Призрак Одетты. Глава 7. Павэль

ГЛАВА 7. ПАВЭЛЬ

В ночь, когда состоялись похороны Нилса, малыш Павэль в силу своего несмышлёного возраста не мог понять, отчего в доме вдруг стало так мрачно и тоскливо. На кладбище его не взяли. Он услышал, как его мама сказала, что детей лучше не водить в такие места. Все ушли, оставив его дома одного. Так ему, по крайней мере, казалось. Он не плакал и не просил, чтобы его взяли с собой, ведь за такой мужественный и спокойный характер папа его особенно любил. Когда все ушли и дом опустел, Павэль долго сидел у окна, выжидая, что вот-вот во двор въедет папина машина. Он был так мал, что совсем не понимал, о чём это говорят взрослые. Что значит умереть? Умереть — это значит уехать далеко и надолго? Умереть — это значит задержаться на работе дольше обычного? А может быть, это значит переселиться в другую землю на долгое время, может быть, лет на сто или тысячу, но потом однажды всё равно вернуться домой. Вот о чём размышлял Павэль, сидя у окна. Он даже не заметил, как начали сгущаться сумерки. Он всё напрягал зрение, чтобы отчётливее видеть предметы за окном; ему так не хотелось, чтобы наступал вечер. И, как это часто бывает у детей, на него вдруг внезапно нашли грусть и страх. Совершенно внезапно пришло осознание, что он уже очень давно один. А где все? Когда вернутся? Он спустился с подоконника и начал хныкать. Хныканье его постепенно переросло в плач. И когда плач перешел в неистовый вой, перед ним впервые появилась его сестра. Это было очень знакомое лицо, он смутно припоминал, что эта фигура всегда мелькала в их доме. Павэль много раз слышал, что это его старшая сестра Лола. Но он никогда не знал, что значит быть сестрой и что такое сестра для него. Вот с мамой и папой всё было понятно. Они ведь мама и папа. А кто такая сестра Лола? Она просто живет в их доме и иногда делает что-то, отчего у мамы краснеет лицо и трясётся подбородок, а папа ходит порой сумрачный весь день. Но в тот день эта странная фигура подошла к нему, ласково взяла на ручки и начала убаюкивать на коленях. Вот с того дня Павэлю пришло на ум, что сестра Лола — это нечто хорошее, почти как мама, только не такая взрослая и не такая уставшая. Когда она взяла его на ручки и начала убаюкивать, нашептывая ему какие-то слова, которые как-то складно перекликались друг с другом, Павэль в первый раз смог отчетливо разглядеть лицо этой девочки.

— Ты кто? — спросил он.

— Я твоя сестра, — ответила она.

— Ты Лола? — спросил он.

Девочка улыбнулась и как-то странно покачала головой. Такой жест мог означать и «да», и «нет».

— Я твоя другая сестра, — ответила она.

Этих слов Павэлю было более чем достаточно. Он просто и без исследований принял это как есть. Она его другая сестра. Это не Лола. Хотя как-то странно было, что у Лолы и у его другой сестры были такие схожие лица. С того дня он стал замечать присутствие в доме его другой сестры. Она появлялась очень редко. В основном он мог видеть ее ранним утром во дворе, когда она возилась на цветочных грядках, а потом что-то делала на кухне. Если Павэлю удавалось проснуться так рано, что ему казалось, будто бы уже совсем поздно, он мог увидеть ее. А так всё остальное время он ее не видел. После смерти папы Павэль перестал ходить в детский сад. Теперь он почти всё время проводил дома. Ему было безумно скучно, и потому он так сильно искал встречи с новой сестрой. Павэль всегда задавался вопросом, откуда она приходит и куда потом исчезает. В их огромном доме было слишком много мест, где можно было спрятаться. Можно было бродить из комнаты в комнату и ни разу не столкнуться друг с другом. Павэль теперь часто бродил по дому, заглядывая в каждую кладовку и спальню. Он искал ее. Он знал, что другая сестра всегда обитала в их доме. Он помнил ее голос, ее взгляд и прикосновения. После их первой встречи малышу было достаточно взглянуть в глаза девочки, чтобы понять, кто перед ним стоит. Лолу он узнавал по холодному равнодушному взгляду, тогда как у его другой сестры были теплые добрые глаза, почти как у папы, только женские. Иногда, если он смотрел в окно и они встречались взглядом, другая сестра махала ему рукой и так нежно улыбалась, что ему думалось, будто свет на улице становился золотым. Павэль часто порывался выйти в сад ранним утром, но мама никогда не давала ему приближаться к ней. А порой так глупо пыталась убедить его, что его другая сестра и есть Лола. Но даже такой малыш, как Павэль, понимал, что такого не может быть на этом свете. Не может быть, чтобы две такие разные девочки были одним и тем же человеком.

Очень редко ему удавалось побыть рядом с другой сестрой. Однажды Павэль выглянул в окно поздней ночью и увидел, как его другая сестра гуляет с маленькой лошадкой. Он еще от папы слышал, что их породистая и благородная Гизель еще до появления Павэля родила слабого и больного жеребенка. Все в один голос говорили, что жеребенок не выживет, так как родился раньше положенного срока и не может сосать молоко у Гизель. Но сложилось всё совсем иначе: Гизель через два дня после родов умерла, а жеребенок всё еще боролся со смертью. Потом он куда-то исчез. Павэль никогда не видел больного жеребца, а папа отказался покупать новую лошадку. Так что конюшня была пустой, и там Павэль устроил свое тайное убежище. Приходя из детского сада, он почти весь остаток дня проводил в пустой конюшне, представляя, что это пещера какого-нибудь злого дракона, который спит уже столетиями. В его воображении дракон охранял древнее сокровище, которое он, Павэль, должен раздобыть. Он носился по конюшне с победными восклицаниями, обходя стойло, где умерла Гизель. Поначалу ему казалось, что в том стойле всё еще кто-то живет. Но когда он уже начал забывать о Гизель и ее больном жеребенке, он вдруг поздно ночью услышал слабое ржание. Вот тогда-то он снова увидел молодого пони рядом с его другой сестрой. Он даже не сомневался, что это сын Гизель. Потому что цвет гривы и хвоста был в точности такой, какой был у Гизель. Жеребенок успел подрасти и передвигался самостоятельно на своих уже толстеньких ножках. Другая сестра медленно шагала рядом с ним, нарезая круги вокруг небольшого пруда во дворе. В ту ночь Павэль вопреки всем наказам матери выскользнул из комнаты и тайком пробрался в сад. Он очень спешил, потому что боялся, что другая сестра может вдруг так же исчезнуть, как обычно с ней это бывает. Но когда он вышел в сад, она всё еще гуляла вокруг пруда. Увидев Павэля, она начала вдруг как-то странно оглядываться, а потом, приложив палец к губам, чуть слышно прошипела. Павэль понял, что она просит его вести себя потише. Он даже замер на месте и затаил дыхание, чтобы уж наверняка не издавать никакого шума. Тогда она сама подошла к нему и, взяв за руку, повела к пруду. Там они вместе с жеребенком скрылись под листьями старой ивы.

— А как его зовут? — спросил Павэль, аккуратно водя ручонкой по мягкой белоснежной гриве.

— Его зовут Остин, — ответила она. — Поздоровайся с ним.

— Привет, Остин, — оторопело произнес Павэль, а потом взглянул на другую сестру и спросил: — А ты почему гуляешь только ночью? Мама говорит, что по ночам в нашем саду гуляют только призраки.

— А ты так боишься призраков? — спросила она и улыбнулась.

Павэль пожал плечами и ответил:

— Не знаю. Я никогда не видел призраков. Но мама говорит, что они страшные.

— А я страшная?

Павэль взглянул на узенькое лицо сестры, пронизанное добротой и нежностью.

— Нет. Ты красивая, — ответил он.

Другая сестра тихо рассмеялась, а потом протянула ему бледную, почти прозрачную руку.

— Значит, не все призраки страшные, — заключила она, касаясь его макушки.

— То есть ты призрак? — без доли страха спросил Павэль.

— Можно сказать и так. Но я хороший призрак этого дома. И таких добрых мальчиков, как ты, я не трогаю, а наоборот оберегаю.

— Значит, ты призрак этого дома?

— Да.

— А откуда ты взялась?

— Ниоткуда. Я просто есть. Ты ведь есть.

— Так не бывает, — усомнился Павэль. — Я родился от мамы с папой, а ты просто есть? У тебя наверняка есть мама и папа.

— Да, они есть, только я теперь не знаю, где они.

— Я тоже не знаю, где мой папа теперь. Мама говорит, что он умер. Но ведь умереть нельзя так надолго.

На глазах другой сестры выступили слезы. Она протянула к нему руки, и Павэль доверчиво уселся к ней на колени. Другая сестра начала укачивать его, как в колыбельке, и что-то нашептывать, как тогда, когда все ушли на кладбище.

— А что это такое ты говоришь? — спросил Павэль. — Это сказка?

— Нет. Это стихи. Ты любишь стихи?

— Да, наверное. А они интересные?

— Они прекрасны.

— Тогда расскажи мне стихи.

Павэль прижался к ее теплому тонкому плечу и задремал под приятное бормотание сестры. О чём эти стихи, малыш не знал, но ему казалось, что стихи — это как песня, но мелодией у них может быть только голос другой сестры. С того дня Павэль часто сбегал по ночам в сад, чтобы посидеть под ивой, как в шалаше, и уснуть рядом с уютным Остином под приятный плеск озера и звучание стихов. В такие минуты ему казалось, что папа совсем близко, а может быть, он даже никогда и не умирал. Но однажды, когда Павэль уже провалился в приятную дрему на коленях сестры, он вдруг услышал над собой голос мамы.

— Я сказала тебе не приближаться к моему сыну без моего позволения, — яростно прошипела она.

Павэль проснулся и протер глаза.

— Я ведь всего лишь укачала его. Что в этом плохого? — виновато ответила другая сестра, поднимаясь с колен.

