030 Н. А. Белоголовый 1834-1895 гг
По отзывам отец Н.А. Белоголового был "купец далеко не богатый, очень деятельный, умный и не останавливавшийся ни перед какими жертвами, чтобы доставить детям возможно лучшее образование». Направление его ума в большой степени определилось дружескими отношениями с декабристами, сложившимися к концу 30-х годов. В 30-е годы 19-го века сосланных на каторгу декабристов стали расселять неподалеку от Иркутска. Отец Белоголового был в дружестих отношениях со многими из них. Начальное образование его сын Николай получил в семье декабриста А. П. Юшневского, позднее его учителем был А. В. Поджио. В 1846 году он был определён отцом в частный пансион Эннеса в Москве, в ту пору считавшийся одним из лучших в Москве.
Учился Николай Андреевич вместе с С.П. Боткиным, тоже купеческим сыном, и сохранил дружбу с ним на всю жизнь. Узы этой дружбы были столь сильны, что в 1861 г. Николай специально поехал из России в Вену, чтобы присутствовать на бракосочетании молодого Боткина. Правда, по окончании пансиона их дороги чуть было не разошлись: Сергей Петрович не помышлял ни о чем, кроме медицины, его же друг увлекался и литературой. Даже помышлял о поступлении на словесный факультет университета. Однако не сложилось и он поступил на медицинский факультет, где встретился со своим старинным другом Боткиным. Окончил университет в 1855 году, получил должность городского врача в Иркутске и основал там медицинское общество.
Летом 1861 г. ездил за границу, где познакомился с А. И. Герценом, и стал корреспондировать в "Колокол". Продолжил своё образование за границей, слушал лекции в германских университетах. В 1862 году защитил докторскую диссертацию по теме "О всасывании солей кожею" (М., 1862). Для занятий научной деятельностью Белоголовый переехал в Петербург. Занимался благотворительностью. Был знаком со многими выдающимися людьми той эпохи, многих из них лечил: Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина и др. (опубликовал мемуарно-медицинский очерк о предсмертной болезни Н. А. Некрасова).
В 70-80-е годы 19-го века Тургенев жил в Париже, в одном доме с семьей Виардо. Уже лет 15 как он страдал от периодических приступов подагры. Однако через некоторое время приступы утихали, и он вновь был подвижен и деятелен. В марте 1882 года Тургенев стал жаловаться на "сильные боли в левой ключице, усиливающиеся при всяком движении, и особенно при ходьбе". Эту боль сопровождала "затруднительность дыхания". Его лечили светила французской медицины - П.Сегон и ученик знаменитого П. Буарделя- Г.Гиртц. Они заключили, что у писателя был особый вид грудной жабы - подагрический. Назначили консультацию у виднейшего французского невролога Шарко, который подтвердил этот диагноз и назначил лечение. Но Тургеневу не становилось лучше, напротив его состояние все ухудшалось. Все французские доктора сходились в том, что эта болезнь не опасна, но неприятна тем, что может долго продолжаться месяцы и даже годы.
Лето 1882 года семья Виардо как обычно проводила в Буживале. Тут у Тургенева появился новый мучительный симптом- правосторонняя межреберная невралгия. Эта боль была постоянной и жгучей и не давала пациенту спать. Теперь Тургенева начал лечить французский врач Маньен, по совету которого ему стали вводить в инъекциях морфий в увеличивающейся дозе. Затем пригласили следующего консультанта профессора С. Жакку, который был выдающимся кардиологом и ревматологом своего времени. И этот врач подтвердил диагноз грудной жабы и посоветовал жесткое электризование. А при усилении болей снова морфин и хлоралгидрат, а также припарки и мушки, как отвлекающую терапию. В конце июля Тургенев обратился за консультацией к известному русскому врачу Л.Б.Бертенсону, который назначил молочное лечение, то есть выпивать по 12 стаканов молока в день. Боли стали меньше.
Осенью 1882 года случилось непредвиденное: у Тургенева на животе появилась новая "прелесть", то есть опухоль, которая все увеличивалась. Французский хирург Сегон решил, что это неврома и посоветовал эту опухоль удалить, что и сделали 2 января 1883 года. Сегон торжественно уверял, что операция прошла хорошо: нарост был доброкачественный и больной скоро оправится. Но совершенно по-другому рассуждал русский доктор Белоголовый: "Это скорое заживление раны нехорошо, нарост был раковидный, и к сожалению, он скоро себя покажет в другом виде, так что господа французы напрасно воздают себе хвалу". Сибиряк Белоголовый был первым и единственным, кто при жизни заподозрил у Тургенева рак.
Все произошло именно так, как он и предсказывал. Действительно, после операции состояние Тургенева резко ухудшилось, боль стала нестерпимой, словно осатанела. Французские врачи ошибочно вырезали писателю не неврому, а саркому, и эта злокачественная опухоль в результате операции стала быстро метастазировать в позвоночник. В апреле 1883 года у Тургенева воник приступ сильного кашля, во время которого отошло около полстакана гнойно-кровянистой жидкости, после чего боль прекратилась. Растерянные французские врачи ничего не понимали и стали лепетать что-то о загадочной "желудочно-подагрической невралгии". Одна за другой назначались консультации звезд французской медицины: Бруарделя, Потена, Шарко.. Но ничего кроме морфия они порекомендовать не могли.
