Призрак Одетты. Глава 3. Яков

ГЛАВА 3. ЯКОВ

Апрель — самый пьянящий месяц в Нидерландах. Даже солнечные лучи здесь другого оттенка: напоминают серебристо-лимонную дымку. Небо над головой, словно множество сшитых между собой холстов, меняло цвет и форму облаков от востока к западу. То голубое с рыхлыми белыми крапинами барашков, то как беспорядочные бирюзовые мазки с тонкой бахромой перистых облаков. Воздух, несущийся с побережья, смешивается с ощутимой влагой, витающей над каналом. Пасхальные кролики контрастируют с буйством тюльпанов, которые в этот период стелются повсюду. Еще немного — и кажется, что даже на трамвайных путях начнут лопаться их упругие кувшинки. Весь город словно окунули в насыщенно-колоритную акварель и осыпали мелкими блестками. Все парки, сады, обочины дорог пестрили цветами всевозможных оттенков. От такого живописного взрыва цветов с непривычки может закружиться голова. И как, скажите на милость, при такой атмосфере можно удержаться от любовных приключений? Это было бы даже неприлично. В этой стране всех и всегда принято любить, и уж тем более в апреле.

Так, по крайней мере, рассуждал Яков, сидя в открытом кафе с новой подругой. Он познакомился с ней всего три дня назад, на одной из закрытых вечеринок. В тот вечер она показалась ему более привлекательной, чем сейчас. Теперь, при свете такого яркого дня, Якову думалось, что у нее слишком красная кожа на лице. Всё это из-за веснушек, которые Яков при свете ночных ламп не заметил. Это было в его привычной манере — сидеть и разглядывать девушку, как черновой вариант скульптуры, ища у нее недостатки. Герман однажды сказал, что недостатки, дополняя друг друга, в совокупности придают лицу уникальность и привлекательность. Именно недостатки и делают лица либо незабываемыми, либо заурядными. Но за всю свою бурную молодость Яков не встретил ни одной особы, чьё лицо бы он запомнил на всю жизнь. Вот и эта подружка тоже хороша, но не до такой степени, чтобы ее можно было выделить из числа других красоток.

Пока он ее бесстыдно разглядывал, девушка сидела напротив и без умолку рассказывала о своем увлечении сноубордом. Якову нравился ее приятный итальянский акцент, и это была веская причина слушать ее, не перебивая. Он так пристально смотрел на нее, что ввел в смущение. Лицо, шея и даже кончики ушей девушки стали ярко-малиновыми.

— Что ты так смотришь? — уводя взор, спросила она.

Яков улыбнулся и покачал головой.

— Всё хорошо, — сказал он.

Он еще раз пристально оглядел ее и пришел к твердому убеждению, что она достаточно хороша собой. Да, она определенно красавица, как и все девушки, с которыми он имел дело. И говорит она очень грамотно и интересно. Яков, как истинный физик-математик, быстро сосчитал в уме дни, за которые она успеет ему наскучить. Так что через несколько секунд он пришел к твердому выводу, что трех дней знакомства с этой веснушкой вполне достаточно, чтобы оставить приятное мимолётное воспоминание об их встречах в своей и ее памяти.

— Хороший сегодня денек, — сказал он. — Можно было бы прогуляться по парку.

— Сама хотела тебе это предложить, — ответила девушка и снова зарделась, как петунья на грядке.

Яков чуть заметно кивнул, подмигнул ей глазами и сказал:

— Да, так и поступим. Но сначала мне нужно сходить в туалет. Ты ведь подождешь?

— Да, мне как раз нужно сделать важный звонок.

— Вот и прекрасно.

Яков одарил ее улыбкой, ведь он, в отличие от нее, знал, что эта улыбка — прощальная. Он вышел из-за стола, прошелся к барной стойке, завернул в туалет. Справив нужду, он вышел в открытое кафе и, даже не глянув на спину сидящей девушки, покинул заведение. Размашисто шагая по тротуару, он набрал Германа.

— Привет, — раздался бодрый голос брата. — Ты вовремя. У меня как раз сейчас перерыв.

— Кто у тебя на этот раз? — спросил Яков.

— Семейная пара, которая никак не может решить, кто будет выносить мусор по четвергам. А у тебя кто?

— С последней вечеринки.

— И где на этот раз?

— В летнем кафе.

— Это уже было. Придумай что-нибудь оригинальнее.

— Откуда мне знать, в какой момент мне захочется закончить общение. Когда мы с ней встретились сегодня, я об этом даже не думал.

— Ты злодей.

— Знаю. Но я думаю, что так всё же честнее. Не надо, по крайней мере, голову морочить ни ей, ни себе.

— Ты хотел сказать «себе».

— Нет, я хотел сказать то, что сказал. Ты ведь психолог и должен лучше меня знать, что так лучше. Ведь любая девушка после моего тихого ухода окрестит меня уродом или паскудой. И это избавит ее даже от малейших страданий. Дескать, не стоит из-за таких, как я, ей переживать. Она меня быстро забудет. Я буду избавлен от извинений, а у тебя станет на одну пациентку меньше

— Сволочь, — выругался Герман.

— Знаю. Но ведь ты сам меня учил не приручать никого, а то геморроя не избежать. Ладно. Ты иди, а то пациенты, наверное, заждались.

— А ты куда сейчас пойдёшь?

Яков пожал плечами, оторвал телефон от уха и посмотрел на экран.

— Так как свидание закончилось, то у меня появилась уйма времени.

— В чём проблема? Сходи на открытые дебаты по биологии. Помнишь, наша блогерша тебя туда настойчиво приглашала.

— Лола?

— Она самая.

— Хм. Даже любопытно стало, как она будет выступать перед публикой без коврика для йоги. С трудом верится, что она разбирается в таких вещах.

— Вот сходи и узнай. Вдруг что-то стоящее услышишь. Она, кстати, выступает от лица креационистов.

— Да ладно. Не может быть, чтобы у нее были такие убеждения. Или это для раскрутки нового блога?

— Сходи и узнай, — настойчиво сказал Герман.

Яков кивнул.

— Вот и умница, — одобрил Герман, словно увидел безмолвное согласие брата. — А вот сейчас мне действительно пора.

Не дождавшись прощания, Герман повесил трубку. Яков еще раз посмотрел на циферблат на мобильнике. Времени еще полно. До университета рукой подать. Делать всё равно нечего. Да к тому же нужный трамвай подкатил, стоило ему приблизиться к остановке. Яков запрыгнул в вагон, просканировал карточку на входе и уселся у окна. Он до того привык ко всему, что творилось вокруг, что все его действия стали машинальными. Яков изредка задумывался над тем, а живет ли он на самом деле, или жизнь его — просто череда машинальных действий? Они с братом жили, как им казалось, полной грудью, но такая ли жизнь должна заполнять его грудь? Когда-то, года в двадцать два, Яков мог глубоко задумываться над всем, что происходит вокруг, ища во всём скрытый смысл. Тогда его амбициозной голове было невдомек, почему в жизни не всё так просто и логично, как в математике. Почему нельзя некоторые вещи взять и продифференцировать, а некоторые пометить знаком константы. Всё тогда было бы предельно ясно. Стыдно ему было бы сейчас признаться в том, что он когда-то мечтал если не изменить мир, то хотя бы нарушить привычный уклад вещей. Смеха ради он порой вспоминал свои неудачные попытки, которые уже детально не мог припомнить. Он просто знал, что было время, когда он был другим. Но это было так давно, что теперь всё казалось сном.

С наступлением весны ему исполнилось двадцать восемь лет. А это, как сказал Герман, очень хороший возраст. Правда, брат не пояснил, чем он так хорош, но Якову было всё равно. Он и сам дивился тому, что ему давно стало до всего всё равно. Может быть, в стихотворении, которое служило ему с Германом паролем, и впрямь есть что-то правдивое? Ведь куда ни глянь, а всё на одно натыкаешься. А если не наткнёшься сразу, то со временем всё равно откроется сущность любой обёртки. Так что всё одно и всё дерьмо. Яков закрыл глаза, так как солнечные лучи начали плясать по его ресницам. Вот так, с закрытыми глазами, куда легче думается о таких важных философских понятиях.

Яков так и просидел, как восковая кукла, пока не была объявлена нужная остановка. После чего он, как живой робот, поднялся с места, щёлкнул по сканеру и вышел на свежий воздух.

Шел он неторопливо, словно намеренно делая неширокие шаги. Особой охоты идти на эти дебаты у Якова не было, но, с другой стороны, новая знакомая Лола вызвала в нем любопытство. И чем ближе он подходил к университету, тем ярче всплывали в его памяти картины, связанные с этой девушкой. Яков спутанно припоминал день их первой встречи. Его родители регулярно посещают одну из русскоязычных евангельских церквей в Амстердаме и ведут там активную деятельность в качестве старейшин. Яков и Герман появляются там только по воскресеньям, да и то лишь ради фанатичных родителей. Община эта не такая большая, так что там все знают друг друга в лицо. А два месяца назад Герман пригласил в их общину юную блогершу Лолу. Где он только добывает таких однотипных девушек, остается гадать. Яков поначалу даже не обратил на Лолу внимания. Статная девушка с броской внешностью и точёной фигуркой, каких у Германа пруд пруди. Лола в первый же день знакомства выказала свой интерес именно к Якову, намекнув, что у нее с Германом чисто деловые отношения. Яков не стал отталкивать ее сразу. Он был не прочь выпить с ней пару чашек кофе и поболтать на отвлеченные темы забавы ради. Но после двух встреч в неформальной обстановке Яков пришел к выводу, что игра не стоит свеч: слишком много говорит она о своем блоге. Помешанных на фитнесе у него и на работе хватает. Но бросить ее без предупреждения, как всех других девушек, ему не удалось, так как Лола обычно первая заявляла, что ей пора идти по каким-то неотложным делам. После пары встреч они виделись теперь только по работе. Перекидываться парой словечек ради вежливости? Яков не видел в этом никакого смысла. Так что через пару недель они стали совсем как незнакомые друг другу люди.