Мама с такой злобой посмотрела на другую сестру, что Павэлю даже стало страшно от такого колючего взгляда. Он никогда не видел маму в такой ярости. На мгновение ему даже показалось, что это и не мама вовсе. Выхватив Павэля из рук другой сестры, она начала что-то говорить. Голос ее звучал с шипением, и она теперь походила на страшную змею.

— Ты знаешь, что тебе будет за твоё непослушание, — снова заговорила мама.

Другая сестра, опустив голову и взяв за поводок Остина, поспешила уйти из их укрытия. Павэль, видя, как она уходит, внезапно ощутил страх перед мамой. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось остаться наедине с такой злой женщиной. Он вырвался из похолодевших рук мамы и со всех ног помчался за другой сестрой. Вышмыгнув из-под густой листвы ивы, он успел лишь разглядеть, что она вместе с Остином скрылась в старой конюшне. Он сломя голову помчался догонять их, но ножки его были еще совсем коротенькими, так что, как бы Павэль ни старался, быстрее бежать у него не получалось.

— Павэль! — услышал он позади себя голос Анны. — Павэль, вернись! Ты будешь наказан за это!

Павэль отчетливо слышал голос матери, но сейчас он не казался ему такими страшным. Всё это время, пока он бежал до конюшни, Павэль надеялся на то, что другая сестра сможет укрыть его и защитить. Он так спешил, что даже несколько раз упал и больно ушиб себе колено. Какими же были его разочарование и испуг, когда, вбежав в конюшню, он не обнаружил там ни Остина, ни другой сестры. Они как будто сквозь пол провалились. А между тем в этой небольшой конюшне была всего одна дверь. Были еще, конечно, и окна под потолком, но они были настолько узкими и располагались так высоко, что даже такой маленький жеребец, как Остин, всё равно не смог бы пролезть в этот проем. И тогда Павэль впервые подумал о том, что его другая сестра и Остин — настоящие призраки. В эту самую секунду его нагнала мама и, схватив на руки, против его воли потащила в дом. Там она принялась яростно мыть Павэля в ванной, сказав, что он весь воняет лошадиным навозом. Павэль не переставал неустанно плакать. Он не мог сказать, отчего ему было так плохо, но чувствовал, как у него отнимают что-то важное. Когда мама искупала его и уложила в постель, он был настолько измотан, что глаза сами собой слиплись от слез, и он погрузился в крепкий сон без каких-либо сновидений.

Утром, когда он открыл глаза, на дворе уже было совсем светло. Услышав возню на кухне, он кинулся со всех ног туда. У плиты стояла мама, а за столом сидела девушка. Она сидела к нему спиной, и Павэль с ликованием узнал в ней другую сестру. Когда он уже готов был броситься к ней с радостным восклицанием, девушка вдруг обернулась. По колючему взгляду и насмешливому выражению лица он узнал Лолу. Даже в таком маленьком возрасте он начинал понимать, что человека можно отличать не только по внешним признакам, но и по тому, как он смотрит и говорит.

— Садись завтракать, — сказала Лола в привычной для себя манере.

Павэль давно уже не видел Лолу и не слышал этот холодный голос. Все его дни после смерти отца казались ему не чередой событий, а одним сплошным клубком из ярких картин, где были другая сестра, Остин, мама, Лола. Когда и кто в какое время появлялся и исчезал, он не мог сказать. Время для него шло слишком медленно, а события дня были чрезмерно странными, чтобы он мог всё упорядочить в своей еще совсем несозревшей голове.

Он сел за стол и исподлобья уставился на Лолу.

— Что ты так вылупился? — сказала она. — Не выспался, что ли? Мама сказала, что ты вчера призраков видел.

Павэль опустил голову.

— Страшные эти призраки? — спросила Лола, корча гримасы и начав пугающе шевелить пальцами, как паучиха лапками. — Если ты будешь с ними общаться, то они высосут всю твою душу через глаза.

— Лола, перестань пугать малыша, — строго сказала мама, не оборачиваясь к ним.

Лола заговорщически наклонилась к нему и, уловив момент, когда Павэль снова поднимет на нее глаза, устрашающе зашептала:

— Призраки — это души умерших людей. Они приходят по ночам с того света, чтобы по каплям высасывать твою жизнь. Потом они будут жить, а ты будешь в тёмном гробу под землей.

Павэль сжался в ком и начал хныкать. Увидев его слезы, Лола тут же удовлетворенно откинулась на спинку стула и, расхохотавшись во весь голос, устыдила его:

— У! Ну ты и плакса. А еще мужчиной зовешься.

Павэль выскочил из-за стола и кинулся к маме. Сейчас ему так нужна была защита, что он полностью простил маме вчерашний гнев. Она готовила завтрак в своем привычном переднике и потому выглядела как прежде: уютная и добрая. Он уткнулся носом в ее живот.

— Лола, прекрати немедленно! — прикрикнула на дочь Анна. — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы он стал заикаться?

— Ой, да ладно! — вспыхнула Лола. — Что с ним будет? Ему нужно быть смелым, а то он как размазня.

— Не таким же способом прививать ему смелость.

— Каким умею. Так, всё. На сегодня хватит. Спасибо за завтрак, мама. Мне уже пора.

— Когда вернешься?

— Когда вернусь, тогда вернусь.

Она подскочила к Анне и звонко поцеловала ее в щеку. Потом Лола схватила с соседнего стула сумочку и белый пиджачок и, показав язык Павэлю, умчалась восвояси. Как только она ушла, Павэль почувствовал облегчение. Он ослабил хватку и отошел от маминого живота.

— Мама, а это правда? То, что она сказала? — спросил Павэль. — Призраки правда заберут мою душу?

Мама вздохнула и, отложив в сторону сковороду, присела так, что их глаза оказались на одном уровне.

— Родной мой, — ласково сказала она, — ты прости маму за сегодняшнюю ночь. Мама просто сильно за тебя испугалась.

— Почему? Другая сестра плохая?

Анна снова вздохнула и отвела взор в сторону.

— Как тебе сказать… — нерешительно начала она. — Нет, она не плохая.

— Значит, она призрак?

— Нет. Не призрак, — слабо рассмеялась Анна. — И душу твою никто не украдет.

— Тогда почему ты сердишься, когда я хочу с ней видеться?

— Потому что не так всё просто, как ты думаешь. Я расскажу тебе потом, когда ты вырастешь.

— А сейчас мне можно с ней видеться?

Анна уселась на пол и притянула к себе Павэля.

— Тебе она так понравилась? — спросила она, перебирая пальцами копну мягких волос на его макушке.

— Угу. Она добрая. Она рассказывает мне стихи. А еще, когда она рядом, мне кажется, что папа скоро вернётся.

— Ты скучаешь по папе, дорогой?

— Да. Когда он уже вернется?

Павэль почувствовал, как мамино тело начало мелко подрагивать. Она снова заговорила, только на этот раз голос ее был таким грустным и уставшим, что Павэлю невольно захотелось снова захныкать, но он сдержался.

— Папа не придет, — сказала мама. — Это мы к нему отправимся.

— Когда?

— Еще не скоро. Но мы обязательно с ним увидимся. Ты мне веришь?

— Угу.

— Так как ты ее называешь? Другая сестра? — более бодрым голосом спросила Анна.

— Да. Когда я спросил ее, кто она, она сказала, что она моя другая сестра.

— Хорошо. Так и называй ее. Она иногда будет к тебе приходить. Мама разрешает.

— Правда?! — глаза Павэля загорелись надеждой. — А в парк мы с ней тоже пойдем? А в бассейн?

— Нет. Она будет приходить к тебе по ночам, когда тебе будет страшно или когда ты не сможешь уснуть. Она живет в этом доме и за его пределы выйти не может.

— А почему?

Лицо Анны снова стало как камень.

— Потому что так бывает, — сухо ответила она. — А сейчас иди поиграй во дворе. Маме еще нужно помыть посуду.

С того дня Павэлю было позволено видеться с другой сестрой, но только перед сном. Она приходила к нему, когда в спальне гасло основное освещение и загорался синий ночник. Приходя, она ложилась рядом с ним и начинала рассказывать стихи или сказки. Порой она рассказывала о далёком маленьком русском городке, где живет ее родная бабушка. Павэль слушал эти рассказы как нечто нереальное, как если бы всё это происходило где-то на другой планете. Бывали ночи, когда малыш становился особенно любопытным и задавал множество вопросов.

— А как выглядит твоя бабушка? — спрашивал он. — А почему ты с ней больше не видишься? Она к нам приедет? А ты к ней поедешь? Она тоже читала тебе сказки по ночам? Почему ты приходишь только по ночам? Почему мы не можем видеться днем и играть в саду с Остином? Мама сказала, что я скоро пойду в школу. Я не хочу, потому что Лола говорит, что в школе все учителя — редкие мрази, а дети — сущие дьяволята. А что значит мрази? Мрази — это как злые призраки, которые высасывают душу через глаза? Ты ходила в школу? Там правда так плохо, как говорит Лола? Лола на самом деле всегда говорит плохо обо всех. А почему ты и Лола так сильно похожи? У вас всё похожее, только ты добрая, а она злая. Она всегда изводила папу. Может быть, он на нее обиделся и решил умереть. Но ведь он вернется, потому что он всегда возвращался…

Другая сестра внимательно слушала, кивала, но отвечала не на все вопросы.

