся приехать в конце апреля, нам ничего такого особенного не нужно, разве что где бы помещение найти, чтоб поселиться недельки на две.
- О! Это вообще не вопрос, у нас тут полно пустых домов – вон на соседнем дворе большой стоит и с печкой, я ключи у соседа возьму, ему надо будет только заплатить немножко…
Я обещал обязательно отбить телеграмму о приезде и поковылял в сгущающихся сумерках обратно 10 километров…
Виталий посмотрел фотографии, выслушал мой рассказ и сказал:
- То, что надо! Будем снимать фильм. Надо бы только заявку написать посмачнее, будь другом! И договорись с кем-нибудь о переводе на английский.
- Зачем?
- Да, ты знаешь, я договорился с финским продюсером, но он не хочет сейчас, в начале нашего с ним пути, давать авансы. Он хочет утвердить заявку и обещает выплатить расходы по производству, но только когда фильм будет сделан и его устроит. А тогда всё будет возмещено. А ты думаешь, откуда деньги 30 000? Да мне пришлось занять у знакомых чуть ли не половину и надо будет отдавать.
- Рискуешь…
- Не боись, всё получится, я верю… Значит, так. Оператора возьмём Вороновича с Центрнаучфильма, он же Воронов. Хороший оператор и ему всё равно деваться некуда – там производство сворачивается, все в простое. Звукооператор оттуда же, супертехник… - он пьющий, но во время работы в завязке, а нам нужен обязательно человек, кто будет кассеты с плёнкой заряжать и фокус по команде на камере перемещать. Без супертехника не обойдёмся… Много народа… Слушай, а у тебя не найдётся девушки, которая бы с нами поехала помогать по хозяйству, еду готовила, за печкой следила… Я бы оплатил…
Я сказал, что есть у меня вариант, и уговорил свою однокурсницу Лену Козлову, чтоб она поехала с нами на две недельки. Она же сама из волжской деревни, ей должно быть всё знакомо и поехать на съёмки – это же интересно.
Лена согласилась.
И вот мы за день до приезда всех с Леной сели в тот же донецкий поезд и поехали вдвоём подготовить жилище для приезда группы. Я, конечно, отбил телеграмму Прасковье, как и обещал.
Всё получилось – лучше не бывает. Прасковья сразу признала Лену за свою и всё ей показала. Пришлось бороться с давней грязью и трещинами в печке. Мы не удивились и мирно шмыгающим крысам. Но они должны были уйти, когда здесь будет толпа народа.
Группа приехала. Виталий осмотрелся, познакомился и переговорил с некоторыми жителями и составил своеобразный план съёмок:
- Значит так, снимаем только отобранных нами героев, остальных жителей деревне не снимаем – пусть на экране будет иллюзия, что в деревне живёт немного людей и только старики. Нужны какие-нибудь ударные эпизоды. Вот что я думаю: во-первых, мы снимем, как им привозят хлеб – но только не так, как на самом деле, в лотках, целлофане и на машине. Мы купим заранее буханок тридцать и выложим их на телегу с сеном и пусть её тащит белый конь, а старухи якобы покупают у возницы буханки. Они не пропадут, раздадут потом своим птицам и скотине. Коня возьмём на колхозной ферме в Иванниково и всё оплатим. Вообще к нам через пару дней должен приехать фотокорреспондент из «Огонька» - я уже договорился – надо будет его встретить на шоссе тоже с телегой – не пойдёт же он пешком 10 километров, придётся тебе за ним съездить утром и привезти. И это тоже оплатим. Далее, думаю, пусть тут местный старик-алкаш заколет свинью, якобы на праздник – скоро же Пасха, а потом разговление, да тут все будут хряков закалывать, но мы снимем красиво: старик изо всех сил старается попасть хряку в сердце – это ведь и здоровый мужик не сразу сможет, тут сила нужна… Постараемся его уговорить на это. А то, что наш старик – родственник директора мясокомбината из Москвы, мы никому не скажем… Надо бы ещё что-нибудь придумать, чтоб показать Прасковью, борющуюся с какими-нибудь трудностями или что-то делающую необычное…
К вечеру мы ещё познакомились с местными молодыми людьми, живущими здесь, потому что их выселили из Тулы на всё тот же 101-й километр. Они захватили ещё краешек эпохи, когда выселяли из городов за мелкое хулиганство. Виталий озаботился, что нужен запас продуктов, и те предложили за миллион заколоть барана, освежевать, разделать и хранить в погребе, пока мы его будем постепенно есть.