Спустя некоторое время он вошел на свой сайт юных поэтов и наткнулся на интереснейшее стихотворение, оставленное в ответ на его зарифмованные строки о надежде. Яков не замедлил связаться с автором сего творения, и им, на удивление, оказалась Лола. Тогда он впервые взглянул на нее иначе. Забавы ради он написал ей в личном сообщении шуточное четверостишие и почти тут же получил оригинальный ответ. То, как Лола играла со словами и рифмами, пряча порой под определёнными словами скрытый посыл, не на шутку зацепило Якова. С того дня их переписка стихами не прекращалась. Помимо того, что Яков виделся с Лолой на работе, они еще и списывались каждый день. Во время рабочих часов Лола ускользала от Якова, играя с ним, как со щенком. Якова раздражало такое поведение и в то же время по-своему заводило. Он понимал, что она с ним играет, флиртует, дразнит его, но готов был это терпеть. Правда, Яков даже себе не мог ответить, чего ради ему всё это хотелось терпеть. Ведь строить с ней романтические отношения, даже на короткое время, ему вовсе не хотелось. Лола ускользала от него всякий раз, когда он хотел завести беседу на серьезные темы, не важно, будь то поэзия или ее увлечение биологией. А Яков был то ли слишком гордым, то ли чересчур ленивым, чтобы настаивать на беседах и гоняться за одной девочкой, пусть даже чрезвычайно интересной и привлекательной. Поэтому Яков приглашал на свидания других девушек, при этом не переставая вести переписку с Лолой. А вот неделю назад она без стука ворвалась в его кабинет и начала открыто его домогаться. Яков любезно отклонил все попытки девушки склонить его к физической близости, сказав, что еще не готов к следующему шагу именно с ней. Сейчас, когда Яков вспоминал, как уклонялся от губ Лолы, будто смущенный первоклашка, ему становилось так стыдно, что невольно закатывались глаза, и раздавался досадливый выдох. При желании он бы предпочел совсем об этом не вспоминать, но куда деться, когда мысли, как назойливые мухи липнут и не отстают, как бы от них не отмахивались. С этими докучливыми думами Яков вошел в университет. Прошел через просторный студенческий кафетерий, миновал читальный зал и подошел к аудитории, которую Лола указала, когда мимолетно пригласила его и Германа на дебаты.

Яков еще раз мысленно топнул ногой, чтобы отделаться от позора, пережитого тогда в кабинете, и переступил порог просторной аудитории. Народу собралось немерено. Якову даже стало неприятно, ведь когда проходили семинары и дебаты на его факультете, где он, кстати говоря, был спикером, людей собиралось вдвое меньше. Неужели всех так интересует биология? По оживленным лицам присутствующих было понятно, что спор завязался нешуточно жаркий. Яков даже пожалел, что не поторопился и пришел почти под конец.

На трибуне стояли два спикера из разных команд. Высокий блондин с разгорячёнными щеками размашисто жестикулировал, стараясь скрыть мелкую дрожь в голосе. А в нескольких метрах от него стояла Лола. Рядом с ним она выглядела как подросток. Но держалась она уверенно и спокойно, ничем не выдавая волнение. Яков был изумлен тем, как она выглядела в эту минуту. В строгом светло-фисташковом костюме. Светлые волосы гладко зачёсаны в высокую улитку. Но самое главное — какой у нее в этот момент был взгляд. Никакого сарказма, цинизма, жеманства. Она была сама серьезность и просвещение. Такой он не видел ее прежде никогда. Пока он детально разглядывал Лолу, ее оппонент в это время произносил жаркую речь в защиту эволюционной теории. Яков пришел в себя, когда прозвучал гонг, и песочные часы перевернули для Лолы. Он был так поражен такими внезапными переменами, что даже не сразу смог сосредоточиться на умных речах этой фитнес-блогерши. А Лола тем временем смело продолжала:

— …и так как современные методы молекулярной генетики позволяют нам детально изучить весь процесс, проходящий внутри клетки, то мы не можем отрицать уникальную упорядоченность событий и сложную организацию каждого органоида. Утверждение о том, что всё вокруг нас возникло из-за цепочки счастливых случайностей, не выдерживает критики, так как давно стало известно, что синтез и сборка каждого протеина закодированы в инструкции, которую несет ДНК. Таким образом, теория о случайной сборке белка в первичном бульоне не может быть правдивой. До тех пор, пока все научные исследования ссылались на материю и энергию, теория случайного строения белка могла иметь хоть малейшее основание. Но с момента, когда была обнаружена цепь ДНК, к материи и энергии прибавилась информация. Так стало известно, что ни одно звено в нуклеотидной цепи не считывается случайно. О том же, как возникла такая точная последовательная информация в виде ДНК, вы не обмолвились ни словом, хотя вопрос уже неоднократно звучал из моих уст. Теперь вернёмся к возрасту нашей планеты. Ваша отсылка на миллионное количество слоев в ледниках не может быть существенной. Так как путем длительного исследования учеными было обнаружено, что число слоев в древних ледниках указывает не на количество лет, а на смену оттепелей и похолоданий, которые за год могут случаться десятки раз. Я также имею несколько критичный взгляд на радиоуглеродный метод, о котором вы упомянули. Всем нам известно, что концентрация и количество изотопа углерода в атмосфере и в живых организмах не могут браться даже как приблизительные показатели. И хотя нам известен период распада изотопа углерода, который приблизительно равен пяти тысячам семистам тридцати годам, мы всё равно не можем утверждать, что соотношение радиоактивного углерода в атмосфере и в образце с момента жизни в прошлом и до изменения в костях в настоящем равны. Так как на количество углерода в атмосфере влияет множество внешних факторов. Таких, как солнечная активность, изменение магнитного поля и так далее. Таким образом, обнаружение распавшихся изотопов в древних образцах не может указывать на точную дату смерти организма. Не удивительно, что радиоуглеродный анализ показывает, что живой моллюск якобы умер более трех тысяч лет назад. Детальное исследование грубых неточностей радиоуглеродной датировки, каковых в современном мире обнаружено в немалом количестве, я оставляю вам для самостоятельного исследования. В завершение желаю добавить: метод, которым эволюционисты пытаются исследовать миллионнолетнее (как они сами утверждают) прошлое, не может быть точным. Так как понятно, что метод экстраполяции воплотим только при идеальных условиях и точном следовании одного действия за другим. Но если вы коренной житель Нидерландов, то уже сотню раз смогли удостовериться в том, как нестабилен наш мир, хотя бы по тому, как в нашей стране только за час могут трижды смениться погодные условия. Таким образом, вы не станете утверждать, что мир и климатические условия со дня его образования совсем не изменились, и потому предполагать разворот событий в прошлом, ссылаясь на условия в настоящем, мы не можем. С моей же стороны хочу дополнить, что креационизм и признание того, что всё вокруг является продуктом деятельности высшего разума, без обращения в религию, ведет к тому, что мы можем перейти на новые этапы исследований и открытий. Смею сказать, что эволюционная теория всегда будет на шаг позади, потому что за эволюционистами миллиарды лет, которые они никогда не смогут исследовать. И потому они будут всегда ссылаться только на то, что в силах объяснить, а таких объяснений остается с каждым годом всё меньше. Думаю, буду права, если в ответ на заявление о том, что я представляю интересы религиозных фанатиков, скажу, что я также считаю эволюционистов глубоко верующими людьми. Ибо, чтобы держаться за теорию эволюции, в нее нужно просто верить, слепо упуская из вида многие упрямые факты. Верить в то или иное не возбраняется ни в коем случае, но это уже другая трогательная история, а не научный подход.

Речь Лолы закончилась еще до того, как прозвучал гонг. Яков сидел как пришибленный гвоздями к стулу. Точно так же, по всей видимости, ощущал себя оппонент Лолы. Это была последняя речь, и Яков был чрезвычайно рад, что хотя бы на нее успел прийти. Оппоненты спустились с трибун, пожали друг другу руки и прошли к своим командам. Лолу обступили со всех сторон, закидывая ее вопросами. Безусловно, она принесла победу своей команде, хотя бы потому, что ее речь звучала более подготовленно, а ответы были исчерпывающими. К тому же за все дебаты, как стало известно Якову от посторонних, Лола не пропустила ни один вопрос, в то время как у ее противника было два пробела.

Яков как во сне поднялся с места и побрел к Лоле. Когда шум вокруг нее стал утихать, он подошел и коснулся ее плеча. Она не сразу обернулась, так как за последние несколько минут ее буквально тормошили со всех сторон. Якову пришлось мягко повернуть ее к себе.

— Привет, — сказал он, сдерживая восхищение. — Блестящее выступление. Не думал, что ты на такое способна.