Тургенев все больше доверял Белоголовому, писал ему и настойчиво просил приехать, чтобы проконсультировать его. Он уже находился в Буживале. В мае 1883 года врач Белоголовый смог попасть к писателю, несмотря на то что члены семьи Виардо никого к больному Тургеневу не допускали. Он вспоминал: "Мне сразу бросилось в глаза, как исхудало лицо писателя. .. Лежал он на спине и, не повернув головы при моем входе, заговорил расслабленным голосом: "Плохо мне, совсем плохо. Дайте мне что-нибудь, чтобы поскорее умереть и не страдать так.."
По воспоминаниям Белоголового, он еще два или три раза ездил в Буживаль к больному Тургеневу. Беспощадный недуг делал свое дело и развязка приближалась. Не раз Иван Сергеевич упоминал о своем отравлении ядом, который, якобы, подмешивался в его пищу в семействе Виардо. и хотя сам врач в эту историю не верил, но он должен был отметить, что речь больного была последовательна и разумна.
Вскоре после смерти писателя было произведено вскрытие его тела. Вскрытие производил П. Бруардель. Присутствовали П. Сегон, Д. Декку, Ш. Латте и Ж. Маньен. Был найден гнойный очаг в верхней доле правого легкого, а тела 3–5 грудных позвонков и позвоночные диски совершенно распались (полость 5 см). Бронхиальные лимфоузлы были «твердыми и объемистыми». Через некоторое время французские доктора опубликовали официальное медицинское заключение о причинах смерти русского писателя по результатам вскрытия: «И. С. Тургенев умер от раковой опухоли. Первоначально саркома появилась в лобковой области и оперирована доктором Сегоном… Перенос этого страдания в 3-й, 4-й и 5-й спинные позвонки произвел полное разрушение тел позвонков и образование нарыва спереди оболочек спинного мозга. Этот нарыв сообщался фистулезным ходом с одним из бронхов верхней доли правого легкого. Этот метастаз был причиной смерти». Был также найден порок аортального клапана и шесть камней в желчном пузыре.
Примечательно, что результаты вскрытия подтвердили диагноз и предсказание сибирского врача Н. А. Белоголового, что нарост на животе писателя был раковидным, и в результате его поверхностного удаления французскими врачами он быстро начнет метастазировать.
После смерти Тургенева в России, как во врачебной среде, так и в печати поднялся сильный шум по поводу болезни и смерти великого русского писателя. Все недоумевали, как могло так случится, что врачи лечили писателя от одной болезни, а вскрытие показало совершенно другую причину смерти. Все больше стали в российском обществе распространяться слухи, что Тургенев был отравлен в Париже, что лечили его французские врачи непрофессионально, недобросовестно, и возможно даже заведомо неправильно. В газете «Гражданин» от 18 сентября 1883 года Полину Виардо и ее семью прямо обвиняли не только в том, что они обирали Тургенева, но и в умышленном его отравлении!
Чтобы успокоить страсти, в это дело вынужден был вмешаться корифей отечественной медицины С.П. Боткин, который заявил: «На обязанности русских врачей лежит разъяснить русскому обществу самый ход болезни Ивана Сергеевича и тот печальный исход ее, который поразил нас.. Первое, что бросается в глаза, особенно не врачу, это то, что при жизни говорили одно, определили одну болезнь, лечили, следовательно, от этой болезни, а при вскрытии нашли другое… Конечно, этот упрек может быть сделан только не врачом или, во всяком случае, лицом, не имеющим ясного представления о наших диагностических возможностях». С.П. Боткин признавал «расхождение диагноза», но пытался оправдать своих французских коллег, лечивших Тургенева от грудной жабы, в то время как в действительности у него был рак. Он так объяснял происшедшее: «Как бы ослепленные этим диагнозом, они всему остальному придавали второстепенное значение, смотрели на все явления как на результат того же порока сердца».
Чрезвычайно высокий ранг консультантов писателя, Шарко, Жакку, Потена, Бруарделя, Нелатона, придавали особый вес диагностическим заключениям и повели всех остальных по ложному пути. Французские светила шли по пути аналогий с предыдущими болезнями Тургенева. Конечно, лечить тяжелое заболевание Тургенева в то время не было никакой возможности, но врач, зная верный диагноз, мог бы заранее предсказать как будет развиваться болезнь, и у него хотя бы было душевное удовлетворение, что он понимает природу недуга.
Постыдный факт, однако в жизнеописаниях никого из знаменитых французских консультантов И.С. Тургенева не найти ни одного слова об этом «досадном эпизоде»! О том, что эти "великие" врачи допустили роковую ошибку в диагнозе великого русского писателя…
Свидетельство о публикации №225060101108