- А не протухнет?
- Ребята, да Вы чего? Свежатина хоть на жаре может дня три лежать, не протухая! Не знали что ли? А в погребе она и неделю пролежит. Всё будет в порядке, не бойтесь!
Тем самым была облегчён труд Лены, которая должна была готовить обеды на всю ораву. Ведь на одних консервах это делать было невозможно!
Воронов приехал на съёмки вместе с женой, и та решила принять участие в общих разговорах и всяких обсуждениях. Виталию это не понравилось, и он попросил её на следующий день уехать. Занятно, но Воронов стал себя чувствовать в работе свободнее.
Съёмки мы начали с запечатления на киноплёнку хозяйства Прасковьи и Марии. Прасковья решила показать нам, как она ловко управляется с птицей.
- У меня тут есть один шелопутный индюк в хозяйстве – Петя, вечно всех задирает, кур гоняет, надо его на суп пустить.
Прасковья взяла топор и со словами: Петя-Петя, иди сюда, сейчас-то мы тебе голову отрубим! Сгребла одной рукой здоровенного индюка за шею, зажала его локтем и ловко тюкнула топориком, только крылья затрепетали ненадолго.
В другой день снимали телегу с хлебом. Председатель колхоза дал нам сначала обычного вороного коня – пришлось бегать его менять, потому что Воронов говорил, что белый конь на фоне спалённой травы абсолютно чёрного цвета будет выглядеть очень красиво.
Свинью закалывали в несколько заходов, потому что, хотя старик и уверял, что попал длинным ножичком аккурат в сердце хряка, тем не менее хряк ещё изрядно повизжал, а потом встал на ноги и ещё пожевал травки из кормушки. И хотя Виталий с Вороновым хотели снять всё это действо одним планом, этого сделать не получилось – пришлось перезаряжать камеру и ждать, когда старик пырнёт хряка ещё пару раз.
Две недели пронеслись незаметно. Что-то снимали в Чистый четверг и Великую пятницу, но насколько я понимаю, ничего особенного.
Самое главное заключалось в том, что на третий день один из крепких деревенских мужиков позвал меня в дом, и я неожиданно оказался на своеобразных посиделках своеобразного сельского схода. Оказывается, в отсутствии какой-либо власти в деревне (иванниковская власть не в счёт), местные наиболее уважаемые авторитетные деды и бабки собирались раз в неделю у этого мужика и обсуждали и решали все насущные и интересные для них вопросы. Приезд нашей группы для них был понятен – им ещё Прасковья про это доложила, но надо было принять решение об отношении к нам – грубо говоря, устроить нам неприятие и жесткач или выразить одобрение. Слава Богу, они выразили нам доверие, о чём торжественно и сообщили мне.
Я вернулся к Виталию под впечатлением и говорю:
- Слушай, да они тут все живут одним миром, более того, в единении со своей животиной любого рода – недаром даже птица носит человечьи клички, это же вообще единение с Природой с большой буквы! Вот что надо снимать! 
- То есть?