Лола пристально смотрела на него. Он ждал, что она снова улыбнётся и начнет жеманничать, но ничего такого не последовало. Она стояла напротив и с широко открытыми глазами смерила его изучающим взором. Еще минуту назад Лола разнесла всех в пух и прах своим выступлением, а теперь молчала как рыба. Яков впервые заметил в глубине ее глаз то ли испуг, то ли растерянность.

— Яков, — сказала она, едва шевеля губами, — я не знала, что ты здесь.

— Я немного опоздал, но твою заключительную речь я слышал. У меня нет слов.

— Спасибо, — отстраненно сказала Лола и, глянув на настенные часы, поспешно произнесла: — Мне пора. Давай потом поговорим. На работе или после работы.

Яков испытал непонятный прилив радости и растерянность одновременно. Внезапно ему захотелось сделать всё, лишь бы она сейчас осталась с ним. Не раздумывая, он вял ее под руку и повлек к выходу. Он шел так быстро, что Лола едва за ним поспевала. Несколько раз она хотела вырваться, но Яков настойчиво держал ее под руку.

— Куда ты меня ведешь? — разволновалась Лола.

Яков в недоумении взглянул на нее, не переставая торопливо ступать мимо кишащей толпы. Она что, напугана? Он впервые видит ее такой. Это даже забавно.

Наконец они вышли из университета через заднюю дверь, и Яков повёл ее прямиком в парк. Они шли долго, пересекая влажные тропинки, обходя искусственные пруды и узкие каналы. Наконец они остановились у небольшой площадки, где обособленная группа людей выполняла причудливые движения. Глядя на них, казалось, что они движутся в толще воды, и чудилось, что даже время вокруг них стало замедлять свой ход. Здесь Яков остановился и, притянув к себе Лолу за талию, игриво произнес:

— Я тебя недооценил. Теперь я даже не знаю, на что ты еще способна. Но я думаю, однозначно есть смысл нам узнать друг друга поближе.

После чего Яков, не дав Лоле одуматься, жарко приложился к ее оцепенелым губам. Поцелуй длился всего несколько мгновений. Яков в порыве буйной радости и необъяснимого ликования даже не заметил, что девушка в его руках совсем обмякла. И только когда он позволил себе короткий вздох, он увидел, что Лола уже давно пребывает без сознания. Бледное лицо, посиневшие губы, выступившие росинки пота на лбу — всё это привело Якова в неожиданный ступор. Вначале он даже не поверил в реальность происходящего. Решил, что Лола с ним снова надумала играть, но вид у девушки был таким болезненным, что пришлось поверить. Испугавшись, Яков начал трясти ее за плечи, звать по имени, щелкать пальцами у носа. Но всё было бесполезно. Она так и повисла на его руках, символически касаясь ступнями земли. Яков поднял ее на руки и отнес в тень. Уложив ее на молодую траву, он приложился к ее груди, пытаясь услышать сердцебиение. Никогда ему еще не приходилось реанимировать девушку после обычного поцелуя. Убедившись, что она дышит и пульс у нее нитевидный, но всё же сердце бьется, Яков поспешно набрал номер Германа.

— Что там такое? Мне сейчас некогда, — с ходу заявил Герман.

— Гер, послушай, это срочно. Что нужно делать, когда человек падает в обморок?

— А что, кто-то упал в обморок?

— Долго объяснять. Говори.

— Прежде всего, удостоверься, что человек дышит, а затем проверь, бьётся ли у него сердце. Уложи на бок и постарайся освободить его грудную клетку от давящей одежды.

— Что? Ты… Это как?

— Расстегни верхнюю пуговицу, галстук, или, если платье жмет, расстегни молнию.

— А потом?

— Потом вызови скорую.

Яков торопливо поблагодарил брата и повесил трубку. Уложив Лолу на бок, он принялся расстёгивать ее блузку. Когда он настойчиво пытался расстегнуть пуговицу на груди, Лола внезапно пришла в себя. Увидев, что ее пытаются насильно раздеть, она вскочила как ошпаренная и лупанула со всей силы по руке Якова.

— Не трогай меня, извращенец! — оскалилась она, сжимая на груди края блузки.

Яков глядел на нее как укушенный. Ошалев от испуга, он даже не сразу смог подобрать слова. Лола тем временем отвернулась от него, застегнула пуговицы по самую шею и дрожащими руками начала собирать в кучу растрепавшиеся волосы. Яков заметил, что она избегает смотреть ему в глаза. Пока Лола собирала волосы, он не смел двинуться с места, обдумывая, как ему вести себя с ней, когда она вдруг предстала перед ним в таком неожиданном образе. С трудом Якову верилось, что она решила над ним подшутить, настолько всё было натурально. Он понимал, что Лола очень артистична, но не настолько же. Пока он размышлял над тем, как ему поступить, Лола тем временем собрала волосы в пучок, расправила на себе одежду и, поднявшись с сырой травы, зашагала прочь. Только когда она уже приближалась к воротам парка, Яков наконец пришел в себя. Он поднялся с газона и как сумасшедший помчался вслед за удаляющейся девушкой. Настигнув Лолу у ворот, он ухватился за ее плечо. Лола резко высвободилась и с колючим укором посмотрела на него.

— Что еще? — спросила она.

— Куда ты идешь? Давай спокойно поговорим, — сказал Яков, преграждая ей путь.

— Поговорим завтра на работе или после работы.

Яков с трудом верил, что кто-то говорит с ним в таком тоне. Никто еще не позволял себе такого в его обществе. Оскорбленный этим, он, однако, не мог найти в себе силы послать ее куда подальше и пойти своей дорогой. Вместо этого он отдышался и более уравновешенным голосом продолжил разговор:

— Послушай, я совсем не хотел тебя пугать, — сказал он как можно спокойнее. — Ты потеряла сознание. У тебя посинели губы… Я не знал, что мне нужно делать. Мой брат — врач. Точнее, он не совсем врач, но к медицине он куда ближе, чем я. Я-то всего лишь физик-математик, но ты это уже знаешь…

Тут Яков почувствовал, как по его спине побежал пот. Мысленно он выругал себя за глупости, которые сейчас несет без остановки. Таким идиотом он себя не чувствовал даже в отрочестве, когда безумно боялся общества девушек. Но остановить он себя уже не мог. Так что речь, как журчащий ключ, рвалась из его рта, выплёскивая наружу весь скопившийся в голове бред.

— Короче, я не это хотел сказать, — продолжал он. — Ты упала в обморок. Я позвонил брату. Он сказал, что нужно перевернуть тебя на бок и освободить грудную клетку, чтобы тебе было легче дышать. Я всё проделал по стандарту. У меня в этот момент и мыслей не было, чтобы тебя раздеть. Так нужно было сделать, чтобы ты пришла в себя. Признаться, ты меня напугала тем, что потеряла сознание.

— То есть для тебя совершенно нормально целоваться на виду у всех, да еще и без моего на то согласия? — возмутилась Лола, и щеки ее снова вспыхнули гневливым румянцем.

— То есть как это? Ты ведь сама давала понять… Еще совсем недавно ты сама пришла ко мне в кабинет.

— Это было раньше. А сейчас я была к такому не готова.

— Так не готова, что потеряла из-за этого сознание? — почти шепотом спросил Яков.

Лола опустила глаза. Лицо ее стало розовым от смущения. От такой неподдельной робости у Якова заныло в груди. Она стояла перед ним, такая напуганная и трогательная, что Яков готов был избить себя за свое распущенное поведение.

— Прости, — произнес он. — Глупость сказал. Давай немного прогуляемся по парку.

— Я бы с радостью, но мне нужно идти, — заламывая пальцы, сказала Лола. — Давай завтра после работы.

— Я не займу у тебя много времени.

Яков с трудом верил своим ушам. Неужели он уговаривает кого-то на свидание с ним?

— Если только недолго, — пробормотала Лола.

Еще немного — и Яков бы подпрыгнул от радости, как мальчишка, но ему удалось удержать себя в руках.

Они свернули на аллею и неспешно побрели под тенью высоких деревьев. Яков шел рядом и не мог понять, почему с ним такое происходит. Он стеснялся и боялся сказать что-то не то. Любая из привычных бесед, которые он обычно вел с девушками, казалась для него сейчас глупой. Несколько раз он пытался взять себя в руки и начать вести себя как раньше — уверенно и смело. Но было так сложно, что он напрочь позабыл все наставления Германа, который учил его быть настоящим самцом. Сейчас если он и походил на самца, то, скорее всего, на самца пингвина. Яков чувствовал, как все его движения становились скованными и неуклюжими. И как бы он на себя ни сердился, ничего не помогало. Так они и пробрели в тишине до конца аллеи. Когда они вышли к мерцающему озеру, Лола наконец заговорила.

— Похоже на зеркало, — сказала она.

Даже на это высказывание Яков не нашел что ответить. Он только что-то невнятно промычал и снова затих.

Лола подошла к краю озера и уселась на серый камень. Яков послушно опустился рядом. Солнце пробивалось сквозь перистые облака. Желтые лучи мягко стелились по мелкой ряби озера, делая водную поверхность граненой, как фиалковый камень. А порой казалось, что вся поверхность озера была усыпана мелкими обломками горного хрусталя. Преломляясь в нежной ряби, солнечные блики отражались на лице Лолы, делая ее еще более загадочной и неуловимой.