— Моя бабушка как все бабушки — очень красивая и добрая, — шелестел голос другой сестры в потемках. — Она прекрасно готовит, любит сажать цветы и копошиться в огороде. Мы с ней больше не видимся, потому что нам пришлось переехать. Она осталась жить в Ленинске, а мы переехали сюда, потому что это дом твоего папы. Я бы очень хотела, чтобы она хотя бы раз сюда приехала, чтобы я могла ее увидеть еще раз. А еще было бы лучше мне самой поехать туда, но я не могу. Есть причины на то… По ночам я прихожу, потому что днем моё место занимает другой человек. Мне приходится так жить. Жить как призрак, но только добрый призрак этого большого дома… А школу ты не бойся. Там хорошо. Мне очень нравится школа. Учиться — это очень весело. Особенно мне нравится тот момент, когда я чего-то не понимаю — и вдруг после объяснения учителя всё становится ясно. Вот смотрю я на какие-нибудь закорючки — и сложно даже поверить, что я смогу это понять. А через пять минут после объяснения вдруг всё становится таким понятным! От этого ощущения мне даже как будто дышать становилось легче. Теперь это уже не просто закорючки. Это формулы и знаки, которые ты можешь понять. Это так здорово — узнавать новое, учиться новому. Тебе понравится. Школа — это чудесное место. Каждый день ты будешь идти туда одним, а возвращаться другим. Ты сначала не будешь этого замечать, но со временем вдруг поймешь, что стал совсем другим человеком: образованным, воспитанным и умным. А кроме того, именно там ты найдешь настоящих друзей.

— Как ты? — спрашивал Павэль, приподнимая голову с подушки.

— Нет. Они будут как ты: твоего возраста. Вам будет весело вместе.

— А они не дьяволята?

Другая сестра улыбалась и мягко трепала его по волосам.

— Что ты такое говоришь? — отвечала она. — Они такие же дети, как и ты, а учителя — обычные взрослые, как твои мама и папа.

— Правда? Тогда поскорее бы мне уже пойти в школу.

— Уже очень скоро. Не переживай.

Павэль жмурил глаза, и в его разуме рисовалась картина его первого школьного дня. Теперь этот день представлялся ему светлым, звонким, радостным. После слов другой сестры ему всегда становилось так спокойно и хорошо на душе, что потом он спал сладко до самого утра.

Однажды Лола вместе с чемоданами покинула их огромный дом. Мама сказала Павэлю, что Лола будет учиться в Амстердаме, но сможет часто приезжать в гости. И после отъезда Лолы настали ночи, когда другая сестра перестала приходить. Сначала Павэль долго и неустанно ждал ее. Спрашивал маму, хныкал в подушку. Но мама только отмахивалась от него, говоря, что у другой сестры есть другие дела. Малышу ничего не оставалось, как просто терпеливо ждать. Как-то раз глубокой ночью Павэль встал с постели и побрел в гостиную. Оттуда он вышел в сад. Его больше не страшили тьма и призраки в саду, потому что другая сестра сказала, что она будет его всегда оберегать. Он пересек дорожку и побрел сначала к длинноволосой иве, чтобы посмотреть, не спит ли на огромном валуне другая сестра рядом с теплой лошадкой. Когда там он ее не обнаружил, он пошел приямком в конюшню, но и там было тихо. Эти его походы в сад стали учащаться, пока однажды не превратились в обычный ритуал, без которого Павэль не мог сомкнуть глаз. Но как-то раз ночью он снова пробрался в конюшню и обнаружил, что Остин преспокойно спит, прислонившись к пышной копне соломы. Только теперь Павэль заметил, что Остин уже не тот жеребенок, которого он помнил, а молодой и крепкий конь. Рядом с ним не было другой сестры, и Остин уже мог спать один. Вот о чём говорила другая сестра: что со временем, когда он вырастет, то тоже сможет спать один и ничего не бояться. Вот как Остин сейчас: он вырос и теперь засыпает один и без сказок. Павэль подошел к нему. Остин проснулся и что-то ласково забурчал. Недолго думая, Павэль прилег рядом с Остином и прижался к его мягкой гриве. «Да, — подумал он, — мы с Остином уже большие, так что можем спать одни, но пусть только другая сестра всё равно никогда нас не покидает». Это была его первая молитва. И кто-то там, наверху, видимо, ее услышал. Потому что на следующую ночь другая сестра снова пришла к нему. Павэль вцепился в нее ручонками, силясь удержать накатившие слезы тоски.

— Не плачь, малыш, — сказала она. — Я же сказала, что всегда буду рядом, даже если ты меня не будешь видеть.

— Но почему ты так долго не приходила?

— Я, малыш, такая же, как и ты: не могу делать что-то без разрешения. Ведь ты же не делаешь что-то без маминого разрешения?

— Да, но ты ведь уже большая. Когда я стану большим, я буду делать всё, что захочу. И в первую очередь найду папу.

На это другая сестра ничего не ответила. Она лишь покрепче прижала к себе мальчика и начала слегка покачивать его, как в люльке.

— А давай пойдем в конюшню. Там Остин один спит, — сказал Павэль.

— Ты хочешь заснуть там?

— Угу.

— Если мама узнает, она рассердится.

— Не рассердится, — смело заявил Павэль. — Я уже так много раз делал.

— Хорошо.

Она завернула его в теплое одеяло, после чего они как можно тише вышли в сад.

После этой ночи другая сестра стала приходить к нему еще реже. А бывало и такое, что она не появлялась несколько месяцев. Поначалу такие ночи казались Павэлю бесконечно длинными и душными, но со временем он стал привыкать. И хотя мама говорила, что у сестры появились другие дела, он всё равно знал, что она всегда рядом. Она ведь призрак этого дома. К тому же сестра сказала, что будет беречь его, а это значит, что она рядом даже сейчас. Проходило время, а к нему больше никто так и не приходил. И, как часто это бывает у детей, он стал со временем забывать ее образ. И однажды Павэлю действительно начало казаться, что другая сестра была всего лишь призраком или другом из его снов. Когда он уже в это почти поверил, тогда внезапно осенним вечером в дом приехала Лола. Да не одна, а с каким-то серьезным дяденькой. Его звали Яков, и весь вечер мама и Лола только и делали, что пытались с ним подружиться. Павэлю он не понравился. Может быть, еще и потому, что этот Яков совсем не обращал на него внимания. А еще потому что после того, как папы не стало, ни один мужчина не переступал порог их дома. Но было хорошо то, что мама хотя бы на один вечер повеселела. Она улыбалась и даже сменила черное траурное платье на нарядное. Павэль уже очень давно не видел ее в таком хорошем расположении духа. А вечером перед сном к Павэлю снова, как в далёких сновидениях, пришла другая сестра. Она как ни в чём не бывало легла рядом и начала рассказывать ему сначала стихи, а потом сказки. Павэлю уже было шесть лет, и он даже начал ходить в подготовительный класс. Так что теперь в его голове рождалось множество вопросов. Многое уже он начал понимать, но еще не мог полностью объяснить. Но сейчас, когда он снова увидел другую сестру, все вопросы как-то сами собой улетучились. Он даже не хотел говорить с ней по той простой причине, что хотел именно слушать ее. Ведь что-то глубоко внутри подсказывало ему, что другая сестра пришла ненадолго. И, может быть, когда она уйдет, они снова не смогут видеться долгое время. Так что в тот вечер Павэль, обняв ее, мирно лежал рядом, слушая ее приятный голос. Ему так хотелось, чтобы она всегда была рядом! Но он боялся этих мыслей, потому что когда-то давно он думал так о папе, а тот всё равно ушел и до сих пор не вернулся. Веки Павэля тяжелели, но он всеми силами старался держать глаза открытыми. Ведь он знал, что как только он уснет, другая сестра уйдет. Она всегда так делает. Но какой бы сильной не была борьба, детский сон всегда берет вверх. Так что в скором времени Павэль уснул, а утром от другой сестры осталась лишь небольшая вмятина на подушке.

За завтраком Павэль хотел рассказать маме о том, что этой ночью снова виделся с другой сестрой, но мама так холодно посмотрела на него, что он сразу же понял, что сказал что-то не то. Наверное, это всё потому, что за столом сидел их гость Яков. Павэль это понял и поспешил выйти из-за стола. После того как Лола и ее новый друг ушли на прогулку, в спальню Павэля вошла мама.

— Что ты тут делаешь? — ласково спросила она. — Иди поиграй в саду.

— Не хочу, — ответил Павэль, прижав к груди колени.

Анна присела на край его кровати и серьезно посмотрела на сына. Когда у мамы такой взгляд, это может значить только одно: она хочет его побранить за что-то.

— Павэль, — начала она, и малыш еще сильнее сжался в узел. — Послушай меня, сынок, это очень важно. Я скажу тебе правду, потому что ты уже взрослый и сможешь понять. Ты не должен никому рассказывать о своей другой сестре. Нельзя о ней говорить ни дома гостям, ни в школе другим ребятам или учителям. Понимаешь?

— Почему?

— Потому что другой сестры не существует. Понимаешь? Ее просто нет.

— Как же ее нет, если она есть.

— Павэль, у тебя есть только одна сестра. И эта сестра — Лола.

— Но Лола совсем другая.

— Послушай меня и не перебивай. Иногда у меня тоже бывает плохое настроение или болит голова, тогда я тебя ругаю и даже наказываю. Но ведь при этом я остаюсь твоей мамой. Остаюсь одним и тем же человеком. Вот и у Лолы также бывают дни, когда у нее нет настроения, и она тебя начинает изводить. А когда у нее всё хорошо, тогда она добрая и хорошо с тобой обращается: например, читает тебе сказки по ночам…

— Нет, нет! — взъерошился Павэль.

От такой лжи и несправедливости у него даже перехватило дыхание. Сейчас он как никогда был уверен, что мама врет. Это не может быть правдой, и всё. Он вскочил на ноги и начал истерично топать, взбивая ногами подушки.

— Ты всё врешь! Всё врешь! — кричал он. — Когда папа вернется, я ему всё расскажу. Мы вместе сбежим отсюда. Втроем сбежим, потому что моя другая сестра поедет с нами.

— Павэль, перестань истерить! — вскричала разгневанная Анна. — Папа не вернется! Он умер! Ты что, не помаешь? Он умер! Его нет!

— Ты всегда так говоришь! «Папы нет, другой сестры нет…» Это тебя нет, а мы есть!

Анна не выдержала и, схватив разбуянившегося Павэля за локоть, надавала ему обидных тумаков.

