Неожиданная гостья

В дверь позвонили. Александр Иванович, муж мой, отложил газету и пошел отворять. Я слышала, как щелкнул замок и как дверь отворилась.

— Саша! — послышался женский голос, мелодичный, с легкой хрипотцой, какая бывает у дам, привыкших к дорогим папиросам.

Я сидела в гостиной с книгой, но строчки вдруг поплыли перед глазами. Что-то в этом голосе заставило меня насторожиться, как настораживается птица, почуявшая приближение кошки.

Выглянув из-за портьеры, я увидела даму лет тридцати, в модной шляпке, с лицом, которое в провинции называют интересным, а в столице — типичным. Она смотрела на моего мужа так, как будто он был редким экземпляром в коллекции бабочек, которую она собирала всю жизнь.

— Привет! — сказала она и улыбнулась той особенной улыбкой, которую женщины берегут для мужчин, с которыми у них есть некая тайна.

И вдруг они обнялись. Александр Иванович, всегда такой сдержанный, такой чопорный, обнимал эту женщину с какой-то юношеской восторженностью. Мне показалось, что в нашей прихожей вдруг стало тесно, как в купе третьего класса.

Еще минуту назад мы с мужем пили чай, говорили о пустяках, и мне казалось, что счастье наше прочно, как хороший фундамент. И вот она — трещина на стене, которую я не замечала.

Я отступила в комнату, прижалась спиной к книжному шкафу и закрыла глаза. «Будь что будет», — подумала я с той покорностью, которая свойственна женщинам моего поколения. Но тут же другая мысль, дерзкая и непривычная, пронзила меня: «Нет! Теперь все иначе. Теперь нас двое в одном — я и дитя под сердцем».

Я почувствовала, как что-то холодное и тяжелое опускается мне на плечи. Они там, у двери, а я здесь, одна, с этой новой жизнью внутри меня.

— Нет, так не пойдет! — сказала я вслух и, сама удивляясь своей решительности, направилась к двери.

Они не заметили меня сразу. Я стояла и смотрела на них, как смотрят на чужих людей в окне проезжающего мимо поезда. Наконец Александр Иванович обернулся, и на лице его отразилось то смущение, которое бывает у человека, пойманного за неблаговидным занятием.

— Оленька, — сказал он с натянутой улыбкой, — познакомься, это Вера, моя подруга детства.

Вера к этому времени уже сняла свое пальто — дорогое, с воротником, который стоил, вероятно, больше, чем вся моя гардеробная. Она была в платье, которое сидело на ней так, словно было частью ее тела, а не предметом одежды. Ее лицо было накрашено с тем искусством, которое делает женщину похожей на дорогую фарфоровую статуэтку.

— Кто это? — спросила я мужа, хотя прекрасно слышала его слова.

— Это Вера, моя подруга детства, — повторил он, и в голосе его послышалась неуверенность человека, который сам не верит тому, что говорит.

— А она имеет какое-то отношение ко мне? — спросила я, чувствуя, как внутри меня поднимается волна, которой я сама боялась.

— Нет, — ответил он.

— Тогда почему она здесь?

— Потому что она моя подруга детства, — сказал он и улыбнулся так, словно извинялся за плохую погоду.

— А если сюда придет чужой мужчина и мы с ним начнем обниматься, тебе это понравится? — спросила я, не глядя на гостью, словно ее и не было в комнате.

— Оля, мы сейчас поговорим и она уйдет, хорошо? — сказал Александр Иванович тоном человека, который хочет закончить неприятный разговор.

Я подошла к ней вплотную и посмотрела ей в глаза. В них было что-то кошачье — самоуверенность и легкое презрение.

— Спать! — сказала я ей тихо, но твердо, словно гипнотизер на ярмарочном представлении.

И — о чудо! — она закрыла глаза и застыла, как восковая фигура. Муж мой смотрел на меня с изумлением, словно увидел впервые.

— Зачем ты это сделала? — спросил он растерянно.

— Это моя территория, — ответила я спокойно, как будто объясняла ребенку простую истину. Через пять минут она проснется.

Я осталась в коридоре, скрестив руки на груди, как часовой у важного поста. Когда она очнулась через пять минут, в глазах ее был испуг, словно у человека, который проснулся в незнакомом месте.

— Дверь там, — сказала я, указывая на выход.

Она ушла, не взглянув на меня, словно я была предметом мебели.

Мы долго не разговаривали с мужем после этого случая. Он ходил по дому как тень, а я делала вид, что не замечаю его. Наконец, он подошел ко мне сам.

— Мы жили в маленьком городке, — начал он, глядя в пол. — Ходили в школу вместе. Я был влюблен в нее, а она... она выбрала другого. Теперь она замужем за богатым человеком. Я просто хотел узнать, что ей нужно, может, помощь какая...

— Узнал? — спросила я.

— Нет, мне это больше не интересно, — ответил он. — В любом случае она должна была хотя бы позвонить сначала, а не врываться так в наш дом.

— Она могла выбрать другой способ поговорить с тобой, но выбрала этот. Это была демонстрация себя, как на подиуме... А ты будешь с ней еще встречаться?

— Нет, ни за что!

Мы помолчали, и в этом молчании было что-то очищающее, как после грозы.

— А мы что будем делать? — спросила я.

— Жить, — ответил он просто.

— Ну и хорошо, — сказала я, чувствуя, как тяжесть последних дней спадает с моих плеч.

— А ты меня ревновала? — спросил он, и в голосе его послышалась надежда.

— Причем тут ревность? Кто-то же должен защищать семью, — ответила я.

— Выходит, ты защищала семью?

— Да, как львица.

— Ты и есть львица, сильная и справедливая. Я всегда это знал.

— Иногда да... но это не физическая сила, как у тебя.

— Я так люблю тебя, прости меня, — сказал муж и обнял меня.

— Давно простила и очень боялась потерять... Мне так хорошо с тобой, хотя ты и ведешься на внешнее, как поросенок.

Он засмеялся, и я поняла, что гроза миновала. В окно светило солнце, и пыль, кружащаяся в его лучах, казалась золотой. Жизнь продолжалась, и в ней было место и для ссор, и для примирений, и для маленьких чудес, которые случаются каждый день, если только мы умеем их замечать.