— Ты сегодня такая странная… — наконец вымолвил Яков.

— Ты не доволен?

— Не в этом дело. Я не могу сказать, что я чувствую. Сказать по правде, я даже не могу сконцентрироваться на себе или своих чувствах. Я думаю сейчас о тебе.

Лола украдкой посмотрела на него, и на ее лице появилась чуть заметная улыбка.

— Так говоришь, словно мы с тобой незнакомы, — вымолвила она.

— Будешь смеяться, но сейчас мне кажется, что я тебя совсем не знаю.

— Разве? А не ты ли каждый день слагаешь мне стихи?

— Но этого, как я вижу, мало для того, чтобы узнать друг друга по-настоящему.

— Я так не думаю. Мне кажется, что именно когда ты пишешь стихи, ты становишься настоящим.

— Правда? Никогда об этом не задумывался.

— Обычно люди начинают писать стихи, когда становятся подростками. В этом периоде в них еще нет закоренелого сарказма и рамок, сдерживающих их воображение. И в то же время в этом возрасте уже имеется достаточно богатый словарный запас, чтобы быть в состоянии выплеснуть бурлящие страсти на бумагу. Даже если потом человек вырастает и покрывается коркой недоверия и лицемерия, в стихах он всё равно остается максимально честным и настоящим.

— Ты так думаешь? — туманно спросил Яков.

Лола кивнула.

— Да. Мне было достаточно прочитать всего пару твоих стихотворений, чтобы понять: все слухи о твоей беспечности и разнузданности — грубая ложь.

Яков снова почувствовал, как между ребер что-то приятно заныло. Он сделал непродолжительный вдох и на мгновение задержал дыхание, чтобы утихомирить странные ощущения внутри.

— А может быть, тебе просто хочется верить, что я лучше, чем есть на самом деле? — спросил Яков.

— Мне незачем льстить тебе и очаровываться тобой, — грустно сказала Лола.

От этих слов Якову даже стало горько. То ли самолюбие было задето, то ли нечто совершенно новое всколыхнулось в его сердце. Но, придя в себя, он снова нашел в себе силы на то, чтобы излучать привычное обаяние. Он коснулся ее руки и с игривой улыбкой сказал:

— Почему? Разве я тебе больше не интересен?

Лола так строго посмотрела на него, что ему пришлось осторожно убрать от нее руку.

— Тебе не стоит играть со мной в эти игры, — серьезно сказала Лола. — Я всё равно не поверю в то, что ты счастлив, играя роль Казановы.

— Не говори со мной так, словно всё обо мне знаешь, — сурово сказал он.

После сказанного Яков прочувствовал себя настоящей обиженной девчонкой. Сейчас, как никогда прежде, он злился на себя, потому что вся привычная схема очарования рушилась, как змейка из выстроенных костяшек домино. Яков чувствовал себя голым и беззащитным. Казалось, будто всё, что он сейчас скажет, будет тут же разоблачено. Эти глаза напротив смотрели куда-то в самую глубь него. Туда, куда он сам не совал свой нос.

— Я говорю то, что мне хочется говорить. И молчу тогда, когда мне хочется молчать. Разве ты можешь мне это запретить? — ответила Лола.

— Но ведь ты говоришь обо мне.

— И что? А ты что, такая особая птица, что о тебе нельзя говорить в твоем присутствии? Или можно говорить только лесть?

— А ты не слишком ласковая, — горько усмехнулся Яков.

— А зачем тебя ласкать? Ты уже заласканный, вот и ведешь себя как испорченный подросток.

Яков начинал закипать, но всё еще сдерживался.

— Ты только что сказала, что не веришь слухам о том, что я — Казанова, — фыркнул он.

— Верно. Ты ведешь себя так, но это еще не говорит о том, что ты таков внутри.

— Поэтому и ты вела себя со мной как развязная девка, а теперь решила сменить тактику? Решила все методы перепробовать?

— Зачем? — равнодушно пожала плечами Лола. — Думаешь, ты такая драгоценность, что ради тебя мне нужно строить из себя невесть кого? Вот если бы ты был настоящим и внутри, и снаружи, то я бы еще подумала. А так зачем мне твоя шелестящая обертка, внутри которой тоже обертка?

Яков судорожно перебирал слова внутри себя. Он не знал, как ему реагировать в такой ситуации. За всю жизнь он ни разу не ощущал себя таким гномиком, как сейчас. Ему с Германом повезло, так как они унаследовали от родителей не только денежное состояние, но и папину внешнюю красоту и мамину неподражаемую харизму. Никто до сей поры не смел так говорить с ним или с Германом. Девушек, которые намеренно держали себя с ним сухо, чтобы привлечь к себе внимание, Яков сразу же вычислял. Подобное отношение к себе он тут же обрезал и посылал грубиянку или недотрогу на все четыре стороны. Так что любая женщина, выбиравшая позицию недоступной жертвы, тут же отсекалась. Яков был слишком ленив и проницателен, чтобы играть во все эти игры. Но здесь всё обстояло иначе. Девушка перед ним говорила и вела себя так, что сложно было усомниться в ее правдивости. Это он рядом с ней ощущал себя так, будто все его трюки раскусили. И, судя по лицу Лолы, она даже не думала его чем-то очаровывать. Он впервые наткнулся на такое равнодушие к своей персоне. Она будто была на голову выше и старше его, и от этого ему становилось неловко, как школьнику. Растоптанное самолюбие уже кричало во всё горло и било в бубен, требуя, чтобы он отшил ее и пошел своей дорогой. Но Яков, как бы ни страдал от собственной ущемленности, всё же не мог заглушить пробудившееся любопытство и просто встать и уйти. Ему с трудом верилось, что Лола на самом деле настолько охладела к нему. Он пытался найти хоть малейшую зацепку или намек на то, что она, возможно, притворяется, чтобы тем самым зацепить его внимание. Но ни в одном ее движении или выражении глаз он не заметил ничего подобного. Она сидела перед ним равнодушная, отстраненная и совершенно чужая. Но самое главное было в том, что он рядом с ней чувствовал себя глупым мальчуганом. На ум снова пришли воспоминания о прошедших дебатах, ее стихи, ее посиневшие от испуга губы после их первого поцелуя. Яков задавался вопросом: неужели он упустил нечто важное во время их знакомства? Оттолкнув Лолу тогда, в кабинете, он наверняка угасил в ней всё влечение к себе, о чём теперь горько сожалел.

Они сидели молча какое-то время. Яков не находил в себе слов и поэтому решил, что будет лучше просто помолчать. Но даже молчание рядом с ней не казалось таким напряжённым и неловким, как это часто бывает с другими. Они словно оба наслаждались безмолвным присутствием друг друга.

— Мне уже пора идти, — сказала наконец Лола, взглянув на часы.

— Я провожу тебя до ворот.

Он помог ей подняться, и они побрели по той же аллее, по которой пришли. Над сомкнувшимся зеленым навесом проскальзывали аквамариновые заплаты умытого неба. Со всех сторон доносилось буйное чириканье птиц. А вдоль и поперёк троп то и дело мелькали рыжие и черные белки, подметая мохнатыми хвостами подсыхавшую землю. Вдоль канавок преспокойно разгуливали важные цапли, ступая на тонких ножках, как на ходулях. Лола шла рядом с Яковом, неумело скрывая свое восхищение расцветшим парком. Хотя внешне она оставалась невозмутимой, всё же трепещущий блеск и страсть в глазах предательски выдавали в ней необъяснимую радость, которая рвала ее сердце на части. На такую святую наивность Яков никогда в своей жизни не натыкался. Внезапно его снова посетило сильное желание поцеловать ее, но одна лишь мысль, что она еще раз рухнет без сознания, отбила у него эту затею на корню. И чтобы наверняка избавиться от подобных мыслей, Яков заговорил:

— На сегодняшних дебатах ты была на высоте.

— Я старалась, — без доли ложной скромности сказала она.

— Ты правда такая ярая сторонница креационизма?

— Это еще было мягко сказано.

— Откуда такая убежденность?

Лола замедлила шаг. Яков заметил это. Стало быть, эта тема ей больше по душе. И чтобы подольше задержать девушку рядом, Яков решил продолжить.

— Неужели ты так детально изучила эту теорию, что готова отстаивать ее всю жизнь? — спросил он.

— Нет. Сегодня был первый и, я надеюсь, последний случай, когда бы мне пришлось отстаивать правдивость этой теории. Я бы не хотела, чтобы этим была занята вся моя жизнь.

— И всё же, откуда такая уверенность?