— Я сказала, хватит! — яростно вскричала Анна. — Ты сегодня наказан! И до конца дня будешь сидеть в своей спальне! Ты понял?

Павэль свалился на кровать и громко завыл, как брошенный щенок. Анна вышла из спальни, заперев дверь на ключ. Оставшись один, Павэль принялся крушить всё вокруг. Ему хотелось позвать на помощь другую сестру, и только сейчас он вдруг понял, что даже не знает, как ее зовут. Поэтому он прильнул к окну, сложил руки в замок и, как учила его другая сестра, начал слезно молиться, повторяя одну и ту же фразу: «Приди, пожалуйста. Приди. Господи, пожалуйста, пусть она придет…» Сейчас как никогда Павэль был убеждён в том, что мама всё придумала. Она всегда так говорит, потому что она, наверное, не любит его другую сестру.

Павэль просидел взаперти весь день, но никто так и не пришел спасти его. Слезы настолько измотали его, что он так и уснул, лежа на полу у огромного окна. Когда он проснулся, то по саду уже стелился ночной туман. Павэль устремил взор на могучую старую иву, макающую свои локоны в гладкую поверхность пруда. Ветер, сорвавшийся с морских волн, пробрался в сад и покачнул зеленый занавес. Внезапно Павэлю почудилось, что там, на валуне за ветвями, кто-то есть. До него будто бы даже донеслись чьи-то голоса. Павэль придвинул стул к окну и, встав на подоконник, со всей силы толкнул оконную раму. Холодный морской воздух ворвался в комнату, и в ту же самую секунду до него донесся плеск воды. Сумрачная гладь пруда пошатнулась, обрисовывая мягкие круги. Павэль застыл в ожидании. Если кто-то упал в воду, то он непременно должен в скором времени вынырнуть. Он даже боялся моргнуть, чтобы не упустить этот момент. Но, вопреки всем ожиданиям, на поверхность пруда так никто и не вынырнул. Павэль посмотрел вниз. Он не был как все мальчуганы: не умел лазить по крышам или деревьям, не любил шумные и экстремальные игры. Но сейчас ему казалось крайне необходимым спуститься в сад. Там за ветвями ивы кто-то прячется, и он был уверен, что это другая сестра. Павэль еще раз с холодящим ужасом посмотрел вниз и, чуть зажмурившись, ступил за подоконник. На ощупь он пробирался вниз, ища ногами опору. Маленькие ручки цеплялись сначала за подоконник, а потом за грубые выступы каменной стены. Он ощущал, как страх бешено колотится в висках, а в горле что-то острое не дает спокойно дышать. Но он спускался всё ниже и ниже, пока не оказался на козырьке конюшни. А там всё было куда проще. Он уцепился за деревянные брусья и, зажмурив глаза, спрыгнул на мягкую лужайку. Благодаря его маленькому весу падение было легким и почти безболезненным. Оставалось дело за малым. Павэль бесшумно пробрался к иве и, спрятавшись за ее могучий ствол, заглянул внутрь, под шатер ее ветвей. Там на бугристом камне ничком лежал их гость. Плечи и спина его подрагивали, и он всё время что-то повторял. Павэлю даже показалось, что гость разговаривает с камнем. Малышу стало жаль этого взрослого дяденьку: сейчас он не выглядел суровым и угрюмым. Напротив, он был таким ослабевшим и уставшим, что Павэль сразу же вспомнил себя, когда он совсем недавно вот также без сил рыдал у окна. На секунду Павэля посетила мысль, что, возможно, этого дядю тоже бросила другая сестра, и он поэтому так убивается. Павэль никогда не видел, чтобы взрослый мужчина вот так плакал. Глаза его папы даже в самые сложные моменты оставались сухими. Поэтому так странно для Павэля было видеть такую картину. Должно быть, что-то очень серьезное случилось в жизни этого дяди, что он так рыдает.

Как долго Павэль стоял так и наблюдал за взрослым мужчиной, обливавшимся слезами, он не знал. Но, почувствовав, что его босые стопы начинают замерзать, а в горле запершило, Павэль решил, что пора спрятаться в теплое место. И тут он, конечно же, вспомнил про Остина. Да, именно рядом с ним всегда тепло и уютно. Павэль вышел из своего укрытия и босыми ножками захлюпал по мелким лужам в сторону конюшни. Но пока Павэль пробирался туда, он снова подумал о плачущем человеке на камне. Наверное, ему куда холоднее, ведь неизвестно, сколько он там лежит. А вдруг он еще заболеет, и у него поднимется температура? Павэль по себе знал, как это неприятно — болеть. Войдя в конюшню, он подошел к дремлющему Остину и чуть потянул его за поводок.

— Пойдем, — шепнул он пони. — Там кое-кому плохо. Ты его согреешь.

Остин протяжно фыркнул губами и отвернулся. Павэль снова потянул его за поводок.

— Давай, Остин. Нужна помощь.

Пони недовольно зачмокал губами и начал лениво подниматься на толстенькие ноги. Павэль с умилением смотрел на то, как Остин разминается, пощелкивая копытами по деревянному полу и чуть покачивая головой, словно утвердительно кивая.

— Пойдем скорее, — настойчиво сказал Павэль, снова беря пони за узду.

Остин послушно побрел за мальчиком в сад.

Когда Остин улегся рядом со спящим человеком, Павэль с облегчением и радостью подумал о том, что сделал доброе дело. Именно об этом говорила ему другая сестра: когда делаешь кому-то добро, то в груди начинает звучать такая светлая и радостная песня, которою невозможно испытать, даже получив все подарки мира. Если сейчас другая сестра могла бы увидеть его поступок, то она непременно бы похвалила его и, может быть, стала бы почаще приходить к нему. В приятном ликовании Павэль побрел обратно к дому. Во дворе стояла такая мертвенная тишина, что даже его собственные шаги казались ему тяжелыми и громкими. Подходя к конюшне, он вдруг услышал голоса, доносящиеся откуда-то из-под земли. Павэль затаил дыхание. Ступая как можно бесшумнее, он подошел к конюшне. Ошибки быть не могло: голоса доносились из-под земли. Он на цыпочках пробрался в одно из стойл и припал ухом к деревянному полу. Голоса, которые доносились из-под земли, были приглушёнными, но Павэль всё равно узнал их. А точнее, это был как будто один и тот же голос, говоривший с разными интонациями.

— Не прикидывайся овечкой! — резко выпалил голос Лолы. — Ты нарочно лежала там. Ждала, когда он придет.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться, — спокойно последовал ответ, и в этом голосе Павэль узнал другую сестру. — Я не твоя заключённая и могу делать всё, что хочу.

— Ха-ха! Ты что, думаешь, я не вижу? Ты в него влюбилась. Хочешь быть с ним? Ну скажи, хочешь ведь?

— Это не твоё дело. Я не буду тебе во всём отчитываться. Достаточно того, что я делаю для тебя.

— Что ты делаешь? — с презрением вымолвила Лола. — Кто ты вообще такая? Тебя нет. Ты не существуешь.

— Правда? А может быть, это ты не существуешь? А давай я расскажу ему, кто ты на самом деле? Думаешь, он будет дальше встречаться с тобой?

— А я смотрю, ты расхрабрилась. Откуда такая уверенность? Неужели правда влюбилась в него? А может быть, ты думаешь, что ты ему тоже нужна? Может быть, ты представила, как он придет сюда и спасет тебя?

— Я не думаю — я знаю, что я ему нужна, а не ты.

— Что ж… Ты можешь это знать хоть всю свою жизнь. Мне это нисколько не мешает. Но если ты будешь так же хорошо помнить, где твоё место, то ничего не случится.

— Почему? Поему ты такая жестокая? Неужели думаешь, что всё тебе так легко сойдет с рук? Откуда в тебе столько коварства и злобы? Как же ты не боишься Бога?

— А что Он мне сделает? Он занимается такими, как ты, которые в Него верят. А мне, к сожалению, приходится самой строить свое счастье. И, по-моему, у меня это лучше получается, чем у твоего Бога. Судя по тому, в каком ты положении, Он не особо о тебе печется.

— Так не будет всегда. Ты не сможешь всё время воровать мою жизнь, — голос другой сестры дрогнул.

— Какую жизнь? А она у тебя есть? Ты никто. Ты всегда была никем. Смирись уже. В этот раз твоя бабушка тебя не спасет. А если будешь много говорить, то и ты не сможешь спасти свою бабушку. Поняла?

Ответа больше не последовало. Послышались какое-то шуршание и тяжелые шаги по сухим доскам. Павэль в страхе нырнул во тьму. Шаги тянулись в сторону помещения, где совсем недавно спал Остин. Павэль быстро перебежал в ближайшее стойло и, едва дыша от страха и любопытства, выглянул. Когда стихли шаги, он увидел, как пучок сена в углу стойла начал дыбиться и шевелиться. Раздался короткий скрип ржавых пружин, и из-под пола выросла девушка, облаченная в широкое светло-фиолетовое платье. По резким движениям и манерам Павэль узнал Лолу. Она поднялась и снова плотно закрыла небольшое отверстие в полу, припорошив его сеном. Пригладив волосы пальцами, как редким гребешком, она принялась ловко плести слабую косу, стоя напротив маленького квадратного зеркала. Лицо ее было отпугивающим настолько, что Павэлю снова захотелось похныкать, но он сдержался. Потом, что-то себе напевая под нос, Лола вышла из конюшни и направилась к старой иве.

Как только Лола нырнула под листву, Павэль бросился к тому самому углу и раскидал сено. Всё это ему не привиделось. В полу действительно была квадратная дверь, в которую мог бы пройти только такой маленький мальчик, как он, или очень стройная девушка. Но странно было то, что на двери не было никакой ручки или рычага. Павэль принялся шарить крохотными пальцами по тонким щелям между дверцей и полом. Как поднять эту дверь? Ему непременно нужно было попасть внутрь. Теперь он точно знал, что там прячется его другая сестра. Это всё Лола. Она заперла ее там и не выпускает. А мама всё это время пыталась его обмануть. Но он, Павэль, теперь знает правду. Это значит, ее нельзя рассказывать тем, кто его всё время пытался провести.

