Глава 21. Кровь в келье

Чума пришла в монастырь, как незваный гость, и жизнь наполнилась страхом и молитвами. Несколько братьев слегли, их тела пылали жаром, а лица искажались в муках. Колокола звонили по усопшим почти ежедневно. Весь монастырь жил в ожидании конца.

Отец Бенедикт и я, не доверяя ни Господней милости, ни человеческим средствам, защитили себя, как могли. Я начертал на коже защитные гальдраставы, ежедневно обновляя их, и молил Одина о защите. Но даже это не снимало тревоги: мы знали, что аббат Ионас продолжает сомневаться во мне. Однажды он послал брата Гунтера следить за каждым моим шагом.

***

Настал день, когда беда постучалась в мою келью. Я сидел на лавке и осторожно рисовал Шлем Ужаса, впечатывая каждый штрих в свою кожу с особым вниманием. Руна за руной, линия за линией — всё должно было быть идеально. Вдруг дверь распахнулась с треском, и на пороге оказался брат Гунтер. Его зверообразное лицо исказилось в гримасе удовлетворённого злорадства.

— Я знал! — прорычал он, сжимая в руке свою дубину. — Знал, что ты чернокнижник!

Не было времени на оправдания. Гунтер двинулся ко мне, дубина поднялась, готовая обрушиться на мою голову. В келье, тесной и низкой, для манёвра не было места. Его тяжёлая фигура заслонила дверь, и я понял: если не действовать немедленно, то это конец. Дубина, поднятая высоко над головой Гунтера, обрушилась бы с такой силой, что не оставила мне шанса.

Я бросился вперёд, налетев плечом на его бочкообразную грудь. Удар сбил ему дыхание, и на миг дубина бессильно повисла в его руке. На таком расстоянии она была бесполезна. Мои пальцы, словно сами собой, скользнули к ножу, спрятанному в широком рукаве рясы. Лезвие оказалось в руке, прежде чем я осознал это. Один точный удар, другой — потом третий. Я не останавливался.

— За мою мать, ублюдок! — прошипел я, вонзая нож снова и снова в его грудь.

Гунтер пытался отпихнуть меня, хватался за мою руку, но его сила таяла с каждым ударом. Вскоре он ослабел, колени подогнулись, и его огромное тело рухнуло вперёд, придавив меня к полу. Я почувствовал, как его кровь, тёплая и липкая, течёт на мои руки, пропитывая рясу. Его глаза остекленели, а дыхание остановилось.

Я с трудом выбрался из-под его туши, встал и посмотрел на дело своих рук. Келья наполнилась медным запахом крови. Тошнота подкатила к горлу, но я сделал глубокий вдох животом, потом медленный выдох, как учил отец Бенедикт. Вновь вдох — и я снова обрёл власть над собой.

— Действуй, Иероним, — шепнул я себе. — Некогда останавливаться.

***

Ряса была вся в крови. Я быстро снял её, вылил на руки остатки воды из кувшина, наскоро обтер грудь и лицо. Натянув чистую рясу, я тщательно оттер нож и спрятал его в рукаве. Двигаясь быстро, но не слишком торопливо, чтобы не привлечь внимания, я вышел из кельи и направился к отцу Бенедикту.

Он встретил меня у своей двери. Едва я успел произнести: «Гунтер…», он жестом велел мне замолчать и впустил внутрь.

— Мы должны уходить, — сказал я срывающимся голосом. — Всё пошло не так. Труп в келье, кровь… Они скоро узнают.