Боль 70 плюс

Боль была его постоянной спутницей, тенью, неотступно следовавшей за ним по пятам. Она не просто жила в его теле, она хозяйничала в нем, проникала в каждый уголок, в каждую клеточку, словно ядовитый плющ, оплетающий старое, трухлявое дерево. Боль ходила по всем закуткам немощного тела, ходила и мучила. В коленях ныло так, словно их перемалывали жерновами, в пояснице стреляло, как из старого ружья, а в висках пульсировала тупая, давящая боль, от которой хотелось выть.

Никифор Петрович лежал на продавленном диване, укрытый старым, выцветшим одеялом. Комната была пропитана запахом старости, лекарств и затхлости. Свет проникал сквозь грязное окно, выхватывая из полумрака пыльные предметы: покосившийся книжный шкаф, заваленный старыми газетами и журналами, круглый стол, покрытый клеенкой с выцветшими розами, и тумбочку, на которой стояла початая бутылка корвалола и горсть таблеток.

Не было ни сил, ни желания терпеть и страдать. Каждый вздох давался с трудом, каждое движение отзывалось острой болью. Он мечтал о тишине, о покое, о забвении. Но судьба не оставляла выбора. Выбор – это удел сильных мира сего, тех, кто может бороться, кто имеет ресурсы и поддержку. А Никифор Петрович существо слабое, старое, несчастное, брошенное всеми.

Жена умерла пять лет назад, оставив его один на один с этой жизнью, с этой болью. Дети разъехались по городам, обзавелись своими семьями, своими заботами. Звонили редко, приезжали еще реже. В лучшем случае раз в год, на день рождения. Привозили дежурный торт, выслушивали его жалобы, обещали позвонить и уезжали, оставляя его снова в одиночестве.

Он помнил, как когда-то был сильным, здоровым, полным энергии. Работал на заводе, строил дом, растил детей. А теперь… Теперь он был никому не нужен, как старая, сломанная игрушка, которую выбросили на помойку.

В дверь постучали. Никифор Петрович с трудом приподнялся на локте. Кто это мог быть? Он никого не ждал.



-Кто там? – хрипло спросил он.


- Это я, почтальон, – ответил голос из-за двери. – Вам пенсия.

Никифор Петрович вздохнул. Пенсия. Единственное, что связывало его с этим миром. На эти деньги он покупал лекарства и еду.

Он медленно, опираясь на палку, подошел к двери и открыл ее. Молодая девушка в синей форме протянула ему конверт.

-Распишитесь здесь, пожалуйста, – сказала она, указывая на бланк.

Никифор Петрович дрожащей рукой поставил подпись. Девушка улыбнулась ему и ушла.

Он закрыл дверь и медленно вернулся к дивану. Сел, держа в руках конверт с пенсией. Смотрел на него, как на спасательный круг, брошенный в бушующее море.

Вдруг в голове мелькнула мысль. А что, если… Что, если он просто перестанет бороться? Что, если он просто отпустит эту боль, эту жизнь?

Он посмотрел на початую бутылку корвалола, на горсть таблеток. Мысль становилась все более навязчивой, все более соблазнительной.

Он знал, что это грех. Знал, что так нельзя. Но разве у него остался выбор? Разве кто-то позаботится о нем, если он продолжит страдать? Разве его жизнь имеет хоть какую-то ценность для кого-то?

Он открыл конверт, достал деньги. Пересчитал. Хватит на лекарства, на еду. Но хватит ли на жизнь? На жизнь, полную боли и одиночества?

Никифор Петрович отложил деньги на тумбочку. Посмотрел на бутылку корвалола. Открыл ее. Запах ударил в нос. Он сделал глоток. Горько.

Потом взял горсть таблеток. Рассмотрел их. Маленькие, белые, безликие. Они обещали избавление.

Он поднес таблетки ко рту. Закрыл глаза. Вспомнил жену. Ее улыбку, ее голос. Вспомнил детей, маленьких, бегающих по двору. Вспомнил свою жизнь, полную труда и радости.

И вдруг что-то внутри него сломалось. Что-то, что держало его на краю пропасти. Что-то, что не позволяло ему сдаться.

Он открыл глаза. Выплюнул таблетки в ладонь. Сжал их в кулаке.

Нет. Он не сдастся. Он будет бороться. Он будет жить.

Не ради себя. Ради памяти о жене. Ради детей. Ради той жизни, которую он когда-то любил.

Он встал с дивана. Подошел к окну. Открыл его. В комнату ворвался свежий воздух.

Никифор Петрович глубоко вдохнул. Почувствовал, как боль немного отступила.

Он знал, что будет трудно. Знал, что боль вернется. Но он будет бороться. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.

Он достал из кармана старый, потертый носовой платок. Развернул его. Внутри лежала фотография. Фотография его жены.

Он посмотрел на нее. Улыбнулся.
- Я буду жить, Маша, – прошептал он. – Я буду жить ради тебя.

Он закрыл окно. Вернулся к дивану. Сел. Взял конверт с пенсией.

Завтра он пойдет в аптеку. Купит лекарства. Потом пойдет в магазин. Купит еды.

А потом… Потом он просто будет жить.

Он не знал, что его ждет впереди. Но он знал одно: он не сдастся. Он будет бороться. До последнего вздоха.

Боль никуда не делась. Она по-прежнему ходила по всем закуткам его немощного тела. Но теперь она не была его хозяйкой. Теперь он был хозяином своей боли.

И это давало ему силы. Силы жить.