Он сделал еще несколько безуспешных попыток открыть дверцу, но всё было напрасно. Получив множество заноз под ногти и исцарапав до крови ладони, Павэль наконец решил остановиться. Нужно найти кого-то, кто будет сильнее и сможет открыть эту дверь, чтобы выпустить на свободу другую сестру. Но этим кем-нибудь ни в коем случае не должна быть его мама или Лола. Пребывая в глубокой озадаченности, Павэль наконец пробрался в дом, поднялся по лестнице, отпер снаружи дверь своей спальни, снова повернул замок и скрылся в темноте.



***

Анна заметила, что ее сын в последнее время стал чрезмерно задумчивым и молчаливым. Павэль и раньше не особо много говорил, но в последние полтора месяца стал совсем тихим. А кроме того, он больше ни слова не говорил о другой сестре. Сегодня, отведя его на занятия в подготовительный класс, Анна решила немного побеседовать с учительницей. Расспросив ее об успеваемости и поведении сына, Анна получила исчерпывающий ответ от педагога:

— По поводу его успеваемости вам не о чем беспокоиться. Павэль очень способный и смышленый мальчик. Он быстро всё усваивает. У него развитое воображение и хорошая мелкая моторика. Речевые навыки у него также в порядке. Одна только сложность: он у вас совсем неразговорчивый. Все дети играют вместе, а он чаще всего бывает один. Конечно, в моей практике встречаются такие дети, которым больше нравится играть в одиночку, и это не считается каким-то отклонением. Но ваш сын не просто мочалив, он замкнут. Он словно боится заговорить с кем-то. Как если бы он скрывал какую-то тайну. Тут нужна помощь специалиста. Если вы не против, то мы можем отвести его к нашему новому психологу. Очень компетентный и умный специалист. Зовут его доктор Винер. Он у нас совсем недавно. Работает всего пару недель. Нашему старому психологу вдруг срочно понадобилось уехать на какое-то странное лечение в теплых водах. Перед уходом он предложил доктора Винера в качестве временной замены. Даже поручился за него. И, сказать по правде, мы все в восторге от нашего нового коллеги. Он уже смог хорошо проявить себя, и все учителя и родители успели проникнуться к нему доверием.

Анна ответила, что для начала хотела бы сама познакомиться с этим доктором. На что учительница вежливо сопроводила ее в кабинет психолога. Анна была удивлена, когда увидела доктора Винера. Вопреки всем ее ожиданиям, школьный психолог оказался молодым, высоким и весьма красивым мужчиной. На вид ему можно было дать не больше тридцати пяти лет, и выглядел он более чем статно: ухоженный, гладко выбритый, весь пропитан лоском. Доктор Винер любезно пригласил Анну в кабинет и силой какого-то неясного обаяния смог убедить, что сможет помочь Павэлю, если только она доверится его профессионализму. Анна уже так долго находилась в заточении и одиночестве, что один только вид такого красивого мужчины, пусть даже гораздо моложе нее, вызвал в ней всплеск эмоций. Не отдавая себе отчета, она согласилась на лечебные сеансы с Павэлем и на соблюдение всех условий. Одним из таких условий было то, что беседы психолога с мальчиком будут проводиться только с глазу на глаз, без присутствия других педагогов или самой Анны.

— Если вы готовы, то сегодня после занятий я могу провести с Павэлем первую беседу, — сказал доктор Винер.

— Хорошо, — утвердительно кивнула Анна. — Я буду ждать за дверью.

Как только Павэль взглянул на доктора Винера, его сразу же охватило чувство, что он уже видел это лицо. И ему даже не нужно было напрягать свою память. Павэль без всякого подозрения отметил странное сходство лица этого доктора с угрюмым лицом их недавнего гостя Якова. Но когда мальчик подошел чуть ближе к доктору, то понял, что ошибся: не так уж они с Яковом и похожи. После этого Павэль больше не вспомнил о своем первом впечатлении от нового психолога. Доктор приветливо улыбнулся и пригласил Павэля сесть на желтый диванчик.

— Как у тебя дела, молодой человек? — бодро спросил доктор Винер на чистом голландском, и Павэлю сразу же стало спокойнее. Видимо, этот доктор не такой строгий, как все взрослые в этой школе.

— Хорошо, — ответил Павэль, оглядывая кабинет.

— Нравится тебе здесь? Или, если хочешь, мы можем пойти погулять во дворе.

— Нет. Мне здесь нравится.

— Замечательно, — снова улыбнулся доктор Винер. — Как тебя зовут? Сколько тебе лет?

— Меня зовут Павэль. Мне уже шесть, но скоро будет семь.

— Ух, какой взрослый мальчик. Думаю, если так дальше пойдет, то мы с тобой будет отличными друзьями. У тебя уже есть друзья, Павэль?

Павэль опустил голову и чуть заметно отрицательно мотнул головой.

— Ничего страшного, — подмигнул ему доктор Винер. — Я тоже очень осторожно выбираю себе друзей. Ведь настоящий друг — это на всю жизнь, не так ли?

— Угу.

Доктор Винер достал из кармана ручку и нарисовал на белом листе озорную рожицу.

— Я, правда, не особо хорошо рисую, — сказал он, — но я вот так представляю своего лучшего друга. А ты сможешь нарисовать своего лучшего друга?

— Прямо сейчас? Без карандашей и красок?

— Да. Просто ручкой.

Доктор Винер протянул мальчику свою тяжёлую шариковую ручку с серебристой гравировкой. Павэль взял ручку и внимательно осмотрел ее. Он еще не умел быстро читать, но заглавную букву на гравировке он всё же узнал. Это была буква «Г». Они совсем недавно проходили эту букву. Он даже знал, как она пишется.

— Я знаю эту букву, — сказал Павэль, не сводя глаз с ручки.

— Правда? А прочитать полностью сможешь?

Павэль отрицательно покачал головой.

— Ничего страшного. Ты быстро научишься.

Павэль не забыл, какое он получил задание. Поэтому, притянув к себе чистый лист, он принялся рисовать. Когда речь шла о лучшем друге, у него в голове ясно вырисовывался женский образ рядом с мохнатым пони. Это он и попытался изобразить. Получилось, правда, очень коряво, но, кажется, доктор Винер всё смог понять.

— Это твои друзья?

Павэль уже хотел было рассказать ему всё как есть, но вовремя понял, что за дверью сидит мама, и, скорее всего, доктор может пересказать маме всё, что услышит. Поэтому Павэль только опустил глаза и плотно сжал губы.

— Павэль, хочешь, я открою тебе секрет? — вдруг заговорил доктор Винер, наклонившись к нему. — Я открою тебе его, если ты пообещаешь сохранить это в тайне. Ты ведь умеешь держать слово?

Павэль оживился. Уже не в первый раз он становится хранителем тайн других людей, и это его ничуть не отпугивало. Он посмотрел на доктора Винера и утвердительно качнул головой.

— Я никому не скажу, — пообещал Павэль.

Доктор Винер взял свою шариковую ручку и показал ее малышу.

— Знаешь, что тут написано? — спросил доктор еще раз.

— Нет.

— Тут написано моё настоящее имя.

— Правда? И как вас зовут?

— Все зовут меня доктор Винер, но когда мы будем встречаться, то ты зови меня Герман. Просто Герман. Хорошо? Но только ты никому не говори об этом. Я свое настоящее имя прячу.

— Почему?

Доктор приложил палец к своим губам:

— Я скажу тебе об этом в следующий раз, а то нельзя ведь выдавать все секреты за раз. Пусть все думают, что мы тут занимаемся лечением, но мы станем друзьями, которые во всём друг другу доверяют.

— И вы будете хранить мои тайны даже от моей мамы? — с надеждой спросил Павэль.

— Да. От всех. Ты ведь тоже никому не скажешь, как меня на самом деле зовут?

— Никому не скажу.

— Спасибо, Павэль. Ты умеешь дружить. В следующий раз приноси свои любимые краски и карандаши: мы будем вместе рисовать.

— Правда? Вы любите рисовать? А меня научите?

— Еще как люблю. А твои рисунки я тоже видел. Ты тоже хорошо рисуешь. Кто тебя учил рисовать?

Павэль недоверчиво улыбнулся и снова потупил взор.

— Ты можешь идти, если хочешь, — сказал Герман, заметив смятение мальчугана. — Я буду тебя ждать завтра.

Павэль кивнул. Герман встал и проводил его до порога.

— Вот и ваш сын, — сказал он Анне на голландском.

— Как он? Всё в порядке? Что вы скажете, доктор? — спросила Анна на английском.

Герман посмотрел на рядом стоящего малыша, который, по всей видимости, еще не так хорошо владел английским.

— В присутствии вашего сына мы не будем говорить на английском, — заключил Герман снова на голландском. — Важно, чтобы он понимал всё, что мы говорим.

— Хорошо, — ответила Анна. — Мне немного непривычно, но я постараюсь.

— На каком языке ваш сын говорит дома с вами?

— Когда его отец был жив, он говорил на местном диалекте, а сейчас всё чаще на русском. Я сама родом из России.

— Значит, ваш мальчик понимает русский?

— Да. Он говорит на двух языках сразу. В зависимости от ситуации.

— Понятно. К сожалению, я не понимаю русский, поэтому при Павэле мы всегда будем изъясняться на понятном ему голландском. Хорошо?

— Да, конечно.

— Приводите его завтра. Пусть он принесет с собой карандаши и краски.

Герман перевел взор на мальчика и чуть заметно подмигнул ему. Павэль ответил ему тем же. Анна ничего не заметила.