- Ну, например, какой-нибудь загадочный и таинственный ритуал при ясной Луне. Типа сидит на поляне дед, а бабки приходят и осеняют его какими-нибудь пасами, камлают вокруг него, и все они растворяются в природе…
- Здорово! Но нам этого категорически не надо, даже если в действительности что-то подобное и совершается. Мы снимаем здесь максимум реалистично! Да, всё от начала до конца постановочно, но зритель об этом не должен догадываться. Это только мы с тобой знаем! Поэтому сейчас надо придумать какой-нибудь эпизод с Прасковьей, где она испытывает какое-нибудь большое потрясение или переживает какое-нибудь происшествие. И религиозного нам тоже ничего не надо! Снимать, как они в храм на Пасху идут пятнадцать километров – это не то.
- Ну, я не знаю… Тогда привези сюда в гриме двойника Ленина с Красной площади и пусть он зайдёт к Прасковье в гости.
Манский захохотал:
- Ну, обалдеть! Могу представить, что с Прасковьей случится… Помимо кондрашки, она на нас смертельно обидится за эту клоунаду. А мы правду снимаем, а не клоунаду. А точнее, реализм! Думай пока…
И съёмки потекли дальше…
А через две недели мы уехали – взяли паузу: надо было проявить плёнку, отсмотреть всё и решить, чего ещё для картины не хватает.
Во вторую экспедицию я не поехал. Виталий придумал разве что арендовать пожарную машину в Ефремове и пригнать её в Сторожа, чтоб из брандспойта изобразить сильный ливень, поливающий дом Прасковьи с Марией. Ливень получился, да ещё такой, что чуть не поползла одна из стен дома с косогора, на котором этот дом и стоял. На экране бегала, причитая, Прасковья и подставляла под стену различные лесины и доски.
А ещё в Сторожах в какой-то момент пропало электричество, приехал электромонтёр и сказал: да вон на столбе провода немного разошлись, надо подкрутить. Так Виталий надел на ноги Прасковьи монтёрские крюки и заставил именно её сделать эту подкрутку. Да ещё снизу её спросил: Ну, что, оттуда советская власть видна?   
- Не, ничего не видно, - ответила Прасковья.
Так этот диалог с не видимым в кадре режиссёром и встал в начало фильма. Это было моё единственное вмешательство в монтаж картины – Виталий показывал мне несколько вариантов и всё никак не мог определиться, с чего начать. Всё ему хотелось поставить кадр подготовленный – по руке Марии ползёт маленькая божья коровка. Слава Богу, я убедил Виталия, что это для начала фильма будет совершенно не в кассу. Теперь этот кадр где-то стоит – Виталию он всё равно нравился.
Виталий писал какие-то короткие тексты и просил разных героев их заучивать и произносить перед камерой в тех или иных обстоятельствах – действительно, в отдельных эпизодах эти придуманные слова даже хорошо звучали.
А ещё ему очень понравилась придумка, как Прасковья с утра сдвигает занавески сначала с одного окна, а потом с другого и говорит сидящей на постели Марии: Вот, Мария, смотри – это первая программа телевидения, а это вторая. Телевизоры в Сторожах практически не работали – антенны не могли поймать толком телевизионный сигнал, хотя у всех в домах стояли громоздкие ламповые телевизоры.
Фильм сделали и уже начали получать фестивальные призы, и получили даже Золотую медаль кинофестиваля в Сан-Франциско, как внезапно Виталий захотел поехать в Сторожа на микроавтобусе, чтоб летним вечером собрать всех участников и показать им на поляне фильм. И пусть при этом оператор всё происходящее снимает как бы скрытой камерой. Виталию казалось, что у зрителей будет неописуемая реакция, будет весело, живой комментарий, шутки, смех.
Он вернулся из Сторожей обескураженный. Взял и показал мне отснятое: почти час на стульях сидят люди и молча с напряжением смотрят на экран где идёт наша «Благодать». И ни одного смешка, ни комментария, ни возгласа.
- Да потому что получилось кино не про них. Всё же придумано и воспринимается ими как нечто неестественное, - не удержался я.
Виталий посмотрел на меня, но смиряться с такой мыслью ему не захотелось:
- Да просто привычки смотреть на себя со стороны у них нет, и кино документальное они никогда не видели…