— Впервые о теории сотворения мне поведала моя бабушка. Я была еще совсем маленькой, когда она мне в красках расписала о том, как Создатель за семь дней сотворил Вселенную. Я была так этим вдохновлена, что каждый раз, когда глядела даже на самую маленькую букашку или полевой цветок, я думала о том, как Творец их создавал. Сначала задумал, а потом воплотил в жизнь. Мои первые мысли об этом давали мне возможность видеть мир под другим углом. А когда я стала старше, нам в школе стали говорить о теории эволюции. Из уст нашей строгой учительницы по биологии всё звучало крайне убедительно и всё же очень нелогично. Она могла сказать, что организм усложнялся постепенно, путем долгих тренировок и приспособлений к внешним условиям. Говорила, что организм всегда стремится упростить себе жизнь, и именно это привело к изменениям в течение миллиардов лет. Но, с другой стороны, даже появление ресничек у первобытной бактерии крайне невыгодно для самой бактерии. Усложнение организации всегда ведет к большей затрате ресурсов и энергии. Зачем нужно было бы обезьянам вставать на задние лапы, если на четвереньках передвигаться куда удобнее? Моя бабушка очень образованная женщина, и она разъясняла, если мне было что-то непонятно. Именно она рассказала, что атавизмы никак не свидетельствуют о том, что мы произошли от обезьян. К тому же наша учительница по биологии неоднократно говорила нам о том, что все изменения — это результат закрепленных мутаций. А через два месяца она могла сказать, что мутации по своей сути носят рецессивный характер и в большинстве случаев оказывают негативное влияние на организацию. И потом, чтобы мутации закрепились, нужно, чтобы большинство организмов были гомозиготными и рецессивными. Тогда я пришла к выводу, что именно редкие проявления атавизмов, скорее всего, и есть те редкие случаи мутаций, а не напоминания о нашем происхождении от приматов. Ведь они встречаются куда реже. Да и как можно представить, что всё произошло от ланцетника. Ты только послушай, какой это бред. Если от одной и той же рыбешки появились морские губки, кенгуру и Мэрилин Монро, то должны были сохраниться хоть какие-то переходные формы. Но во всех древних окаменелостях до сих пор находят останки современных животных. Как такое возможно? Значит, изначально морская звезда была морской звездой, акула — акулой, а человек — человеком. А что насчет естественного отбора? Там ведь вообще щенячий восторг!..

Лола вдруг остановилась и извиняющимся тоном произнесла:

— Я тебя загрузила?

— Нет. Мне интересно, — с воодушевлением сказал Яков. — Еще ни разу не удавалось поговорить с юной девушкой на такие темы. Стало быть, твоя бабушка всему тебя научила?

— Можно сказать и так. Она была биологом-химиком по образованию. Ей так же, как всем нам в школе и в университете, вдалбливали правдивость эволюционной теории. Но она была слишком умной женщиной, чтобы во всё это поверить беспрекословно. Она искала истину и пришла к выводу, что всё это не может быть правдой.

— Ты никогда не рассказывала о своей бабушке.

— Наверное, потому что ты меня об этом никогда не спрашивал. Ты вообще мало что спрашиваешь, в основном поверхностно интересуешься.

Яков сконфуженно сжал губы. Да, действительно, он слишком эгоцентричный человек, чтобы считать чью-то жизнь настолько занимательной, чтобы подробно о ней расспрашивать.

— Тем не менее расскажи немного о ней, — попросил Яков, ловя себя на мысли, что ему и в самом деле это интересно.

Лола одарила его благодарным взглядом, словно она уже очень давно хотела поговорить об этом, да всё не представлялось удобного случая.

— Моя бабушка родилась на Сахалине, в небольшой деревушке на берегу Охотского моря, — с тоской произнесла Лола. — Она так много рассказывала об этом крае, что кажется, я там уже успела побывать. Необычайно прекрасный и загадочный остров. Множество раз она рассказывала о странных историях, творившихся в этом краю. Однажды в их деревне случился сильный ураган, из-за чего почти все рыбаки, жившие в этой деревне, погибли в море. Тогда овдовевшие женщины стали сами выходить в море, чтобы рыбачить. Поговаривали о том, что души умерших мужей воскресали над поверхностью воды и звали своих жен. Некоторые женщины выходили в открытое море из своих лодок и тонули. Некоторых удавалось спасти. И те, кто остался в живых, рассказали о том, что видели своих мужей, влекущих их в море. Очень многие женщины погибли, пойдя на зов умерших мужей.

— Довольно жуткая история, — произнес Яков. — Несмотря на то, что мне с трудом в нее верится.

— А я верю в призраков. Моя бабушка не стала бы врать. Она очень боялась и потому переехала в Ленинск.

— Ленинск? А где это?

— Это небольшой городок в Волгоградской области. Я и сейчас по ней скучаю.

— Почему ты не поедешь к ней, чтобы навестить ее?

Лола опустила голову и тяжело вздохнула.

— Всё не так просто, — ответила она. — Честно говоря, я сама была бы рада сбежать отсюда, чтобы больше не слышать шум моря.

— Ты не любишь море?

— Только Северное — оно меня пугает. Ты, наверное, уже знаешь, что я живу на берегу моря. Каждый день без передышки я слышу, как волны накатывают на берег. Однажды, когда я стояла на пустынном пляже, мне показалось, что море меня зовет. Оно гудит, ревет, поднимает волны, подкатывает к ногам. Иногда мне думается, что эта ледяная пена хочет поглотить меня и сделать своим призраком.

Яков слегка коснулся ее волос. Лола отпрянула.

— Прости, — извиняющимся тоном произнес он.

Лола сделала вид, что ничего не произошло.

— Однажды мне довелось побывать на экскурсии в испанском городке Касаресе, — продолжила она. — Оттуда со скал тоже открывается вид на море. Но там оно прекрасно. Воды в нем такие синие, что даже не видно, где начинается небо. Этот городок так напоминает тихую и радостную жизнь рядом с бабушкой… Цветы на балконах, узкие улочки и, конечно же, музыка фламенко. Один уличный музыкант с такой страстью перебирал струны гитары, что у меня чуть было душа не вывернулась наизнанку, так это было прекрасно. В этом городке всё было таким живым и настоящим, что я на миг забыла о своем прошлом. Я была тогда совсем подростком и мечтала о том, чтобы поселиться в одном из тех белых домов с цветами на балконах. Я и сейчас об этом мечтаю. Почему-то думаю, что в этом городке людей покидают воспоминания. Мне порой так хочется, чтобы такое случилось со мной.

— Это ведь не проблема, — сказал Яков. — Хочешь, снова поедем туда вместе?

В ее глазах мелькнула растерянность. Она будто бы вернулась из страны снов.

— Спасибо… — тихо пролепетала она. — Мне пора идти.

Голос Лолы стал едва слышимым от накатившей печали. Теперь они стояли напротив ворот, и Яков снова боролся с сильным искушением хотя бы украдкой прикоснуться к ее плечам. И что за неведомая сила манила его к ней? Почему она казалась ему такой трогательной и беззащитной — и в то же время переполненной влекущим теплом? Даже то, с какой увлечённостью и страстью она отстаивала свои взгляды, бесповоротно подкупало его, и Яков уже ничего не мог с собой поделать. Всё, что ему сейчас хотелось, — это остаться рядом с ней еще на час, а может быть, и больше.

— Тебе обязательно надо сейчас куда-то уйти? — спросил Яков, когда они остановились у ворот парка.

— Да. Мне уже давно пора.

Яков прискорбно опустил глаза и, горячо пожав ее ладонь, сказал:

— Ты, скорее всего, не поверишь, но я всё же скажу: мне никогда не было так хорошо с кем-то. Не знаю, чем это можно объяснить, но я так не хочу, чтобы ты уходила!

Лола грустно отвела взгляд.

— В чём проблема? Мы ведь увидимся скоро. Завтра после работы, например.

— Я надеюсь, завтра нам будет так же хорошо вместе, как сейчас, — прошептал Яков.

Лола ничего не ответила. Она пожала ему руку в ответ и вышла за ворота. Яков смотрел ей вслед до тех пор, пока она не потонула в чаще цветов, стелившихся по всем обочинам дорог и тротуаров. Когда она исчезла, Якову внезапно померещилось, что всё пережитое сейчас было сном. Всё было настолько шатко и зыбко, что ему даже не за что было ухватиться. Неужели он настолько сильно погрузился в мир ощущений, что ему стали мерещиться девушки, рассказывающие о призраках и бактериальных ресничках?

Ступая по земле, как по смоченной губке, Яков дошел до ближайшей лавочки, достал свой мобильник и на одном дыхании настрочил стихотворение:

«Я вижу гладь в Охотском море,

Затянутую глыбами тумана.

В глубинах глаз манит нирвана,

И подпись в смертном приговоре.

Едва подняв глаза от сети,

Глаза в глаза встречаются они.

Влечет тоска в фантомном силуэте.

Зовут воспоминания огни.

Шагают в воду под заклятьем,

Дыханьем распирая пелену.

У дыбящихся волн живут в плену.

Супругам дно становится кроватью».

Без долгих раздумий он отправил эти строки Лоле и почти в ту же минуту получил ответ:

«А если б я была душою,

Исчезнувшей в морской пучине,

Не позвала б тебя с собою,

Делить могилу в водах синих.

И если б я была фантомом,

Сопровождать тебя бы рада.

И среди прочего уклада

Я стала бы твоим геномом».

Яков улыбнулся. Удивительная девушка: безумно влюбленная в биологию, генетику, в испанские мотивы. Неужто такая душа чуть было не прошла мимо него? Не зная, куда выплеснуть нежданный порыв счастья, Яков тут же набрал Германа.

— Ты что сегодня в меня такой влюбленный? — недовольно пробормотал Герман. — Уже который раз за день ты меня набираешь? Будет мне сегодня от тебя покой?

— Я был на дебатах по биологии, — удерживая рвущуюся радость, сказал Яков. — Лола с блеском порвала всех оппонентов. Ты был прав: у девочки есть талант.

— Прямо так всех и порвала? И что, прямо без коврика для йоги и фронтальной камеры?

— Не то слово. Она вообще сегодня всех поразила.