С того дня Павэль стал регулярно посещать кабинет психолога. Герман, как и обещал, хранил в тайне всё, о чём они говорили. Поначалу Павэль мало что рассказывал ему, но потом стал всё больше и чаще говорить о своем отце и о тоске по нему. Малыш замечал, что Герман не такой, как все взрослые. Не диктует ему, что и как делать, не бранит, не заставляет сидеть тихо, держит свое обещание и ничего не рассказывает маме. Павэль всё чаще думал о том, можно ли ему хотя бы разочек рассказать Герману о другой сестре? Но Павэль отлично помнил, что мама запретила кому-либо рассказывать о другой сестре. Хотя уже давно Павэлю хотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Ведь другая сестра уже много дней не появлялась в его спальне! Иногда ему виделись кошмарные сны, как другая сестра под землей горько плачет и зовет на помощь. Несколько раз он уже пытался открыть эту дверь в полу, но ничего не получалось; слишком мало было сил в его маленьких ручонках. Зато после каждой встречи с новым доктором Павэль всё больше задумывался о том, что руки Германа очень сильные и тот смог бы открыть эту дверь. Но всякий раз, когда такие мысли посещали его, Павэлю становилось страшно. Если мама узнает, она запретит ему видеться с Германом, тогда у него не будет и этого друга. И Павэль продолжал молчать. Теперь одиночество было уже не настолько терзающим, как раньше, ведь он теперь был не один. Каждый день после занятий он с радостью бежал в кабинет доктора. Герман запирал за ним дверь, а мама оставалась в коридоре. И целый час Павэль мог играть с Германом в кубики, рисовать прямо на полу, сбивать маленьким молоточком пухлых плюшевых кротов. За всеми этими играми Павэль даже не замечал, как между ним и Германом завязывался диалог. В конце сеанса он даже не мог с точностью припомнить, о чём именно они говорили. Павэль готов был рассказать Герману всё, что у него на душе, и быть спокойным: мама ничего не узнает. Только об одном Павэль по-прежнему молчал: он ни слова не сказал Герману о другой сестре. Так, по крайней мере, ему казалось. Ведь он даже не придавал значения таким простым диалогам, которые поднимались как бы между прочим во время разгара игры.

— А каким цветом мы закрасим волосы твоему лучшему другу? — спрашивал Герман.

Павэль смотрел на картинку, где он совсем недавно рисовал так называемого воображаемого друга с лошадью, и отвечал:

— Темно-желтый.

— Отлично. А давай еще нарисуем вокруг твоей подруги лужайку с цветами, чтобы ей и лошадке было приятнее гулять.

— Давай! — радостно отвечал Павэль и брал фиолетовый карандаш.

— Какие цветы мы будем рисовать?

— Фиалки.

В другой раз они вышли вместе прямо из кабинета во двор и там ловили божьих коровок в стеклянную баночку, чтобы потом выпустить и посмотреть, как они целой стаей будут лететь к небу, и при этом нужно было загадать желание. В такие минуты Герман спрашивал, чего бы Павэль хотел больше всего. И Павэль, не задумываясь, отвечал:

— Я хочу, чтобы папа вернулся домой, и мы втроем смогли бы сбежать.

— Ты хочешь взять ее с собой? А вдруг она не захочет?

— Захочет, — отвечал Павэль, глядя на то, как яркие алые крылья божьих коровок мелькают на фоне сочной зеленой травы. — Нужно только открыть ту дверцу под Остином и выпустить ее.

— Дверцу в конюшне, говоришь? Ой, посмотри, малыш, как они полетели! — смеялся Герман. — А вон ту видел? Она такая толстушка, что сразу же плюхнулась на землю.

— Ага. Давай еще раз!

Как-то раз Герман разложил перед Павэлем чистый лист бумаги и попросил нарисовать тех, кто живет вместе с ним в доме. Павэль, ни о чём не думая, нарисовал маму, Остина, Лолу и еще одну молодую девушку в нежно-синем платье.

— Давай посмотрим, — сказал Герман. — Это ты, это мама, это лошадка, это твоя сестра Лола, а это твой воображаемый друг?

Тогда только Павэль вдруг осознал, что уже проговорился. Но он как будто бы сделал это нарочно. Потому что сейчас как никогда ему захотелось рассказать Герману о том, что его пугает и не дает спать по ночам.

— Это не лошадка. Это пони, — сказал Павэль. — А это моя другая сестра.

— У тебя есть еще одна сестра?

— Да, но мама сказала, чтобы я никому о ней не рассказывал.

— Малыш, не переживай. Я никому не скажу.

Павэль насупился, положил карандаш на стол и вжал голову в плечи.

— Давай просто будем дальше рисовать, — сказал Герман бодрым голосом. — А ну посмотри, что я нарисовал!

— Я по ней очень скучаю, — вдруг произнес Павэль. — Она уже давно ко мне не приходит. А раньше мы с ней часто рисовали вместе.

— Правда? А как?

Павэль вопросительно взглянул на Германа.

— Расскажи, как вы обычно рисовали? — поинтересовался Герман. — Где она сидела? Что рисовала? Какой ее любимый карандаш?

Павэль с воодушевлением посмотрел на Германа. Он даже сам не подозревал, как сильно ему хотелось рассказать о ней хоть кому-нибудь.

— Она сидела всегда здесь, — Павэль указал на стул слева от себя.

Герман резво пересел к нему.

— Так? — спросил он.

— Угу. Мы всегда рисовали на одном листе. Она брала в руки серый карандаш. И сначала всё рисовала серым карандашом, а потом мы вместе раскрашивали.

Павэль вложил Герману в левую руку простой карандаш. Герман осторожно переложил его в другую руку.

— Хорошо. Вот так вы сидели и рисовали.

Герман нарисовал круг на листе. Павэль чуть поморщился и снова переложил карандаш в левую руку Германа.

— Ты должен рисовать с этой стороны, а я с этой.

— Твоя сестра рисовала этой рукой, правильно? — спросил Герман, чуть подняв вверх левую руку.

— Угу. Так нам всегда было удобно.

— Как здорово. Смотри, у нас с тобой, кажется, тоже получается.

— Ага! — радостно воскликнул Павэль.

После этого дня как будто последняя завеса упала между ними, и мальчик уже больше не боялся рассказывать Герману о своей другой сестре.

— Раньше она очень часто приходила ко мне по ночам, — рассказывал Павэль. — Она читала мне стихи и сказки, и мне сразу же становилось спокойно. Моя сестра очень добрая и настоящая. Хотя все в доме говорят, что я вижу призрака и что на самом деле никакой другой сестры не существует. Но я точно знаю, что она есть.

— А ты помнишь, когда ты увиделся с ней в первый раз? — спросил Герман, раскатывая тонкую колбасу из пластилина.

— Мне кажется, что она всегда была в нашем доме. Она просто была, но я как будто ее не замечал. Но я помню тот день, когда все уехали на кладбище, а я остался дома один. Мне было так страшно… Вот тогда она подошла ко мне, взяла к себе на колени и начала рассказывать мне стихи. После этого она приходила ко мне каждую ночь. А потом перестала.

Павэль прилепил три пластилиновых грибочка на зеленый кружок и довольно поднял взгляд на Германа.

— Отлично справился, — сказал Герман. — А почему она перестала приходить?

— Потому что ей не разрешают.

— Кто?

Павэль взял кусочек красного пластилина и принялся бесцельно размазывать его по столу. Эти несколько секунд в его маленькой голове решался главный вопрос: рассказать Герману всю правду и попросить его о помощи или молчать дальше? Сомнения были, но желание помочь сестре было слишком сильным. Ведь в последнее время он совсем перестал замечать присутствие в доме другой сестры. Например, на столе он больше не видел фиалки и синюю кружку с ромашковым чаем. В саду царил полный беспорядок, а грива Остина вся сбилась комками. Поэтому, отбросив последние капли страха перед мамой и ее наставлениями, Павэль открыл рот и уже не смог остановить поток слов. В этот раз он рассказал Герману всё, что видел и слышал. Рассказал о странном разговоре, который он подслушал в ту ночь в конюшне. Выдал и местоположение секретной дверцы под соломой, при этом не забыв слезно попросить у Германа помощи.

— Я не могу ее открыть. Каждую ночь хожу туда, но у меня ничего не получается. Вот если бы ты смог прийти к нам домой и открыть эту дверь… Мы бы тогда спасли ее. А вдруг ей там совсем нечего есть?..

— Ты сказал, что они говорили о какой-то бабушке, — перебил его Герман. — Кто эта бабушка?

— Я не знаю. Но другая сестра рассказывала про нее.

— Ты можешь вспомнить всё, что она тебе рассказывала про свою бабушку?

— Да, — кивнул Павэль. — Ее бабушка живет в Ленинске. Я не знаю, где этот город. Сестра сказала, что бабушка о ней заботилась, когда она осталась одна. Бабушка научила ее молиться и верить в Бога.

— Что еще?

— Больше ничего.

Павэль расстроенно опустил плечи. Ему было очень грустно, что он больше ничего не может рассказать.

— Павэль, не переживай. Я помогу тебе найти сестру. Ты, главное, мне верь, ладно?

— Ладно.

— Увидимся с тобой после выходных. И помни: мы никому не выдаем наших тайн.

— Я помню.

Герман довольно поставил перед Павэлем только что слепленную из белого пластилина птицу.

— Это чайка? — спросил Павэль.

— Нет. Разве похоже на чайку? — Герман осмотрел птицу. — Это голубь.

Павэль отвернулся.

— Тебе не нравится?

— Нет. Я не люблю голубей, — твердо заявил мальчик. — Они клюют маленьких детей.

— Откуда ты это взял?

— У моей сестры на теле есть шрамы, как точки. Это они ее поклевали.

Герман задумчиво потер подбородок.

— Она сама тебе это рассказала? — спросил Герман.

— Угу…

— А где у нее эти точки?

— На спине, вот здесь, — Павэль указал на область под лопатками.

Герман нервно сжал кусок пластилина.

— Давай ты потом мне об этом расскажешь подробнее, — сказал он мальчику. — А то сейчас тебя уже мама ждет.

Как только Павэль вышел за порог кабинета, Герман позвонил Якову.

— Ты замечал на теле Лолы какие-нибудь шрамы? — сходу спросил он.

— Шрамы? Где именно? Насколько я припоминаю, у нее нет ничего подобного.

— И я тоже ничего не видел. Учитывая, что она всё время ходит по фитнес-центру в открытых топах и коротких шортиках, я бы заметил.

— А почему ты это спрашиваешь?

— Да так… Выяснилось тут кое-что. Но, может быть, это просто фантазии мальчика.

— Понятно, — протянул Яков. — Ты звони, как узнаешь что-то более основательное.

Герман положил трубку и покосился на пластилинового голубя. Чтобы эти мирные городские засранцы кидались на детей и клевали их до глубоких шрамов… Трудно было в такое поверить. Наверное, Павэль уже начинает выдумывать, чтобы привлечь к себе больше внимания.

Павэль вернулся домой воодушевленный и обнадеженный. «Герман сказал, что поможет. Он сильный и добрый. Он почти как папа, только моложе» — думал мальчик. В эту ночь он не стал пробираться в конюшню. Вместо этого он выключил свет и подошел к окну. В саду снова стелилась сизая дымка. Ничего не было видно. Павэль смиренно сложил ладони перед собой и начал тихо шептать слова молитвы:

— Боже, пожалуйста, помоги. Пусть она придет. Пусть Герман ее спасет. Только бы он ее спас…

По щекам Павэля потекли слезы. Он вспомнил, как его сестра легко дула ему на глаза, если он начинал плакать. Когда он ощущал ее дыхание, то сразу же успокаивался. «Нужно открыть окно, — подумал он. — Ветер подует, и слезы высохнут», Павэль потянул за ручку, и окно бесшумно отворилось. Лиловый пар, поднимавшийся над садом, медленно начал пробираться в спальню. Павэлю даже на миг показалось, что это чьи-то огромные крылья, обволакивающие его тело. Он подумал о том, что туман — это тоже сад, но только для призраков. Может быть, в нем где-то растворилась его сестра. Но ведь он уже точно решил, что она не призрак! И только он вступил в очередной спор с собой, как вдруг до него донесся плеск воды. Как будто кто-то нырнул в пруд. Павэль устремил взор в сторону прудика. Из-за густой дымки почти ничего невозможно было разглядеть, но Павэль был уверен, что в саду кто-то есть. Он вмиг сообразил, что нужно делать. Взяв в руки фонарь, он выскочил из комнаты и помчался в сад. Дверь на террасе была закрыта, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы отворить ее. Прорезая туман, мальчик побрел к озеру. Никого он там не обнаружил. Только маленькие волны скручивали поверхность пруда в тонкие рулоны. Павэль решил подождать. Нырнув под ветви ивы, он уселся на холодный валун. От холода у него начали стучать зубы. Дрожь передалась всему телу, а потом начала вгрызаться в его внутренности. И теперь ему даже было больно сделать вдох, до того было холодно. Павэль не помнил, как долго он так просидел. Дрожь постепенно стал стихать, и его начало клонить в сон. Но перед тем как его глаза сомкнулись, он смог разглядеть, как чье-то черное блестящее туловище показалось на поверхности воды. От ужаса он тут же пришел в себя. Нащупав на фонаре кнопку, он щелкнул ею, и яркий белесый конус брызнул во тьму, прорезал листву, туман над озером и забегал по черному человеку. Павэль даже сам от себя не ожидал: он всего лишь хотел позвать на помощь, но вместо слов у него изо рта вырвался такой пронзительный крик, что ему самому стало страшно от своего же голоса. Черный человек кинулся наутек. Двумя прыжками он пересек лужайку, перепрыгнул через живую ограду, и только его и видели.

Зато на крик Павэля прибежала Анна. Она была так рассержена тем, что Павэль сидит в саду один, да еще и с босыми ногами, что даже расплакалась от ярости. Она так резко схватила сына за плечо и потащила в дом, что Павэль услышал, как хрустнули его косточки.

— В саду правда был человек! — истошно ревел Павэль. — Ты никогда мне не веришь!

— Хватит уже выдумывать! — бранилась Анна, заведя его в дом и начав растирать ему стопы. — Когда ты уже будешь как все нормальные дети и перестанешь выдумывать невесть что?!

— Но я не вру! Это правда! Там кто-то был. Он был весь в черном. Он вышел из пруда…

— Я больше не хочу это слушать. Ты вынуждаешь меня запирать тебя на ночь.

Анна заволокла сына в спальню и заперла за ним дверь. Павэль упал ничком на пол и исступленно забил ногами. «Почему мне никто не верит?! Почему мама такая злая? Она всегда меня запирает. У нее прямо какая-то болезнь — всех запирать. Она никогда не хотела меня слушать. Нет, она точно меня не любит» — думал Павэль. Но зато теперь Павэль знал, кому он всё расскажет. Нужно только пережить еще один день, а потом он встретится с Германом и всё ему расскажет. Герман ему поверит. И тогда они вместе смогут поймать этого черного человека.

Павэль еле дотерпел до утра понедельника. Как только мама вышла за дверь школы, Павэль сорвался из класса и помчался в кабинет Германа. Он прекрасно знал, что после всех занятий его и так ждал бы сеанс с доктором Винером, но так долго ждать он не мог. Павэль поднялся на третий этаж и нерешительно остановился у запертой двери. Нужно постучать или сразу просто войти? Немного поколебавшись, Павэль осторожно нажал на ручку двери и приоткрыл ее. Герман сидел лицом к окну на спинке желтого дивана. Приложив к уху смартфон, он с кем-то озадаченно беседовал. Павэль мог бы просто закрыть дверь и подождать, когда Герман освободится, но его охватило недоумение. Герман говорил на чистом русском, как его мама Анна или другая сестра. Именно эта странность задержала мальчика у порога, невольно заставив прислушаться к разговору.

— …сейчас я не могу тебе точно сказать, — говорил Герман. — Я здесь без малого три недели, это не так просто, как ты думаешь. Но кое-какие наблюдения я уже смог сделать. Во всей этой истории действительно есть нечто странное. Мальчик думает, что у них в усадьбе под землей живет та самая девушка. Он называет ее другой сестрой. Даже этот малыш понимает, что это не один и тот же человек. Я тоже в этом уже более чем утвердился. Лола правша, а девушка, которая была у нас в гостях, резала овощи на кухне левой рукой. И другая сестра Павэля тоже левша. Она, кажется, единственная в доме, кто заботится о мальчике. Правда, по его словам, она в последнее время стала редко к нему приходить. Павэль рассказал, что однажды ночью слышал, как под полом в конюшне Лола ругалась с его другой сестрой. Он уверен, что Лола держит ее взаперти. А еще он говорит, что видел, как кто-то нырнул в искусственный пруд во дворе и не вынырнул. Много всяких странностей творится в этом доме. Позавчера ночью я пробрался в их сад и решил обследовать сначала дно пруда, а потом конюшню. Конюшню я не успел осмотреть — мальчишка меня застукал. А вот на дне озера я нашел нечто интересное. Валун под ивой внутри абсолютно полый, и если нырнуть под него, то окажешься в своеобразном гроте. На стенках камня есть изображения. А точнее — какие-то детские рисунки и надписи. Рисунки самые обычные: просто счастливая семья из мамы, папы и дочки. А вот надписи больше похожи на молитву. Вот послушай одну из таких коротких молитв: «Господи, храни мою бабушку ради нашей встречи». Кажется, ты был прав, когда говорил, что другая личность тоскует по единственной бабушке. Я посмотрел дело Лолы. Она родилась в городе Ленинске, это где-то под Волгоградом. Я пробил ее прежний адрес в Ленинске. Там живет некая Лола Эльдаровна. Это мать Анны. Отец Анны, некий Сергей Петрович, умер год назад. Тебе нужно туда поехать. Там тебе, возможно, и удастся что-то разузнать. Хотя сейчас я думаю: если ты даже и узнаешь правду, поможет ли тебе это? Кажется, личность Лолы становится сильнее, и она подавляет другую. Может быть, встретившись с ее бабушкой Лолой Эльдаровной, ты что-то сможешь понять. Сейчас я не могу быть точно уверен, но, судя по всему, личность Лолы всё же оказалась доминирующей. Так что собирайся. У меня здесь еще одна неделя, а потом приедет прежний психолог, и мне придется покинуть эту школу… Потом поблагодаришь. Когда всё узнаешь… Хорошо. Поезжай спокойно. Родителям я всё сам объясню. Пока.

Павэль осторожно закрыл дверь, перед тем как Герман поднялся с жёлтого диванчика. Пусть Павэль еще был маленьким и не всё понял из того, что услышал, но всё же стало ясно как божий день, что Герман предал его. Он обманул его, как и мама. Герман сказал, что никому не расскажет об их тайнах, а сам только что кому-то всё подробно поведал. И более того, Павэль понял, что именно Герман был тем черным человеком, который пробрался в их сад. «Что же это такое? Почему все вокруг такие вруны и предатели? Почему нет никого, кто был бы честным со мной до конца?» — подумал Павэль и почувствовал, как слезы обожгли его лицо. Ему снова захотелось, чтобы кто-нибудь подул ему на глаза. Это как открытую рану мазать зеленкой и сразу же дуть на нее, чтобы не щипало. Глаза тоже щиплет от слез, и его другая сестра могла задуть эту боль. Но теперь ее не спасти. Потому что Герман оказался таким же предателем, как и все. Павэль подавленно спустился в свой класс и как в бреду отсидел все уроки.

После занятий Анна, как обычно, хотела повести его на сеанс к доктору Винеру, но Павэль твердо заявил, что никуда не хочет идти.

— Что это еще за номер? — возмутилась Анна. — Тебе же нравится доктор Винер.

— Теперь не нравится. Я хочу домой.

— Перестань немедленно. Ты пойдешь к доктору. Мне уже надоели твои капризы.