— Всех или тебя? А ты что такой довольный как слон? Что там у вас случилось? А ну выкладывай.

— Ой, не знаю, — вздохнул Яков. — Что-то она мне совсем голову вскружила своими стихами, бактериальными жгутиками, бабушкой…

— Ты что, виделся с ее бабушкой? — испуганно вымолвил Герман.

Яков помотал головой, словно Герман мог его видеть.

— А при чём тогда тут ее бабушка? — спросил Герман.

— Долго объяснять. Ты лучше скажи как психолог: как мне перестать расплываться в блаженной улыбке, как идиот?

— Перестань лыбиться, блаженный идиот!

— Вот придурок… — сказал Яков и рассмеялся в полный голос.

Такого заливистого и долгого смеха Герман не слышал от своего брата с тех пор, как они стали подростками.

— Ты что, температуришь? — всерьез спросил Герман.

Яков снова отрицательно покачал головой, и Герман это уловил.

— А что с тобой такое?

— Понятия не имею, — не прекращая заливаться смехом, ответил Яков. — Просто мне вдруг стало так хорошо!

— Яков, не пугай меня. Ты ведь не курил? — настороженно заговорил Герман.

— Ничего ты не понимаешь в бактериальных ресничках. О чём с тобой еще толковать? — сквозь смех выдавил Яков и бросил трубку.

Едва он прервал разговор с братом, как ему снова безудержно захотелось поговорить с Лолой. Недолго думая, он набрал ее номер.

— Алло, — послышался уже ставший ему родным женский голос.

— Привет. Ты далеко от университета?

— Не совсем. Я на станции метро.

— Подожди меня, я мигом! — впопыхах вымолвил Яков и сломя голову помчался до ближайшей станции. Если бы этим утром Якову сказали, что он будет мчаться по проспекту, как влюбленный мальчишка на первое свидание, он бы с презрением скорчил кислую мину. А сейчас он даже не противился тем переменам, которые вдруг так внезапно настигли его. Он примчался на станцию и среди немногочленной толпы увидел ее. Она всё так же стояла в белой блузке, держа в руках светло-фисташковый пиджачок. Расплывшись в улыбке от счастья, он пригладил волосы и, немного отдышавшись, подошел к Лоле.

— Привет, — поздоровалась она.

Яков остановился. Былая радость вмиг улетучились, а вместо этого к горлу подступил неведомый испуг. Лицо Лолы прорезала игривая улыбка, а в глазах засверкал кокетливый блеск. Яков даже не сразу понял, что именно его так напугало в лице Лолы. Всё те же глаза и губы. Но взгляд и улыбка были совсем чуждыми. Такое манерное выражение Яков видел множество раз, с тех пор как они с Лолой познакомились. Но сегодня она была совсем другой. Всего несколько минут, которые он провел с ней в парке, стерли из его памяти все ее привычные ужимки. Именно там, в парке, она выглядела настолько настоящей, что он напрочь позабыл, с какой девушкой он обычно имеет дело. И сейчас, когда Лола нарочито строила ему глазки, она вдруг показалась ему совсем незнакомым человеком.

— Что с тобой такое? — слащаво произнесла она. — Ты как будто призрак увидел.

Она сделала шаг в его сторону. Яков отшатнулся от нее, как от прокаженной. Чем больше он смотрел на это знакомое лицо, тем больше казалось, что он впервые видит эту девушку. А еще странный голос внутри нашептывал ему, что он спятил.

— Можешь поздравить меня с победой на дебатах, — сказала она. — Тебе это нужно было видеть.

Яков почувствовал, как под его ногами пол превратился в тающий пластилин, от чего он при всём желании не мог двинуться с места.

— Поздравляю, — еле выдавил он.

— Спасибо. Может быть, сходим куда-нибудь? У меня как раз есть свободный часок.

— Свободный часок? — сконфуженно переспросил он.

— Да. Вечером мне нужно на тренировку. Ты что, забыл? Я ведь по средам у вас веду пилатес.

— Нет, не забыл. Значит, пилатес… Тогда потом увидимся, — невнятно промямлил Яков.

Лола подозрительно смерила его взором, после чего приблизилась и коснулась его влажного лба.

— Ты же весь дрожишь, — сказала она. — Что с тобой? Тебе плохо? Может быть, вызвать скорую?

Яков уклонился от ее дальнейших прикосновений, сказав, что у него немного разболелась голова.

— Тебе нужно выпить чаю, — строго приказала Лола. — Пойдем, я тебя угощу.

Не в силах сопротивляться ее напору, Яков побрел в ближайшую кофейню под руку с Лолой. Она крепко вцепилась в него и чуть ли не силком волокла за собой. Яков, как контуженый, шел рядом и больше не оказывал ей ни малейшего сопротивления. Еще совсем недавно, в парке, Лола свалилась без чувств от одного лишь поцелуя, после чего не позволила ему к себе даже прикоснуться. Теперь же она так тесно прижималась к нему, что Якову на мгновение показалось, что рядом идет совершенно другой человек. Пребывая в странных раздумьях, Яков не заметил, как они вошли в небольшую кофейню. Он рухнул на мягкий диванчик, точно раненный в тяжелом бою. Лола присела рядом и принялась вытирать салфетками его влажное лицо. Яков почувствовал, что его начинает тошнить. Вот уже лет так двенадцать он не испытывал ничего подобного. Когда-то в детстве у него был слабый желудок, и при любом потрясении его начинало рвать. Но всё это было так давно, что Яков и забыл, что с ним такое раньше случалось. Сейчас, когда желудок снова сворачивался в гармошку, а во рту стало мокро, Яков понял, что неприятной встречи лицом к лицу с унитазом ему не избежать. Он выскочил из-за столика и помчался в туалет. После того как Якова вывернуло, он стал медленно приходить в себя. Холодный пот сбежал вниз по спине, и дурнота стала медленно отступать. Яков умылся, прополоскал рот и, посмотрев в зеркало, ужаснулся от увиденного. Лицо его стало мертвенно-серым с каким-то неприятным зеленоватым оттенком. Воспаленный взгляд придавал ему еще большую болезненность, отчего ему самому становилось не по себе. Яков снова набрал Германа.

— Ты сегодня решил побить все рекорды… — начал было Герман.

— Мне нужна срочная консультация психолога, — прохрипел Яков.

— Что у тебя там творится? — спросил Герман и выругался.

— Тебе надо за мной приехать. Мне плохо. Я, кажется, спятил.

— Скажи мне сразу: ты что-то курил?

— Нет. Тебе нужно за мной приехать, сам я не дойду.

Герман фыркнул, чертыхнулся, пригрозил чем-то, выругался на голландском, но потом всё же потребовал адрес.

Выйдя из туалета, Яков почувствовал, что ему значительно полегчало, и теперь он даже немного жалел, что потревожил Германа. Лола всё так же сидела за столиком. Увидев его, она помахала ему рукой.

— Я заказала тебе чай, — сказала она учтиво. — Тебе уже лучше?

— Гораздо лучше. Спасибо.

— Ты меня напугал. Что с это с тобой было? Еще вчера на работе ты был как огурчик. А сегодня тебя не узнать.

— Может быть, съел что-то не то на завтрак. Или, может быть, в парке немного продуло, — отвлеченно ответил Яков.

— Тебе нужно почаще приходить в тренажерный зал. А то сидишь в своем кабинете за бумажками, вот тебя и шатает, чуть ветер дунет. Кстати, что ты делал в парке? Я тебя туда сотню раз приглашала, а ты отказывался. Сегодня что, особенный день?

Яков почувствовал, что снова начинает бледнеть. Но в этот раз ему удалось взять себя в руки. Отпив глоток горячего чая с имбирем, он как бы нехотя произнес:

— Погода сегодня хорошая. Решил пройтись. А ты что сегодня делала?

Лола деловито закатила глаза и нарочито вздохнула:

— Ох, у меня сегодня был очень занятой день. Сначала были дебаты. Кстати, зря ты не пришел. Все были в восторге. Потом я зашла в библиотеку, вернула некоторые учебники. Перекусила на ходу. Уже собралась идти на работу, и ты позвонил.

Не поднимая взора, Яков закивал.

— Стих мой получила? — спросил он.

— Да. Как всегда, гениально. Как тебе мой ответ?

— Трогательно, — сухо ответил Яков.

— Не понравилось?

— Я же сказал: трогательно.

— Вот и замечательно.

Лола отвлеклась на телефон, а Яков пристально уставился на нее, силясь понять, что же на самом деле происходит. Они знакомы с Лолой уже долгое время, и за весь этот период он не замечал в ней ничего подобного. Сейчас в его голове всё смешалось, и Яков судорожно пытался убедить себя, что всё это не сон и не галлюцинации. И всё же он с трудом мог понять, что на самом деле явь, а что ему только чудится. То, что было в парке, или то, что происходит сейчас? В голове пульсировала только одна мысль: правдой может быть только что-то одно. Но если одно из этих событий правда, то чем же тогда является другое? Неужели он вправду бредит? Яков почувствовал, как от страха у него похолодели руки. В глубинах памяти всплыл образ его дедушки, который перед смертью напрочь лишился рассудка. Яков еще тогда подумал, что лучше умереть, чем жить в такой тьме. А теперь он чувствовал, как его собственный рассудок медленно мутнеет, и от этого ему становилось жутко. И чем больше он находился рядом с Лолой, тем больше нарастало ощущение безысходности, предрекавшее ему печальный конец.

Лола всё это время сидела напротив, без умолку рассказывая ему о своем блоге, о новом методе тренировок, о встречах с участниками очередного марафона. Вот такой она обычно и бывает. Не было даже намека на ее страсть к биологии и к стихам. Всё, о чём мечтал в данный момент Яков, — это чтобы Герман как можно скорее приехал за ним. Брат всегда выручал его с самого раннего детства, и в этот раз он также его не подвел. В ту минуту, когда Лола уже разгоряченно говорила о своем новом проекте, в кофейню вошел Герман. Едва он появился на пороге, сразу же повеяло свежим ароматом его парфюма. Как всегда, причесанный, ухоженный, с дежурной улыбкой на лице. Яков еще в раннем детстве признал свое поражение перед Германом касаемо внешности. И хотя родственники всё еще утверждали, что Яков вырастет и сможет заткнуть Германа за пояс, между братьями уже давно установилось согласие с положением вещей; Герман с легкостью установил свое превосходство над младшим братом, а Яков с такой же простотой смирился. В конце концов, это давало обоим свои привилегии. Яков поддерживал Германа во всех его сумасбродных идеях и прикрывал его перед родителями в любой ситуации, а Герман знакомил Якова с красивыми женщинами, водил на вечеринки и спасал его в трудные минуты, как старший брат. Как и произошло в этот раз. Герман бросил все свои важные дела и примчался за неуемным братиком.

— Хорошо устроились, — сказал Герман.

— Присоединяйся к нам, — пригласила его Лола.

Герман учтиво откланялся, как он это обычно делал.

— Я был бы рад, но у меня сейчас очень важные дела. У нас семейное собрание. И этот разгильдяй, — он указал на Якова, — должен быть там при любом раскладе. А так как он менее ответственный, чем я, то приходится вот так силком таскать его с собой. Ты ведь не против, если я его заберу?

— Против, — шаловливо произнесла Лола.

Герман прискорбно развел руками:

— Прости, но ничего не могу с этим поделать, даже если ты против.

Яков пожал плечами, сделав вид, что ни при чём. Потом два брата еще раз откланялись и вышли из кофейни.

— Ты выглядишь не так плохо, как заливал мне по телефону, — недовольно проворчал Герман.

— Это только видимость. Нам нужно срочно поговорить.

— Хорошо. Куда едем?

— К тебе на работу.

Герман остановился и недоуменно уставился на Якова.

— Что значит ко мне на работу? Ты в своем уме?

— Вот именно, что нет, — открывая дверь машины, бросил Яков. — Мне нужна помощь специалиста.

— Ты меня пугаешь.

— Я сам себя пугаю. Ты едешь или нет?

Герман обескураженно обошел машину и уселся внутрь.

— Если это наследственное, то я предпочту лучше умереть, — сказал Герман.

Всю дорогу Яков больше не проронил ни слова. Перед глазами всё плыло, а в голове гудело так, словно кто-то до упора натянул струны между его ушами. Так, в полной тишине, они доехали до работы Германа. Пройдя мимо приемной, Герман бросил секретарше, что в ближайшие полтора часа у него будет важнейший сеанс, и, попросив, чтобы его не беспокоили, закрыл дверь изнутри на ключ.

За всё время Яков только один раз был у брата на работе — когда тот обмывал открытие кабинета с друзьями. С того времени тут мало что изменилось. Просторное помещение, обставленное в сдержанном классическом стиле. Герман был эстет во всём, и потому везде, где он проводил время больше трех часов в день, всё должно было выглядеть утонченно и со вкусом. Якову же, напротив, было совершено всё равно на весь внешний блеск. Не то чтобы он был ярым противником, просто ко всему этому лоску у него были притуплены чувства. Поэтому его мало восхищали дорогая одежда, дизайнерская мебель, дорогие машины и так далее.

Войдя в кабинет, Яков сразу же рухнул на кушетку и закрыл глаза. Очутившись в своем кабинете, Герман перевоплотился из беспечного брата в серьёзного доктора. Даже голос и само выражение лица его изменились. Он уселся за свой рабочий стол и повел беседу. Якова не пришлось долго располагать к ней, и все наводящие вопросы были отброшены сами собой. Едва Яков дождался минуты, когда можно будет говорить, речь из него полилась сама собой.

— Доктор, мне кажется, я болен, — начал Яков и, не дав больше вставить ни слова Герману, пустился в рассказ, как заведенный: — Около месяца назад я познакомился с одной девушкой. Меня с ней познакомил мой придурочный брат. Ему всегда удавалось находить однотипных кукол, но речь сейчас не об этом. Девушку, о которой пойдет речь, зовут Лола. Она знаменитый видеоблогер. Брат пригласил ее работать в наш фитнес-центр. С самого начала она активно пыталась со мной сблизиться. Мы с ней встретились пару раз, но так как она мне быстро наскучила разговорами о своей работе, мы перестали видеться в неформальной обстановке. В этом нет ничего необычного: я так часто делаю. Мы с братом избалованы красотой и вниманием еще с детства, так что нас мало чем можно удивить или заставить удержать взгляд на чём-то одном надолго. Так что короткие свидания и мимолетный флирт для меня куда привычнее и понятнее, чем длительные отношения. Хотя, признаюсь, в последнее время мне всё начинает надоедать, и я не вижу никого решения и выхода из сложившихся обстоятельств. Я уже очень давно ощущаю себя мертвецом, который всё делает на автомате. Поэтому все упорные ухаживания со стороны моей новой знакомой Лолы и других девушек я напрочь отклонял. Просто потому что я знал, чем всё это закончится. Всё будет так, как я уже сотню раз переживал. С каждой девушкой, в принципе, всё только в самом начале по-новому, а потом всё те же тоска и скука после пробуждения. Всё заканчивается одинаково. И, признаться честно, даже всё новое мне стало казаться таким банальным и привычным, что я перестал видеть смысл во всех отношениях. Короче говоря, у меня уже долгое время не было близости с женщиной, потому что я всем пресытился, и меня стали раздражать люди вокруг. И вот в этот самый период в моей жизни появляется Лола. Поначалу она меня ничем не привлекла, даже наоборот отталкивала своей назойливостью. Но было в ней нечто необычное, что меня притягивало к ней. Но это случалось, только когда она была на расстоянии. Вы будете смеяться, но это так. Где-то после двух недель нашего знакомства Лола оставила ответное стихотворение на моем сайте. Не скажу, что оно меня так уж зацепило, но интерес всё же вызвало. Наверное, больше потому, что я не ожидал, что внешне циничная Лола способна писать стихи такого содержания. С тех пор мы непрерывно ведем переписку в стихах. Почти каждый день я пишу ей обо всём, что взбредет в голову. Я заметил, что только когда я пишу стихи, я как будто могу правдивее излагать свои мысли. Ведь за всю жизнь я так часто лгал людям и себе, что уже напрочь потерялся. А когда пишу стихи, то всё само собой выходит честно и искренне. И вы не поверите, доктор, но Лола отвечает мне той же монетой. Сначала меня это так поражало, ведь в стихах она тонкая, образованная, воспитанная и чуткая девушка, чего не скажешь о ней при встрече. Но потом я решил, что удивляться тут нечему: я сам в реальной жизни один, а в стихах другой. Это что-то новое во всей этой жизненной рутине, и я боюсь это потерять. Мне нравится общаться с ней подобным образом. Если прочесть ее стихи, то она как будто становится совсем другой — волнующей, нежной и чуткой женщиной. Я никогда не надеялся испытать духовную близость с женщиной, потому что до этого как-то не доходило. А после физической близости кажется, что познавать больше нечего. Может быть, еще и поэтому, когда Лола пришла ко мне в кабинет, я ее оттолкнул. Много было для этого причин, и одна из них — я боялся потерять эти искренние беседы в стихах. Мне как ребёнку безумно хочется вот так переписываться с кем-то, кто меня так хорошо понимает. А сегодня произошло нечто совершенно непонятное. Я попробую объяснить, хотя не уверен, что у меня это получится. Всё началось с того, что я пошел на дебаты по биологии. Я прилично опоздал, поэтому мне удалось услышать только заключительную речь Лолы. Доктор, она была великолепна. Вы когда-нибудь испытывали возбуждение не от внешности, а от склада ума женщины? Когда она там стояла и объяснялась длинными научными терминами, меня всего будоражило. Мне казалась, что такой привлекательной я не видел ее прежде никогда. Я и не думал, что она может быть хороша еще в чём-то, кроме фитнеса. Она безупречно объяснялась на голландском, хотя раньше всегда говорила с жутким славянским акцентом. Мне безумно захотелось провести с ней время, но не так, как обычно, а просто в тихой беседе. Мне вдруг показалось, что нам так много о чём нужно поговорить. Я впервые ощутил, что хочу задать человеку множество вопросов: о ее происхождении, ее увлечениях, мировоззрении и обо всём другом. Могу поклясться, что за все мои двадцать восемь лет я не испытывал ничего подобного. Так что, как только закончились дебаты, я увел ее в парк. На самом деле мне хотелось только поговорить, но пока мы шли под руку, я сам не понял, как, но мне вдруг захотелось ее поцеловать. Я был уверен, что она тоже этого хочет или, по крайней мере, не будет против. Короче, я остановился и поцеловал ее. И знаете, что было дальше, доктор? Она упала в обморок. Это не было спектаклем. Всё было слишком натурально для наигранной девичьей постановки. Мне еле удалось привести ее в сознание. Когда она пришла в себя, она была совсем другой. Не такой, какой я привык ее видеть. Она была тихая, задумчивая. Ко мне относилась совершенно ровно, без ужимок и глупых вопросов, которые обычно задают, чтобы избежать неловкой паузы. Она наслаждалась не моим присутствием, а природой вокруг. Что на нее нашло, я до сих пор не могу понять. Мы пробыли вместе всего один час, и я впервые ощутил себя по-настоящему живым. Мы просто говорили, не преследуя цели увлечь друг друга. Она рассказывала о своей бабушке, о призраках на Охотском море. Я никогда не думал, что общение может быть таким захватывающим. А самое главное, что за всё общение я не заметил, что Лола пытается произвести на меня впечатление. Напротив, она вела себя так, словно я ей был не интересен как мужчина. Доктор, признаюсь, что в детстве мой первый контакт с противоположным полом был очень неприглядным. Три девочки завели меня в женский туалет, когда мне было всего восемь лет. Они по очереди целовали меня в губы. Я тогда был совсем ребёнком, и у меня это ничего, кроме отвращения, не вызвало. Всё продолжалось до тех пор, пока меня на них не вырвало моим завтраком. Может быть, потому я за всю свою жизнь ни разу по-настоящему не влюблялся и не испытывал никаких глубоких чувств. Но сегодня после прогулки я вдруг понял, что влюбился. И от этого я был так счастлив, как никогда прежде в жизни. Прямо как подросток радовался короткому свиданию с девушкой мечты. Я даже не хотел противиться этому. Мне хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Через несколько минут после того как она ушла, я снова позвонил ей. Она сказала, что стоит на станции, и я, как дурак, помчался к ней. И вот тут… — голос Якова дрогнул, и речь стала сумбурной: — Я не знаю, как объяснить… Она ждала меня на станции. Всё та же Лола, но уже совсем другая. А точнее, такая, как обычно, но не такая, какой я ее видел всего несколько минут назад. Как будто совсем посторонний человек. Но это еще не самое странное. Когда я спросил, где она была и что делала, Лола сказала, что была на дебатах, а потом в библиотеке, а потом перекусила и собралась на работу. То есть она даже не знала, что я был на ее заключительной речи и что потом мы гуляли по парку. То есть она этого даже не знает. Или забыла… Но не может ведь человек забыть то, что случилось несколько минут назад. Причем видно было по ее лицу, что она не прикидывается. Вот этого я совсем не могу понять. Думаете, она забыла? А может, я себе всё придумал? Или же уснул на лавочке в парке, и мне всё это приснилось?..