Она крепко взяла его за руку и потащила на третий этаж. Павэль тянул руку и, недовольно кряхтя, оказывал ей составление, как мог. Но когда они уже оказались на третьем этаже, он закатил целый оперный концерт. На эти крики сбежались учителя, и среди них был сам доктор Винер.

— В чём дело? — спросил Герман.

— Ума не приложу, что с этим мальчишкой, — сказала взъерошенная Анна. — Он вдруг заявил мне, что не хочет к вам на сеанс. Вы как-то можете мне это объяснить?

Герман сел на корточки, чтобы видеть глаза мальчика. Он был удивлен, когда увидел, с каким презрением и разочарованием смотрит на него этот малыш.

— Что с тобой, Павэль? — спросил Герман. — Почему ты не хочешь на сеанс?

Павэль протестующе сжал губы.

— Давай зайдем ко мне в кабинет, и ты мне всё расскажешь.

— Я тебя ненавижу, — чуть слышно пролепетал Павэль на русском.

Герман ощутил, как от его лица отхлынула кровь. Он тут же догадался, в чём дело.

— Доктор Винер, что он сказал? — спросила Анна.

— Павэль, — игнорируя вопрос Анны, сказал Герман на голландском, — ты уже взрослый мужчина, так что давай поговорим с тобой как настоящие мужчины. Не устраивай тут истерику при слабых женщинах. Пойдем ко мне в кабинет и обо всём спокойно поговорим. Договорились?

В ответ Павэль отдёрнул свою руку от Анны и резко кивнул.

— Вот и отлично, — вздохнул Герман, а потом, обратившись к Анне, сказал: — Подождите нас здесь. Мы сегодня недолго.

— Как вам угодно, доктор Винер.

Герман ввел раздосадованного мальчишку в кабинет. Как только дверь за ними захлопнулась, Павэль накинулся на Германа с обвинениями.

— Ты обманул меня! — вскричал он во всё горло. — Ты сказал, что мы друзья. Я сегодня всё слышал, как ты…

В эту секунду Герман плотно зажал ему рот ладонью.

— Тише, — зашипел он на малыша. — Там за дверью твоя мама. Хочешь, чтобы она всё узнала? Тогда тебе никогда не удастся спасти твою сестру.

Услышав эти слова, Павэль тут же перестал сопротивляться. Герман усадил его на желтый диванчик, а сам сел напротив.

— Я тебе не враг, — сказал Герман. — Я тоже, как и ты, хочу помочь тебе найти твою сестру. Только поэтому я здесь.

— А ты что, знал мою сестру раньше? — с сомнением спросил Павэль.

— Видел только один раз. Но есть один человек, который очень ее любит. Это мой брат Яков. Это с ним я говорил сегодня по телефону. Мы не хотим зла ни тебе, ни твоей сестре.

— Яков? — перепросил Павэль, — Это тот дядька, который приходил к нам домой? Он не может любить мою сестру, он парень Лолы.

— Павэль, это всё не так легко объяснить. Ты просто скажи, ты хочешь спасти твою сестру?

— Да, очень.

— Тогда помогай мне.

— Как?

— Я скажу тебе, что нужно сделать. Но всё это должно остаться в тайне. Я даю тебе слово, что кроме меня, тебя и Якова никто об этом не узнает. Ты будешь помогать мне?

Герман протянул малышу свою белую узкую ладонь. Павэль еще раз с недоверием смерил Германа взором, но потом всё же протянул ему свою маленькую ручонку.

— Хорошо.

Герман облегченно выдохнул и, притянув к себе малыша, крепко обнял его. Павэль снова стал затравленным и напуганным малышом. Прижимаясь к Герману, Павэль вспомнил своего отца, и снова ему стало так тоскливо, что слезы сами собой хлынули из глаз.

В сердце Германа за эту неделю произошли свои перемены. Он не соврал Павэлю, когда сказал, что приехал сюда, только чтобы помочь брату. Он и думать не мог, что это время окажется для него поворотным. Всю свою жизнь Герман искал счастья. И был уверен, что уже смог его достичь. У него были любимая работа, деньги, связи, подружки без числа. Всё то, о чём только мог бы мечтать современный человек. Может быть, потому-то он и перестал мечтать. У него был планы и задачи, но никак не мечты. Жизнь уже давно казалась ему завершённой историей. Он не собирался жениться или обзаводиться семьей. Зачем нужны такие трудности, когда в этом толерантном мире можно и так делать всё, что душа пожелает, при этом не вешая на себя чрезмерный груз ответственности. Но теперь он всей душой осознавал, как над ним повисло нечто, ему ранее неведомое. Боязнь и переживания за совершенно чужую ему душу. Переживать за родителей и непутевого романтика Якова — это уже не казалось ему чем-то особенным. Кровные узы обязывали так поступать и чувствовать. А тут абсолютно чужой мальчишка, переполненный фантазиями и страхами, стал заполнять огромное пространство в его сердце. Герману еще самому было непонятно, откуда в нем это взялось. И, как практикующий психолог, он пытался объяснить себе внезапную привязанность к малышу. Герман был уверен, что, найдя ключ к своему подсознанию, он сможет всё расставить на свои места. Но чем больше он себя анализировал, тем больше запутывался в собственных же теориях. В конце концов всё дошло до того, что он просто плюнул на все теории и на то, что так долго и упорно изучал в университете. Объяснить себя и вернуть свое прежнее состояние Герман уже не мог. А как было всё легко и понятно раньше! Он ведь так спокойно жил и детей на дух не переносил. Но теперь было уже слишком поздно думать, потому что всё уже случилось: он полюбил этого малыша и не мог даже представить, что однажды придется с ним разлучиться.

— Эй, малыш, — сказал он Павэлю, который уткнулся ему в грудь. — Ты что совсем размяк? Всё будет хорошо. Мы ведь по-прежнему друзья?

— Угу, — чуть слышно ответил Павэль.

— Вот и отлично.

Герман чуть оттолкнул от себя малыша.

— Сегодня занятий у нас не будет. Я обещал твоей маме, что мы быстро управимся. Так что иди домой, а завтра снова встретимся.

Павэль покорно поднялся на ноги и заспешил к двери. Внезапно он остановился у порога и, обернувшись, нерешительно спросил:

— Герман, а мы всегда теперь будем вместе? Ты ведь меня не бросишь, как папа?

У бедняги Германа всю грудь сдавило.

— Павэль, твой папа тебя не бросал, — ответил он, сглотнув ком в горле.

— Я знаю. Он умер. Все так говорят. Кажется, я уже знаю, что значит умереть…

Герман махнул ему рукой, как бы показывая ему, что пора уже идти.

— Не бросай меня, — снова сказал Павэль, перед тем как открыть дверь.

Герман только наигранно спокойно кивнул, не найдя ничего лучшего для того, чтобы что-то ответить этой доверчивой душе.

— Всё в порядке, доктор Винер? — спросила Анна, заглянув в кабинет.

— Да, всё хорошо. Мы всё уладили. Не волнуйтесь.

— Я, признаться, уже не знаю, как справляться с ним. Он порой ведет себя так странно. Говорит невесть что. Меня это даже пугает.

Герман взглянул на Павэля, который уже снова жался к маминой юбке, и сказал:

— Вам нужно почаще выходить с ним на свежий воздух. Павэлю нужно дружить со сверстниками. Может быть, вам нужно почаще приглашать гостей, чтобы ему не было так одиноко.

— Вы знаете, доктор, нам ведь и пригласить тут некого. Павэль ни с кем так и не подружился. А у меня, стыдно признаться, тоже нет близких в этом городе. Наверное, склонностью к затворничеству Павэль пошел в меня.

— Не думаю, что ваш сын затворник. Когда мы вместе, он очень даже общительный и открытый. Просто ему нужно дать время. Больше общайтесь с ним и, как я уже сказал, почаще открывайте двери вашего дома для других людей. Пусть к вам приходят гости. В своем доме он быстрее привыкнет к обществу других людей.

— Да, вы правы. Я подумаю над этим. Просто я не совсем уверена, захочет ли этого Павэль. Когда к нам кто-нибудь приходит, он обычно прячется в своей спальне. Он не любит гостей.

— Правда? — выказав удивление, промолвил Герман. — А меня Павэль уже неоднократно приглашал в гости.

Анна изумленно приподняла брови и посмотрела на сына.

— Это правда? — спросила она, обращаясь к Павэлю.

Павэль кинул быстрый взгляд на Германа, а потом утвердительно кивнул.

— Но почему ты мне ничего не сказал, малыш? — чуть обиженным тоном спросила Анна. — Простите, доктор Винер, я и не знала об этом. Если так, то милости просим.

— Теперь вы решите, что я таким образом напросился к вам в гости, — смущенно улыбнулся Герман.

И от его улыбки у Анны зарделись щеки.

— Доктор Винер, я не приму отказа. Приходите к нам в гости. Завтра вечером вас устроит?

— Если вы так настаиваете…,

— Настаиваю. И Павэль будет очень рад.

— Хорошо. Тогда завтра в семь вам будет удобно?

— Да, конечно.

Глаза Анна покрылись блестящей пеленой от внутреннего ликования. Герман сразу же подмечал перемены во взглядах женщин. Она точно на него запала. А что если бы он закрутил с ней короткий роман, втерся бы к ней в доверие? Может быть, так он смог бы разузнать нечто большее. Она хоть и старше, но выглядит очень недурно. Да и он, на удивление, сейчас одинок. Конечно же, он всё это будет делать ради Якова, ну или не только… Не важно. Главное ведь то, что цель у него благородная. Но как только он об этом подумал, как перед ним всплыло лицо Павэля. Нет, он не сможет так поступить с малышом и с этой вдовой. Где-то внутри себя Герман понимал, что время флирта и игр для него уже иссякает. Он уже не видел смысла во всём этом, да и бывалого наслаждения от этих интриг уже не прослеживалось. Он одернул себя и даже немного побранил за подобные мысли об этой симпатичной вдове с сыном.