— Стоп, — нетерпеливо прервал его Герман. — Что значит не помнит? Ты ведь сразу же отправился за ней, едва вы распрощались. Как она могла забыть?

Яков приподнялся на кушетке и, налив себе стакан воды, нервно продолжил:

— Как только я появился на станции, она сама сказала: «Зря ты не пришел на дебаты». Так и сказала, доктор. А потом сказала, что была в библиотеке, перекусила и собралась на работу в фитнес-центр, где у нее по расписанию пилатес. И ни слова о парке.

— Хм… — Герман почесал подбородок. — А ты уверен, что ты сегодня был с ней в парке? Может быть, тебе это приснилось?

— Я не имею понятия. Вы ведь доктор, вы и разбирайтесь. Но однозначно, кто-то бредит. Либо я, либо Лола.

— Хорошо. Давай по порядку. О чём вы говорили с ней в парке?

Яков протяжно выдохнул и продолжил неторопливо и с расстановкой:

— Она рассказала о ложности эволюционной теории, о древних захоронениях, ланцетниках, жгутиках и так далее. Потом Лола рассказала о своей бабушке, которая впервые поведала ей о том, что мир был сотворен высшим разумом. А потом мы говорили о призраках.

— Призраках? Зачем вы говорили о призраках?

— Лола сказала, что ее бабушка жила на берегу Охотского моря. Однажды в их деревне случился сильный ураган, и многие моряки потонули в море. И тогда их жены стали рыбачить, чтобы прокормить себя и детей. Через некоторое время эти вдовы стали поочередно тонуть в море, потому что видели призраков своих мужей, которые звали их в открытое море. Некоторых успели вытащить из воды вовремя, и все они поголовно рассказывали, что видели своих погибших мужей. Поэтому ее бабушке пришлось переехать…

— Подожди, — перебил его Герман, не успевая делать пометки в своем блокноте. — То есть Лола так подробно рассказала тебе о своей бабушке?

— Да.

— Странно, — задумчиво протянул Герман. — Она не любит говорить о своих родственниках и уж тем более о прошлом. А есть у тебя какие-то точные доказательства, что вы с ней об этом говорили? Как мне, простому смертному, понять, что тебе это всё не приснилось?

Яков отрешенно покачал головой.

— Может быть, кто-то из студентов может подтвердить, что видел, как мы вышли вместе. Хотя там была такая сутолока… Или кто-то в парке… Вспомнил! — воскликнул Яков. — После ее ухода я написал ей стих и почти сразу же получил ответ.

Порывшись в телефоне, Яков открыл свою переписку с Лолой. Там под точным числом и временем стелились совсем свежие строки, явно свидетельствующие о том, что Яков не бредит.

— Интересно… — пробубнил Герман. — Значит, тебе всё это не привиделось. А почему же Лола об этом не помнит?

— Я не знаю. И еще говорю тебе: там, в парке, она была совсем другая. Я как будто впервые общался вживую с той, с которой всё это время вел переписку. Гер, а может быть, она всё это разыграла, как спектакль? Она ведь может.

— Но ведь ты сам говоришь, что всё было слишком естественно. Так, давай еще раз. Расскажи, какие отличия ты заметил сегодня утром. А то эти твои туманные фразы «Она была другая, не такая, как я привык» ни о чём не говорят.

И Яков принялся по третьему кругу рассказывать о том, что произошло в парке. Герман еще раз послушал, после чего зарылся в ноутбук и подробно изучил резюме и все личные данные Лолы, которые она подавала при устройстве к ним на работу. Видимо, это не дало никаких результатов, и Герман полез в толстые книги. Яков терпеливо наблюдал за братом, ожидая, что у того найдется точное объяснение для него. Наконец после длительных копаний Герман откинулся на спинку стула и сказал:

— Я думаю, что у твоей подруги раздвоение личности. По-другому я никак не могу это объяснить.

— Что за дикость? — испуганно пробормотал Яков. — Мне даже думать об этом неприятно.

— А тут не стоит вопрос, приятно это кому-то или нет. Скорее всего, в Лоле живут две девушки. Одна из них доминантна, а другая проявляется лишь время от времени. По всей видимости, это она пишет тебе стихи и готовится к выступлениям по биологии.

— И что теперь делать?

Герман прокрутился на стуле и озадаченно покачал головой.

— Я бы мог вмешаться, но не могу. Она мне не откроется. Она ведь тебя клеит, а не меня. Так что придется тебе самому всё понемногу выпытывать.

— Как ты себе это представляешь?

— Всё очень просто. Тебе нужно сблизиться с ней. Делать вид, что она тебе нравится. Приглашать ее в тихие места, вести с ней душевные беседы, съездить к ней в гости. Поговорить с ее родными или друзьями. Может быть, они что-то тебе расскажут.

— И что потом?

— А действительно, что потом? — Герман загадочно посмотрел на Якова. — Потом, если вдруг ты узнаешь, что моя теория верна, что будешь делать? Может быть, бросишь эту затею, пока она тебя напрочь не свела с ума?

— И всю жизнь гадать, что же на самом деле произошло с Лолой и со мной в парке?

— Зато вы можете переписываться стихами, как обычно. В конце концов тебе это тоже надоест, и ты остынешь. И потом тебе всё это будет казаться смешным и нелепым.

— Я так не думаю, — твердо возразил Яков.

— Тогда дерзай. Может, что-то из этого интересное получится. По крайней мере, никто тебе не может запретить сходить с ума по-своему.

— И ты мне в этом поможешь?

Герман вышел из-за стола, подошел к Якову и утешающе похлопал его по спине.

— Я буду искренне за тебя молиться, брат.

Яков раздраженно фыркнул, вскочил с места и зашагал по кабинету.

— Ты можешь хотя бы сейчас быть серьезным? Мне на самом деле сейчас паршиво! — выпалил он.

Герман, как по команде, перестал забавляться, натянув на лицо серьезное выражение.

— Ладно, не злись, — виновато сказал Герман. — Конечно, ты всегда можешь на меня рассчитывать. Обещаю сделать всё, что в моих силах.

Обстановка в помещении разрядилась, и Герман плюхнулся в кресло, задрав ноги на соседний стул. Яков подошел к окну и отодвинул шторы. Дневной свет брызнул ему в лицо. Яков, поморщившись, тяжело вздохнул и вонзил пальцы в отросшие на висках волосы. Он посмотрел на горизонт, открывавшийся за окном. Солнце еще стояло высоко, но ему казалось, что день этот длится уже сотню лет.

Наблюдая за потерянным состоянием брата, Герман задумчиво произнес:

— Если бы я знал тебя чуть меньше, то подумал бы, что ты влюбился. Правда, непонятно, в кого…

— Как знать… Может быть, так оно и есть, — отрешенно вымолвил Яков.